***
За два месяца жизни с Руи я ни разу не заглянул к Каоки-сан. А должен был? Ей было на меня плевать. А мне вообще на всех. Кроме Руи. И я хотел забрать подаренную им шляпу, пусть это и было глупо, или странно. После школы, шёл по дорожке ёжась и пряча руки в карманах. Я вечно замерзал, как бы тепло ни одевался. По словам Руи, из-за ослабленного иммунитета. По моим догадкам: из-за того, что Руи не мог обнимать меня весь день. Знакомая дорога проходила через пляж, одинокие домики, покрытые снегом кипарисы, магазин… И вот я увидел дом Каоки. Подошёл ближе, помедлил с тем, чтобы заходить. Прислушивался, вглядывался в окна. Моё внимание привлёк почтовый ящик. Он всегда пустовал, но сейчас красный флажок был поднят вверх. И это значило, что внутри что-то есть. Кто бы мог написать тёте, а, тем более, мне? Может, газета пришла, или реклама? Желая оттянуть момент входа в дом, я открыл ящик без всякого интереса. Внутри лежал белый конверт. Быстро глянув на отправителя, хотел уже положить обратно, чтобы Каоки сама взяла письмо, но не тут то было. На конверте в графе «отправитель» было имя «Отори Эму». И письмо предназначалось мне. Что я почувствовал прочитав это — тяжело описать. Будто по голове ударили чем-то металлическим, и я слышал только эхо от удара. Дрожащей рукой достал письмо и будто держу в руках диковинную вещь, смотрел и смотрел, почти не ощущая бумагу пальцами. Словно в тумане, или замедленной съемке, я подошёл к дому тёти, держа в руке конверт. «Мне просто нужно забрать свой подарок от Руи и уйти домой», — я напоминал это себе раз за разом, переминаясь с ноги на ногу на пороге. Постучал, но никто не ответил. Дверь была открыта, так что я беспрепятственно зашёл в захламлённый коридор, вдыхая запах перегара. Не было никакого желания знать, кто сейчас в доме Каоки, и я быстро прошмыгнул в свою комнату. Тётя, явно, не сильно расстроилась, обнаружив что племянник собрал вещи и ушёл — в моей бывшей спальне стояли коробки барахла, бутылки от выпивки, переполненная пепельница и вывернутая наизнанку кровать. Как будто в ней что-то взорвалось. В этом доме мне было тяжело дышать. И, может, дело не только в застоявшемся воздухе. Может, дело было в страхе. Соломенной шляпы не было в комнате. Я осторожно вышел в коридор. Услышав скрип дивана в гостиной и чужой недовольный вздох — застыл на месте. Мои переполненные испугом глаза наткнулись на вешалки в прихожей, и тогда я увидел то, за чем пришёл. Быстрыми тихими шагами подошёл к выходу, одной рукой взяв свой, висящий в коридоре, подарок от Руи, второй открыл дверь. А на пороге стояла Каоки-сан с ключами в одной руке и пакетом продуктов во второй. Она смотрела на меня удивлёнными глазами, и я, как вкопанный в землю, молча пялился в ответ. Каоки молчала секунд двадцать; в это время меня поразило сумасшедшее, резкое осознание — она очень похожа на мою маму. Светлые волосы и мягкие черты лица, только светло-розовые глаза у Каоки полные глупой ярости и безысходности. А у мамы были добрые. Ухмылка исказила лицо тёти, когда она сделала шаг в дом. Я попятился назад, убирая соломенную шляпу и конверт за спину. Как будто Каоки было до этого дело — она смотрела мне в лицо, и я уже мог предвкушать яд слов, собирающихся на её языке. — Гляньте, кто пришёл, — обвела меня взглядом с ног до головы, а я не мог унять стучащее сердце и нервно сглотнул. — А что такое, выгнали? — не понимал, что она хочет сказать, знает ли где я живу и нужно ли ей это знание, но Каоки произнесла: — Надоел ты ему, да? Шлюха. Ну, у вас в роду это семейное, — мои глаза распахнулись. Воздух не проникал в лёгкие. — Думал, ноги раздвинешь перед богатым мужиком и всё будет хорошо? Это только твоей матери так повезло, — поставила пакет на пол и начала подходить ко мне. — Уже все вокруг знают, что ты с этим новым учителем трахаешься. Ты зачем меня позоришь, выродок? Хорошо, что вернулся. Я тебе работу быстро найду. Ту, которая придётся «по вкусу». Сказал бы сразу, что нравится с мужиками трахаться. А то отсидел на моей шее месяц. — Что вы… — она хотела схватить меня за волосы. И я знал, что это будет больно. Я давно не чувствовал боли и не хотел этого снова. Неожиданно даже для себя, отшатнулся в сторону и быстро побежал к двери. «Шлюха!» — прокричала она, прежде, чем я переступил порог дома. Я бежал от туда, выдыхая клубы пара, оставляя следы на тонком снегу, пока в моих глазах копились слёзы. Забежал в дом Руи. Даже это излюбленное мною место, хранящее лишь самые лучшие и сокровенные воспоминания, тогда показалось странным, пустым и совсем не уютным. Руки дрожали. Жадно вбирая ртом воздух, я прислонился спиной ко входной двери и осел напол. И я помнил, что Руи придёт только через два часа, но мне нужно было увидеть его сейчас. Незнакомая паника противно бушевала внутри. Что вообще… О чём говорила Каоки-сан? Что она имела ввиду? Все знают что я живу с Руи? Это плохо? Что Руи думает об этом? Он что, тоже считает, что я…шлюха? И почему Эму написала мне письмо? Зачем? Пугал не сам факт наличия письма, как-то, что я не помнил лица Эму. Я пел с ней и Нене в группе три года. А тут, вдруг, я не помню, просто не могу вспомнить, как они выглядят. Я стал расстёгивать верхние пуговицы рубашки, думая, что это как-то поможет не задыхаться. Страх, неожиданный и душащий, заполнял всё пространство вокруг. Это письмо от Эму не было просто письмом. Это было весточкой из моей прошлой жизни. Жизни, где всё было хорошо. Где я выступал на сцене, был искренне счастлив и даже не мог представить, что впереди будет тот хаос, где я сейчас. Лучше бы я не получал этого письма. Мне стало тошно от мысли о его содержании. Но я нервно открывал конверт, молясь, чтобы там не было больше, чем дежурных «Привет» и «Как дела?». Потому что, казалось, я этого не вынесу. Не вынесу слов поддержки или рассказов о том, как наша группа поживает без меня. Не вынесу ничего о своих родителях, об университете или Токио. В глаза ударил неряшливый почерк Эму и выбивающиеся среди иероглифов рисунки. «Дорогой Цукаса-кун! Привет-привет! <333 Пишу тебе и сомневаюсь, что листа хватит, чтобы выразить все мои мысли. И так!!! Я очень удивилась, не увидев тебя в школе в начале года. Искала твоё имя по спискам всех классов и не могла поверить, что тебя нет. Даже пошла в администрацию! Сказала, что это какая-то ошибка, что ты не собирался менять школу и всё такое, но они молча пожали плечами. А ты не появился на учёбе. Пошла к тебе домой, смотрю: там ремонт и въезжают какие-то другие люди. Ты переехал и даже ничего не сказал? Ты потерял телефон? Почему не берешь трубку? Или у тебя новый номер, а мой и Нене ты не помнишь? Почему не позвонил ни разу? Даже смс-ку не отправил. ＞︿＜ Новые люди в твоей квартире выкинули все вещи на свалку. Какое расточительство! И почему ты не забрал это с собой? Я докопалась до них: уперлась ногами в пол прихожей и не уходила, пока они не начали клясться, что не знают кто тут жил и куда он уехал. Выяснить твой новый адрес стоило мне многого… Ходила за социальным педагогом в школе гуськом две недели и умоляла рассказать. И психолога школьного просила, но тот всё про конфиденциальность информации начинал. Какая конфиденциальность, когда мой друг куда-то пропал? В итоге, как видишь, твой новый адрес я получила. Посмотрела в картах где находится твой новый городок. Красивое место! Море и домики такие стильные. И в традиционном стиле, и в современном. Население небольшое, но это даже к лучшему, да? Будет тебе контраст с Токио. Не помню только, чтобы ты рассказывал, что у тебя есть тётя. Ну да ладно, может и было такое. А Нене говорит, что не было. Ты, получается, раньше не знал, что у тебя тётя есть, или как? Жду рассказ про твою жизнь там. Как тебе новая школа и новые люди? Они говорят с акцентом? Тебе нравится с ними? Как твоя тётя? И что думаешь про город? Жду-жду-жду письма. Очень сильно жду (●ˇ∀ˇ●) <3 Скучаешь по нам? Я вот по тебе очень. Поверить просто не могла в твой переезд и, буду честно говорить, расстроилась. Очень сильно. Дело даже не в том, что нам пришлось закончить карьеру группы, или что наши планы на весёлый последний учебный год оборвались. Но ты ведь даже ничего не сказал! Мы же твои друзья, Цукаса. Цукаса, мы почти не виделись с момента как произошла…трагедия с твоими родителями. И почти не говорили. И мы скажем сейчас, потому что это важно: нам жаль, что это с ними произошло. И Нене и я ждали подходящий момент тебя поддержать. Но ты уехал. Случившееся ужасно. Надеемся, ты уже более-менее в порядке и продолжаешь дальше сиять. Ведь ты настоящая звезда, Цукаса-кун. Ты всегда был самым ярким и счастливым из нас, твой позитив и интерес к жизни вселяли мотивацию и надежду почти в каждого человека, которого ты когда-либо встречал. Мы с Нене знаем, что нет такой вещи, что может тебя сбить с пути, что ты самый сильный и самый лучший человек. Но, если тебе хочется поговорить, если тебе хочется высказаться, или поплакать, ты должен это делать. И ты должен был поговорить с нами, когда ещё был тут. В Токио. Мне искренне жаль, что я и Нене не стали твоей поддержкой, людьми, которым ты мог довериться. Знаешь, все наши запланированные с классом поездки и вечеринки в этом году идут своим чередом, а мне так неуютно на них, ведь тут нет тебя. Вообще, без тебя всё совсем не так. Всё очень…серое. Ты не обязан был, но всегда поднимал настроение людям вокруг и быть твоим другом значило для меня большую часть времени быть счастливой. Ты ведь продолжаешь заниматься музыкой? Очень надеюсь, что да. Наша группа больше не может существовать, но талант, что есть в тебе, не должен пропадать. Наши выступления всё ещё обсуждают здесь, в школе. И в парке тоже. Они спрашивают: «Когда будет шоу с тем весёлым мальчиком, который красиво поёт?». А я глупо улыбаюсь и не знаю, что сказать. Хотелось бы отвечать: «Скоро. Скоро Цукаса-кун приедет и всё будет как раньше.» Но я знаю, что не будет. Часто смотрю записи наших выступлений и думаю, что если твой отъезд отсюда был для того, чтобы сохранилась твоя яркая улыбка, то всё в порядке. В школе ты наверняка всеобщий любимец. Отлично, завоёвывай фанатов! Мы с Нене репетируем и пишем новые треки со словами для тебя. Но тебя нет. Пробовали пригласить других вокалистов, чтобы спеть с ними на конкурсах, но всё звучит несуразно и глупо. А вот ты, чтобы ни пел, звучал хорошо. Поэтому, сейчас Вандерлендс в составе меня и Нене, репетирует за закрытыми дверями в актовом зале. И наши слушатели — стены. А зрители — стулья. Нене предложила вступить в чужую группу. Потому что нужно зарабатывать и нужно выступать, повышая навыки. Я не хотела соглашаться — это чувствуется, как предательство. Но в итоге согласилась. Ты же не злишься, Цукаса? Думаю, нет. Потому что в следующем году, когда ты поступишь с нами в Токийский университет искусств, мы вновь возродим Вандерлендс. Ты же собираешься поступать? Ответ «нет» просто не принимается! Мы же два года мечтали о нём, и я всерьёз рассчитываю встретить тебя среди первокурсников в следующем году. Ты пропустил мой День рождения. Восемнадцать лет я хотела отметить по-другому. Ну, то есть, для начала: в твоей компании. Однако не вышло. И я закатила большую вечеринку. Позвали всех, кого знали. Кстати-и-и, Нене начала встречаться с мальчиком из группы «Вивид Бэд Сквад». Помнишь их? Второе место на рождественском конкурсе прошлого года. (Только Нене утверждает, что они не встречаются. Ну да, ну да. Я вижу, как они не встречаются:) Он хороший мальчик, скромный и, говорят, играет на фортепиано и скрипке просто вау. В общем, много нового. Но зачем это новое, если в нём нет тебя? Цукаса, мы постоянно думаем о тебе. И уже просто не можем гадать, в порядке ли ты. Ты… Нене сказала, что если бы ты хотел с нами связаться — связался бы. Говорит, что ты не ответишь на это письмо, и не нужно тебя донимать. Но я так не могу. Хотя бы одно слово. Хотя бы почтовую открытку с изображением твоего городка. Мы будем ждать. Твои любящие друзья. Эму Отори и Нене Кусанаги. 15 сентября»***
Смутно помню, как спустя какое-то время поднялся, по тёмному коридору прошёл в ванную. Закрыл дверь на замок, разделся и стал под душ. Но сил просто не было и, сев на кафель, я обнял себя за колени. Горячие струи все продолжали литься сверху. Шум воды и пустота в голове. Я провел так достаточно много времени, потому что в какой-то момент услышал стук по двери и «Цукаса, всё нормально?» сказанное обеспокоенным голосом. Руи уже пришел. «У тебя всё хорошо?». Я ничего не мог ответить. Зажмурившись, прикусил нижнюю губу. Мне было так жаль расстраивать Руи своим поведением, в то же время я чувствовал стыд. Сказанное Каоки отпечаталось в памяти, поэтому я продолжал сидеть, не двигаясь. И глупо надеялся, что Руи уйдет спать, а затем я выйду и лягу на диване. — Цукаса, ответь мне, — он продолжал стоять за дверью, а я молчал, не открывая глаза и не поднимая головы. Хотелось спрятаться. Не от Руи. Просто спрятаться. — Цукаса, если ты ничего не ответишь, я зайду. «Чёрт» — тихо выругался он. Быстрые шаги в сторону нашей спальни, затем вновь к ванной. Копошение в замке. Шум воды. Руи открыл дверь запасным ключом и как-то облегченно нервно выдохнул, увидев меня. Медленно подошёл и выключил воду, опускаясь на колени. — Цукаса, ты почему не отвечаешь? — позвал нежно. — Цукаса, посмотри на меня, — но я не хотел. Ничего не хотел. Тогда Руи осторожно коснулся моего плеча и провел по нему, стараясь заставить обратить на себя внимание. — Что-то не так? — взял висящее рядом с зеркалом полотенце и, накинув на меня, заставил подняться. Он обматал меня, всё еще не смотрящего ему в лицо, только я не хотел двигаться или куда-то идти. Руи без усилий поднял моё тело, замотанное в полотенце, прижав к себе, и отнеся, как куклу, в спальню, усадил на кровать. — Что случилось? — вытирал меня, надевал пижаму. — Цукаса, что произошло? — я поднял на него уставший взгляд и несколько секунд спустя, взял за запястье. Руи не ожидал, что я резко потяну его на себя, и, упав на кровать, растерялся. Он перевернулся на спину, но прежде чем встал, я залез сверху, устраиваясь на его паху. — …Ты что делаешь? — недоуменно спросил, хмурясь, а я начал расстегивать его ремень. — Я же должен отплатить тебе за дом и за всё, что ты делаешь для меня, — с заплаканным лицом ответил я. — Цукаса. — Ты ведь этого хочешь, — я начал стягивать его брюки вниз. — Цукаса! — вдруг крикнул он, заставив меня замереть, и схватил за запястья. — Ты о чём сейчас?! Успокойся! — Руи разозлился. В следующие пять секунд, как он накричал на меня — я разрыдался. Сидя на нем — мужчине с красивым лицом и телом, одетым в рубашку и брюки, — я, будучи в глупой пижаме, и с его крепкой хваткой на запястьях, сидел, трясясь в рыданиях. Моему неожиданному чувству унижения не было предела. Руи не двигался несколько мгновений, затем приподнялся, отпустив мои руки, и прижал моё тело к себе. — Цукаса, всё хорошо. Всё хорошо... —…П-прости, — пытался произнести я, не решаясь обнять его в ответ. — Тише, тише. Всё нормально. Но нормально ничего не было. Шмыгая носом и икая, спустя десять минут я все ещё сидел с ним так, пусть и не в истерике, но с ужасным ощущением внутри. Руи был рядом и, гладя по спине, не просил ничего говорить. Хоть мы оба понимали, что разговору быть. Рубашка Руи промокла на плече от моих слёз и, крепко обняв его, я не хотел двигаться с места. Пусть, Каоки и люди в этом городе говорят, что им вздумается, пусть я больше не выступаю на сцене и ничего не стою, пусть моя жизнь катится на дно. Пока Руи позволяет мне быть рядом — всё неважно. Пока он обнимает меня — я могу смириться со всем. — Я люблю тебя, — тихо-тихо признался я, куда-то ему в шею, и даже не стал ждать ответа. Мне просто было важно это сказать. Руи замер. Я не видел выражение его лица и не хотел видеть. Разочарование? Презрение? Что? Что там? — Цукаса, я тоже люблю. Тебя люблю.