Одинокая дорога

Боги любят играть в людей; им нравится примерять личины смертных и жить по их законам; быть в том, ином мире, который отличается от созданного ими: там, где обычные люди работают, там, где обычные люди умеют веселиться, там, где испытывают странный калейдоскоп чувств... Быть низшими порой интересно, особенно обманывая их; они и не задумываются, что иногда пожимают руку своему спасителю. А ещё у людей забавные причуды; порой они любят отдыхать после работы, проводить досуг в самых интересных местах, показывать заботу другим людям. Для Богов мир их грешников – спектакль; Боги, переодевшись в грешников, идут на самый настоящий спектакль. Но роли у высших остаются те же – Боги всегда будут Богами. Роль прислуги неизменна – грешники всегда у их ног. На нём: непривычные смокинг, лакированные туфли, галстук-бабочка – он любит играть на людях богатого филантропа, владеющего многомиллионными акциями, который готов помочь всем страждущим. За услуги Божьи иногда приходится платить самыми различными способами; на губах все ещё звучит свежий вкус крови – новое воспоминание, новая роль в реальной пьесе. На ней: синее платье с разрезом до бедра, на шее блестит золотое колье с крупным кроваво-красным рубином - его любимый цвет, его любимой - подарок; туфли на шпильке, маленький, расшитый серебристым бисером клатч – она королева этого вечера, она - королева мира. Они Боги, но с причудами смертных: им хочется побыть иногда простыми людьми, выйти в свет, показать себя своим слугам, которые их не видят; король и королева на вечер становятся теми, кем они были в прошлой жизни - слабыми и беспомощными. То всего лишь игра, но им почти не нужно притворяться; те, кто держит этот мир в ладонях, могут в любой момент сжать пальцы, сминая то оставшееся, что было у этих слабаков до их прихода. Люди верили в Бога, которого не существует, и были счастливы; теперь же они верят в настоящих бессмертных, и на подсознательном уровне боятся того, чего не могут объяснить – они видят перед собой лишь оболочку, а на то, что внутри – глаза закрывают. Всё относительно, всё правильно – их стоит бояться. Богам нравится, когда их боятся слуги. Его выбор на сегодняшний вечер – театр; его выбор – «Гамлет». Бог, который любит творчество смертного, – это ли не ирония? Его королева не против; они на балконе, сидят на самых дорогих местах, ожидая начала пьесы. Их охраняют смертные, которые, если не справятся с поставленной задачей, тут же будут наказаны – коллекция трофеев никогда не закончит пополняться. Свет гаснет алым, но загорается небесно-синим на чёрном полотне, в котором перемешалось всё: и зрители, и зал, и сцена. Представление началось, и его королева чуть вздрагивает: так интересно, так волнительно… Она похожа на маленькую девочку на прогулке, но королю нравится ее радовать: исполнять прихоти королевы - на первом месте. Его королева всегда на первом месте. На сцену выползли из темноты муравьи-смертные, разодетые в пёстрые костюмы, которые тут же начали играть свои роли; они чеканят свои реплики, танцуют свои образы, примеряют на себя маски несуществующих персон – развлекают своих же собратьев, развлекают своих же Богов. Ей наблюдать за ними – интересно; а ему – скучно. Уголки его губ приподнимаются, когда он видит тот самый алчный огонёк в глазах его королевы; синий полыхает алым – Богине нравится наблюдать за смертными, нравится их игра, нравится сама постановка. Её Король берёт её за руку, придвигается ближе и, чуть наклонившись, шепчет: не голосом – разумом: - «…Мою любовь ты знаешь с юных дней; Так вот и страх мой соразмерен с ней. Растет любовь, растет и страх в крови; Где много страха, много и любви». Королева вздрагивает; в мгновение спустя словам, что эхом произносятся в её голове, вторит жалкая смертная внизу. Её Бог продолжает: - «Да, нежный друг, разлуки близок час; Могучих сил огонь во мне погас; А ты на милом свете будешь жить В почете и любви; и, может быть, С другим супругом ты…» Ему не нужно читать мысли грешников – текст пьесы он знает наизусть. Знает лучше самих смертных; его голос в голове звучит так, будто он сам автор этих строк. От его голоса бросает в дрожь, от его голоса сбивается дыхание; она почти забывает, как нужно дышать, чувствуя его тёплые губы на своей шее – из горла вырывается стон. Её Король вошёл в одну из ролей спектакля, которую забыли прописать в оригинальной пьесе; странно, почему сразу так сделалось жарко?.. Его голос в голове продолжает напевать ей строчки, а его пальцы проходят по рукам; Богиня откидывает голову, Богиня задыхается: неприлично, их все видят – плевать, пусть видят, пусть знают, во что любят играть их Боги! От его жарких поцелуев кружится голова, к его горячим прикосновениям она тянется всем телом, всей кожей, от их ментальной крепкой связи хочется кричать во весь голос; ничего нельзя – увидят, услышат, не поймут. Но люди никогда не видели Богов, так почему сейчас должны видеть их? Они создают иллюзию вокруг себя, весь мир проходит сквозь них: они вне времени, они – высшие существа, они посвящены самим себе. Внутри свивается ноющий узел, и она позволяет своему королю пасть на колени перед ней; пальцы проникают под подол платья, ласкают кожу, срывают белье; тугое кружево оставило красные следы на бёдрах. Красный – его любимый цвет, красный – цвет желания, красный… Так идёт её глазам. Глазам, в которых полыхает похоть и голод. Все видят их, все слышат их… Но чувства одурманивают, от любви стыд сгорает, от жара кружится голова. И его Богиня закусывает губы, чтобы не кричать, когда он губами припадает к бедру, кусая молочную кожу, спускаясь ниже; вскрикивает, когда чувствует горячее дыхание на персиково-розовых складках; он ласкает, целует, нежно прикусывая, и Богине хочется кричать. Она пальцами зарывается в его чёрные, словно вороново крыло, волосы, тянет на себя; глубже, жёстче, быстрее! А он языком дразнится, смакуя вкус своей Богини. Слаще крови; слаще и притягательнее. И даже когда отстраняется, смотря на неё, не может налюбоваться её красотой; она ничего не видит вокруг себя, она в мире страсти и сильного желания, она обжигается о прикосновения своего короля. И стоит ей выровнять дыхание, как он жадно целует её в губы, а она обнимает его ногами; тонкие пальцы развязывают ткань галстука, снимают пиджак, пробираются под рубашку, царапают кожу, впиваются в неё – хочется сделать больно, хочется доставить истинное удовольствие. Хочется, чтобы он кричал и задыхался так же, как она; от прикосновений, от поцелуев, от шёпота в голове. Боль – истинное удовольствие, похоть идёт наравне с ней. Королева подчиняется своему Богу; Король подчиняется своей Богине. От возбуждения оба готовы были взорваться; их стоны растворялись в аплодисментах толпы. Она мысленно умоляет его действовать быстрее; его пальцы соскальзывают с ширинки, но всё равно расправляются с ней быстро, стоит ему вновь поцеловать её искусанные до крови губы. Её кровь – вот то, что заставляет его жить. Она сама, вся её сущность заставляет его жить. Её Бог прижимает её сильнее, наваливается сверху, проникая внутрь… И всё внутри взрывается фейрверком. Быстрее, интенсивнее, жарче – он тот, за кем она пойдёт всегда, он тот, кто показывает, что такое истинное искусство. То, что развернулось там, внизу, среди смертных – фальшь, там внизу – смех, а не постановка. Он держит её за талию, сминает ткань платья, целует резко, жёстко, властно, чтобы показать, что она – вся его. Она стонет под ним, выгибает спину, хрипит под живую оркестровую музыку. Адреналин в крови зашкаливает, их телепатическая связь чуть не выходит из-под контроля; кажется, что ещё пара движений бёдрами, и случится Армагеддон – слишком жарко, слишком страстно, слишком… Желанно. Их связь – не простое сплетение тел; их связь – неразрывна: душа и разум едины, чувства едины, они сами – едины. Толчок, ещё один, ещё… Его Богиня плавится под ним, его Богиня хватает ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба… Она ничего не слышит - только лишь стук собственного сердца. У Богов же есть сердце?.. Он шепчет ей разумом: - «Быть или не быть - таков вопрос; Что благородней духом - покоряться Пращам и стрелам яростной судьбы Иль, ополчась на море смут, сразить их Противоборством? Умереть, уснуть - И только; и сказать, что сном кончаешь Тоску и тысячу природных мук, Наследье плоти, - как такой развязки Не жаждать? Умереть, уснуть. - Уснуть!» Притяжение между королём и королевой достигает Абсолюта. Терпеть больше нет сил, и они друг под другом взрываются; она чувствует жар, растекающийся внутри, он – покой и облегчение. Они улыбаются, а внизу, смертные хлопают в ладоши; аплодисменты не для актёров театра, а для их Богов, устроившие им показательное выступление, устроившие настоящую постановку бессмертных. Король с Королевой не смеются; они лишь улыбаются друг другу, вновь страстно целуются, а после быстро собираются. У них запланированная встреча со смертными, считающими себя Богами; у них есть время вновь побыть наедине и повторить свой спектакль вновь для новых зрителей. Вновь и вновь повторять движения телами, чувствами, мыслями. Весь мир у их ног. Весь мир может подождать. Они продолжают шагать в бездну грехов, окутавших смертные души; Бессмертные слишком похожи на смертных, Боги порой слишком похожи на людей, но слишком любят отрицать это. Настолько, что не заметили, как носимые ими маски намертво впаялись в лица.