Маковое поле

Зажмурившись, могу ощутить фантомное прикосновение его пальцев, аккуратно вытирающих с моего лица слёзы. Это было важно для меня — то, что я мог продолжать стоять там, в доме Руи, и плакал, не в силах прекратить, а он ничего не говорил, молчаливыми действиями стараясь меня успокоить. Гладил по спине, по волосам, позволил уткнуться ему в плечо и бесстыдно реветь. Наверное, он знал, что мне это нужно. Не помню, когда до этого плакал в последний раз, но в тот вечер обида за всё, что происходит в моей жизни, вся безысходность и отчаяние, достигли своего предела, а непонятное отношение Руи ко мне оказалось последней каплей. Правда, в его объятиях всё всегда вылетало из головы, и сдавленные рыдания спустя время перешли в судорожные вздохи и шмыганье носом. Руи отстранился, чтобы посмотреть в мои красные заплаканные глаза, и бережно взяв за запястье, повёл за собой вглубь дома. Не проронил ни слова, смотрел, как всегда, понимающе. А я был совсем без сил. Мы легли на кровать не переодеваясь. Ни о чём не говорили, но он поднял руку и уже через мгновенье я прижался ближе, уткнувшись лицом в его шею, а он обнял меня за спину, натянув на нас одеяло. Моя голова была пуста, я сразу уснул. Спал ли Руи в ту ночь? О чём он думал? Сидеть утром на кухне было неловко. Я держал чашку двумя руками, гипнотизруя взглядом кофе в ней и пытался выдавить нужные слова. — Извини за это… — прозвучало совсем тихо и хрипло. — За что? — спокойно спросил Руи. — Ну… — я прочистил горло. — Что пришёл к тебе, покричал, разревелся… Извини меня. Мне жаль. Я…Я больше не буду тебя беспокоить. — Всё в порядке. В этом нет ничего плохого, — я даже не поднимал глаза, слегка усмехнулся, чувствуя вину и стыд. — Ничего плохого… Ты всё это говоришь, чтобы меня не расстраивать? — Цукаса. Всё что я говорю, говорю только потому, что так думаю. У меня никогда не было жалости к тебе, и я точно никогда не хотел от тебя избавиться. Ты помнишь, что вчера сказал? Что сам избавишься от себя, — я затаил дыхание. Правда такое вырвалось, что-ли? — Я хочу, чтобы подобные вещи больше не звучали от тебя. И даже не появлялись в твоей голове, — я поднял голову, встречаясь с пробирающим до мурашек внимательным взглядом Руи. Уверенность его голоса и это необычное серьёзное выражение лица вынудили меня лишь неуверенно кивнуть и продолжить пить свой кофе. Но я почти физически чувствовал напряжение Руи. Кажется, мои слова его насторожили. Но ведь это было сказано…на эмоциях? Поверить не могу, что заявил подобное. На самом деле, мой врач говорит, что многие воспоминания из прошлого, что я так бережно храню — сильно искажённая мною реальность. Люди, бывшие вокруг тогда, и их отношение ко мне, течение времени, атмосфера городка, где я жил. И Руи. Его слова, его действия. Взгляды и касания. Только я не могу в это поверить. Поверить в то, что его чувства ко мне придумал сам. В то, что сам придумал, как он предложил мне жить у него, чтобы больше не оказываться избитым в доме тёти, в то, как он впустил меня внутрь с чёрным котиком на руках после наступления первых морозов и разрешил оставить бездомное животное. В то, как он разрешал приходить к нему ночью и ложиться рядом, зная, что я хочу, чтобы он меня обнимал. И он напористо целовал меня, заставляя разум распадаться на части. И позволял мне делать это в ответ в пустом после занятий классе, когда на видневшемся из окна небе, раскинутым над морем, взрывались ярко-фиолетовые цвета заката. Но я мог любоваться только фиолетовами прядями волос Руи и собственным отражением в его глазах. Многих вещей я не помню: лиц, имён, точных обстоятельств. Но навсегда уверен в одном: Руи любил меня. Он любил меня и поэтому я так сильно любил его в ответ. Я превращался в цветочную пыль рядом с ним — настолько хорошо нам было. Мы были дома в выходной, и Руи просматривал какие-то документы на ноутбуке, сидя за столом. В большой футболке, доходящей до середины бедра, я провалялся в кровати всё утро, но в одиночестве было не уютно. Я подошёл к Руи. В своих очках, со строгим выражением лица, он даже не оторвался от экрана ноутбука, пока я в неудачных попытках не мешать и быть аккуратным, усаживался на его колени, и обняв, уткнулся щекой в плечо. Руи провёл ладонью по моим волосам, заставив почти что мурчать, как нашего недавно появившегося в доме кота, и продолжил работать. А я обнимал его и чувстовал как внутри громко стучит сердце. — Тебе холодно? — тихо спросил он. — Нет… Руи медленно провёл по моей спине, по бедру, всё ещё погружённый в работу. — Хорошо, — сказал так легко и спокойно, а у меня всё тело мурашками покрылось и щёки наверняка стали розовыми. — …Нашему коту нужно имя, — сказал я. — М-м… Да? Какое? — Не знаю… — Мы не можем называть его просто «кот?» — Не-ет, это…грубо? — я смотрел на падающие за окном крупные хлопья снега и радовался, что греюсь об Руи. — Разве «кот» плохое имя для кота? — он вновь запустил руку в мои волосы. Я прикрыл глаза. — Просто…ну…от названия очень многое зависит. Мы же не назовём… музыкальную группу «музыкальная группа». Или какую-то песню «песня». И коту тоже нужно имя. — Хорошо. Давай придумаем ему имя. — …Мистер ночь? — Руи сдержанно посмеялся. — Э-эй, не смейся! — я смутился, спрятал лицо в сгибе его шеи, хотя он и так не мог меня видеть. — Прости-прости, — приятный тембр голоса сводил меня с ума. Руи всё ещё щёлкал мышкой, и я вдруг понял, что отвлекаю от работы. Встрепенулся, заглянул в его лицо. Поймал тёплый взгляд. — Ты же занят сейчас, прости. Давай…давай потом придумаем. Не отвлекайся, — он оставил почти невесомый поцелуй на моей щеке. — Всё в порядке. —… Ну я тогда здесь посижу. Ладно? — спросил я шёпотом, словно он когда-то меня прогонял. И затем поудобнее уселся, крепче обнимая его торс и засыпая. Каждый ли человек любил кого-то так сильно, как я любил Руи? Меня часто посещает этот вопрос. Возможно, дело в том, что Руи заполнил все пустоты в моей жизни. Он стал причиной просыпаться и засыпать, причиной делать каждый новый вдох. Он был в моих мыслях, перед моими глазами и его голос обволакивал, напоминая, что всё хорошо. Что я в порядке. Я будто был напряжён все время, сам того не замечая, и наконец-то смог расслабиться, будучи рядом с ним. Мы совсем не ссорились. Лишь несколько раз, когда он находил меня в ванной, после моего очередного кошмара, держащим руки под струёй горячей, обжигающей воды. Образ Руи — это запах табака и приятного одеколона. Это вкрадчивый голос, спокойный взгляд. Это «Всё будет хорошо. Я рядом.» Это воспоминания о его ладонях на моём теле, о бесконечных стопках домашнего задания, что он просил меня решать. В школе я почти не смотрел на Руи, а дома мог попросить лечь на кровать, забраться сверху и валяться так, пока не надоест. Ощущение физической близости и безопасности разморило меня. Совсем расслабило. Я так опасно тонул в этой любви. И был готов продолжать каждый день. Меня больше вообще ничего не волновало. В своих снах я раз за разом возвращаюсь в этот дом, стоящий на берегу моря. Я постоянно возвращаюсь к Руи.