Исповедь атеиста

The map: Sacred Heart Hospital. The hunter: Photographer. Survivors: Patient, Psychologist, Doctor, Mercenary. Волю судьбы и случая ни в коем случае нельзя преуменьшать. В игре на выживание, когда ты должен оказаться расчетливее маньяка, случай может как и помочь тебе, спасая задницу из безысходной ситуации, так и окончательно втоптать в грязь любую мало-мальскую надежду на победу. Карта больницы представляла собой старый склад с хирургическим оборудованием, была одной из самых старых мест для игр, а значит фотографу необходим был только хороший близкий спавн. Щелчок камеры старинной предзнаменовал открытие фотомира, иной реальности, которая предоставляла тела и души выживших в когтистые руки Джозефа на какое-то время. Охота началась! Дезольнье первой нашел Аду Месмер, психолога с весьма интересным положением в особняке. Благодаря драгоценному письму на талии, Джозеф забрал копию, павшую на колени перед холодным лезвием сабли, в карточку. Он пошел искать следующего: успел тушку Наиба сбить с ног, посадить девушку на ракетный стул. “Такой себе улов, могло бы быть и лучше. Черт, не надо было обходить здание”. Теперь нужно было искать, и, разумеется, Месмер лежала на земле в определенном конце карты, но, слыша ругань Наиба, фотограф возвратился на прежнее место. Плечо наемника кровоточило, а сердце отчаянно билось: “Вот же, блять! Ладно, хоть не нашел беспомощную Месмер… Продолжит искать. Надо срочно отвлечь эту падлу!” — Эй, ублюдок, я здесь! — выглянул и насмешливо помахал рукой из-за правильной паллеты Субедар. Фотограф хмыкнул и ответил тактической насмешкой на речевую — блинк решил исход этого заранее проигранного манса. Сегодня случай был на стороне Джозефа, так как рядом оказался подвал, знаменитый количеством погибших выживших. Как удобно и ужасно одновременно! Граф на ответный стеб не скупился: усадил Наиба на самый дальний стул, одним рассчитанным движением вонзая шпагу на миллиметр левее головы наемника: — Я оставлю тебя истекать и захлебываться кровью, если твои благоразумные товарищи попытаются спасти. Так что не переживай, ты получишь больше всего очков за матч. — Гребаная высокомерная сучка! Фотограф пожал плечами — пусть плюется оскорблениями, сколько влезет, аристократу нет до этого никакого дела. Срабатывает tinnitus…Выжившие опоздали, фаза продана! Однако две машинки они все же завели. Пациент получил хит еще наверху, не дойдя до подвала. Он осознавал необходимость спасти мерка, и его освободили. Воцарилась внезапная тишина и снова прозвучал щелчок. Ситуация охотника оставляла желать лучшего. Наемник пошел на риск и использовал наручник вслепую — вылетает из подвала со скоростью полу прямо к окну ближайшему. Джозеф добил пациента. — Careful! Hunter has changed target! Но все же цель была Субедар, поскольку он мало того, что сидел на стуле, так еще и бесить продолжал одним своим присутствием в игре. Граф шел по следам свежей крови, услышал звук трех падающих паллет, обогнул угол, не желая оружие любимое тупить о доски неошкуренные. Наиб двигался назад. Jumpcard. Удар четкий приходится точно в спину: звезды перед глазами уже не фантомные, а звон в мозгах столь реален. — Блять, одна машинка… Выкуси! Джозеф полоснул наглеца по спине дополнительный раз и посадил. Сменил trait на abnormal и сделал очередной снимок местности. Он и помыслить не мог о том, чтобы допустить прайм. По очень досадной ошибке легла психолог, а пациент оказался на полу после отката фотографии, осталось найти его и Эмили. Фотограф уже дважды снял прайм. Игра длилась уже слишком долго, выжившие осознают: им не выиграть. Дайер рискнула спасти психолога, жертвуя собой. Часов нет, поэтому граф быстро догнал Аду, нанося ей фатальное повреждение, ударил в голову. Прайм все же дал Эмиль, но это было большой ошибкой. Джозеф вновь провел трюк с карточкой, и девушка больше не смогла подняться на ноги. С выбором ворот ошибки охотник тоже не совершил. Пациент цеплялся за жизнь буквально, используя крюки с целью добраться до люка, но откат камер не позволил — он позорно упал наземь, так и не достигнув цели, которая была всего-то в десяти метрах от него… Дезольнье очистил лезвие и решительно наступил каблуком на спину несчастного. — Сдайся. — Ты убил мою Аду снова… The survivors have surrendered. Фотограф очнулся в своей комнате, не изменяя порядкам окончания игр. “Думаю, что даже после после очередной мучительной смерти он не поумнеет. Впрочем, именно по причине отсутствия мозгов низшим сословиям и не дается право на образование, — Джозеф к двери оборотился, вспоминая об одном важном деле. — Сегодня же первая игра бальзамировщика, и я чуть не забыл об этом. Нужно обязательно понаблюдать за ним, хотя бы для того, чтобы обладать преимуществом в игре против него”. Граф сам себе не мог признаться, что на самом-то деле жаждет не столько посмотреть на способности, сколько на внешность интересную маленького бальзамировщика.

***

Внезапно Эзоп оказался в незнакомом месте, все, что он подготовил, было при нем: гроб, чемоданчик, кисти и прочие инструменты. Еще до игры парень успел увидеть своих товарищей: Ганджи, Энни, Виктора... Они сначала показались интересными ребятами, однако двое из них быстро разочаровали, были уж слишком активными, не вписывающимися в эту атмосферу полумрака и жестокости. Мальчик с собакой отличался: милый, тихий и такой же странный. Он молчал все время, смотрел на окружающих его людей с какой-то теплотой, от которой Карл даже перестал волноваться насчет нового пункта в его постоянном режиме, понял, что это доброе выражение лица прямо создано для вечного сна. Юноша с нетерпением ждал встречи с новым другом, но ему не повезло — Виктора поблизости не было, поэтому Эзоп, слегка огорченный из-за неоправданных ожиданий от игры, решил приступить к декодированию своей первой в жизни машинки. Однако недолго это продолжалось, вскоре к нему подбежали те двое. Друзья почтальона, о которых вероятно следовало тоже подумать, несмотря на их поведение, пытались научить новенького работе с прибором и делали это с таким энтузиазмом, что не заметили приближение охотника. Сердце забилось сильнее, в голове стучало, было и без того невыносимо стоять на ногах, но ситуация приправлялась ужасной заботой его партнеров по команде. Карлу становилось все хуже, поэтому Энни бросилась успокаивать бедного. Ганджи, как истинный джентльмен, не смог оставить больного и бедную даму без защиты, сам побежал навстречу Джеку. Отбивающий из последних сил пытался увести потрошителя от той машинки, бежал почти по прямой, ведь главное, ему казалось, большее расстояние он выиграет. Но теперь плохо становилось девушке, ее ужасно трясло от самопожертвования дорогого друга, поэтому Эзоп, которому стало заметно легче, не мог не предложить ей свою помощь, которая точно понадобится при нахождении трупа любимого выжившего. — Простите, я ни разу не использовал свои способности, но, думаю, смогу помочь… Не дождавшись ответа, он подошел к гробу и по памяти начал рисовать храбреца, что бросил их. Энни сквозь слезы улыбнулась и похлопала в ладоши, давая знать парню о своем отношении к этому произведению искусства. Однако в работе бальзамировщик не терпел никаких ошибок, внезапно ему показалось, что кукла вышла недостаточно красивой и правильной. Эзоп взбесился, начал рвать такое ужасное тряпичное тело, хоть и девушка, уже рыдая, просила его остановиться. По рукам потекла красная жидкость, а Энни истошно завопила, пытаясь оттянуть Карла от гроба, но Ганджи, упавший от удара охотника, уже телепортировался, и давно был убит своим напарником. Торговка получила и сама, от удара неожиданного упала и стукнулась сильно головой. Они уже не были живыми, поэтому юноша спокойно и просто расчленил их, положил останки вместе, чтобы бедных друзей не разлучить, решил утащить в дом поблизости, дабы огню милых предать. Однако здесь уже находился Виктор, он тянул руки к камину, грелся, и околдованный его красотой бальзамировщик зашел внутрь: — Виктор, здравствуйте снова, я знаю, что Вам сейчас необходимо… — парень в крови мило улыбался, держа в руках открытый чемоданчик, в котором чужая плоть накрывала все его инструменты, медленно подходил: — Вы просто созданы для вечного сна! Испугавшись таких речей, замерзший паренек быстро бросил тлеющую палочку в Эзопа, чтобы больше не подходил. Погасла она, и почтальон со страхом к горячей поверхности прижался, ни на секунду не замедлив, вытащил прямо из огня довольно-таки большой кусок дерева, снова замахиваясь и переводя взгляд с новенького на чемоданчик. — Я решил помочь и им… Гранц отказывался верить в то, что его друзья были убиты столь ужасным образом руками человека, казавшегося достаточно милым. Бревнышко упало на деревянный пол, медленно распространяя пламя по всему зданию, но никто не сдвинулся с места, лишь Вик громко залаял, бегая вокруг своего хозяина. Смотря на безумного и измазанного в чужой крови и, очевидно, внутренностях бальзамировщика, инстинкт самосохранения оглушал почтальона одним единственным: “Бежим”. Он резко дернулся в сторону выхода, в результате чего из сумки на поясе выпало драгоценное письмо. Оно так нарочито медленно и плавно опускалось на полыхающую поверхность, что Виктор успел прочувствовать все стадии разочарования, горя и отрицания. Бумага вспыхнула, и Гранц на колени упал, руками пытаясь потушить конверт, но тот, словно предательски, продолжал тлеть, превращаясь в горстку пепла в руках почтальона. Теперь даже смысла бежать не было… Жертва смотрела безразлично на лицо убийцы, не замечала, что, сидя на полу, в самом эпицентре пожара, сам сгорает заживо. Бальзамировщик спокойно и молча наблюдал за тем, как его друга пожирало жестокое пламя, понимал, что после смерти тело будет невозможно восстановить, что его разочаровало вконец, ведь именно такой идеальный труп, как Виктор, он всегда мечтал отправить в последний путь, а сейчас вынужден предать огню. И, похоже, для Эзопа действительно не оставалось смысла в дальнейшей игре, поэтому он принял решение разделить судьбу умирающего друга, а игра закончилась победой охотника. Сколько еще таких игр он сыграет в их пользу? Тем временем Джозеф с искренним удивлением, а в конце и вовсе с ужасом, наблюдал за игрой Эзопа: граф стоял, напряженно вцепившись в спинку стула, никак не мог взять в толк, что за дикость творит этот новый выживший. Теперь фотограф даже боялся идти на встречу с ним, опасаясь чудаковатости и очевидной неадекватности. Не сказать, что его удивляла жестокость, поскольку он сам был довольно холоден и равнодушен к любой крови, но пронзала постепенно сознание одна-единственная мысль: “Что он творит, черт возьми?! Он ведь выживший, так почему убивает их? — он даже прикрыл рот рукой, ужасаясь с каждой секундой все больше. — Энни… Что он с ней творит?.. Боже, зачем он это делает?! Садист… Я отдам ей люк завтра, бедная девочка. Почему он так с ними поступает?” — фотограф помотал головой, отгоняя все тревожные мысли. И, пока граф размышлял над ужасными наклонностями нового выжившего, сзади тихо подошел Джек, своими мыслями собирался поделиться с ошеломленным Джозефом, который случайно вслух вопрос задал: — Кто ты, черт возьми, такой?!. — Сам не понимаю, может он дурачок какой-то и читать не умеет? — потрошитель был без понятия, почему фотографа так взволновало странное поведение Эзопа, но промолчал об этом вопросе. — Главное то, что наша фракция вновь одержала победу над выжившими, которые даже не потрудились объяснить своим что да как. Я не против таких легких побед, но все же слегка удивлен. Ты ж с ним болтал, не замечал ничего странного? — Послушай… Он — абсолютно нормальный человек, даже обходительный и приятный в рабочих отношениях, так что за черт? — он схватил Джека за руку, будто последнюю надежду на опровержение своих же слов, говорил тихо и неуверенно, словно его запугали чем-то: — Прошу, объясни хотя бы ты! Ты ведь вживую видел весь этот кошмар… Если до игры Карла фотограф настороженно отнесся к предстоящей встрече, то теперь он однозначно боялся ее. Джозеф давно не испытывал ощущений реального страха, привык быть охотником с силой и властью, поэтому сейчас, наблюдая сцену животного убийства в пламени, в нем будто очнулось то человеческое боязливое существо, о котором он давным-давно позабыл. Джек удивленно посмотрел на Джозефа, раздумывая, точно ли он говорит с вечно хладнокровным фотографом: — Мне-то откуда знать? В игре видно, что я и сам в шоке стоял. Может у него с головой что-то не так и не все дома? В этом проклятом месте, конечно, все странные, но чтобы настолько!.. —Да даже ты, расчленяя трупы при жизни, делал из них что-то близкое сердцу, воистину красивое, подобное искусству... А он же просто убил их!.. — Прямо как и ты, — решил перевести тему потрошитель, — убиваешь выживших, а также своего любимого Наиба. — Наиба? — фотограф от Джека аж отодвинулся при упоминании этого противного имени. — Да ну тебя! К слову, он умер от пола и нагрубил мне. Тупица. — Да, я тоже частенько его от пола убиваю, ругается так смешно, смотрю как заправскую комедию, — улыбнулся собеседник под маской, коя скрывало все его лицо. — Нет, ему понадобилось ругаться со мной прямо на лестнице! Я просто свершил над ним то, что зовется правосудием, — он вздохнул и отпил немного из маленькой чашечки с чаем. — Похоже, пора переходить на что-то покрепче с такими выжившими… — Тогда молодец, что смог отомстить ему. Он меня еще утром успел побесить! А, вообще, раз мы не знаем, что с этим новеньким не так, думаю, что даже нам подходить к нему опасно. Но, если он и продолжит отдавать мне матчи, точно станет моим любимчиком. — Твоим?.. — фотограф приложил палец к губам, взглядом задумчивым замыслы Джека оценивая: — Смотри, не опоздай, я попробую с ним познакомиться поближе! Но считай, что профессиональный интерес. — Профессиональный интерес? Нестрашно? Может убить он тебя не сможет, но сделать что-то и пострашнее точно найдет способ… Да уж… Новенький правда интересный, но, если он тебе настолько понравился, я мешать не буду! На самом деле, графу, хоть и было жутко не по себе, чувствовалось некое преддверие чего-то ужасно интересного, необычного до крайности, нового и неизведанного, где-то в глубине души ему чудились знакомые нотки, поэтому он шел на поводу. Жутко, но любопытно, страшно, но интересно, дико, но необычно… Охотник редко таким руководствовался, но сейчас работали именно эти принципы, которые ни воспитанием, ни обучением, ни другими людьми не были заложены. Они принадлежали лишь ему: “Черт, теперь мне не только страшно, но еще и любопытно до бездумного веселья… Совсем с ума схожу!” — У нас сейчас должна быть встреча. Можешь пожелать мне удачи, если тебе меня хоть немного жалко. — А мне казалось, что бесстыдством занимаюсь я, раз с дамами на третий день уединялся, но, кажется, кое-кто может и раньше, — он хмыкнул и поспешил убраться, пока его не прибили. — Удачи! — Чья б мычала… Джозефу тоже было пора идти, он отправился на этаж выживших, где не сильно жаловали охотников. И в этом была проблема. На данный момент коридоры были полны людей, и они с жаром обсуждали свои матчи. Наиб тоже был среди них.“Твою ж… — фотограф выругался случайно вслух, размышлять стал о том, как драки избежать и с Субедаром не встретиться. — Насколько я помню, его комната была в самом конце. А меня здесь тут же отпинают, оскорбят, так еще и скажут, что я в сговоре с ним. Вот черт”. А крики в коридоре, как и утром, слышно было везде, все кричали, жаловались и перебивали друг друга. — Новенький сумасшедший! Он, знаете, что сделал?! — Энни кричала в возмущении, чудом сдерживая слезы. — Ему не понравилось, как он сделал куклу Ганджи, и перерезал нас вдвоем! Фотограф подслушивал, пока что оставаясь незамеченным. Ему совершенно не хотелось в самое пекло лезть, попадая под горячие руки, но, поразмыслив о возможных последствиях своего появления, Джозеф пришел к выводу: никто из них ему здесь не указ и даже не совет. На том и порешил, вышел из-за угла и уверенными шагами направился прямо в бурлящую зону из различных голов. Все выжившие моментально обернулись на охотника, и Наиб истошно заорал: — А я знал, что это кто-то из охотников наших подговаривает! Вот мы, блять, нашли доказательство! Граф одну руку держал на сабле по привычке, сейчас то ли для уверенности, то ли для порядка и страха, на вопль наемника изогнул в удивлении бровь, отстраненно спрашивая: — Вы мне? — прикинулся невинной овечкой, ратуя тут же на то, что вообще ответил, знал, что в разговоре с дураком, молчание — золото. — Значит это ты, мразь, теперь без стыда и чести на новеньких кидаешься и мозги дуришь, а?! — Ты прекратишь эмоционировать, если я скажу “да”?.. — тяжело вздохнул охотник, осознав, что ошибку совершил еще тогда, когда решился прийти в это чистилище. — Значит, теперь ты даже это не отрицаешь, бесстыдник?! — нарушая уже миллионное правило этикета, Субедар указательным пальцем прямо в лицо ткнул, проявляя неуважение в высшей степени. — Вот поэтому мы не должны никому давать общаться с этими жестокими тварями, а уж тем более неопытным солдатам! Они для этих тварей все равно, что пушечное мясо! Джозеф прикрыл глаза, сжимая рукоять рапиры, лишь таким образом выдавая свое искреннее желание воткнуть ее шумному Наибу в одно место, в ответ цокнул и, не обращая внимания на шарахающихся выживших, уверенно направился туда, куда держал путь изначально. — Лучше бы обсуждали, как меня генрашить эффективнее… Было бы это для ваших дурных голов намного полезнее. А выжившие продолжали дальше галдеть и рассуждать о том, какой Эзоп бесчеловечный и жестокий, а охотники — твари, нарушающие личное пространство. И, разумеется, Джозеф извинился бы за такое вторжение на территорию другого человека, но он прекрасно осознавал, что толку от общения на языке света высшего с ними ровно никакого — только хуже будет. К тому же, уже сбился со счета, сколько раз его оскорбили за сегодняшний день. Добравшись наконец до заветной двери, Дезольнье постучал дважды, сглотнул, готовясь к самому худшему. “Открыто”, — прозвучало из спальни, поэтому граф вошел и увидел Эзопа, лежащего на кровати и прижимающего к себе чемоданчик. — Простите, я поступил неправильно, да?.. — Ничего, вероятно, ты не понял правил, — фотограф слегка успокоился, радовался, что выживший хотя бы сожалел о содеянном поступке, был не столь сумасшедшим, как показалось. Но ему все же было не по себе, от Эзопа так и веяло опасностью. — В следующий раз не отдавай выигрыш так легко и не убивай товарищей, иначе ты никогда не одержишь победу. — Я не отдавал никому победу, только им помогал… — И твоя помощь сделала только хуже, а это все равно, что сдаться. Ну, ты порадовал Джека, и все. Сейчас они все обсуждают твою карму, поэтому я бы рекомендовал тебе изменить их мнение о себе в следующей игре, — он тяжело вздохнул, закрыв глаза и потерев лоб рукой, наблюдая как Эзоп меняет свое положение на кровати. — Так они сами просили о помощи, а меня учили не отказывать в услугах. — Их цель — выжить. Даже если они говорят о том, что хотят сдохнуть, а не играть — это лишь слова. Помоги им дожить до конца игры, — фотограф поступился своими принципами и нарушил чужое личное пространство, сев на угол кровати, щелкнул пальцами перед носом Карла, чтобы на него хоть посмотрели. — Не моя специальность. — Тогда ты не жилец, и тебе придется очень тяжело. Выжившие иногда более жестоки, чем охотники. — Я и сам не ожидал, что выживу, а про жестокость знаю, Джек-потрошитель мне это уже рассказал. — Отдам ему должное. — Однако я все равно совсем не понимаю, что им могло не понравиться. Охотники любят выигрывать, а выжившие меня сами попросили, — Эзоп вздохнул и упал на кровать, смотрел в потолок, вновь повторял одни и те же слова. — Ладно, как знаешь… Но у меня есть цель визита, если ты помнишь. — Точно. Прошу меня извинить, я должен был предложить Вам раньше. Ложитесь сюда и ведите себя как труп, пожалуйста, — он указал на небольшую кушетку, которую, вероятно, попросил у Эмили. — Нет, я, конечно, попытаюсь… — улыбнулся аристократ, смеясь с глупой на его взгляд просьбы. Охотник послушно лег, развязал волосы, чтобы резинка не терла утонченную беленькую шею, закрыл глаза и остановил дыхание — сделал все, как попросили. Эзоп подошел, мягко убрал волосы с его лица, провел дезинфекцию с помощью какого-то средства, подмечая, что не было даже маленькой щетины. Его руки коснулись кожи и медленно, а также приятно, стали массировать, он не знал, что ожидать от бродячего мертвеца, но обычно таким способом снимал трупное окоченение. Бальзамировщик, достав увлажняющий крем в маленьком тюбике, смазал им веки и губы, отошел ненадолго и послышались звуки, как он рылся в своем чемоданчике, а затем, вернувшись к трупу, обнажил его ключицу, сделав там маленький неглубокий надрез. Вставил трубку какого-то аппарата, массируя предплечья и руки, ввел жидкость и постепенно стал понижать давление, он почти не смотрел, делал все на автомате. Но, когда работа была почти завершена, а Эзоп все свои принадлежности стал обратно складывать, прибор запищал противно. Трубки внутри были заполнены черной, как смоль, вязкой жидкостью, и обычной крови не было. Джозеф, почти уснувший от процедуры, чувствовавший лишь один только порез, понял, что что-то вышло не так, но молчал, пока не спрашивали. Прибор быстро и немного болезненно вытащили, проговорили тихо: — Что это за черная жижа?.. Ты себе чернила залил или что? — Замена крови, о чем ты? Я похож на сумасшедшего, чернила заливать? — Джозеф еле шевелил губами. Внезапно за дверью кто-то заговорил, просили подойти ближе, а затем тоже послушать, однако Эзоп не сразу это заметил, в отличие от Джозефа: “Никакого спокойствия в этом доме, любопытные носы бы им поотрывать!” Бальзамировщик был занят другим, взял маленькое стеклышко, капнул на него странной кровью, попытался сделать так, чтобы она растеклась — не вышло, свернулась жидкость достаточно быстро. Карл хотел возмутиться, что его не предупредили о такой особенности охотников, сломали прибор, но, услышав какой-то грохот в коридоре и последующие тихие ругательства, замолчал, приложил палец к губам и щелкнул замком. Юноша в слегка странном поклоне показал ему на окно и первый полез через него, захватив чемоданчик. От тишины в спальне нетерпеливый шепот только усилился, поэтому граф, покрутив пальцем у виска, натянул побыстрее плащ, высунулся, посмотрел вниз и залез на окно, болтая ногами, ждал, чтобы к нему подошли. Фотографу хотелось бы, чтобы в этом опасном трюке его хотя бы страховали, но Карл просто сидел на лавочке и вдруг повторил жест Джозефа: — Я тебя ловить должен? Охотник сглотнул и, достав оружие из ножен, решительно спрыгнул, втыкая лезвие в землю. Этот прыжок был несколько громче, чем падение легкого маленького Эзопа, их побег могли услышать. Бедный розовый куст сильно пострадал, а фотограф начал активно отряхиваться: в волосах и на одежде были листья и красные лепестки. Он наконец поднял взгляд на Эзопа, покачав неодобрительно головой, пока тот, открыв свой чемоданчик, с интересом рассматривал застывшую кровь в трубках, а затем задал вопрос: — Точно не чернила? — Да нет же, я тебе объяснил уже. Я мертвец, а эта жидкость служит заменой обычной крови. Она не выполняет никакой функции, кроме связи органов. И, как я успел выяснить в своих опытах, обладает повышенной свертываемостью и ферромагнитными свойствами. А за массаж спасибо, очень даже приятно. — Обычно у мертвецов красная кровь… — Эзоп нахмурился. — А тот массаж был сделан исключительно для снятия трупного окоченения. — Трупного окоченения? — опешил фотограф, на что Карл лишь плечами пожал. — Я бальзамировщик, а не массажист. Но почему эти люди так пытались узнать, чем мы занимаемся? — Ты вызываешь у них массу вопросов, а они слишком любопытны, чтобы сдерживать себя, невоспитанные. Рано или поздно это им боком выйдет… — протянул Джозеф, наблюдая за выглянувшей из-за облачков луной. Спутник отражался в его глазах, словно в прозрачной воде. — Я? Разве они не пришли только, когда пришел ты? — Да, пожалуй. Скажем, что их интересовали мы вдвоем, — он потер место пореза. Оно слегка чесалось, так как кожа затягивалась с невероятной скоростью. — А для чего это было вообще? Твоя работа никак не повлияла на мой недуг. “Впрочем, я и не рассчитывал, что кто-то сможет мне помочь, но он хотя бы старался. Эзоп — первый, кто предложил мне помощь бескорыстно, пускай он и странный псих, но он определенно уже намного лучше всего этого сброда. В них нет человечности, а целью его жестокости была как раз-таки чрезмерная человечность. Нет, Джек, ты точно опоздал”, — охотник улыбнулся своим мыслям, вновь задирая голову к небу, пока бальзамировщик молчал и боялся смотреть на него. Карл всех разочаровал своим первым настолько провальным бальзамированием, поэтому искал оправдания: — Тогда это из-за твоей странной крови. Я не уверен, но в любом случае мне раньше не приходилось иметь дел с живыми мертвецами... — чемоданчик захлопнули, тихо пробормотав: — Жаль, что не получилось. Если бы все сработало, ты бы не смог двигать мышцами лица, и трещины точно бы не появлялись. Это было бы прекрасное решение… — Стоп, погоди… Не смог бы?! А как бы я по-твоему говорил, ел и гримасничал, а? Почему ты не предупредил меня о последствиях?! — испугался охотник от того, насколько близок был к еще более ужасной судьбе, чем убитые бальзамировщиком выжившие. — Так ты сам решил избавиться от трещин, а я лишь предложил помочь. Обычно люди не ругаются на то, что трупы не смогут двигаться после бальзамирования, — он нахмурился и все же повернулся, высматривая хоть что-то похожее на трещину. — А я жалуюсь! Потому что хоть я и умер, но как видишь, и двигаюсь, и думаю, и даже фехтованием занимаюсь! — Джозеф разозлился, ткнул длинным ногтем в грудь Эзопу, надавил так, что сквозь одежду чувствовалось. — Так что я, пожалуй, останусь верен своим способам их маскирования. И прекрати на меня пялиться! — Я не пялюсь, просто пытаюсь разобраться в твоих трещинах, а еще ты сам назвал себя мертвецом ранее… — Карл руку чужую в ладони взял и тоже на себя надавил ею, сморщась. — Эй, ты чего делаешь? Я так сказал только потому, что я умер и воскрес здесь, лишившись одних и заимев другие способности и функции организма! — А я помогаю и прошу извинить… Фотограф не знал, смеяться ему или плакать, вырвал руку из чужой хватки и погладил по пострадавшему месту на Эзопе: — Мазохизм — это не очень хорошо, знаешь ли. И вообще, я могу тебе сказать, что трещины меньшее из зол: с Наяды постоянно течет вода, Галатея не может ходить, половина тела Филиппа — воск, но они все живые на данный момент. — Значит мне нужно попробовать предложить помощь другим охотникам? — он резко встал, схватил чемоданчик и слегка поклонился, чтобы потом со спокойной душой пойти в крыло охотников. — Извини за неудобства, которые я доставил! Джозеф вздохнул: — Карл, постой. Сейчас уже глубокая ночь и большинство точно спит, не стоит их тревожить, лучше поговорите с кем-нибудь завтра в столовой, но лучше не надо. Не суйся к ним вообще! Пожалуйста, не совершай еще больше ошибок. — И в чем тогда смысл находиться здесь? Да и в любом случае, раз они в не адеквате, мы же должны сдружиться. А еще вон там, — он показал в сторону сада, — Джек проходил. Ему сегодня моя помощь понравилась, хоть я, конечно, не знал, что помогал ему… Но он был рад! — Ладно, черт с тобой, я сделал все что мог. Давай, иди. Ты так и трех дней не протянешь. Я даже готов поспорить, — охотник был более чем уверен, что как только бальзамировщик подойдёт к кому-то похуже, чем Джек, то дело точно дойдет до криминала. — Если не сдохнешь за, скажем, пять дней, то я готов исполнить любое твое желание, в пределах своих возможностей, конечно. А, если все-таки не выживешь, — Джозеф прищурился, в голову лезли только непотребные мысли, был готов сказать такое, за что любой пощечину даст. Однако Карл был странным, и желание узнать насколько яркой будет реакция оказалось сильнее здравомыслия, — ты отдашься мне. Идет? — Как котенок в добрые руки? — не сразу Эзоп понял, чего от него хотели. — Vierge ou quoi?.. — А к чему тут этот вопрос? — бальзамировщик не смутился, но насторожился: — Tu as décidé de m'aider? Je n'ai pas demandé. “Что ж, ладно, так я может его напугаю, и он начнёт играть нормально, а как если вдруг дойдет до дела, то просто откажусь”, — подумал Дезольнье, продолжил дальше из себя сексуально-активного подростка с игрой гормонов выставлять: — Пока что нет, но именно это я имел ввиду, говоря о цене твоего проигрыша, — могло показаться, что он хищно ухмыльнулся в лунном свете, однако про себя уже сорок раз пожалел о своем предложении. — Хорошо, то есть мне проигрывать нельзя? — он прикусил губу, задумавшись, — Тогда я понял. Если выиграю, попробую опять забальзамировать тебя. А пока что пойду к Джеку, может ему и правда нужна помощь? — Скучное желание, можешь поменять потом. Что ж, не буду тебя задерживать - иди. И, если он захочет написать с тебя картину, соглашайся. Охотник встал и пошел в архив в довольно приподнятом настроении. Дело было не в том, что Карл согласился на безумное предложение, а в том, что предложение вообще существовало. Оно буквально согревало душу азартом, а то, что юноша вообще согласился, было даже смешно. “Глупое дитя… Надеюсь, выжившие не убьют его раньше нас, — размышлял граф. — Раз забальзамировать меня сейчас не получилось, то второй вряд ли выйдет… Но, если он хочет поиграться, то почему бы и нет?” В спину уходящему аристократу смотрели до тех пор, пока он в поместье не зашел. Эзоп хмыкнул, сам направился в сторону сада, где и впрямь сидел Джек, а также Мэри. Они о чем-то болтали и смеялись, поэтому парень слегка поклонился им двоим. — Здравствуйте, Джек, меня отправил к Вам Джозеф. Он сказал, чтобы Вы написали с меня картину. — Здравствуй… — недоверчивым взглядом смерил потрошитель выжившего, был недоволен тем, как его маленькое свидание прервали. — Джозеф? Картину? Да брось ты врать, зачем ему отправлять ко мне кого-то. Он пришел бы сам. — Я спросил у Джозефа, есть ли проблемы у других охотников, и он сказал, что есть. Потом я сказал, что видел Вас, идущим по саду, а он произнес, — юноша сделал паузу, попытался сымитировать голос фотографа, завышая и хрипя, — “Если он захочет написать с тебя картину, соглашайся”. Мэри хихикнула с этой милой имитации и самой ситуации, в то время как Джек удивился, что именно граф посоветовал согласиться, когда сам чуть ли документ о владении имущества (Эзопа) не показал. Фотограф видел у него только два вида картин: эротика и расчлененка. — А это, правда, Джозеф сказал? — усомнился мужчина, которого сразу перебила королева. — Именно за помощью мы все пришли сюда, дорогой Эзоп, но никто из нас ее пока не получил. — Может это он вам мешает? Джозеф и мне сначала сказал вам не помогать… — Нет, наш дорогой граф тут ни при чем. Видишь ли, я сомневаюсь, что фракции охотников нужна твоя помощь. Ты наш противник, потому мы можем заподозрить неладное и отказаться. И я тоже в их числе, но спасибо, что предложил. Кстати, ты ведь оказываешь услуги бальзамирования? — Да, но не волнуйтесь, я уже пытался помочь Джозефу, и с ним все в порядке, — кивнул парень, ожидая нового задания. — Бальзамирование прошло успешно?.. — тихо проговорил потрошитель с заметным беспокойством о друге. — Нет, я не ожидал, что его состав крови настолько отличается от обычной человеческой, поэтому бальзамирование не сработало. Однако у меня есть другой способ, который я могу на нем попробовать, если выполню условие, иначе, он сказал, я ему отдамся, — Мэри вновь прикрыла лицо веером и постаралась не смеяться слишком сильно. — Еще раз, что он тебе сказал? Выживший повторил свои слова, а Джек очень внимательно посмотрел на Эзопа, уж не врет ли он, и, когда понял, что ему все это время говорили чистую правду, продолжил: — Отдашься? Да он у нас оказывается немного хуже, чем я, совсем совесть потерял… И что за невыполнимое условие? Потрошитель смеялся про себя: “Эх, ты, Джозеф, неужели тебе настолько невтерпеж, что ты готов даже таким смешным способом прогнуть его под себя? А как же все твои традиционности, ухаживания, цветы и булочки… Что ж, не мне тебя осуждать, точно не мне…” — он покосился на Мэри. Эзоп не совсем понимал из-за чего они смеялись, но тоже автоматически улыбнулся, ответил: — Он сказал, что я не должен умереть в течение пяти дней, — в этот раз Мэри точно уже не смогла сдержаться и громко рассмеялась, прикрываясь веером. — Джек, ты не помнишь, какие игры у новенького вывешены? Джозеф тоже в списке? — хитрая улыбка на ее лице опять появилась, снова прикрыта веером. — Кажется, в конце недели, если память не подводит. А что? Мужчина не ожидал такого условия, а самое смешное, что понимал, в текущем положении не умереть Эзопу будет очень тяжело. Он еще не решился, чью сторону принять, поэтому спокойно доверился сильной женщине рядом с ним. Но Мэри решила не озвучивать свои догадки, лишь веер сложила, махнув сначала в сторону потрошителя, а затем и на бальзамировщика. — Два плюс два сложи! Ты тоже подумай. Размышления длились недолго, как только Карл пробубнил, что ответ будет равен цифре “четыре”, Джек к даме немного приблизился, шепнул: — Да, ты, конечно, права безоговорочно. Но зачем нам туда лезть? Он же всегда своего добьется, да и не наше это дело вообще… — к непонимающему Эзопу обратился: — Послушай. Ты ведь знаешь, что тебе придется играть с пятью сущностями, ни одна из которых не желает проиграть? Зачем ты согласился? Тебе нет никакой выгоды, а наш граф сыграет с тобой злую шутку. — А зачем мне здесь выгода? Если человек просит, значит ему это нужно, а я, как раз, могу ему помочь… — честно ответил бальзамировщик, раскрывая все свои мысли. Вечно хихикающая Мэри немного погрустнела и даже обеспокоенно прошептала к маске охотника: — Мне его даже жаль, может узнаем больше об этом разговоре? — не дождавшись ответа, она посмотрела на Эзопа и ласково улыбнулась, будто разговаривала с маленьким ребенком: — Он тебе еще что-нибудь предлагал или советовал? — Да, говорил, что помогать умереть никому не надо и то, что охотникам победу отдавать плохо. Прекрасная дама охнула и махнула Джеку, мол сам с ним говори дальше. — Очевидно, он держал на тебя зло за что-то, либо же ты ему страшно приглянулся. Молись, чтобы это было первое. А что он еще говорил? — Он сказал, что нельзя отдавать победу, а я просто порадовал Вас и сделал все плохо, а еще то, что я должен помогать соратникам выжить, даже если они просят об обратном, как сегодня, — Карл кивнул, подтверждая свои слова. — Потом я его начал бальзамировать от трещин, и, когда ничего не получилось, он разозлился, что я его не предупредил, что после бальзамирования трупы не ходят… Но мне кажется, это было очевидно… А потом он предложил тот спор. — Конечно, он зол на тебя до безобразия… С его самолюбием и эгоизмом твое предложение ему прозвучало словно смертный приговор, понимаешь? Человеку его рода не очевидно — он трупы в глаза не видел. А по поводу выживших он дал тебе очень даже правильный совет. Ты же не против, если мы быстренько кое о чем переговорим? — Джек повернулся к Мэри, которая посмотрела на него вопросительно. — Да, Эзоп, отойди ненадолго, мы тебя позовем… Бальзамировщик послушался, потрошитель начал: — Ну, каково мнение? Лично мне, вроде как, и позиция нашего графа ясна, но и этого жалко. Странное для меня чувство, но он ведь даже не представляет, что его ждет. — Да уж... Еще и с головой у него что-то не так... Джозеф, конечно, хороший человек, но боюсь, что у новенького психика не выдержит… Но в любом случае он не должен был объяснять ему правила, пусть этим занимаются выжившие, а так он значительно урезал нам количество побед! — Да, с его-то странностями граф из него все остатки нервной системы вы… Выбьет. Однако именно граф дал ему такую сильную мотивацию противостоять нам. Но все же на себя мне не плевать. Тогда мы не будем помогать ему?.. — Можно прибегнуть к хитрости и попросить его нам помочь, как он и хотел. Мальчика просто в люк отпускать будем, в любом случае мы отдохнем и очки заработаем... Может даже остальные согласятся… — Да, мне нравится эта идея, а игре против самого графа, пусть сам решит свою судьбу. Огласим ему вердикт. Эзоп! — бальзамировщик ждать не заставил, мигом примчался. — Думаю, что мы согласны принять твою помощь. Забудь все, что говорил тебе наш дорогой граф. Он делал это для своей выгоды, и ты уже в этом убедился, потому в следующих играх ты действительно помоги нам. Тебе предстоит пять игр против Мэри, Джозефа, Берка и, кажется, Мичико с Робби… — Видишь ли, — Мэри постаралась изобразить грустное лицо, — мы не хотели обременять тебя до последнего, но после того, что мы услышали о Джозефе, глубоко разочаровались, не смогли стоять в стороне и решили рассказать правду взамен на помощь нам, а также Мичико и Робби… — А Берку? — спросил Эзоп. — Ему в этом помощь не нужна! Поверь нам, вы итак легко уйдете! — отмахнулась дама, решила взять все в свои руки. — Поэтому мы очень хотим предложить тебе помочь выжившим в твоей команде, а также нам, бедным уставшим охотникам. Мы в Поместье так давно, что даже не помним сколько. Здесь все очень редко отдыхают, часто морально и физически устаем помогать в ваших суицидальных и мазохистских потребностях, тем более, когда люди изображают, будто они сами этого не хотят и бьют нас паллетами и всячески издеваются... — она грустно вздохнула, будто правда была самым несчастным охотником. — Можешь ли ты помочь нам с этим? Джозефа они ужасно раздражают, поэтому он и хочет сделать им хуже, не помогая им умереть в игре и даже настраивая тебя против этой затеи! Он ужасный эгоист, которому верить нельзя и по правилам изначально должен быть исключен! Но его все побаиваются… Взамен мы можем помочь и тебе, все-таки самый ужасный и высокомерный граф бросил тебе вызов. Мичико, я, Джек и Робби отнесут тебя к люку и ты сможешь выжить в наших играх, мы дадим большее количество шансов на успех! — Мэри улыбнулась, пытаясь подбодрить Эзопа так, чтобы он согласился на все условия. — Конечно, Берку можешь не помогать, он любит все делать сам, и, если вспомнить его возраст и образ жизни, обыграть станет его намного легче. Джозеф же будет против. Однако, если ты победишь, сможешь попробовать его забальзамировать вновь, как и хотел! И, если захочешь, даже получишь от меня прекрасную чашечку чая... Как тебе идея, милый Карл? — Хорошо, я попробую вам помочь, только чай я не пью. — Ничего страшного! Умничка, ты точно не пожалеешь! Мэри в ладоши захлопала и улыбнулась мило, пока Джек пытался суть ее речи уловить, думал о том, какую коварную и прекрасную женщину он любил: “Я готов душу продать за такое красноречие! Однако почему-то мне кажется, что это очень нечестно по отношению к Джозефу… Вероятно, он будет зол, как только узнает о плане, но я не буду препятствовать женским деяниям, в ее словах заложена обида, и в ней есть смысл”. — Мисс Мэри, не хотите ли укрыться от дождя? Я вижу тучи на горизонте, — наконец заговорил и мужчина, смотря на небо, к Карлу обратился, — И тебе рекомендую отправиться к себе. Завтра первая игра по нашим планам, подготовься! — Ох, и впрямь дождь может пойти скоро! Да, Эзоп, выспись, удачи тебе, — дама вновь махнула веером, а бальзамировщик поклонился. — Спасибо за вашу доброту, Джек и Мэри, до свидания! Довольный тем, какие охотники все же бывают добрыми и человечными, мальчишка убежал в поместье, будто дождь уже начался, а потрошитель и кровавая королева снова остались одни.