По-крупному

Гэвин сощурился. Одна его часть — та, что, как правило, несла ответственность за все его выговоры и штрафы — так и норовила выдать: не, братан, никуда я с тобой не поеду, рабочий день практически завершён, а я не намерен пахать денно и нощно в твоей сомнительной компании. Хочешь — вали, изучай медкарту дохлой бабы; а я с куда большим удовольствием проведу вечер на диване перед телеком, передёрну на какого-нибудь мужика из порнухи и всё такое. Однако была и другая. — Уверен, что хочешь пустить в тачку того, кто испортил тебе рубашку? — развязно осведомился Гэвин, уже зная, что эта вторая его половина победила во внутренней борьбе. Ричард улыбнулся, и в его улыбке больше не было ни мягкости, ни веселья, одна только неприкрытая угроза, от которой у Гэвина пересохло во рту. Удивительно, как молниеносно с него слетел весь внешний лоск, ебучий обманчивый бархат интонаций — сразу же, как только они перешли от стадии любовников к стадии вынужденных напарников. Сразу же, как только Гэвин перестал быть ему нужен. Эта мысль была омерзительно горькой. — Только попробуй что-нибудь выкинуть, — сдержанно ответил Стерн. — Если ты испортишь мне салон, я больше не буду так снисходителен к твоим выходкам. — Вы только посмотрите на него, — буркнул Гэвин, немедленно скиснув от мысли об отчёте. — Просить прощения за кофе я не буду, ясно тебе? Ты этого заслуживал. — Я и не рассчитывал на такую роскошь, как извинения. — Вот и ебало завали. — «Сэр». — Чё сказал? — Возможно, ты ещё не понял, — в глазах Ричарда стыли вековые льды, — но мы участвуем в этом расследовании не на правах равных, Гэвин. Я бы предпочёл видеть чуть больше уважения в твоих обращениях, ведь тебе придётся подчиняться моим прямым приказам. Впрочем… — тут он усмехнулся так недобро, что Гэвину поплохело, — в том, что подчиняться ты умеешь, мы уже убедились. Дело за малым. — Ах ты сукин сын… — жалко проблеял Гэвин, судорожно хватая ртом воздух: безжалостное напоминание о том-что-было-кончено ударило его под дых. — Попробуй ещё раз, — безмятежно отозвался Ричард. Уёбок наверняка наслаждался происходящим, хотя в его замершем безразличном лице не было видно ни намёка на какую-нибудь эмоцию, хоть на что-то, блядь, человечное. — Ах вы сукин сын, агент Стерн, сэр, — выплюнул Гэвин дрожащими губами. — Лучше? Ричард не стал размениваться на реакцию — только развернулся и уверенным шагом направился к своей сраной пижонской тачке, которую Гэвин заметил неподалёку только сейчас. Очевидно, он использовал её и для выездов на расследования; заебись, конечно, но мысль о том, чтобы провести ближайшие полчаса дороги на комфортном кожаном сидении, Гэвина сейчас не радовала. Вся эта сценка на парковке была одним его огромным провалом — очередным и наверняка не последним. И то, что Гэвин неохотно поплёлся следом за Ричардом к машине, тоже было им. Он плюхнулся на пассажирское сидение, мстительно хлопнув дверью; Стерн поморщился, но промолчал — как если бы их диалог вымотал и измучил и его; глупое, конечно, было предположение, уж он-то с лёгкостью сумел отмахнуться от всего, что их связывало прежде. Даже от сопливого признания, которое Гэвин зачем-то вчера высрал. Блядское «я на тебя запал», висящее над ним теперь дамокловым мечом. Господи, ну почему он был таким тупым? — Пристегнись, — негромко произнёс Ричард, заводя машину. — Не хочешь сделать это сам? — съязвил Гэвин, но это ему — не Стерну — плеснуло в лицо краской от воспоминания о том, как Ричард это делал, и он почёл за лучшее разобраться с ремнём безопасности самостоятельно; Ричард скорее сожрал бы свою отглаженную рубашечку, чем прикоснулся к нему теперь в каком бы то ни было предосудительном смысле, этот поворот сюжета Гэвин уже выкупил, но, с другой стороны, Ричард мог сделать это и назло ему, и тогда… Не представляю, как бы я отреагировал. И, знаешь ли, не очень-то горю желанием выяснять. Ричард, удовлетворённый его послушанием, вбил в навигатор координаты, и они тронулись. Путь по вечерним пробкам обещал занять двадцать три минуты. Самые длинные двадцать три минуты в его, Гэвина, жизни. Долгое время они не разговаривали. Гэвин, взвинченный до предела, вертелся на сидении, как уж на сковородке: его подташнивало, хотелось снова проблеваться, хотелось отыграться, сделать что-нибудь такое, что заставило бы Ричарда потерять хладнокровие, выйти из себя. Хотелось, чтобы Ричард посмотрел на него. Хотелось, блядь, чтобы Ричард его потрогал — нервно подрагивающее колено Гэвина было в нескольких дюймах от его расслабленной ладони, и Гэвин ненавидел, ненавидел, ненавидел себя за то, что продолжал думать об этом, надеяться на это, желать этого. Как будто говорил: на вот, бери меня, играй со мной, мне, сука, понравилось, я, сука, хочу ещё. Баран безмозглый. — В чём дело? — спросил Ричард наконец, видимо, устав от его ёрзаний. — Жопа болит, — огрызнулся Гэвин. — Сам виноват, — философски отозвался тот, поворачивая направо. — Я?! — поулёгшаяся было ярость вспыхнула в Гэвине с новой силой. — Это я, что ли, хуем в тебя тыкал?! — Не припоминаю, чтобы ты возражал. Гэвин подавился воздухом. Ричард не отвлёкся от дороги, не посмотрел на него, не покосился, не усмехнулся. Ему, типа, даже весело не было. Он просто вёл свою ублюдочную тачку и констатировал ублюдочный факт. И всё. Сраный робот, андроид, мешок с болтами — не человек. Люди не бывают настолько равнодушными. Люди ошибаются, обсираются с ног до головы, чувствуют тупые человеческие чувства, в конце-то концов! Испытывал ли Ричард к нему хоть что-то? Гэвин вовсе не собирался об этом думать, а поди ж ты — непрошенное разочарование всё равно вцепилось ему в горло когтями и теперь не собиралось отваливать. Ричард тяжело вздохнул и вдруг произнёс: — Послушай, я этого не планировал. Видать, истолковал испортившееся настроение Гэвина по-своему. — Вчера, когда я ехал к тебе, — негромко и спокойно продолжил он, не отрывая взгляда от загруженной трассы перед ними, — я намеревался только убедиться в том, что мои глаза меня не обманывали. Что это ты следил за нами в Полтауне. Машина была твоя, но я привык проверять даже очевидные свидетельства. — Так ты и номера мои пробил, уёбок? — прохрипел Гэвин: ему перехватило дыхание от бешенства и смутной боли, у которой не было права на существование и которая ему лично сейчас была совсем ни к чему. — Разумеется, — отстранённо подтвердил Стерн, напрочь проигнорировав неуставное обращение. — Кроме того, это было вполне в твоём стиле. Я не был так уж сильно удивлён. — Что, блядь, должно означать «вполне в твоём стиле»? На ремарку Стерн внимания не обратил. — Естественно, тебя не удовлетворил мой ответ про брата, и ты решил проследить за мной, — он говорил бесстрастно и ровно, так, будто пересказывал события фильма, а не произошедшее лично с ним. — Не думаю, правда, что ты всерьёз связывал меня с делом Уорренов. Я действительно не знал об их смерти, пока ты не сообщил мне. А когда мне передали это расследование, ты уже чуть всё не испортил допросом Томпсона. Что-то встало Гэвину поперёк горла. — Что, не понравилось, что твоего дружка подозревают? — нехорошо ухмыльнулся он. — Так ты его утешал той ночью, что ли? А он не приревнует ко мне, а? Ричард вдарил по тормозам так резко, что Гэвина по инерции швырнуло вперёд, и ремень безопасности впился ему в грудь удавкой. Не пристегнулся бы — точно влетел бы башкой в лобовое стекло. И это было единственным свидетельством того, что Ричард Стерн всё ещё мог что-то ощущать и даже терять контроль над собой, которое досталось Гэвину за этот отвратительный день. Победа была похожа на поражение. — Он не мой друг, — процедил взявший себя в руки Стерн, снова набирая скорость. — Но больше ты к нему не сунешься. — Это с хуя ли? — взбеленился Гэвин. — Потому что я так сказал, — с тем же успехом Ричард мог бы въебать ему по затылку кирпичом — ощущение было схожее. — И что, надеешься, что я отвечу: «Да, папочка»? — он немедленно пожалел о собственной дерзости, когда Ричард на одно мгновение повернулся к нему лицом. Этой безжалостной восковой маской. — Ты не знаешь, куда лезешь, — выплюнул тот, вновь сосредоточившись на дороге. — И рискуешь сорвать мне задание своим упрямством. Хотя бы раз в жизни прислушайся к тому, о чём тебя просят, и усмири своё непомерное эго. Майкл Томпсон тебе не по зубам. — О, ну конечно, я же не блядский двойной агент! — Вот именно, Гэвин, — теперь Ричард произносил его имя как пощёчину, как издёвку, как удар. И это было унизительнее равнодушного «детектив Рид». — Ты не. Ты даже не смог позаботиться о том, чтобы остаться незамеченным. Я выстраивал доверительные взаимоотношения с Томпсоном последние несколько месяцев, а ты едва не уничтожил их своей детской выходкой за считанные секунды. И это, если начистоту, привело меня в ярость. — Вот как? — зло рассмеялся Гэвин; обида обожгла язык горечью. — Значит, ты поговорить об этом вчера припёрся? А что случилось потом, Ричи? Хер в штанах не удержал? Чужой взгляд ударил не хуже хлыста. — Не думаю, что ты понимаешь, как это выглядело с моей точки зрения, — теперь Ричард говорил едва слышно, так, что Гэвину приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова; его пальцы сжимали руль с такой силой, что там, под плотными чёрными перчатками, наверняка прятались побелевшие от напряжения костяшки. — Как выглядел ты. Ты был довольно убедителен в своём спектакле, и я… Он вдруг замолчал, будто лишился дара речи. — Что — «и я»? — требовательно спросил Гэвин, когда пауза затянулась. Ричард не отвечал очень долго — они успели преодолеть пару кварталов и пережить затор в Мидтауне, впереди уже замаячил красный кирпич нужного им здания. — И я очень хотел тебе верить, — выдохнул Ричард наконец, съезжая на парковку перед больницей. — Настолько сильно, что позволил себе обмануться. Как если бы ничего этого не было — ни твоей лжи, ни моего знания о ней. И мне было хорошо с тобой, Гэвин. Мне было так хорошо, что даже показалось, что всё это действительно не имеет значения. Гэвин беспомощно открыл рот. Это было похоже на признание, и его проклятое сердце жалобно трепыхнулось где-то в животе. Но раньше, чем он успел задать прямой вопрос или перевести всё в шутку, Ричард заглушил двигатель, повернулся к нему и процедил: — Но ты позаботился о том, чтобы напомнить мне о реальности, о которой я забыл. Он выбрался из машины первым. Гэвин последовал за ним лишь спустя несколько долгих минут — время, оказавшееся достаточным для того, чтобы Стерн переговорил с медперсоналом и добился доступа к медицинской карте Линды Уоррен: здесь записи велись по старинке, в бумажном виде, без оцифровки. Гэвин сейчас не смог бы даже назвать её фамилию, не то что объяснить нюансы происшествия. Его мутило, ладони были ледяными, к мокрой спине неприятно липла футболка. В висках стучала кровь. Внезапная искренность Ричарда, возможно, уже о ней жалевшего, выбила у Гэвина из-под ног почву. Остались только тупая ноющая боль за грудиной, только вереница бессвязных мыслей, только все эти нескончаемые и невыполнимые «если», приводящие к развязкам, которые уже не случились. Может быть, всё было бы иначе, если бы я остался дома. Или если бы был с тобой честен. Или если бы никогда, никогда в жизни не соглашался на участие в расследовании по делу Грейвза. Ни одно из этих допущений не меняло того, что имелось здесь и сейчас. Не то чтобы от этого становилось легче. Внутри было светло и чисто, Гэвин, когда вошёл, сразу же подумал о том, что Уоррены наверняка всирали кучу бабла в страховку. Нет, серьёзно, тут было целых два охранника! Обласкавших Гэвина мрачными взглядами, которых почему-то не досталось ублюдку Стерну. — Как я и думал, — пробормотал тем временем Ричард, пролиставший историю болезни Линды Уоррен, вынесенную недружелюбного вида медсестрой с тёмными глазами; просто удивительно, что у него были на это силы сейчас, когда сам Гэвин ощущал себя позорно жалким и слабым. И шумно захлопнул книжку, вернув её на стойку ресепшена. — Чё там? — поинтересовался Гэвин, вяло шевеля разбухшим языком. Медсестра наблюдала за ним с подозрением: если Ричард, наверняка продемонстрировавший значок, вполне соответствовал образу копа, то Гэвина мерзкая баба явно приняла за какого-то местного бомжа. — Поговорим снаружи, — ожидаемо ответил Стерн, тоже заметивший повышенный интерес работницы. На улице уже стемнело. Накрапывал мелкий противный дождь. Гэвин вступил кроссовкой в лужу, промочив ногу, и издал сдавленное «датвоюжнахуймать». Ричард, не проявивший ни малейшего сострадания к его горю, двинулся было к машине, но Гэвин сцапал его за рукав: — Объясни, что ты там думал-то. Взгляд Ричарда метнулся к его руке и сразу вернулся к лицу, которое с какого-то хера запекло, хотя поводов для смущения у Гэвина в данный момент не было. …ну, кроме всего, что было сделано и озвучено в недавнем прошлом. — Ни одной записи о беременности, — сухо произнёс Ричард, сделавший наконец одолжение и переставший сверлить его своими ебучими глазами-рентгенами. — Это довольно странно. Обращение в другую клинику было ей невыгодно, её медицинская страховка покрывала большую часть расходов на лечение только при условии прохождения осмотров здесь. — Может, она не знала, что залетела, — Гэвин пожал плечами и невольно вздрогнул, когда Ричард посмотрел ему прямо в глаза. — Может, — согласился тот; в его взгляде было эхо эмоции, которую Гэвин не смог распознать, но от которой ему почему-то сделалось дурно. — А может, она не хотела ставить в известность Уилла Уоррена. Гэвин растерянно почесал подбородок. — Типа… — голова у него не варила, хоть убей, выводы и догадки приходили с опозданием. — Ты думаешь, что она ему… — …изменяла, — услужливо подсказал Ричард. И дёрнул уголком рта, будто хотел усмехнуться и не смог. — Вполне вероятно. Их брак трещал по швам, Уоррен с минуты на минуту мог лишиться работы. Она проводила целые сутки в одиночестве и, похоже, не была от этого в восторге. — Это тебе тоже та бешеная бабка рассказала? — Гэвина накрыло приступом необъяснимого веселья, больше напоминающего истерику. — Ну, которая мамаша Томпсона. Ричард странно хмыкнул и не ответил. — Поехали, — мягко сказал он вдруг; смена тона была такой внезапной, что Гэвин изумлённо икнул. — Я подброшу тебя до дома. Есть ещё кое-что, что мне нужно проверить одному. Гэвин открыл было рот, чтобы сказать: эй, чувак, ты охренел? Я поеду с тобой, и это не обсуждается. Или, может, отделаться хотя бы гордым пошёл ты, сам доберусь. Но почему-то промолчал. То ли исчерпал свой дневной лимит наглости, то ли — и признаваться в этом себе было, если начистоту, довольно болезненно — больше не вывозил находиться рядом с Ричардом. Гэвин даже не знал теперь толком, что чувствует: всё стало слишком уж запутанно между ними, и объяснения, которые Ричард готов был ему дать, только усложняли ситуацию. Как если бы Гэвин так уж нуждался в этом ебучем недопризнании, только заставившем его почувствовать себя ещё большим дураком, чем раньше! Крошечное открытие про отсутствие данных о беременности Линды Уоррен в больничных архивах раскрытию дела о её убийстве способствовало не больше, чем сраное ричардовское «мне было хорошо с тобой» — его, Гэвина, продвижению в намерении выкинуть Стерна из головы. — Ну, погнали, раз предлагаешь, — буркнул он вслух, отчаянно сражаясь с собственным взбесившимся сердцем. — Чаевых за услуги таксиста не оставлю, учти. Ричард покачал головой и — впервые за весь этот бесконечный и чудовищный день — улыбнулся ему по-настоящему. То, как у Гэвина перехватило от этого дыхание, шло против установленных им самим правил. Первая попытка избавиться от зависимости оказалась обречена на провал.