Рассеивая сумрак

      Нуска очнулся с одной единственной мыслью. И с этой же мыслью выскочил из гостевых покоев, в которые его перенесли, пока он видел сны, подобные кошмарам.       Лекарь засыпал, думая, что ничто не заставит его сострадать какому-то напыщенному аристократу. Не просто аристократу, а сумасшедшему арценту, который превратил свой дворец в хлев и собственноручно избавился от всех претендентов на звание главы семьи. Который, обладая властью, и не пытался думать о городе, в котором жил, а мечтал лишь о мести.       Мог ли Нуска ненавидеть его дальше? Возможно. Мог ли осуждать за безразличие к живущим в этом городе арцентам? Да. Но заслужил ли он те страдания и мучения, которые пережил? Нет.       Нуска хоть и ощущал слабость в теле после долгого сна, но продолжал упрямо плестись по коридорам. Теперь он видел, что хоть этот дворец и был облеплен дорогими обоями, обставлен искусно сделанной мебелью, но находился в запустении. Видимо, Гирру всё-таки прибегал к помощи наёмных слуг, но не разрешал им здесь жить.       Что вообще заставило его покинуть дворец и направиться в школу сурии? Как он вообще смог найти в себе силы хоть для чего-то? Или же…       «Он просто искал мести и искал кого-нибудь, кто сможет в этом помочь. Услышав слухи о хаванце, который способен видеть прошлое, он последовал в школу и целенаправленно искал меня. Но, даже когда нашёл, не стал настаивать, чтобы я поехал с ним. Гирру… действительно слишком мягкий?»       Нуска на секунду даже остановился, пытаясь переварить эту мысль. Тот арцент, что безжалостно убивал. Тот арцент, что без памяти влюбился в собственную сестру. Тот арцент, что называл свою дочь мусором… мягкий?       Лекарь помотал головой, а затем поплёлся дальше. Был поздний вечер, и коридоры освещались лишь слабым светом звёзд. Однако Нуска по длинному следу дэ смог отыскать покои Гирру.       «Верно. Его зовут Гирру».       Нуска толкнул дверь. Комната выглядела так же: ворох бумаги под ногами, пустые бутылки, кровать, что теперь выглядела ещё хуже, чем раньше. И Гирру, который стоял у балконных дверей и вновь держал в руках эту чашу с вином, перекидывая её из руки в руку. Арцент не сразу услышал шаги за спиной — лишь когда Нуска прикоснулся к его руке и выхватил чашу, он, казалось, вышел из оцепенения. Но затем так же заторможено наблюдал, как Нуска идёт на балкон и уже во второй раз выливает за перила вино.       — Гирру, тебе это не нужно. Ты… ни в чём не виноват.       Арцент почему-то молчал, он только медленно вышел из-за спины Нуски и тупо уставился на опустевшую чашу в его руках.       — Ты узнал, кто убил её?       Голос Гирру дрожал. Да и сам он выглядел не лучше: лекарю хватило лишь одного взгляда на арцента, чтобы понять — тот и сам догадывался, кто повинен в пожаре. Только вот… Гирру ошибался.       — Обнажи лезвие, — вдруг попросил Нуска.       Гирру нахмурился, но приложил руку к груди. На арценте был лишь тонкий красный халат, в котором Нуска впервые встретил его здесь, во дворце. Тогда Гирру показался лекарю лишь напыщенным аристократом, но теперь… всё приобретало смысл.       Как только тонкое лезвие блеснуло в руках Гирру, Нуска попытался выхватить его, как и чашу ранее, но на этот раз арцент не позволил — он оттолкнул руку лекаря, не разрешая даже притронуться к сверкающему оружию.       — Трогать нельзя, — холодно отрезал он.       — Это ведь настоящее оружие дэ? Не часть твоего посоха, а оружие Жери? — повысив голос, уточнил Нуска, хоть и так знал ответ.       И Гирру в одно мгновение растерялся, опуская взгляд на обломок в руках.       — Жери? Её звали Жери… — неуверенно пробормотал он. — Да. Это её оружие.       — Тогда почему ты заставляешь меня искать убийцу живой сурии?! Разве её оружие не должно было исчезнуть в тот момент, когда она умерла?! — выкрикнул Нуска, чувствуя, как краснеет его лицо. Неужели Гирру все эти годы винил себя в убийстве, которого не было?!       — Нет-нет. Она не могла выжить, — замотал головой Гирру в ответ. Осколок тут же исчез из его рук — просто распался на частицы. — Она не могла оставить меня. Она была бы тут, будь жива.       — Это беспокоит тебя? Или ты действительно все эти годы надеялся, что она мертва? — вновь выпалил Нуска.       Глаза лекаря горели. Ему было тяжело вникнуть в столь сложную связь, но… Кажется, Гирру так сильно любил собственную сестру, что потерял себя. После смерти человека, который направлял его столько лет, он всё равно не стал свободным. Он просто…       — Ты даже взял себе её имя! Разве Жеро — это не мужской вариант имени Жери? Даже когда она пропала, ты продолжал лишь слепо следовать её желаниям, продолжал быть жестоким и вершить расправу?       Гирру молчал. Он выглядел так, будто каждое сказанное Нуской слово было пощёчиной.       — Тебе хотелось думать, что она мертва, ведь тогда не нужно ни перед кем оправдываться? И потому что… потому что она напоминает тебя и напоминает о грехах, которые ты совершил? В твоём дворце даже нет зеркал, ты…       — Нуска. Прошу тебя, перестань.       Гирру стоял, низко склонив голову. В полутьме и холодном свете ночных звёзд он напоминал мертвеца: блеск в глазах в одночасье померк, руки безвольно свесились вдоль туловища, а голова медленно склонялась ниже и ниже под невидимой тяжестью.       — Но Гирру, ты ни в чём не виноват. Твоя сестра выжила да и всё, что ты делал… Ты делал не по своей воле. Ты выполнял приказы сестры и своих родственников. Разве у тебя был выбор?       — Нуска… — Гирру помотал головой, сжал руки в кулаках, щурясь. — Выбор есть всегда. Но он есть лишь у людей, обладающих собственной волей. Я же отринул себя и был безвольной куклой всю осознанную жизнь. И… даже сейчас я не хочу вспоминать о том, что я… существую.       Нуска вздохнул. Ему казалась эта ситуация знакомой. Син точно так же, как и Гирру, сгибался под тяжестью совершенных преступлений. Но Син оставался собой несмотря ни на что, он шёл с высоко поднятой головой, игнорируя свою боль, а также нёс ответственность за прегрешения. Гирру же пошёл другим путём. Он решил не просто забыть обо всём, что совершил, а…       — Ты просто превратил себя в орудие. Ты отринул свою человеческую суть… Ты забыл, кто ты есть, и стал инструментом в руках других. Но… почему, Гирру?       Арцент ещё некоторое время стоял, но затем сделал несколько шагов к центру комнаты и медленно опустился на край кровати. Волосы скрыли его лицо — и Нуска мог разглядеть лишь еле заметно подрагивающие губы.       — Мои родители… с того момента, как я получил имя, они знали, что я не такой, как другие. Что я наделён силой духов. И боялись этой силы, потому что не понимали её. С самого рождения меня принижали, «ставили на место», говорили, что я не могу быть особенным, что я обязан заслужить переданную мне силу. Кто-то из семьи меня сторонился, кто-то — искал повод плюнуть в лицо. И лишь сестра относилась ко мне по-особенному. Да и то потому, что… это имя должно было принадлежать ей.       — Ей? Но как… Она… — изумлённо выдохнул Нуска, примерно догадываясь о том, что произошло.       — Имя Гирри было дано ей при рождении. Я изначально не должен был стать кем-то особенным. Однако, когда родился я, она решила назвать Гирру меня, а себя — Жери, в честь покойной матери. Но, став простой женщиной в нашей семье, она…       — Стала для них тем, кто должен рожать потомство и перестала быть ценна в каком-то другом смысле? — понимающе кивнул Нуска и со вздохом сел рядом.       Такие истории он слышал не раз. И встречал в трущобах женщин, которых за ненадобностью просто вышвырнули вон. Обычно они были сломлены настолько, что либо теряли рассудок, либо вовсе не разговаривали и всецело отдавались пьянству или непомерной работе.       — Я… Нуска, ты же видел всё. Ты видел, что я совершил. С детства Жери понимала, что никогда никем не станет, что, чего бы она ни добилась, всё для неё закончится одним — ритуалом совершеннолетия, а затем рождением детей. Я хотел защитить её, но что же я сделал, Нуска?.. Что я… сделал… — голос Гирру сорвался. Он схватился за голову и с громким шипением, рвущимся через стиснутые зубы, чуть не вырвал у себя клок волос. Нуске даже пришлось вмешаться — лекарь накрыл побелевшие костяшки арцента своими ладонями и покачал головой.       — Гирру, сколько лет ты собираешься винить себя? Разве это что-то исправит? Почему ты, находясь на своей должности, не мог бы…       — Что, Нуска, что? Что хорошего я могу сделать? Я — мужчина. Точно такой, как и те, кого презираю. Я не имею никакого права…       — Но кто тогда должен это сделать? У кого есть такие права? Разве Арцента не является до сих пор единственным городом в Скидане, где женщины не имеют права выбирать свою судьбу? До так, что…       — Да. Да, ты прав. Жери отказалась от своего имени лишь по той причине, что знала… Её руки всё равно будут связаны, — замотал головой Гирру.       — Получается… своё имя и судьбу… Можно передать кому-то другому? — неуверенно переспросил Нуска, нахмурившись. Но ответа так и не получил, потому что Гирру вдруг вскочил с места и начал ходить по комнате: он топтал собственные документы и безумными глазами смотрел по сторонам.       — Я не заслужил, Нуска. Не заслужил это звание, этот дворец… — он махнул руками, обводя свои запущенные и грязные покои руками. — Нуска, я не заслужил этого. Почему моя сестра… Почему Жери должна была страдать, когда я жил все эти годы, ни о чём не заботясь?! Почему лишь потому, что я мужчина… Я не должен был проходить через то, через что прошла она?!       Гирру не кричал, но голос его срывался после каждой фразы. Нуска почувствовал нездоровое дуновение дэ — кажется, именно сейчас энергия ударила арценту в голову, желания похитить последние крупицы его рассудка.       — Гирру, подожди… — предостерёг Нуска, вскакивая с места.       Он уже хотел воспользоваться помощью времени и быстро очистить разум Гирру, но тот первым сократил дистанцию и… крепко обнял Нуску за пояс. Лекарь растерялся настолько, что просто застыл, чувствуя частое биение другого сердца у плеча.       — Скажи мне, Нуска, заслужил ли я прощение? Можешь ли ты… Хотя бы ты простить меня? Я никогда, никогда не желал рождаться мужчиной — я не желаю им быть… Как можно закрыть глаза на то, что я сотворил, как можно мне продолжать жить, есть, спать и радоваться, когда моя сестра и все Герье мертвы по моей вине?!       Нуска стоял и смотрел, как аристократ утыкается в плечо и, как малое дитя, практически рыдает, хватаясь за его одежду. Возможно, кто-то другой даже почувствовал бы отвращение или его захлестнуло бы чувство собственного превосходства, но… Нуске тоже нестерпимо хотелось завыть. Сказать, что этот мир несправедлив. Подтвердить, что с самого начала эта жизнь была нечестна с ними.       Лекарь медленно опустил руки на спину Гирру, сдерживая бьющую его дрожь. А затем заговорил:       — Гирру. Послушай. Тебе не за что просить прощение. Из-за того, что жизнь оказалась несправедлива к тебе, из-за того, что люди, которые были возле тебя, оказались самыми настоящими ублюдками… Ты не должен ненавидеть себя. Ты не должен винить себя, — Нуска обнимал все крепче и крепче. Даже слёзы арцента были горячими и сейчас невыносимо жгли промокшее насквозь плечо. Но Нуска терпеливо ждал, пока Гирру придёт в себя. — Твои помыслы, желания и мечты изначально были чисты. Да, ты истребил практически всех Герье, но и они совершили столькое, что их невозможно было простить.       Гирру молчал. Нуска понимал, насколько ему сейчас тяжело: наверняка этот аристократ ни разу в жизни не позволял себе слёз, не позволял себе жаловаться, пенять на судьбу или попросту быть слабым. И теперь, когда этот взрослый мужчина в отчаянии цеплялся за него, лекарю хотелось помочь хоть чем-то.       На всякий случай лекарь всё-таки прикоснулся к волосам Гирру, провёл пальцами по лбу, очищая его голову от воздействия дэ.       Нужно было что-то сказать. Задать ему направление и указать путь. Нуска не был уверен, но… Что сделал эрд, совершив свои грехи? В чём он нашёл свой собственный путь к прощению?       — Гирру, теперь ты главный сурии огня и глава семьи Герье. Своими руками ты способен выстроить новый мир, где у женщин и мужчин будут равные судьбы, а чистота крови отойдет на второй план. Ты не должен сдаваться, Гирру. Ты всё ещё жив. В твоих силах изменить Арценту и Скидан, — медленно и с расстановкой проговорил Нуска.       Лекарь особо ни на что не рассчитывал, но эти слова всё-таки подействовали. Гирру постепенно обмяк, поднимая голову. Нуска чувствовал горячие руки поверх своего пояса — хватка всё ещё была крепкой.       — Моя сестра… Жери. Она действительно… жива? Она не погибла, не сгорела в моём огне? — спросил Гирру. И тогда Нуска кивнул, поднимая взгляд к потолку.       — Если часть её клинка всё ещё не пропала, то она жива. Но не думаю, что…       — Ты прав. Я ещё не готов встретиться с ней… Ещё не время.       Они просто стояли, обнимаясь, а Нуска молчаливо поддерживал этого сломленного арцента с непростой судьбой. Ещё днём он казался лекарю совершенно невыносимым, но…       — У всех людей есть причины для того, чтобы поступать тем или иным образом. Но всё равно… Гирру, не позволяй ненависти и даже любви затмевать твой рассудок. Не совершай поступков, которые считаешь неправильными, даже ради тех, кого любишь. Однажды ты уже забыл своё имя. Не позволяй этому случиться вновь.       Гирру кивнул и отстранился. Его глаза всё ещё были красными, но в них появился живой блеск.       — Нуска, спасибо. Пускай ты был простым зрителем, но… Рядом со мной не осталось никого, кто мог бы рассказать и напомнить мне, кто я. Все они… уже сгнили.       Нуска кивнул. Человеку необходимо помнить своё прошлое, ведь оно является доказательством существования. И сейчас возле Гирру не было никого, кто мог бы подтвердить, что он действительно рождался, что его сестра существовала, а все события, произошедшие с ним, не были сном.       — Гирру, ты правда любил свою сестру? Ты…       — У нас разные матери, но один отец. Но ты прав, Нуска. Такого не должно быть… Это неправильно. А Ванери, наша дочь…       Нуска вздрогнул. Он вдруг ощутил всплеск чужеродной дэ — и источником её был совсем не Гирру.       — Нуска… — Гирру, совершенно ничего не замечая вокруг себя, вдруг схватился за руку лекаря. — Своими действиями я правда могу… заслужить прощение?       — Я думаю, что Жери никогда не винила тебя. И я не виню. Мир, в котором мы живём, жесток, но мы способны изменить его. Своими руками, — кивнул Нуска, а затем перевёл взгляд в сторону двери. Она оказалась приоткрыта, а за ней… стояла та самая девочка. Дочь Гирру.       Ванери молча сделала несколько шагов из темноты. На её красивое смуглое лицо упал свет — и лекарь сумел разглядеть две дорожки слёз. Гирру всё ещё ничего не замечал, полностью погрузившись в свои мысли.       — Моя мама… Она правда жива?       Нуска сглотнул. Слишком рано. Гирру ещё не готов говорить с ней, он только начал переосмыслять свои поступки и не был способен принять свою дочь.       Так оно и было. Лицо Гирру перекосило лишь от голоса Ванери — Нуска, стиснув зубы, повалил арцента, собравшегося обнажить оружие, на кровать.       — Гирру! Это ведь дочь Жери, разве нет?! Ты ведь пообещал защищать её?! — выкрикнул Нуска, пытаясь воззвать к его здравому смыслу.       Но Гирру сейчас был слишком уязвим. Лицо, что всего несколько минут назад заливалось слезами, теперь исказилось от ненависти. Нуска с ужасом осознал, что хоть и очистил голову арцента мгновение назад, но в неё вновь потоком хлынула огненная дэ.       «Разве такое может быть? Неужели безумие может наступить так внезапно?! Почти как…».       Нуска припомнил произошедшее в Рире. Ту сумасшедшую, Шайри, которая раскрыла бездну лишь для того, чтобы уничтожить лекаря и Сина. Ранри тогда сказала, что безумие настигло её внезапно — просто в один день главной сурии тьмы захотелось перебить всех риров в округе.       «Но так, th`are, не должно быть, я читал об этом. Дэ постепенно накапливается в области головы, начинает давить на некоторые области мозга, что и вызывает безумие. Каким образом энергия может хлынуть в голову и привести к безумию мгновенно?!»       Нуска всё ещё удерживал арцента прижатым к кровати. Тот хоть и не очень активно сопротивлялся, но выглядел пугающе: даже кожа его стала горячее, а глаза налились кровью. А что было ещё хуже… Ванери не спешила уходить.       — Гирру… действительно мой отец?       Нуска бросил лишь один косой взгляд на неё: этого хватило, чтобы понять, что она совершенно не чувствует опасности. От Ванери исходила не меньшая мощь — огненная дэ так и плескалась в теле маленькой девочки. Если вдруг она сможет ответить силой на силу, то дворец просто взлетит на воздух.       — Ванери, уходи! Ты совсем не понимаешь, что происходит?! — выкрикнул Нуска, а затем перевёл взгляд на Гирру: его лицо становилось всё темнее, а сам он, казалось, еле сдерживался от того, чтобы ни швырнуть Нуску на пол и ни сжечь собственную дочь на месте.       — Не хочу уходить. А Гирру меня не обидит — он уже пытался, но так и не смог.       Её уверенный тон вселял уверенность, но Нуска, смотря на то, как Гирру скрипит зубами и пытается атаковать, всё равно не мог просто оставить их вдвоём для вечерних посиделок отца и дочери.       — Она права. Я не смогу навредить ей. Я обещал Жери.       Этот голос вновь был тусклым и безжизненным. Кажется, совместная жизнь с дочерью приносила Гирру невероятные страдания. Он видел в ней доказательство своего предательства, он видел в ней себя и Жери. Всё, что он так неистово ненавидел, было заключено в этом ребёнке.       Нуска не был мудрым старцем и не обладал никаким опытом в этой части: настоящих братьев и сестёр у него не было, как и семьи, детей. Но… разве у Гирру остался хоть кто-то, кроме этой необычной девочки? Разве осознание того, что он делает этого ребёнка несчастным, не сделает его вину ещё больше?       — Гирру, — Нуска заговорил и встал, выпуская арцента из захвата. Тот разом подорвался, сев, но что-либо предпринимать не спешил — просто внимательно смотрел на лекаря в ответ. — Пока ты не примешь хотя бы Ванери, то не сможешь принять себя. Ты — тот, кто ты есть. Ты не орудие, как бы тебе ни хотелось так думать. Ты несёшь полную ответственность за каждое совершённое действие, а потому… Должен принять себя таким. Принять своё прошлое и настоящее.       Нуска шагнул в сторону девочки и в не самом вежливом жесте просто толкнул её вперёд, в сторону Гирру. Это хоть и было опасно, но… выбора не оставалось. Конечно, они не станут примерными отцом и дочерью за один день, но первый шаг необходимо сделать сейчас.       — Она хочет знать, кто её мать. Нет, даже не так… Она должна знать. И ты, как отец, должен рассказать ей всё, — голос Нуски вдруг стал жёстче, а светлая энергия взбунтовалась, на секунду перекрыв горячие крупицы дэ в комнате. — Прекрати сбегать и прятаться. Прими ответственность на свои плечи и исправь то, что сделал. Подружись с Ванери, исправь ситуацию в Арценте и отправляйся на поиски Жери. Я считаю, что ты должен поступить именно так, если желаешь простить самого себя.       Нуска громко выдохнул. Он и сам не заметил, насколько громко и уверенно говорил до тех пор, пока в горле ни запершило.       Но, посмотрев на Гирру, Нуска пересёкся взглядами с абсолютно растерянным человеком. Его состояние менялось ежесекундно — от плача до бешенства, а теперь от бешенства до испуга. Нуска боялся даже представить, что сейчас творилось в его голове, но… Арцент вдруг впервые за всё это время задержался взглядом на девочке. Ванери вздрогнула и отступила назад, к Нуске.       Лекарь качнул головой и нахмурился, а затем внезапно толкнул Ванери во второй раз — и та полетела на пол, практически в ноги к Гирру. И тот нехотя, и, видимо, машинально подхватил маленькое тельце под плечи, спасая от падения.       В это мгновение должно было решиться всё. Нуска, незаметно для себя, успел испугаться. Неужели он, сирота, был способен решать подобные проблемы? Стоило ли вообще влезать в это и пытаться что-то сделать? Но…       Нуска знал, каково быть одному. Знал, каково это — потерять всех. Возможно, он никогда надолго не задумывался о том, что потерял, но… Сейчас у Гирру была только Ванери, а у Ванери — только Гирру. И лекарь корил бы себя всю жизнь, позволь он им просто разойтись по разные комнаты, не сказав друг другу ни слова.       Гирру помог Ванери подняться и встать. А затем отец впервые посмотрел на свою дочь: на эти медные глаза и кожу, на эти каштановые, отливающее золотом волосы.       — Ты правда хочешь узнать о Жери? — уточнил он, смотря на красное от волнения лицо девочки.       — Хочу, — подтвердила она. — Мою маму звали Жери?       — Верно. А ещё её волосы и глаза… — начал он и, хоть его голос и сорвался, но он заставил себя продолжить. — Она была похожа на меня. Но ты ещё больше похожа на неё.       Нуска боялся потревожить их, а потому просто развернулся и направился к выходу. Будет ли у них всё хорошо? Как закончится эта история? Он не знал. Решить эту проблему мог только Гирру, который был не менее способным и… таким же «избранным», как и Нуска.       Лекарь не без тяжести на сердце покидал эту комнату, но всё остальное могли решить лишь они — обезумевший арцент и маленькая девочка.