Одинокая дорога

«И каково тебе было, когда ты убивал императрицу?» Он будто издевается: летает рядом, скрестив руки на груди, полыхает чёрным огнём, заставляет голову пульсировать от боли. Чужой порой любил навещать своих дорогих «друзей», заставляя тех задумываться над такими вещами, от которых хотелось если не глотнуть гристольского яду, то приложить к шее клинок уж точно. Вот только Дауду было не до этого: после того, как Корво дал ему возможность уйти, он стал чаще задумываться о том, а зачем он вообще согласился помогать «лоялистам»? Или проще назвать их предателями? Да, пожалуй, так и есть. Дауд осушил очередной стакан сидра, и напиток начал жечь горло. Странное чувство, но вместе с тем с ним проходят остатки прошлого. Хотелось стереть всё то, что он натворил до разговора с Корво, хочется это сделать быстро и просто, как вытащить вовремя аудиограмму из аудиографа. Он убил императрицу не ради мщения или чего-то подобного, а просто ради денег и… Скорее всего, чтобы доказать самому себе, что он может это сделать. Он сделал, но в глубине души не был рад такому раскладу. Дауд ненавидел богатых, властных людей, называл их подонками, ублюдками и отрепьем, но Джессамина… Она была не такой простой женщиной. В ней было что-то такое невидимое, за что хотелось ухватиться, а потом отпустить… В ней было сердце. Такое чистое и непорочное, которое, как считал сам Клинок Дануолла, все ещё бьётся. Не в теле – в чьих-то руках. Дауд вновь осушил стопку с сидром. Сегодня непростой день. «И каково тебе было, когда ты убивал императрицу?» Чужой специально сыплет соль на рану, специально повторяет одни и те же слова, чтобы как можно сильнее надавить на «своего» человека. И Дауд вновь хочет налить в стопку золотистой жидкости, но в хрустальном фиале осталось всего пару капелек. Теперь нечем уже заглушить вину и залить тёмное пятно в душе. Мужчина стиснул зубы и уставился в одну точку, стараясь пропускать мимо ушей слова иного гостя. Потусторонний, холодный, несуществующий… Призрак всегда был верным спутником Дауда. Или же он его? Или же оба? Сейчас не имеет значения. «И каково тебе было, когда ты убивал императрицу?» Повтор. Уже третий раз. И Дауд не выдерживает, сжимая в руке стопку, но боясь, что хрупкое стекло треснет и осыплется осколками. Ему нелегко превратить мысли в слова, но ассасин знает – Чужой давно прочитал всё в его голове. Твой собственный Бог преследует тебя, наставляет тебя, изредка кидает в адрес едкие, скрытые в сарказме комментарии, дарует тебе свою метку, а ты просто не знаешь, что ответить. Точнее, знаешь, но не можешь. Убийство Джессамины Колдуин было роковой ошибкой, и Дауд готов заплатить любую цену, лишь бы смыть с себя этот грех. И когда он отдал Эмили этим мерзким негодяям, то внутри Клинка Дануолла что-то сломалось. Механизм теперь можно починить, если же ассасин сделает что-то такое, что послужит не только будущей Императрице. Чужой, левитируя позади Дауда, усмехается его маниакальной идее и знает, что сулит ему будущее. «И каково тебе было, когда ты убивал императрицу?» И Дауд решается наконец ответить; он поворачивается лицом к Чужому, смотрит в его бездонные чёрные глаза и готов уже открыть рот, но ему не позволили – пришлось быть похожим на миногу в водах Затопленного Квартала. «Можешь не отвечать. Я знаю, что ты сожалеешь, но знай: ты искупишь свои грехи. И это произойдёт слишком скоро». И Чужой исчезает, растворяясь в чёрной и фиолетовой дымке, пахнущей так, будто совсем недавно в камине жгли дрова. Дауду не радостно слышать это, но он будет рад смыть всякую кровь нечистого, смыть с себя клеймо убийцы императрицы. И именно её – никого больше. И только он собирается пройти к шкафу, чтобы налить себе ещё пойла в фиал, как в дверь его скромной каморки постучали. И гость, не дождавшись приглашения, со скрипом отворяет дверь и предстаёт перед учителем в своей форме, с верным клинком в одной руке и маско-противогазом в другой. Ученица. Его любимая, одна из лучших, которая вечно повторяет всё за своим наставником. Или почти всё. Чужой всё знает. - Мастер, у меня для вас вести. Хочу поговорить с вами наедине. У стен, как вы знаете, есть уши. Встретимся внизу, у ворот. - Хорошо, Лерк, я скоро буду. Она вежливо кланяется и растворяется в чёрной дымке: так же, как и учил Дауд, которого так же учил Чужой. Клинок Дануолла тяжело выдыхает сквозь зубы и, оставляя всё так, как и было до его прихода, уходит в несвойственной манере – как обычно, пешком. Дауд всё же надеется, что ученица принесла ему хорошие вести, ведь их так не хватает сейчас в жизни, полной кровавых красок и пахнущей гнилью и дерьмом. Особенно в последнее время. «Они хорошие, Дауд… Лишь для тебя. И, возможно, не для неё. Отомсти за императрицу, которую ты и убил. Спаси ту, которую продал. Соверши то, что должен. И тогда ты будешь спокоен. И ты знаешь, что тебе нужно искать. Делайла… Ты узнаешь, кого нужно наказать. Ты всё знаешь и узнаёшь. Со временем, с рекой, с мыслями… С розами, кровью и клинком…» Чужой будет ждать ассасина, направлять, учить его. Поможет ему смыть с себя грехи, найти ключи от кандалов, из-за которых его руки порядком запотели… Это всё сделает он, а вот остальную работу придётся выполнять Дауду. Но верный друг будет рядом. Друг ли? Неизвестность. «И каково тебе было, когда ты убивал императрицу?» - Паршиво, - тихо, сквозь зубы, шепчет Дауд в неизвестность. Чужой улыбается. Ответ его удовлетворяет полностью.