Мы невозможны

      Глядя в спину едущему впереди Ниранну, Геллар никак не мог отвлечься от мыслей об этой демонской косе, которая змеёй скользила по коже доспеха. И казалось бы, думать надо о другом — есть о чём ведь — но проклятая коса заставляла вспоминать. Собственную слабость, грязную похоть и то ощущение, когда вцепился в эту чёрную змею, притягивая голову мага к себе. Сам!       И желание, забери Предел, желание, которое охватило в тот миг, тоже настойчиво лезло наружу. Намотать на кулак, как Винай… тогда. Рвануть назад, запрокинуть голову Ниранна и заглянуть в чёрный омут глаз надменного мага, стоящего на коленях. И увидеть… Что? Покорность? Готовность дарить ласки? Мерзость.       И чего тут больше — желания мести или отвратительной, недостойной страсти, ядовитые зёрна которой проникли ему в кровь вместе с невыносимыми ласками тёмных губ Ниранна Вирота. Шлюха. Тень над Тенями Дахака Кабар — распутная шлюха. Это наверняка какое-то жуткое колдовство. Иначе как объяснить, что он — лэт, носитель Первой Крови, офицер армии Амеронта позволил себе представлять подобное в то время как ненавистный враг, бешеный пёс ласкал его так непристойно?       Геллар поёрзал в седле, ненавидя себя за внезапную тесноту в штанах. Да что ж это такое?.. Неужто прав был дахака, когда говорил, что Геллар так боится только из-за опасений измениться навсегда. Женщины, в его фантазиях всегда были женщины. И очень небольшой опыт плотских удовольствий тоже был только с женщинами, разумеется. И никогда он даже и подумать не мог, представить не мог, что бывает иначе.       Ниранн обернулся и придержал своего коня. Чёрная бровь прихотливо изогнулась и насмешливая улыбка тронула эти проклятые губы. Да мысли он читает что ли?       — У тебя всё на лице написано, щеночек, — сказал дахака. — Глаза блестят, ты облизываешь сохнущие губы, а щёки покраснели. Ты страдаешь от вины, стыда и возбуждения. Но нет, ты пока не пал на самое дно гнусных еретических удовольствий, не переживай. Это ещё впереди. Просто у меня большой опыт, а ты юн и очень горяч. А рот мужчины или женщины — неважно. Если он умел. Глаза закрыл и…       — Ты не мог бы… замолчать, господин, — процедил сквозь зубы Геллар. –Твой раб нижайше просит тебя. Не откажи.       — В такой искренней мольбе — никогда, — хохотнул явно довольный собой Ниранн.       Во временном лагере дахака, Геллар первым соскочил с седла, принял и обиходил лошадь Ниранна, как подобает оруженосцу, и поспешил куда-нибудь спрятаться хоть ненадолго. Но куда тут спрячешься? Правда, никто особенно и не любопытствовал. Тень Денга скользил взглядом мимо. Очень старательно. А Винай только приказал Геллару сходить к котлу за едой и есть быстрее, пока господин Вирот не отдал приказа выдвигаться к аш-моар. Если уж и искать преимущество положения личного раба Ниранна, то это полное, демонстративное безразличие всего ир-кабара. Ни косых взглядов, ни случайных слов — пусть господин разбирается сам. Судя по всему, касаться игрушки нельзя не только руками, но даже мыслями. Вообще лучше держаться подальше. Что вполне Геллара устраивало.       Стоянка аш-моар оказалась довольно крупным поселением, спрятанным в небольшой долине, проход в которую вёл через узкое ущелье. Ущелье, конечно, охранялось отрядом лучников. Раньше. Потому что первым делом дахака пустили поверху пеший отряд, который расправился со стрелками с ужасающей скоростью и эффективностью. Никто даже не успел поднять тревоги.       Когда Геллар удивился такой чистой работе, Винай снисходительно ответил ему, что основная задача — выследить аш–моар. Крыс, как он их называл. А когда место найдено, остальное уже решается просто и быстро.       Ну, само собой, он несколько преувеличил. Аш-моар защищали поселение с яростью и не без успеха. Среди отступников было немало опытных воинов, маги тоже имелись. И сражение шло не так чтобы влёгкую. Геллар держался позади ир-кабара, совсем не желая участвовать в этой охоте, оснований для которой он не видел. Разве это его битва? Да, впрочем, от него этого никто и не ждал. С возвышенности на которой он остановил лошадь, Геллар мог хорошо видеть всю картину и надеялся на то, что каким-то чудом отступники перебьют всех дахака. Естественно надеялся с некоторой долей горькой насмешки над собой. Чудеса для него в этой жизни запасти забыли. Вот кошмаров — хоть отбавляй.       Глаз невольно отслеживал Ниранна. Он бился в самой гуще сражения с присущим ему азартом. Бился, надо признать, так, что можно было только позавидовать. Его техника была непривычна Геллару, но она выглядела безупречной. Магию Стальной Пёс кабара почти и не использовал. Во всяком случае явно для глаза. Лёгким смертоносным призраком, с немыслимой скоростью он косил воинов аш-моар, словно жнец Молчаливого Бога. И жатва его была обильна.       Справившись с защитой, дахака ворвались в поселение, сметая всех оставшихся в живых. Женщин, детей, раненых. Вырезали начисто. Зачищали. Геллар смотреть на это уже не стал. Спешился, привязал лошадь к дереву и уселся на землю, привалившись спиной к стволу. Они называют это охотой. Но это же просто бойня. Кровавая, жестокая и, скорее всего, бессмысленная. Ну чем может угрожать Магистратуму Тангаты или культу Дахака Кабар племя бродяг и изгоев? Скорее, дахака так тешат свою неуёмную жажду крови и жестокости, которую так любит их проклятое божество. Рун — Пёс безумия и отчаяния, идущий по следу Бога войны. И там, где тлеют пожары войн, он всегда приходит, чтобы забрать своё — надежду и силы к сопротивлению. Сеять хаос и панику. Как и они — дахака.       — Тебе следует идти к кан-ир, — сказал появившийся словно ниоткуда Винай. — Мы взяли одного из вождей аш-моар живым. Казнь уже начата, тебе надлежит быть рядом с господином.       Его непривычно серьезная и торжественная речь заставила Геллара прикусить язык на остром ответе. Какой-то очередной обычай. Не слишком разумно спорить.       Он послушно пошёл за Винаем, не оглядываясь по сторонам — храни Грит от таких зрелищ — приблизился к Ниранну и, перехватив его короткий взгляд, опустился на колени слева от господина.       Вождя аш-моар, лишившегося в бою левой руки, уже растянули на притащенном откуда-то массивном столе. И где только раздобыли? Культя срубленной руки бугрилась коркой палёной плоти — прижгли, чтобы не умер раньше времени, не истёк кровью. Винай слегка слукавил — случайно ли? — не ожидалась тут казнь, готовился ритуал. Мерзкий еретический ритуал.       Тень Денга встал за головой жертвы, обхватил лицо вождя ладонями и наклонился низко, будто хотел поцеловать его. Нажал под челюстью большими пальцами, вынудив разжать сцепленные мукой зубы.       — Тень над Тенями Дахака Кабар, Рассекатель разума, Стальной Пёс кабара, власть твоя — вести нас по следу Руна, право твоё кормить Псов его. Принеси дар Бешеному, открой нам след.       Ниранн шагнул вперёд, едва заметным жестом велев Геллару оставаться на месте. Принял из рук Виная свой же узорчатый кинжал. Протянул левую руку, позволяя Винаю расстегнуть и снять серебристый наруч. И вонзил остриё кинжала почти под прямым углом в предплечье, рванул вниз, от локтя к кисти, пропарывая и кожу доспеха, и свою. Тёмная кровь капала на песок, когда он подходил к импровизированному жертвеннику. Тоже наклонился над лицом вождя. Кинжал взлетел, и короткий росчерк разрезал рот и щёки жертвы в подобие чудовищной улыбки. Денга выкрикнул что-то гортанно, и вопль, родившийся в горле вождя, погас, а сам он замер, скованный заклинанием.       — Рун не будет потревожен ни криком, ни движением мяса. Чистая боль будет пищей его. А кровь будет пищей Псам его.       Ниранн опустил руку над изуродованным ртом жертвы, и тёмная струйка потекла, смешиваясь с кровью вождя.       — Не опускай глаз, Геллар, — залитая кровью ладонь вернувшегося Ниранна тяжело легла на затылок раба.       Когда прибыли в Ир-Вирот, Геллар едва дождался, когда все хлопоты, которые сопровождают по возвращению домой боевой отряд, закончатся. Просто чтобы взять кусок серого мыла, тряпок, и пойти, наконец, отмываться на пруд. Кровь в волосах уже превратилась в плотную корку, склеив пряди, а пот — свой и лошадиный — пропитал всю одежду.       На обратном пути его заловил Винай. Окинул взглядом мокрые волосы и не слишком свежую рубашку, и скорбно вздохнул.       — Армох, ты конечно щенок неразумный, но не младенец же. Ступай к Руме, скажи чтобы дала тебе чистую одежду. Кан-ир будет ждать тебя для своего купания — хочешь вонять как старый козёл? И Ниранн велел тебе побриться начисто. Надеюсь, что такое горячая вода и где её берут, рассказывать не надо?       Кровь бросилась в лицо Геллару. Он зажмурился, снова открыл глаза и выпалил, чувствуя, что вот сейчас точно готов перегрызть горло Винаю:       — Я не стану этого делать! Переоденусь, потру спину и задницу твоему хозяину, буду терпеть его выходки, но бриться я не стану! Пусть хоть запорет и всю кровь вылакает. Может, захлебнётся наконец.       Винай опешил, даже отступил на шаг назад.       — Э… это что-то связано с верой вашей? — спросил он осторожно.       — При чём тут вера?!       — Ну, может вам Грит не позволяет в плену бороду брить, под страхом немедленного испепеления души. Чего ты иначе взъелся-то так?       Геллар оторопело уставился на него.       — Бороду?       — Бороду, — неуверенно сказал Винай, замер и вдруг согнулся от хохота. — Ты… думал… Ты решил, что тебя заставляют… Ох, Геллар, ну ты и идиот.       — Да пошёл ты! — Геллар и сам не сдержал смущенного смешка. Глупо вышло, действительно по-идиотски. — Кто вас разберёт с вашими фантазиями. Вон Ниранн твой…       — Заткнулся, — сурово сказал Винай, но глаза выдали — там ещё гулял смех. — Ступай, армох. Бороду брей… А больше ничего не брей. Такому идиоту только доверь бритвенным ножом яйца скрести. И не будет у господина игрушки. Он снова заржал жеребцом и пошёл прочь.       Ниранн сидел в кресле в одних штанах. Голова откинута на высокую спинку, глаза прикрыты. На левом предплечье бугрится воспалёнными краями длинная продольная рана. Сомкнулась уже, но выглядит нехорошо.       — Чего не залечишь? — спросил Геллар, когда ему надоело стоять и ждать приказаний, разглядывая голый торс Ниранна. — Зараза, похоже, попала.       — Нельзя, — ответил дахака, не открывая глаз. — Силой нельзя. Помоюсь, обработаешь. Расплети мне волосы.       Да как же прикоснуться опять к этой косе. И ведь наверняка Ниранн всё это нарочно делает. Что от него уйдёт незамеченным? Геллар повозился с застёжкой серебряного гребня, задумался, как расплетаются эти демоновы пряди. Дахака насмешливо фыркнул, но промолчал. Геллар вздохнул и погрузил пальцы в плетение, разбирая. Волосы скользили по рукам, как тяжёлый плотный шёлк. Ну и грива, кони обзавидуются.       Отдёрнул руки, словно рассыпавшиеся пряди были языками пламени.       — Ты хорошо держался на ритуале, Геллар, — произнёс Ниранн. — Я доволен тобой.       — Польщён. Чего там держаться — очередная мерзость в череде мерзостей. Я уже привык. Ладно хоть жрать его не стали, я было подумал, что и это вам в радость.       — Плоть аш-моар не годится, только кровь, — бесстрастно ответил Ниранн.       — Ну да, — согласился Геллар. — Что-то вроде — дахака крыс не едят?       — Соображаешь, щеночек. Ладно, пошли мыться.       Дахака на ходу скинул штаны, переступил через них, как всегда, с какой-то расслабленной бесстыдной грацией, и встал у бортика купальни. Коснулся пальцами пахнущей цветами воды и поморщился — остыла, видать. Повёл руками, выпуская лёгкое свечение Силы, которое вскоре смешалось с поднимающимся от воды паром.       — Удобно, — Геллар кивнул, хотя Ниранн видеть его не мог. — Вот смотрю и удивляюсь, как ты вольно расходуешь Силу на всякое… Это все тангатские маги так могут или ты особенный?       — Пользуешься моим советом и собираешь информацию? — усмехнулся Ниранн, залезая в купальню. — Синий флакон, Геллар. Не голубой. Правильно, что отбросил в сторону лишнее и пошёл прямым путём. Сказали — делаешь. Так быстрее дело пойдёт. Я — высший маг, и я особенный, да. Поэтому могу себе позволить воду греть Силой, и вообще много чего могу себе позволить.       Геллар тщательно взбивал пену на волосах дахака, поливал водой и отжимал тяжёлые пряди.       — А есть кто-то сильнее тебя, как мага?       Ниранн перехватил его запястье, развернул ладонь и вдруг лизнул кончиком языка в самой середине. Тело Геллара будто прошила молния, а кровь мгновенно прилила к члену, вызвав самую быструю эрекцию в его жизни. Он охнул и попытался вырваться, но хватка Ниранна была крепче стали.       — В этих возможностях — нет, — невозмутимо отозвался дахака. — Это тебе в наказание за слишком правильный, но слишком топорный и несвоевременный вопрос. А также это урок, чтобы ты поверил, что когда я ласкаю тебя, то не применяю Силу. На будущее знай разницу. В Дахака Кабар есть два человека могущественнее меня. Не сильнее, просто у них пока больше власти. Сильнее меня, как мага, только один — Высокий Магистр Тангаты. Сильнее, как воина кабара, Пса — нет никого.       Геллар отдышался, пытаясь не думать ни о чём, что подогрело бы угасающее уже пламя в штанах. Например о том, как погрузить голову Ниранна под воду и держать там очень-очень долго.       — «Пока» больше власти?       — Умница, — промурлыкал дахака. — Раздевайся и иди ко мне.       — Зачем?       — Потому что я велю — не подойдёт такой ответ? Мыть тебя буду, от тебя тиной воняет. В пруду мылся?       — А где ещё? — проворчал Геллар, стаскивая рубашку.       — Уж лучше бы вообще не мылся. Пот и кровь пахнут приятнее, чем тина. Особенно твои. Здесь будешь теперь мыться. Со мной.       Ниранн усадил его спиной к себе — любимая поза, что ли? — между своих раздвинутых ног. Потянулся за флаконом с благоухающим зельем и принялся растирать пену по голове и спине Геллара, который сейчас ощущал себя отчего-то беспомощным намного больше, чем когда дахака охаживал его плетью.       — Пока больше власти, — продолжал Ниранн как ни в чём не бывало отвечать на уже позабытый Гелларом вопрос. — Я намереваюсь это изменить со временем.       — Почему ты так откровенен со мной? Мы враги, дахака. И даже то, что мы тут с тобой голышом плаваем и головы другу другу моем, не меняет этого факта.       — Именно поэтому и откровенен.       — Пояснишь?       — Нет, — Ниранн подсунул ладони под ягодицы Геллара. — Врать я тебе не стану, а к правде ты не готов пока. Я предельно очарован твоей новой, возрождённой дерзостью, дознаватель мой, но на сегодня прошу прекратить допрос.       — И перейти к пыткам, — пробормотал Геллар.       Ниранн довольно засмеялся и одна из его ладоней скользнула между ягодиц вперёд и захватила мошонку. Елозила, растирала, костяшка большого пальца недвусмысленно упиралась в анус. Совсем легко, но Геллара передёрнуло от отвращения. Он рванулся, подняв волну и брызги.       — Тихо, — вкрадчиво прошептал Ниранн и сжал пальцы — болезненно и предупреждающе. — Будешь дёргаться — позову Виная. Отмоем тебя в четыре руки. И снаружи и внутри…       И почему он не может прямо сейчас утопиться в этой сладко пахнущей воде? Бегай не бегай, а проклятый дахака своего решения не поменяет. То, что он тянет и откладывает… это, говорит только о его извращённой любви к играм. Ниранн попросту играет со своей добычей, как сытый зверь. Должно быть, предвкушение его забавляет больше, чем сам процесс. Так может перестать кормить зверя своим страхом?       — Вылезай, щеночек, — сказал Ниранн. — Ты ещё должен обработать мне рану.       Следуя указаниям дахака, Геллар разыскал в резном шкафчике — конечно, заставленным флаконами с притираниями и духами — склянку с едко пахнущим раствором, склянку с мазью и моток бинтов из выбеленного полотна.       Геллар рассмотрел рану, отметил нездоровую красноту вокруг, помял пальцами и покачал головой.       — Вот в этом месте — видишь? Надо бы вскрыть и вычистить. Зараза там скопилась.       — Неплохие познания, — одобрил Ниранн.       Геллар поднял глаза.       — Я — солдат, Нир. И… палач, в некотором смысле. Я обязан знать о ранах всё.       — Верю, — серьёзно ответил дахака. — Вот и вскрывай. Нож возьми в спальне — тот, что воткнут в гобелен с цветами. Ненавижу его.       — Что ж не снимешь? — Геллар хмыкнул и направился за ножом.       — Чтобы было что ненавидеть.       Он остановился и посмотрел на Ниранна. Лицо дахака было предельно невозмутимо.       — Постарайся не дёргаться, — сказал Геллар и осёкся под насмешливым взглядом Ниранна. Ну да. Скорее, ему ещё и понравится.       Отчего-то чувствуя странную неловкость, Геллар точным движением рассёк спавшиеся края, перехватил пальцами с обеих сторон и надавил, высвобождая дурную смесь крови, сукровицы и гноя. Рука Ниранна лежала на столике совершенно неподвижно. Не удержался, глянул в лицо. Глаза дахака были полуприкрыты, он словно бы вообще находился где-то в другом месте.       Торопясь, завершил знакомую работу. Вычистил, обработал едким зельем, выжигая остатки дряни, заложил мазь по ходу раны, перебинтовал. Сложил руки на коленях.       — Благодарю, — Ниранн кивнул. — Ты искусен.       — Пошли? — Геллар встал.       — Куда? — чёрные глаза распахнулись широко.       — В спальню.       Во взгляде загорелся смешливый огонёк, тонкие губы изогнулись в улыбке.       — Как угодно, щеночек.       Геллар размашистым шагом прошёл к огромной кровати, оглядел её, сдёрнул тяжёлое шёлковое покрывало, сбросил его на пол. Оперся коленями на край, опустился на четвереньки, уложил голову на скрещенные впереди локти.       — Я всё правильно делаю? — спросил сухо.       — Изумительно, — согласно прошелестел голос Ниранна сзади. — Что ты чувствуешь сейчас?       Ну конечно, как же без разговоров-то? Самое время. Унижать, так уж чтобы и капли достоинства не оставалось. Но в эту игру всегда можно поиграть и вдвоём. При известном желании и если собрать в кулак всё самообладание.       — А как ты сам думаешь? — держать голос ровным. Держать.       — Стыд. Унижение. Гнев. Решимость.       — Стыд. Решимость. Ярость, — Геллар задумался ненадолго. — Ярость, пожалуй, более всего. Странно, да? Ты ожидал другого? Я тоже. Но ты попросту мне надоел, со своими играми в «вот сейчас случится». Пусть уже случится. Не помру, как бы не хотелось.       — Не помрёшь, — горячая ладонь огладила ягодицу, слегка сжала. — Ты меня безмерно радуешь, щеночек. В ярости нет странности. Ты злишься на то, что сближаешься со мной невольно. Но враги, Геллар, тоже могут сближаться. Это как бой. В дальнем ты испытываешь меньше эмоций, убивая. А сойдись в контактном поединке, и твоя кровь начинает кипеть. И ты хочешь смотреть в глаза и говорить с противником.       Геллар не смог не дёрнуться, ощутив дыхание Ниранна на коже, а потом и прикосновение губ. Лёгкие поцелуи выжгли пылающий след. На заднице!       Терпеть. Его ошеломление, его стыд, его ужас, должны остаться внутри. Не стать добычей зверя. Зверь получит только свою дырку.       — Приступай уже к своим грязным забавам, господин. Беседы — дело хорошее, но эта поза, скорее, для другого предназначена.       — Ох, каким грязным забавам, — выдохнул Ниранн куда-то в опасной близости от промежности. — Не могу противиться твоей воле, щеночек.       Ладони легли на ягодицы, развели в стороны. Геллар впился зубами в свою руку.       И прокусил её с такой силой, что кровь потекла ручейком. Потому что горячий и мокрый язык дахака вылизывал ему зад с невероятной нежностью и одновременно с напором, норовя проникнуть… внутрь? Он спятил?!       — Что ты творишь?! — Геллар ощущал, как тщательно выстроенная стена его защиты разлетается мелкими осколками, а ярость хлещет дикой волной, грозя утопить его самого.       — Ты велел приступать к грязным удовольствиям, — кончик языка описал круг, а ладонь поднырнула под живот и ласкала привставший член умело и настойчиво, — Я выполняю. Ты гневаешься?       — Смешно гневаться, когда стоишь задом кверху, полностью в твоей власти, не находишь? — задыхаясь от всё той же бешеной ярости и стыдного, растущего желания, сказал Геллар.       — Ты сам так встал, щеночек. Я разве требовал этого? И разве моя власть сейчас как-то держит тебя? Но ты продолжаешь стоять и гневаться, одновременно подставляясь под мои ласки.       Язык толкался внутрь, посылая огненные стрелы уже, казалось, во всё тело. Геллар резко вывернулся, перекатился на спину. Ниранн нависал над его бёдрами, смотрел смеющимися глазами и скалил зубы в довольной ухмылке. Член Геллара стоял во всей красе перед лицом дахака.       Так ещё хуже…       — Если бы я мог! — прошипел Геллар. — Но ты же просто пользуешься тем, что я ничего не могу сделать тебе! С тобой…       Ниранн хмыкнул и одним движением облизал его член от основания до головки.       — Ты не можешь причинить мне вред, щеночек, — коснулся кончиком языка уздечки, чуть нажал. — А вот удовольствие причинить можешь… Хочешь?       И ярость освободилась. С коротким рыком, уже не думая, что намешано в этом демонском зелье чувств, Геллар запустил искусанную руку в гриву подсохших волос Ниранна, словно перевязал раны чёрным шёлком — туго. Намотал, рванул назад, отстраняя. Смотрел в бешеные глаза зверя, следящего за ним неотрывно. С вожделением и жадностью. Шлюха. Какая же ты шлюха, Ниранн Вирот. А свободная рука тянула голову обратно, желала насадить этот развратный рот на член, загнать его глубоко в глотку, чтобы задыхался, чтобы давился… Пусть слюна течёт по разорванным уголкам тёмных губ. И хотелось больше. Раздавить, разорвать, унизить так, чтобы на своей шкуре прочувствовал каково это…       Подтянул за волосы наверх. Впился зубами в нижнюю губу, озверел от вкуса металла во рту. Прохрипел, выбрасывая звуки, как плевки, в этот рот.       — Перевернись.       — Позволь помочь сегодня, — голос звучал глухо, мягко…       — Перевернись.       Неумело. Рыча от злости и досады, тёрся об упругий, мускулистый зад. Впивался скрюченными пальцами в мышцы, оставляя красные полосы, когда пальцы срывались.       — Позволь помочь…       Покорный. Змеёй скользнул к краю кровати, вытянул пузырёк откуда-то снизу, зубами сорвал крышку. Сплюнул. Завёл руку назад, выгнулся немыслимо. Скользкие от масла пальцы — смуглые, длинные, скользят по члену Геллара и тут же входят… в себя.       Заворожённо. Смотрел как погружаются в тело, двигаются. Рванул чужую руку, отбросил в сторону, вцепился в ягодицы, вонзился уже легко. Тугая плоть захватила жаром, такой невозможной теснотой. И снова сгрёб волну волос, натянул назад, прогибая гибкую поясницу.       Шлюха. Разорвал бы на части. Выбил бы наружу всё нутро — чёрное, звериное, распутное. Тело — сильное, текучее плавно, подавалось навстречу беспорядочным, неопытным толчкам, насаживалось и двигалось в такт, подстраивалось. Охотно. Отдавало.       Едва помнил, как выл, сотрясаясь в разрядке. Едва видел, как по-звериному зализывает его искусанную руку дахака, низко склонившись головой, и ласкает себя…       Откатился на край. Уткнулся лицом в подушки. Сдохнуть мечтал, как никогда за всё время здесь.       И не сразу понял, что остался в хозяйской спальне один.