Выходные Гэвин не запомнил.
В ту злоебучую пятницу Ричард действительно довёз его до дома, сраный джентльмен, и даже пожелал хорошего вечера, как будто у Гэвина, вдоволь насмотревшегося на чужой хищный профиль за время в пути, могли быть хоть минимальные шансы провести вечер приятно. Расстались, в общем, почти на дружеской ноте. Вроде как.
Так чё ж на душе было так паршиво-то? Чего ещё он ждал, почему испытал настолько острое разочарование, когда Ричард просто позволил ему выйти из машины, не остановив, не дёрнув к себе за шиворот, не поцело
дакакогожхуя
Гэвин определённо был глубоко и серьёзно болен.
Но знаете что? Гэвин не собирался это обдумывать. Рефлексия и самокопания — это для тех, кто не знает о целительной силе бухла. И Гэвин был не из их числа.
Так что эти выходные — впервые за последние недели — достались Андерсону, его засранной хате, дерьмовому вискарю и слюнявой псине, обожающей укладывать здоровенную косматую башку Гэвину на колени.
Возможно, Гэвин даже питал к этому огромному увальню, похожему на Хэнка так сильно, что это рождало в детективе Риде смутные подозрения о том, как тот однажды здорово согрешил, определённую нежность.
Но даже сорока градусов было недостаточно для того, чтобы развязать ему язык на эту тему.
Зато на тему Ричарда Гэвин соловьём разлился уже на второй стопке. Хэнк, как поистине благодарный слушатель, вздыхал, угукал и качал головой на особенно драматичных моментах его спича, не забывая подливать; в общем и целом, попойка удалась на славу. А потом ещё выяснилось, что и Коннор Стерн — этот большеглазый сладуля, воплощение золотого правила «валить и трахать лицом в подушку» — подсирал Андерсону в разгребании висяка как мог, так что их с Хэнком духовная близость вышла на новый уровень.
Тантрический, мать его.
…в очередной понедельник Гэвин чудовищно проспал и соскрёб себя с кровати на одной только голой воле, или ответственности, или, может, природной вредности, не позволившей бы ему упустить возможность лишний раз посветить рожей перед любимыми коллегами, чтоб их всех трижды перекосоёбило. Во рту была пустыня Сахара, голова гудела, звуки казались слишком громкими, цвета — слишком яркими. Настроение было соответствующее, так что Гэвин намеревался доползти до участка, по возможности скрыв своё опоздание от начальства, и прокемарить весь день за своим столом, изредка переругиваясь с Хэнком, которого считал виноватым в своём жалком похмельном состоянии (как если бы это не он, детектив Рид, выговаривал «двй ещё по однй», даже когда язык его больше не слушался).
Но у жизни, разумеется, оказались на него другие планы.
И планы эти встретили Гэвина пронзительным звонком в дверь, когда он уже зашнуровывал кроссовки, борясь с головокружением.
— Сука, — Гэвин выпрямился так резко, что к горлу подкатила тошнота; он покачнулся и не упал только потому, что вовремя схватился за вешалку для куртки. — Кого там ещё принесло…
…может, стоило бы сначала посмотреть в дверной глазок.
По крайней мере, это хоть капельку подготовило бы Гэвина к зрелищу, которое открылось его взгляду, когда он рывком распахнул дверь хаты, и к нейтральному:
— Доброе утро, детектив.
Ричард между-нами-всё-кончено Стерн был последним, кого Гэвину хотелось сейчас лицезреть на своём пороге.
— Бля, — прохрипел он, проморгавшись и убедившись, что глаза и уши его не обманывали, и это действительно был Ричард, для разнообразия вновь надевший вместо шёлковой рубашки тонкую чёрную водолазку. Видать, опасался теперь за сохранность своих пидорских шмоток. — Ты чё здесь забыл?
Стерн знакомо вскинул брови. Демонстративно поднёс к лицу левое запястье, на котором Гэвин заметил вдруг силиконовый чёрный ремешок. Смарт-часов, блядь, или фитнес-браслета. Он, наверное, реально был из тех больных ублюдков, которые пили по утрам смузи из сельдерея. Гэвин подумал об этом с чем-то вроде смутного веселья, которое испарилось, стоило Ричарду прохладно сообщить:
— Девять сорок семь.
— И чё? — не въехал Гэвин. — Ты, типа, припёрся, чтобы научить меня считать?
И попятился, путаясь в шнурках, когда Ричард шагнул к нему.
— Я войду, — произнёс тот таким тоном, будто это даже не было грёбаным вопросом.
— Я тебя не звал, — прохрипел Гэвин, впрочем, уже капитулировавший без боя.
Жалкий, никчёмный, несчастный Гэвин, вжавшийся лопатками в сраную вешалку, когда Ричард приблизился к нему вплотную.
— Твой рабочий день начался ровно один час сорок семь минут назад, — едва слышно произнёс Стерн, сверля его своими грёбаными серыми ледышками; с каждым словом он склонялся над онемевшим Гэвином ниже и ниже, пока это не стало чем-то весьма двусмысленным. Чем-то, что безмозглое тело детектива Рида восприняло с постыдным восторгом. — И если ты не в состоянии притащить свою задницу в отдел вовре…
И тут замолчал. Сощурился — нехорошо, задумчиво. Как хищник перед броском.
Гэвину стоило бы насторожиться, может, встать там в защитную стойку или вообще свалить на другой край земли, а он, баран несчастный, только стоял и пялился. Чужие губы — губы, которые, как ему было слишком хорошо известно, умели становиться безжалостными и жадными, голодными и требовательными — были прямо напротив его собственных, и Гэвину хотелось…
— Вот оно что, — шёлково прошелестел Ричарда, вырвав его из череды безумных и несбыточных мыслей. — Мне следовало догадаться.
Всё произошло очень быстро, так стремительно, что Гэвин не успел не то что ответить — даже сориентироваться. Ричард хмыкнул; Ричард отстранился; Ричард снял перчатки; Ричард
стоп подожди какого хуя ты творишь зачем
схватил его за загривок, дёрнул, потащил куда-то за собой, Гэвин забрыкался, сопротивляясь и отчаянно матерясь, но на стороне Стерна были элемент неожиданности, и физическое превосходство, и то, как Гэвин терялся от его прикосновений, и ещё, вероятно, то, что у Гэвина в районе горла до сих пор булькал вчерашний алкомикс, рискующий в любой момент покинуть его бренное тело, и
хватит сука я же сказал тебе отпустить
всего этого оказалось достаточно для того, чтобы Ричард одержал победу.
Его втолкнули в тёмный провал ванной, где-то позади робко мяукнул кот, Гэвина повело, занесло в сторону, он врезался плечом в дверной косяк, точно упал бы, не схвати Ричард его под локоть, секундная благодарность сразу же сменилась сдавленным:
— Чтотыбляд…
Гэвин не договорил — Ричард подтолкнул его к ванной, в колени врезался бортик, в лоб едва не впечатался белый кафель, Гэвин отчаянно трепыхнулся…
А в следующее мгновение заорал в голос — прямо в его макушку ударила ледяная струя, вода немедленно затекла за шиворот, стало чертовски холодно, стало просто
ящассдохну, Гэвин попытался вырваться, а Ричард только ткнул его мордой в ванну, удерживая вот так, в этой унизительной позиции, и сцапал за волосы, и заставил запрокинуть голову, вода полилась Гэвину в рот, он задохнулся, захлебнулся воплем…
Безжалостная хватка на его затылке ослабла лишь тогда, когда ноги Гэвина подкосились, а треклятый бортик впечатался ему в живот. Он остался вот так, над ванной, дрожа и судорожно кашляя, мокрый как мышь, ошеломлённый, о-блядь-хреневший.
Только теперь Ричард убрал руку и выпрямился.
— Приведи себя в порядок, — в его голосе не было ничего, кроме равнодушия и какого-то фонового раздражения, считывающегося в вибрирующих нотках. — Я жду тебя в машине.
— С-с-су-у-ука… — жалко проблеял Гэвин; его трясло.
— Я предпочитаю «да, сэр».
— П-пош-ш-шёл т-ты…
Скрипнула дверь — Ричард покинул ванную, оставив его прочувствованное пожелание без ответа.
Гэвин не сразу нашёл в себе силы на то, чтобы пошевелиться. Желание блевать схлынуло, как и остатки похмелья, даже голова больше не болела — удивительное дело. Охуительная терапия, блядь. Почти без побочных эффектов. Не считая того, что он был мокрым до нитки. Что Ричард унизил его, снова поступил с ним вот так, как с дерьмом, прилипшим к начищенному ботинку. Что Ричард продолжал считать, что имеет право играть в его ебучего господина.
— Уёб-бок, — пробормотал Гэвин, всё ещё неконтролируемо дрожа.
И медленно, с огромным усилием встал на ноги.
Видок у случайно пойманного отражения в зеркале был неприглядный: мокрые волосы, осунувшаяся рожа, покрасневшие глаза. Ничего похожего на безупречного Ричарда Стерна, который, наверное, просыпался с идеальной укладкой и отглаженными по стрелкам брючками.
Ублюдок, мразь, тупая высокомерная тварь. И как только Гэвин мог увидеть в нём нечто человечное?! Всё это было игрой, фикцией, таким же пиздежом, как и то, что связывало их до прибытия Ричарда в участок.
Дерьмо, дерьмо, дерьмо!
В его лодыжку ткнулось что-то мокрое и холодное, Гэвин чуть не подпрыгнул, а это оказался всего-навсего чёртов кот, боязливо вздыбивший спину — должно быть, Ричард напугал его до усрачки.
Как и меня, приятель. Как, чёрт возьми, и меня.
Гэвин отодвинул кота ногой и прошлёпал к раковине. В так и не зашнурованных кроссовках хлюпало, футболка ощущалась мерзко-холодной, даже трусы, кажется, были влажными. Он умылся, прополоскал рот, торопливо почистил зубы, выдавив жалкие остатки пасты из тюбика. Дрожа и шатаясь, содрал с себя одежду. Ебанистическая выходка Ричарда угандошила его самые приличные джинсы, пришлось влезать в другие — те, узкие, в которых яйцам тесно было. Гэвин втиснулся в них с парадом глухих ругательств, натянул более-менее чистую толстовку, прихватил кожанку.
Вернулся в коридор, на ходу проверяя телефон; тот был разряжен, экран загорелся на считанные секунды, которых оказалось достаточно для того, чтобы увидеть несколько пропущенных от Фаулера и ещё парочку от абонента, носящего теперь имя «Форменный гондон», а потом мобильник снова сдох, и Гэвин с коротким «вот же блядство» кинул его на полку. Влез в потасканные кеды.
Сражался с собой целую вечность, стоя перед дверью и до чёртиков не желая открывать её; покидать хату; садиться в тачку к пиздоглазому Ричарду Стерну, считающему себя выше и круче, чем он.
Воспоминание об отчёте, который мог положить конец всей его профессиональной жизни, было вишенкой на этом торте из говна.
— Хотел бы я быть тобой, — тоскливо сообщил Гэвин выпершемуся проводить его коту.
И, торопливо потрепав того по башке, собрал волю в кулак и вышел на улицу.
Было холодно. А может, он продрог из-за сырой башки, чёрт его знает, но за несколько футов до машины Гэвин здорово продрог. Было бы здорово заболеть. Уйти на ебучий больничный и проваляться несколько дней дома. Никаких расследований. Никакой ебли мозгов. Никакого Стерна.
Ничего, что заставляло Гэвина испытывать жалкое и уёбищное чувство, до омерзения похожее на тоску.
А кто тебе виноват, что ты дебил последний?
Подсознание звучало вполне резонно.
Ричард говорил с кем-то по телефону — Гэвин увидел это ещё через стекло, когда приблизился к его припаркованной у обочины тачке. Он дёрнул ручку, плюхнулся задницей на сидение, не без мстительного удовольствия подумав о том, что вода с его всё ещё мокрых волос наверняка накапает на обивку. Хотел хлопнуть дверью или пиздануть что-нибудь эдакое, просто чтобы сорвать Стерну звонок и подпортить настроение так же, как тот подпортил его ему; но ебальник у Ричарда был такой мрачный, что Гэвин как-то сразу понял, что мудила не просто от нехуй делать лясы точил.
…да уж, определённо не с новой
деткой флиртовал. На том конце звучал мужской голос, и, что бы он ни говорил, Ричард в восторг от этого чего-то явно не пришёл.
— Ясно, — Стерн покосился на Гэвина, всё-таки закрывшего дверь машины чуточку громче, чем следовало бы, и с силой сжал двумя пальцами переносицу. Под глазами у него были тёмные круги: Гэвин заметил их только сейчас и вдруг задался вопросом о том, сколько часов в сутки чёртов Ричард Стерн спал. И спал ли вообще. — Значит, ничего?
Выслушал ответ. Побарабанил пальцами по кожаной оплётке руля. Отрезал:
— Я понял.
И ещё, сквозь зубы:
— Свяжись со мной, если всплывёт что-нибудь полезное. Мы не могли так ошибиться. Да. Да, хорошо. До связи.
Когда он небрежно швырнул телефон на торпеду, Гэвин успел — за мгновение до того, как экран погас бы — различить имя абонента.
Сдержанное «Коннор» нихерашеньки ему не давало — кроме того факта, что Стерн-младший (он ведь был младше? Серьёзно, Коннор выглядел где-то между двенадцатью и двадцатью пятью) трепался с любимым братишкой вместо того, чтобы заниматься своей ебучей работой.
И, возможно, того, что у этих двоих было какое-то своё, общее расследование, вероятно, ни с Грейвзом, ни с Уорренами не связанное.
Как к этому гипотетическому расследованию мог быть причастен Майкл Томпсон?
Гэвин с говном бы себя сожрал, но выяснил бы.
— Протрезвел? — сухо спросил Ричард, лишив Гэвина возможности задать прямой вопрос.
И — сразу же напомнив о том, что и как сделал.
Настроение скакнуло вниз со стремительностью сайгака.
— Твоими молитвами, — прорычал Гэвин, ёрзая на сидении: блядские джинсы пережали ему всё самое ценное.
Взгляд Ричарда, сосредоточившийся было на его лице, соскользнул ниже, опустился на его бёдра, и Гэвин почему-то побагровел, а Ричард почему-то не стал читать ему лекций про то, каким куском говна он был, нахуяриваясь накануне плодотворного рабочего дня. Хотя Гэвин вообще-то ждал и даже был уверен в том, что тот заготовил для него пару-тройку ласковых. Что-нибудь в духе «это непрофессионально» и «от тебя воняет как от ликёро-водочного завода». Будто сам не был ебучим алконавтом. Как если бы от того, что Ричард глушил вино, а не дешёвый виски, что-то менялось.
Да почему Гэвина вообще ебало, что там мог вякнуть ублюдок, втоптавший его в грязь?
Да похер ему было.
Но ведь тебе не. И если Ричи назовёт тебя ничтожеством, или алкашом, или блядовитым придурком, прыгнувшим в его постель по щелчку пальцев, тебе нечем будет это крыть. Что ты сделаешь тогда, а, Гэвс?
Порой ему хотелось размозжить себе череп.
— Мы едем в Бриктаун, — хрипло сказал Ричард вместо всего того, что услужливо транслировало подсознание бравого детектива Рида, отвернув от Гэвина голову так резко, что тот всерьёз забеспокоился о том, не хрустнет ли у него шея. Вытащил что-то из бардачка — какую-то прямоугольную чёрную штуку, которая мягко спланировала Гэвину на колени. — Ознакомься.
— Это чё? — Гэвин взял в руки хреновину, оказавшуюся на поверку планшетом. Пароля на нём не стояло; когда Гэвин нажал на кнопку блокировки, на экране развернулся многостраничный документ. Типичная страничка в соцсетях: фотка с моря и дебильный статус. — Нахера мне фейсбук какой-то бабы?
В мерном гудении заведённого двигателя почти затерялся чужой тяжёлый вздох.
Но только почти.
— Пролистай дальше, — процедил Ричард; нейтральный тон явно давался ему с трудом. — Это не какая-то баба. Это аккаунт Линды Уоррен. Со всеми переписками.
Гэвин моргнул. А потом до него дошло.
— Так это эту хуйню ты ездил проверял в пятницу? — в его реплике угадывалось непроизнесённое «без меня», которое, как Гэвин очень надеялся, было очевидным только для него одного.
— Седьмая страница, — выплюнул Ричард, не глядя в его сторону; машина плавно тронулась с места и съехала на проезжую часть. — Сообщения от тринадцатого октября.
Гэвин лениво перелистнул к нужному диалогу, сощурился, вчитываясь в текст.
22:13
как дела, крошка?
Привет
Не знаю
Весь день проплакала
опять твой?
Снова поругались
Угрожал мне разводом
Мне кажется, он о чём-то догадывается
думаешь он подозревает
Может быть. Я ведь не могу спросить напрямую
Просто он сводит меня с ума
тебе стоит уйти от него
Линда?
ты слышишь меня?
Ты знаешь, что я не могу
сколько ещё это будет продолжаться?
Мы это уже обсуждали
что? то, что тебе страшно бросить этого козла?
даже ради нашего ребёнка?
На этом переписка обрывалась — Линда Уоррен ничего не ответила. Гэвин поднял голову. Имя человека, с которым она общалась — Дэниэл Хиккс, — было ему не знакомо…
Но, в конечном счёте, хватило и последнего сообщения.
— Так это… — сдавленно начал он.
— Удалённый диалог, восстановленный по запросу спецслужб, — бесстрастно подтвердил Ричард. — Думаю, нам есть что обсудить с мистером Хикксом.
