Одинокая дорога

Они потеряли слишком много времени: недоговорённость в прошлом повлекла не самое яркое будущее для одного из них – по крайней мере, именно в этом был уверен Магнус, топчущийся на входном коврике и боровшийся с желанием, наконец, постучать в дверь, но каждый раз отводил руку назад и заглядывал в окно: там кипела своя жизнь – иная, отличающаяся от той, которую он привык видеть на Геноше – там было тепло, понимание, любовь, а Эрик забыл, что это вообще такое. Его пальцы колдовали силу; металлическое кольцо на двери, вдетое в голову льва, потянулось как за невидимой леской, а затем постучало по деревянной, покрашенной в тёмно-зелёный, обивке; Эрик замер, выжидая: он чувствовал себя не всесильным правителем государства для мутантов, не мастером магнетизма, а просто уставшим стариком, решившимся, наконец, спустя долгие лета, помириться с сыном. Он даже снял шлем, приготовившись, хотя так хотелось скрыть лицо под ним, чтобы Пьетро не видел в его серо-голубых глазах тоску и сожаление. Мужчина несколько раз тяжело вдохнул-выдохнул; по фиолетовому плащу стекали капли воды – в городе лил дождь – погода будто чувствовала общее настроение; или же это всё проделки мутантов? Магнус, сжимая в руках шлем, сделал несколько шагов назад, отходя от ковра, смотря себе под ноги: в голове прокатывалась перекати-полем лишь одна мысль: «Не откроет, не простил» .Но продолжал ждать, в глубине души надеясь, что тот поймёт старого болвана и впустит его в дом, но… шагов он так и не услышал. И снова дёрнул силами дверное кольцо, стуча громче; и вновь ему никто не ответил. Эрик нервничал; в нём бились два решения: уйти или всё же остаться до конца. И последнее побеждало; мужчина – на этот раз – обхватил кольцо пальцами: холодный металл неприятно покалывал кожу; Эрик постучал сильнее, отбивая собственные фаланги. Три стука – ничего; и на четвёртый он промахнулся, отпуская руку – дверь перед ним резко открылась, и на пороге его встречал человек, которому он многое должен был сказать. Пьетро не изменился, даже спустя столько лет, лишь оброс щетиной и на лице появились парочка морщин – видимо, от недосыпа, но с такой-то новой жизнью ему простительно. Магнус хотел подарить ему улыбку, но вместо этого просто смотрел на него, запоминал: столько потеряно, забыто, и он вновь желал вернуть то время, начать всё сначала, чтобы не говорить ему тех неприятных слов, не показывать своего пренебрежения, не отрекаться от него… Столько упущено, и только сейчас Эрик понимал, какую ошибку он совершил, не ценя того, что у него было: он так хотел, чтобы мутанты правили в этом мире, чтобы люди боялись их, от того был слеп, не видя, как росли его дети, нуждающиеся в отцовской любви: Ванда и Пьетро – его первенцы, близнецы, росли порознь, испытывая друг к другу сопернические чувства; и только с Лорной он был мягче, однако и где-то в её воспитании он просчитался. Он плохой отец, и Магнус только сейчас это начал осознавать. От того, смотря на взрослого Пьетро, у него перехватывало дыхание, а в горле застревал ком – будто невидимые металлические цепи сковывали его и не давали говорить. Но он пересилил себя, шёпотом разрубая тишину; его голос, казалось, даже был громче льющегося стеной дождя. - Здравствуй, сын. - Что ты здесь делаешь? – он навалился плечом о дверной косяк, скрестив руки на груди. Не доверял. Эрик шумно выдохнул. – Что тебе нужно от моей семьи? - Я бы хотел с тобой поговорить. - Я просил оставить меня в покое. Ты забыл наш уговор? Я не лезу в твою личную жизнь, не появляюсь на Геноше, ты счастлив, а ты в отместку не лезешь ко мне. Не ты ли прилюдно отказался от меня, сделав из меня изгоя, там, во дворце, при Ванде и Лорне? Что ты теперь хочешь?! Чтобы я сдох? Или меня расщепило на атомы? - Я очень сожалею о том, что между нами произошло, - Эрику хотелось вернуться в прошлое и отговорить самого себя от того, что он творил, но он не мог. И не знал, что ему делать, чтобы Пьетро простил его. Чтобы дал возможность посмотреть на его внука и будущего принца. - Оставь свои сожаления при себе, отец, - Ртуть буравил его ненавистным взглядом, говорил с желчью, с обидой, пытался уколоть на больное – у него получилось. Эрику было стыдно и противно от самого себя. И он видел, что теперь остался ни с чем – сын его никогда не простит, – и уходи отсюда. - Пьетро, пожалуйста… - Нет! – он развернулся, порывался уже уйти, взявшись за дверную ручку. – Хватит. Я долгое время пытался заслужить твоё уважение, хотел, чтобы у меня, наконец-то, вместо хозяина, которому я пытался потакать, появился отец… Но вместо того, чтобы хотя бы раз порадоваться за мои успехи хоть в чём-то, сказать мне «спасибо», что я тебя тогда не бросил, ты просто взял и заменил меня на первого попавшегося мальчишку-мутанта, приютив его и назвав его сыном, - Пьетро резко обернулся, и Эрик выпрямился: в его льдистых глазах была грусть и тоска; Максимов понизил свой голос до шёпота: - а сыном ты меня назвал впервые только сегодня. - Прости меня, - голос Магнуса дрожал, как и руки, сминающие шлем, точно фольгу, - я знаю, что совершил слишком много ошибок, что, навряд ли ты мне теперь доверяешь, но, Пьетро, пожалуйста, поверь мне хотя бы сейчас: я сожалею о том, что было между нами, я хочу начать всё с начала. Пожалуйста, позволь мне… - Я… Я не могу, - в его голосе слышалась неуверенность. Пьетро добился того, чего хотел, но какой ценой? Отец перед ним извинялся, пытался пойти на контакт, но теперь была очередь Максимова показывать настоящее место мастера магнетизма. А самого раздирало от того, что ему хотелось дать волю своим чувствам, развернуться к Эрику и крепко обнять его, сказав, что он никогда не злился, уже давно простил, что он любит его, но… стоял на месте, сжимая дверную ручку. – Слишком много всего произошло. Ты не хотел меня, не хотел моего брака с Сем, всю жизнь мне почти сломал… - Тогда позволь мне взглянуть на него хоть глазком, и я уйду и больше никогда не появлюсь в твоей жизни. Пьетро молчал, пытался переварить в голове сказанные отцом слова; он не хотел его впускать внутрь, не хотел, чтобы его видела Семела, не хотел видеть сам… Но детская наивность и та любовь, которую он испытывал к мастеру магнетизма, каждый раз брали верх, и Максимов, выдохнув, отступил: пусть увидит. И уйдёт. Пусть даже действительно навсегда, но Пьетро в глубине души будет желать этих встреч ещё, потому что только сейчас он видел своего отца таким, каким хотел всегда: настоящим и искренним. Мутант повернулся к нему, открывая двери. - На улице сегодня холодно. - Да уж… холодно, - Магнус отвёл взгляд. - Может, переждёшь непогоду? – он старался шутить; всякий раз, когда других слов не находилось. – Только тихо. Он уже спит. - Спасибо. Магнето, вытерев ноги о ковёр, прошёл внутрь, осматривая жилище сына, который прямо сейчас закрывал за ним дверь: Эрику было странно находиться здесь: вместо привычной помпезности и роскоши, тут всё выглядело по-обычному: в тёплых пастельных тонах, аккуратно уложено, ничего лишнего – так… по-домашнему тепло. И пахло так же, как когда-то в его прошлом: когда они с Магдой только переехали в новый дом, веря в светлое будущее. Мужчина посторонился, когда сын обогнал его, проводя в спальню: открыв двери, он пригласил отца, и тот старался не шуметь латами, но выходило очень неудачно. Войдя внутрь, он обнаружил Семелу, качающую юного принца в руках; девушка не сразу заметила гостя, а когда подняла голову, то откинулась на спинку кресла, прижимая к себе младенца. Пьетро обогнул мебель, присаживаясь рядом с ней на подлокотник. - Сем, всё в порядке, - шёпотом произнёс спидстер. – Ему можно доверять. - Можно мне взглянуть на него? – скорее попросил Эрик, чем спросил, уже потянувшись рукой к младенцу. Семела, так же, как и Пьетро, не доверяла Магнусу, и не хотела отдавать ему малыша, спавшего сладко, завёрнутого в одеяльце; но ладонь мужа, легшая ей на плечи, развеяла сомнения девушки. Она смотрела попеременно то на Максимова, то на Леншерра, все ещё не решаясь отдавать ребёнка этому человеку; но Пьетро сам аккуратно взял на руки сына и, встав с кресла, подошёл к отцу, показывая ему маленькую копию самого себя. Эрик видел во внуке своего сына, и в который раз понял, насколько сожалел о потерянном времени. - Поздоровайся со своим внуком, - Пьетро аккуратно убрал одеяльце с лица ребёнка, который, зажмурившись, попытался прикрыть лицо ручками. - Какой боевой малый, - улыбнулся Эрик. Он аккуратно, чтобы не разбудить младенца, сунул палец ему в ладошки, и мальчик обхватил его, запуская в кожу дедушки маленькие коготки. – В маму пошёл. Семела встала около мужа, смотря на Магнето, и тот тут же выпрямился, убрав руку от малыша. У девушки была причина не доверять ему: не столько из-за того, что мастер магнетизма и король Геноши был против их брака и пытался сосватать Пьетро с инопланетной принцессой Луны, но и из-за того, что из-за него им пришлось жить в этом доме, работать как нормальные люди, чтобы обеспечить малыша всем необходимым в будущем. Пьетро обнял сына, передавая его обратно на руки супруге; мальчик вертелся во сне, но успокоился, стоило ей запеть колыбельную и отнести его в кроватку. Эрик и Пьетро наблюдали за ней: - Я бы хотел забрать его на Геношу, но знаю, что ты навряд ли позволишь мне это сделать. - Ты прав, - обратился к нему Пьетро, - я не дам тебе забрать моего сына. Марко будет расти с нами, с его мамой и папой. А ты… - Что ж, я буду рад, если я ещё увижу внука. - …Можешь посещать в любое время, когда мы будем дома, - предложение, произнесённое Эриком, Пьетро проигнорировал. – Прости, ты что-то сказал? - Это правда? – в душе зацвела надежда. Магнус не мог поверить словам сына, которые давали призрачную надежду на то, что тот всё-таки его простил. – Пьетро, я… - Не надо, - осёк его Максимов. – Я просто даю тебе шанс на искупление. Я делаю это только ради Марко. - Спасибо. И Пьетро… - Что? - Я горжусь тобой. Максимов улыбнулся, позволяя себе похлопать отца по плечу; ему хотелось сказать Эрику, что он его давно простил, даже слишком, ведь никогда и толком не злился на него, несмотря на то, что тот долгое время был против своего сына. А Марко, как считал Пьетро, должен расти в любви и согласии и не делить родственников на «хороших» и «плохих». Они ведь семья. А в семье принято прощать друг друга.