* * *
Тел было слишком много. Так много, что Гирру давно прекратил считать их или различать лица своих мёртвых родственников. «О, кажется, брат». «А что здесь забыла она? Разве она не умалишённая с тех пор, как прошла свой ритуал совершеннолетия?» «Ребёнок? Неважно. Я точно помню: он — сын отца. Подобные гнилые отродья не должны пачкать ногами пол, по которому ходит Она». «Кажется, он участвовал в ритуале до меня. Надеюсь, ему действительно больно». Гирру медленно переводил посох с одного на другого: множество мужчин, женщин и детей были связаны. Они плакали и что-то вопили, умоляя оставить себя в живых. Она пожелала, чтобы их выстроили в ряд — Гирру так и сделал. Она начала убивать их с правого края, а он — с левого. И ровно через каждые десять секунд в одно и то же мгновение на пол падало два бездыханных тела. Одно — с прожженной насквозь грудиной, другое — располосованное до костей. Обеденный зал медленно наполнялся насыщенным запахом крови. Криков и всхлипов становилось всё меньше. Гирру старался не вслушиваться, старался не видеть лиц тех, кого убивает, но… — Сын, — бесстрашно обратилась женщина, горделиво вскинув голову. — Ты понимаешь, что вы творите? Ритм уже был сбит. Потому Гирру ответил: — Как и учили меня Герье, я жаден, бесстрашен, красив, силён и жесток. Разве вы не должны похвалить меня? — За резню, которую ты устроил в собственном доме?! — женщина, кажется, привычно повысила голос на сына, даже не задумываясь о том, в каком положении находится. — Это никоим образом не противоречит тем истинам, которым вы учили меня с детства, мать. — Я не учила тебя поднимать оружие на тех, кто слабее! — не выдержала она. Лицо когда-то красивой женщины были испещрено морщинами, ожогами и следами от пыток. Гирру в этот момент действительно не понимал, как она может защищать тех, кто сотворил с ней подобное. — Герье изгнали Галана, потому что он был слаб и орудовал розой, изгнали Ольи, потому что она рожала слабых детей и понесла от фасидца. Герье продавали неспособных женщин в бордели. Герье вынудили вас понести ребёнка от вашего дяди, а затем породить меня. — Но твой ребёнок!.. Прежде чем мать договорила, в её глотку вонзился клинок. Уже через секунду раздался взрыв — Гирру, подхватив Её под пояс, отскочил к противоположной стене. А все, кого они не успели добить, разлетелись ошмётками по комнате. — Брат, зачем ты слушал её? — наклонив голову набок, спросила сестра. — Тебе всё-таки жаль их? Тогда я… — Нет, ты не будешь одна. Никогда. Я буду поддерживать тебя во всём, — покачал головой Гирру. Но на его лице застыло вымученное и отстранённое выражение. Девушка вздохнула. Покачала головой и обвела взглядом комнату. После, подавив смешок, широко улыбнулась. — Братик. Мы — последние из Герье. Мы последние, понимаешь? Никто из них не сможет навредить нам, не сможет заставить или вынудить нас. Мы оказались сильнее, чем они все вместе взятые. Представляешь? Братик? Гирру только кивнул, выдавив улыбку. Вглядываясь в ту кровавую кашу, что осталась от его матери, он выдал лишь один судорожный вздох. А затем развернулся и, даже не бросив взгляда на сестру, пошёл прочь. В тот день поместье Герье вновь окрасилось красным. Как Она того и хотела.* * *
Гирру был слишком слаб в те годы. И недостаточно предусмотрителен. Его заранее сковали в цепи и в одной из подземных камер сутки держали в ледяной воде, выжигая всю накопившуюся в теле дэ. Когда же его, с завязанными глазами и цепями на руках, силком выволокли из воды, он не был способен ни призвать оружие, ни сопротивляться. Он ничего не видел. Но примерно угадывал, куда его ведут. Сердце от холода и страха бешено колотилось в груди. По пути Гирру несколько раз падал на колени и прочищал желудок. Его со смехом вновь поднимали на ноги, хлопали по плечам и весёлым тоном уговаривали: — Не надо так волноваться! — Ты только не подведи. — Если ты не справишься, то её придётся продать в бордель, понимаешь… — Кто ж знал, что самой сильной арценткой в семье окажется она?! Ни один арцент ей неровня! — Вот же она svishe! Уже каждый попытался, а толку — ноль! Если арцент не будет сильнее, то и продолжения рода мы не дождёмся… Гирру вдруг застыл. Лёд сковал ноги, сердце, замерев, в одну секунду было готово остановиться. Они… они хотят… чтобы… чтобы он… — Вы… Ч-что вы… Сделали… С ней… — сквозь плотно сжатые челюсти прошипел Гирру. Говорить он всё ещё не мог, потому что зубы стучали друг об друга, а тело била дрожь. И с каждой секундой — всё сильнее. — Не волнуйся, сегодня ты будешь первым. Если уж и это не удастся, то придётся избавляться… — Да, хотя так жаль. Данные же просто превосходные! Сильна, красива, м-м… Вверх по лестнице Гирру уже волочили. Он отказывался идти. Он не желал идти. Он понимал, что выбора нет, что, возможно, всё быстро закончится и необходимо воспринимать это как обычную процедуру, но… «Она поймёт. Она всё поймёт. Она поймёт. Поймёт. Поймёт. Поймёт…» — … поймёт, — шёпотом пробормотал он, а затем его впихнули в комнату. Когда кругом собрались потомки семьи Ариера, а также его собственные братья, дяди и отец, Гирру уже содрогался всем телом. От страха его сознание помутилось — он успевал лишь отпихивать плечами всех, кто касался его, в редких, но необузданных вспышках гнева он начинал искрить, призывая на помощь крупицы дэ, а заодно вгрызался в руки и ноги каждого, кто приближался к нему. И рычал, рычал, как животное, брызжа слюной. Но глаза его всё ещё были завязаны, но он уже чувствовал… Она. Она здесь. — И что же будем делать? Афродизиак?.. — Нет-нет. Он уменьшит наши шансы на успех. Да и… Ты же знаешь, как сильно он привязан к любимой сестрёнке. — О-о. Ты думаешь, что Гирру?.. — Ну конечно. Все мужчины в Герье одинаковы. Не то что с женщиной, даже с хорошенькой фигуристой коровой… — Только не снова! Не хочу вновь это слушать! — Да не так и плохо… — Заткнись! Давай лучше решим, что делать с ним. Думаешь, стоит сначала попробовать нам, а потом… — Нет. Холодный женский голос прервал разговоры собравшихся. Послышалось шуршание лёгких одежд, несколько отчётливых шагов — и холодная как лёд рука коснулась щеки Гирру, отодвигая спутанную, волнистую прядку, упавшую ему на лицо. — Я хочу, чтобы это был он. Гирру, ты сделаешь это для меня? Это ведь просто процедура, верно? Гирру мог игнорировать множество других голосов. Мог пропускать их слова мимо ушей, отказывать им, противиться. Но… не Её просьбе. — Сестра, сестра… — невольно взмолился он, роняя голову и утыкаясь лбом ровно ей в ступню. — Быть может, есть другой… — Гирру, если тебе тяжело сделать это ради меня, то давай остановимся. И ещё десять ночей подряд эти мужчины будут приходить и… Гирру сглотнул. И молча несколько раз кивнул, насилу поднимаясь на шатких ногах. Когда его, связанного, толкнули на кровать, страх отступил. И когда маленькие холодные руки стянули с него нижние одежды, он уже чувствовал лёгкий жар. — Гирру, ты… — Нет. — Но ты уже… — Нет! — Тогда я сниму с тебя повязку, чтобы ты посмотрел на меня. Гирру так неистово тряс головой, сопротивляясь, что перед глазами засверкали звёзды. Но сестра всё равно рывком стащила повязку с его лица. Он решил не смотреть. Решил так и сидеть, закрыв глаза, но… Вновь услышав Её голос, уставился во все глаза сначала на лицо с раскрасневшимися губами. Затем — на тонкую медную шею. Взгляд скользил всё ниже и ниже, разглядывая безупречный силуэт в прозрачных газовых одеяниях. Дыхание становилось всё чаще. Можно обмануть взглядом, можно обмануть словом. Но тело неспособно врать. — Ничего брат, зато это будет быстро. Просто посиди… Но Гирру уже слышал в Её тоне разочарование и боль. Он — такой же, как и они. Он — такой же ублюдок и отброс. Он не заслуживает того, чтобы разделить с ней вечность. Он должен исчезнуть. Даже заливаясь слезами, Гирру понимал, что ситуация не меняется. Даже мучая себя мыслями, обзывая всеми словами на свете и прокусывая до крови язык, губы, щёки… Он не мог унять жар, медленно захватывающий его с головы до ног. Гирру перевернули на спину, а всё продолжилось без его прямого участия. Каждое касание обжигало. Тёплое прерывистое дыхание у уха было подобно самой страшной муке. Никогда в жизни Гирру не страдал так. Никогда ему не было больно настолько. Он предал единственного, кого должен был защищать. Он… предал ЕЁ. И теперь Она знает о его отвратительных, до безумия мерзких мечтах и желаниях. О которых нельзя поведать даже духам… Знает Она, они все. Смотрят, смеются и понимают, что он… Мечтал об этом с самого детства.* * *
— Ты опять пьёшь эту пакость? Зачем? Сделанного не воротишь, брат. Она появилась внезапно. Просто медленно выскочила из-за спины и со смехом выхватила чашу у Гирру из рук. Он качнул головой, но с покладистой улыбкой повиновался. Поместье пришло в запустение. Редкие кусты разрослись, по земле пошли трещины, а фасад дома начал медленно осыпаться из-за ярких и безжалостных лучей звезды. Гирру сидел за маленьким пыльным столиком на заднем дворе и просто смотрел вперёд, распивая вино. Но в одно мгновение всё изменилось: его мысли всколыхнулись, а чувства ожили. Тупая боль в груди разрослась по всему телу — и теперь Гирру ощущал себя одним целым комком, полным бесконечной ненависти к самому себе. Сестра держала на руках маленький свёрток. То, что Гирру ненавидел больше себя. То, на что не был в силах смотреть. Вот оно — доказательство его предательства. Шрам. — Гирру, — позвала она. — Гирру? — переспросил он. Сестра мотнула головой и вздохнула. — Приходи в сад. Мы будем ждать тебя, — бросила она, а затем развернулась и быстрым шагом пошла обратно. Гирру ощутил это как закат: словно звезда, на секунду осветившая его макушку, вновь зашла за горизонт, и наступила полная тьма. И он ещё некоторое время сидел, смотря на опустевшую столешницу. Почему Она забрала лекарство? Разве он не обязан пить его? Разве это — не его наказание? Так прошло несколько минут или час. Но затем Гирру вспомнил, что его звала Она. И тогда он поднялся на тонких, исхудавших ногах и побрёл вперёд. Лёгкий притягательный аромат вёл его, как слепого, в нужную сторону. Сестра давно не жила в отмеченном кровью поместье — она переселилась в стеклянную пристройку, где взращивала сотни видов растений. Но каждый раз, как Гирру оказывался там, он не понимал. Разве Она не желала, чтобы мир был красным? Разве он не помог ей окрасить каждую комнату дворца в этот цвет? Тогда почему Она пожелала переселиться в поросшую зелёным оранжерею? Гирру помнил свои обещания, Гирру исполнял их. И не мог понять, почему Она постоянно ходила в белом, почему окружала себя зелёным и почему… Почему ЭТО… Всё ещё было живо и всё время находилось рядом с ней. Это были две огромные стеклянные двери. Посреди застывшей в своей неизменности пустыни под стеклянным куполом цвёл прекрасный сад: некоторые из сотен растений достигали самой крыши, упираясь широкими листьями в прозрачную крышу. Другие бурно цвели, осыпая всё яркими красками и невыносимо сладким, насыщенным ароматом. Гирру задыхался здесь. Только делая шаг через порог, он желал скорее унести ноги и вновь скрыться во дворце, где уже несколько месяцев гнили трупы родителей, сестёр и братьев. Иногда Гирру так и делал. Приходил и ложился среди них. Закрывал глаза и представлял, что был одним из тех плачущих в шеренге, а затем Она… ОНА забрала его жизнь. Гирру часто грезил, плакал, улыбался и засыпал только с мыслями об этом. — Брат? Она снова позвала его. К Гирру обратилась прекрасная женщина. На вид ей было около двадцати лет. Она сидела на кресле-качалке и, медленно покачиваясь, продолжала держать на руках этот ворочающийся, изредка попискивающий свёрток, который Гирру пытался игнорировать. Прекрасные пышные волосы сестры были распущены и спадали вниз, прикрывая впавшие щёки. Кожа и глаза цвета меди блестели в лучах дневной звезды. Белое лёгкое платье обрамляло тонкую талию и пышную грудь. Она прекрасна, но и ужасна… Ужасна своим сходством с Гирру. Но он так давно не смотрел в зеркало, что и вовсе позабыл, как выглядит сам. А был ли он вообще? Может, он лишь выдумка? Или дух давно мёртвого бравого воина, бывшего влюблённым в Неё? — Брат, подойди. Гирру потряс головой. И только тогда сдвинулся с места. Широкие, гладкие листья и травы лизали щиколотки и лицо, но он медленно пробирался через дебри к этому голосу, что звал его. Ведь только его игнорировать он не мог. Ведь только его был способен услышать в глухой, пустой тишине. Она улыбнулась, когда он подошёл. Гирру это обрадовало — всё-таки он ещё способен осчастливить Её. Это замечательно. Значит, ещё имеет смысл продолжать… продолжать что? Сестра схватила его за грязную рубаху и заставила склониться ближе — Гирру лишь успел испугаться, что Она может запачкаться. — Брат, я хочу, чтобы ты воспользовался своим навыком, — прошептала она прямо на ухо. И Гирру вздрогнул. И поблагодарил небосвод за то, что он уже который месяц принимает лекарство. — Сестра… Кого я должен убить? — спокойно поинтересовался Гирру. Он был искренне рад, что наконец, спустя столь долгое время, пригодился. — Брат, я хочу посмотреть, как тлеют мои цветы. Они надоели мне. Подожги их. Гирру нахмурился. — Но… Разве они тогда не сгорят? — неуверенно переспросил он. Ему всё это время казалось, что сестра с искренней любовью взращивает сад. Разве так необходимо избавляться от него? — Я хочу на это посмотреть. Возьми Ванери, выйди и используй навык на оранжерее. Шёпот раздавался прямо в голове. Он призывал его, нет, заставлял повиноваться. Разве можно отказать? Разве можно сказать «нет»? И всё же Гирру вновь переспросил: — Ты уверена? Ты выйдешь через задний ход? — Всё так. Хочу хорошенько рассмотреть твой огонь, Гирру. — Гирру? — Да, брат. Гирру помотал головой и вздохнул. Приняв из рук сестры свёрток, он изо всех сил продолжал игнорировать существо, что лежало на руках. — Хорошо, я понял. Я сделаю так, как ты просишь. — Спасибо, — коротко отозвалась она и уже во второй раз спустя столько месяцев улыбнулась. Это заставило Гирру испытать невообразимое счастье — он и сам не понял, как улыбнулся в ответ. — Брат, хочешь ли ты что-то в ответ? — Что-то? — уточнил он. — Хочешь ли ты, чтобы я что-то сделала для тебя? Гирру растерялся так, что чуть не выронил из рук «это». Но, припомнив наказ сестры, лишь прижал свёрток ближе к груди. — Я не понимаю, — беспомощно сказал он. Сестра вздохнула. А затем вскинула голову, провела пальцами по щеке Гирру и коснулась губами его губ. Это был первый поцелуй, который Гирру получил за свою жизнь. Он вновь растерялся, да так сильно, что опустил руки. Но сестра успела подхватить свёрток, а затем настойчиво сунула его обратно. — Брат, иди же. Сколько я могу ждать? Разве ты не обещал окрасить в красный всё, что я ни пожелаю? Гирру кивнул. Не в силах сдержать радостной улыбки, он быстрым шагом покинул оранжерею. Встав возле стеклянных, распахнутых дверей, он поднял вверх посох. К сожалению, вторая рука была занята этим раздражающим свёртком, который начал издавать какие-то непонятные и неприятные звуки, но Гирру всё равно ничего не слышал. Он вновь оглох и ослеп. Её рядом нет — значит, вокруг пустота. Однако свёрток не замолкал. По какой-то причине голос этого существа пробивал даже глухоту Гирру — он не мог пропускать этот шум мимо ушей. Невыносимо. Хмурясь и морщась, он поспешил поскорее вскинуть посох выше: внутри стеклянного купола образовался второй купол. Жар, что шёл от звезды, стал медленно стекаться в одну точку. Воздух задрожал, аромат стал резче, а крупные зелёные листья поникли, не выдержав духоты. Медленно, лист за листом, сад начал возгораться. Цветы осыпались, занимались огнём, но продолжали гореть. Пышущий жаром вихрь вылетел из оранжереи — и Гирру почти обжёг лёгкие, прижимая к груди, спасая то, что было ему доверено. Дикий. Необузданный. Невыносимый аромат и смрад цветочной пыльцы и пламени. Он поглощал, он нанизывал сознание на остриё, не выпуская из своих цепких лап. Гирру вдыхал полной грудью это неистовство — огонь и цветение. Две стихии, не имеющие ничего схожего, два противоположных цвета и запаха, два несовместимых начала сошлись в танце, похитив все мысли Гирру без остатка. Завороженный, он смотрел, как лопаются стёкла. Как, осыпаясь, летят наземь сгоревшие стволы. И как до его лица, обжигая, долетают резко пахнущие лепестки жёлтых, белых, синих и красных соцветий. Невыносимо… красиво. Невыносимо больно. Дыхание в груди спёрло. Свёрток в руках зашевелился, прибавляя звук. «Оно» кричит. Плачет, словно зовёт кого-то. Гирру медленно опустил взгляд и недоумённо уставился на маленькое уродливое лицо. — Кто ты? — неуверенным тоном поинтересовался он, поворачиваясь спиной к медленно разрастающемуся пламени. — Нет, нет, подожди… — вдруг сам себя перебил он, схватившись за голову. — А кто… я? Гирру вскинул бровь. А затем вдруг услышал за спиной громкий, внезапно раздавшийся взрыв. Осколки врезались в спину — Гирру пришлось присесть к земле, пряча в руках то… То, что было нужно сохранить? Обернувшись, он увидел только красно-чёрное марево. Оно напомнило ему что-то очень давнее, но приятное… И тогда он улыбнулся. Внезапно взгляд натолкнулся на маленький, странно блестящий осколок, брошенный на землю. — Клинок?.. — безучастно проговорил Гирру и поднял блестящее лезвие. Кажется, его принесло сюда взрывом. Кусочек оранжереи? «Надо будет узнать, нужен ли он Ей», — вдруг решил Гирру, а затем прижал лезвие к груди. Оно медленно и болезненно проткнуло его, но, не успев достигнуть сердца, лишь вспоров грудь, потонуло в глубине тела. Ощутив на секунду невыносимую боль, Гирру задрожал. На лице выступили слёзы, но он только мотнул головой. Нет-нет. Ему нельзя плакать. Отчего так больно, бездна подери?! Почему его словно раздирает на части?! Что за удушающая боль, не знающая ни конца, ни края? Гирру вздохнул. Подняв голову вверх, он увидел дым. Густой, чёрно-красный, он поднимался всё выше и выше к небесам, затмевая их целиком. Свёрток в руках разрывался, крича. Небеса горели. Цветы, охваченные пламенем, обжигали спину, а удушающий смрад дышал в лёгкие. — Надо уходить, Ванери… Ванери, верно? — на всякий случай уточнил Гирру, но, слыша в ответ лишь плачь, поспешил подняться с колен. А затем, шатаясь, покинул выжженную до пепла местность. И скрылся во дворце, похожем на пирамиду, надеясь, что теперь окрасил в красный… Окрасил всё, что Она желала. И сделал всё, что Она хотела.* * *
— Эй, Гирру, что это? — спросила маленькая девочка. Она сидела на широких перилах балкона и покачивала ногами, смотря вдаль, на покрасневшее небо. — Затмение светил, — тут же отозвался мальчишка и тоже ловко взобрался на перила, усаживаясь рядом. Его неуверенный взгляд сначала обратился к сестре, а затем он протянул руку и накрыл её ладонь своей. — Гирру, так красиво. Может ли мир стать таким? — с восхищением проговорила она и тут же сжала потную ладошку в ответ. Мальчик смутился, но затем перевёл взгляд на алеющие небеса. Весь город, равнины и пески, каждый дом окрасился красным. Не осталось ни одного светлого участка — словно мир в одно мгновение оказался густо смазан кровью. Будто на континент опустилось красное море, будто все, кроме них двоих, умерли, а кровь погибших теперь освещала мир вместо звёзд. — Если ты пожелаешь, мы сделаем его таким, — спокойно ответил мальчик, но улыбнуться не смог. Взрослые давно укрылись в подземелье, забившись в угол, страшась конца мира. И ему тоже не очень-то нравились эти перемены, но… Если того хочет Она. — Братишка, а, братишка. Они изгнали Галана и вынудили его пойти на войну. Дядя Галан слаб, а его оружие — это роза. Разве сможет он выжить? Они убили его, Гирру. Как думаешь, мы должны убить их в ответ? — с тёплой улыбкой девочка вновь обратилась к мальчику. В ярком красном цвете и её улыбка, и выражение лица выглядели пугающе, но Гирру и не подумал испугаться. Ему нравилось всё. — Если сестра пожелает, то я помогу ей. Не все мужчины укрылись в подземелье. Кому ты хочешь отомстить? — Другому дяде. Онро. Он больше всех… — … хотел участвовать в твоём ритуале совершеннолетия, — закончил Гирру. И в этот момент на лице мальчика лет десяти отразилось поистине кровожадное выражение. Как зверь, он оскалился, а кровавые в свете единственной оставшейся звезды глаза блеснули непередаваемой ненавистью. Не дожидаясь дальнейших указаний, он спустился на балкон, а затем подал девочке, что была выше и старше, руку. Стоило ей опереться на поданную ладонь, как Гирру подхватил её под пояс и, как самую настоящую даму, медленно опустил на пол. Её длинное пышное платье всколыхнулось, а локоны пышной копной легли на плечи. Несколько секунд они просто стояли в обнимку и смотрели друг другу в глаза. Одинаковые, как зеркальные отражения. И лишь в глазах одной было волнение и радость, а в глазах другого — уверенность и желание защитить любой ценой. Бегом они спустились на этаж ниже. Продолжая держаться за руки, мальчик оголил посох, а девочка — короткий клинок. В необычных кровавых красках всё выглядело совершенно иначе, но Гирру быстро отыскал спальню Онро. Мужчина в это время стоял подле окна и грыз ногти. Резко обернувшись на вошедших, он вскрикнул. — Бездновы отродья! Уходите! Отродья!!! Его истеричный вопль ещё несколько секунд звенел, наполняя собой весь дом, а затем прервался. Посох синим залпом пронзил грудину, а клинок вошёл ровно в глотку. Девочка хохотала, вынимая клинок и погружая его вновь и вновь в плоть медленно сползающего по стене мужчины. Голубые пятна крови испачкали дорогие узорчатые обои. Гирру стоял и смотрел, как его сестра расправляется с уже бездыханным телом, кромсая его на кусочки, отрубая руку, а затем снимая скальп с головы дяди. Скрыв невольно пробежавшую по телу дрожь, он заставил себя смотреть, но не на тело, а на искривлённое в радостном безумии лицо сестры. Ярко-красные одежды уже насквозь промокли от голубой жижи, но она продолжала вонзать оружие, превращая тело мужчины в груду мяса. — Гирру. Девочка внезапно остановилась. Поднялась и встала напротив мальчика. Резко налетев на него с крепкими объятиями, она провела руками по спине, оставляя длинный синий след. — Да? — Ты ведь поможешь мне, Гирру? Поможешь избавиться от Герье? — Да. Помогу. Гирру заставил себя улыбнуться, но, попытавшись обнять сестру в ответ, понял, что не может даже шелохнуться. Посох рассыпался на частицы дэ в его руках, как и решимость в сердце, но… Подняв взгляд на прекрасное лицо сестры, на котором наконец-то можно было прочесть покой, он вымученно улыбнулся. — Я сделаю всё, о чём ты попросишь. Абсолютно всё. И неважно, чем это обернётся для нас. В отличие от других… я всегда буду только на твоей стороне, Жери.