Исповедь атеиста

Непривычное ощущение распространилось по телу Эзопа: он лежал на чем-то мягком и приятном, похожим на диван. Казалось, никогда раньше ему не было столь хорошо, как от обычного сна на такой поверхности. Вокруг раздавались надоедливые голоса, на которые ему в обычных условиях было бы глубоко плевать, но сейчас почему-то так не работало, резко захотелось открыть глаза, попросить уйти, чтобы вновь остаться одному. Вот только парень зря глазки раскрыл, ведь, как только окружающие заметили, что новоприбывший уже не спит, все стали еще больше шуметь, а какая-то девчонка, стоя над ним, закричала: — Смотрите! Новенький проснулся! На голове кричащей находилась странная соломенная шляпа, которая скрывала тенью половину ее лица. Впервые Карл видел кого-то молодого в таком головном уборе, предназначенным обычно для бабушек, занимающимися выращиванием вкусных овощей на своих грядках. Ему было, мягко говоря, не по себе, особенно, когда все решили еще приблизиться — это было не то, к чему привык бальзамировщик дома. Бедного его окружили со всех сторон: кто-то шептался по поводу внешности, другой изучал вещи, третий стоял позади, не рискуя приблизиться; большинство выглядело заинтересованными в незнакомце в то время, как крыло охотников только узнало о пополнении. Часть из них никак не отреагировала, не посчитала выживших достойными их внимания, а другая — проявила любопытство, из-за чего несколько существ находилось сейчас на балконе под потолком большой залы, наблюдая за происходящим. — Мужчина, довольно молодой… — И уже седой… — негромко перешептывались два женских голоса сверху. — Возможно, что он, как Эндрю, с особенностями… — Да брось, таких один на миллион! Скорее всего он просто крашеный! — воскликнул в ответ детский, но громкий голос. Они не затихали. Девушка в медицинской шапочке пробилась сквозь толпу и обеспокоенно спросила: — Вы новенький… Как себя чувствуете, голова кружится? — она хотела взять Эзопа за руку, чтобы удостовериться, что он вообще на нее реагирует. Парень был ужасно напуган, не нашел, что вообще можно ответить, просто бегал взглядом по новым лицам выживших, совершенно не сопротивлялся, когда к нему потянулись, просто замер, боялся, на что соломенная шляпа ярко улыбнулась: — Ой, он, наверное, просто стесняется! — Тогда можете отойти от него ненадолго? Ему, кажется, уже плохо, — медленно развела руки в стороны незнакомка, пока все, продолжая галдеть без умолку, с трудом сделали два шага назад, перенеся внимание на чемоданчик и гроб, лежащие подле странного юноши. Звуки копошения раздавались с одной стороны, конфликт назревал с другой, слышались как обрывки фраз, так и целые диалоги: “Там что? Тело?.. Фи, как мерзко… — Брось свои замашки, Наир, здесь они никого не интересуют! — Да там вещи наверное… — Какие, нахрен, вещи?! Кто в своем уме будет путешествовать с гробом, а, болван?! — Ты меня болваном назвал?! — Да, тебя! — Да я тебя сейчас!..” Лишь кашель сверху вынудил всех замолчать и поднять головы. По лестнице медленно спускалась незаурядная компания: два человека аристократичного вида прошлого века, японка, которая вела за руку ребенка с мешком на голове, и странный тип на ходулях. Одна девушка, сидящая рядом с новоприбывшим, не отвлеклась на них, померила ему пульс на запястье, потребовала принести воды из столовой. — Прошу, Вам не о чем сейчас беспокоиться. Вы только прибыли, все взволнованы, потому ведут себя экспрессивно. Не нервничайте и постарайтесь не слушать их. Сейчас Вам принесут воды. Позвольте только узнать, как Ваше имя?.. — Э-эзоп… Эзоп Карл, — он посмотрел на собеседницу и с трудом произнес, рассматривал руку, которую все еще держали. Скоро он увидел и балкон, на котором стояли какие-то люди, а также тех, кто спустился к ним. Мальчишка-мешок притянул взгляд: зачем кому-то нужно носить такое? Шляпы на молодых, мешки на детях… — Отлично, благодарю за содействие, Эзоп. К ней подошел кто-то, вроде ковбоя, передал воду. Он был один из самых адекватных на данный момент: не кричал, не бегал, не носился туда-сюда. Вот бы все стали такими… Через секунду стакан уже находился в руках Карла, который мигом парень осушил, будто не пил уже несколько дней. — Спасибо, — он постарался слегка улыбнуться, однако вышло это очень криво. — Не за что. Большинство выживших уже стало покидать залу, расползаться по комнатам, пока охотники стояли поодаль лестницы и хранили молчание, лишь мальчишка не мог усидеть на месте, допрашивал человека на ходулях, которые совсем не были интересны бальзамировщику. В цирке на таких же ходят, да и маски поинтереснее! Эзоп посмотрел за спину сидящей перед ним, чтобы снова увидеть тех дылд и ребенка, который ткнул пальцем в Карла и громко спросил: — Братец Ита, а почему он седой, словно дядя Биань? Он болен? Может ему надо прописать вкусные таблетки? Высокие существа смутились и зашикали на бедный мешок, которому явно не понравилась их реакция, и лишь одна из личностей аристократичного вида не обратила на это внимания и продолжала рыскать глазами по выжившему, буквально прожигала глазами бальзамировщика, хоть и благодаря особенности беззрачных глаз это было совершенно незаметно. Внешне он был заметно ниже ростом, чем даже женщины, находившиеся внизу, возможно поэтому Эзоп его и не заметил. Все внимание поглотил мальчишка перед ним, поэтому он вырвал один из волосков на своей седой голове и поднес к девушке, которая сидела рядом, попытался сравнить, чтобы понять, что с его волосами не так. Он нахмурился и, не найдя причину странности, так как различны были только цвет и длина, задал встречный вопрос, от которого все дружно посмотрели на него удивленными глазами: — А зачем тогда тебе мешок? — Тебе фокус что ли показать? Смотри! Опа! — мальчик разинул рот во всю ширь, и Карлу увиделось то, что находилось внутри мешка. — Мне так удобно! Как хочу, так и хожу! — фыркнул он. — Эзоп, может хотите пройти в Вашу комнату? Здесь у каждого своя, — послышался голос той девушки в медицинской шапочке, который бальзамировщик пропустил мимо ушей, слишком занят был исследованием странного мальчика. — Сделай фокус еще раз. — Увидишь только после моего топорика! — А где ты спрятал его? И, пока все были заняты разговором мешка и новенького, в голове молчаливого аристократа вертелись самые разные мысли: “Новый выживший… Судя по его телосложению, одежде и внешности, не ведет сидячий образ жизни. Он скорее мещанин, нежели дворянин, однако довольно ухожен и чистоплотен. У него необычные волосы, которые выглядят натурально, следовательно, природа одарила его ими… Имя греческое, но это ни о чем не говорит. Карл — фамилия с бельгийскими корнями, тоже не повод надумывать. Род деятельности возможно сродни делу Эндрю Кресса. У него белые перчатки, тонкие, но прочные, может быть и медицина… Что ж, время покажет! Люблю людей такой интересной внешности, поэтому он, если произведет на меня впечатление при беседе, будет очень симпатичен…” Но странный юноша оказался таким не только внешне, он наконец обратил внимание на других охотников, пытался заставить их помочь в поисках топора, пока не остановился взглядом на непривычном синем плаще, которые видел лишь на покойном дяде и только черного цвета. — On n'a pas besoin de le chercher, mon senior Carl... — проговорила дама в красном платье. — Alors pourquoi Êtes-vous là? — ответил ей новоприбывший, спокойно переходя на иностранный язык. — Parce qu'on voulait vous voir, — наконец прозвучал мужской голос, бархатный и мелодичный. — Г-н Карл, позвольте я провожу Вас? — постаралась снова обратить на себя внимание девушка, чтобы утащить его отсюда поскорее. Но Эзопу было не до этого, он перевел взгляд на лицо незнакомца, а потом и на волосы, которые были близки по цвету к его собственным. — Avez-vous aussi des questions sur la couleur des cheveux? — Bonne Robbie Ne m'a pas posé de telles questions, Carl… Cependant, qu'est-ce qui ne va pas avec ma coiffure? — аристократ слегка улыбался Карлу, принимая максимально дружелюбный вид, на какой только был способен. — Je ne sais pas, ils sont comme les miens, mais Robbie a dit que c'était bizarre, il voulait savoir pourquoi, — Карл нахмурился и показал тот волос, который все еще держал в руке. Собеседник тоже слегка нахмурился и, повертев прядь своих волос меж пальцев так, что в глаза бросались очень длинные ногти, выдернул белый, скорее кремовый волос. — Robbie n'est pas encore à l'âge adulte, alors pardonnez-lui sa bêtise. Et comme vous pouvez le voir, les miens sont plus blancs… — он сделал несколько шагов в сторону Эзопа, поднеся волос ближе. Мужчина подумал, что нужно ответить странностью на странность, так создастся лучшее впечатление о первой встрече, а это имело большую цену в его глазах, почему-то он не хотел показаться охотником, специально об их различиях не упоминал. Однако выжившая, заметив, как тот сократил расстояние, вытянула вперед руку: — Я вынуждена попросить Вас отойти, во имя безопасности нашего нового товарища! Он может испугаться Вашего вида! Но ее опасения были напрасны, Карл сам потянулся и взял волос из его рук, положил вместе со своим на тыльную сторону ладони, сравнивая: — Oui, Vous les avez beaucoup plus légers que les miens. Et je ne pense pas que ce soit une bêtise, mais maintenant je veux savoir ce qu'il y a dans mes cheveux. — Je pense que je pourrai en parler un peu plus tard, M. Carl. Cependant, maintenant, vous devriez vraiment donner la paix à votre corps et à votre esprit, comme le recommande le médecin. В этот момент гейша шепнула высокой даме: “Да о чем они там трындят?”, на что получила довольно-таки забавный ответ: — Ты не поверишь, но о цвете волос. Похоже, что новая кукла действительно заинтересовала нашего дорогого Джозефа… — на лице расцвела странная улыбка. — Такое добром не кончается… — Да брось ты! Внезапно диалог прервался, Эзоп посмотрел на японку и ткнул в нее пальцем, о девушке за ним уже забыл, так как был повернут к ней спиной. — Elle est médecin? — услышав французскую речь в свой адрес, бедная положила руку на сердце и охнула, произнесла что-то на японском. — Non, c'est Mme Michiko, et Vous l'avez embarrassée… — мужчина осмелился дотронуться до руки Карла, опуская палец, направленный в сторону дамы. На стороне ладони были просто отлично видны черные вены. — Le Docteur s'appelle Emily Dyer, et elle est juste derrière vous, — он покосился на девушку, кивнул в сторону, однако на нее смотреть было больно: ей уже было все равно на то, что там вытворяет аристократ и лишь ждала возможности вставить емкое слово. Жест незнакомца не остался незамеченным, новенький повернулся и увидел ту девушку, вспомнил, как его совсем недавно схватили за запястье, вслух озвучил свой вопрос для нее, который внезапно оказался самым важным для него: — А почему вы все меня за руки хватаете? — Это сделал мистер Джозеф, все вопросы к нему, — Эмили ткнула в него пальцем, подражая Карлу. Мужчина отошел, убирая руки за спину, решив, что это был неудачный ход, и Эзоп скорее испугался, чем принял это за жест доброты… Он тут же сердито посмотрел на выжившую, решив, что надо будет отучить ее язвить в следующем матче. — Je m'excuse, je n'ose plus vous mettre mal à l'aise. Существа стали расходиться: на балконе уже никто не стоял, ходули удалились вместе с Робби. Эзоп не ответил Джозефу, немного позабавился выходкой наконец услышанной девушки. За окнами было темно, около двенадцати часов, что показалось очень поздним для обычного отбоя, о котором разговаривали вокруг него ранее. Спросил еще кое-что, отходя от темы и основываясь на своей догадке: — Вы меня тоже отправляете спать? — Не отправляю, но настоятельно рекомендую. Завтра Вас ждет много интересного, так скажем, — следующее она продолжила уже шепотом: — А еще я рекомендую Вам не связываться с высокими людьми до поры до времени, особенно с Джозефом. Он лишь прикидывается овечкой, а на самом деле не такой, за кого себя выдает. Будьте осторожны, — все ее слова были услышаны фотографом, но он лишь проглотил это. У охотников был прекрасный слух. — Значит его волосы ненастоящие? Это костюм овечки? — Боже, нет, конечно, настоящие… — нервно посмеявшись, она посмотрела на Джозефа, будто хотела удостовериться в своих словах. — И вряд ли у него есть костюм овечки… Фотограф закрыл лицо рукой и захихикал. Он попытался скрыть это, но получалось плохо, фразы Карла вызывали в нем искренний смех впервые за долгие годы. — Нет, мсье Карл, простите, но такового костюма у меня не имеется… — вдруг он резко приблизился к Эзопу и с томной интонацией проговорил: — Mais, si vous le demandez… — Тогда как он притворяется овечкой без костюма? Бегает на четвереньках и блеет? — новенький снова задал вопрос, не отвлекаясь на слова Джозефа, лишь посмотрел на него, пытаясь представить его в виде овечки. — У него такой стиль? После этих фраз графу стало одновременно до боли в животе смешно и обидно. Он, еще немного посмеявшись, отошел совсем, собираясь уходить. Эмили решила, что еще немного, и у нее самой поедет крыша с этими двумя. — Malheureusement non, vous avez tort dans vos arguments, — мило проговорил аристократ. — Если хотите, можете сами убедиться, ходит он на четвереньках или нет! — раздраженно фыркнула девушка в лицо Эзопу. — Давай, Джозеф, ты сегодня король этой пьесы, возьми на себя роль Хакона, проводника по Стиксу. Она схватила свой медицинский чемоданчик и ушла с гордо поднятой головой, пока Мэри и Мичико охнули в который раз и, решив, что они тут лишние, удалились наверх, хихикая в веера. Речь Эмили порядком оскорбила фотографа, но он снова проглотил претензии. Эзоп смотрел по сторонам и, не найдя никого больше, все же обратился к мужчине: — Мне так и не сказали, ползаешь ли ты на четвереньках. Я ничего против не имею, но мне правда интересно… — Нет, Карл… Не ползаю, к Вашему сожалению. — Тогда почему та девушка сказала, что ты притворяешься овечкой? — он дернул его за прядь волос: — Вроде настоящие, тут не соврала… Джозеф удивленно посмотрел на Карла, ибо по его мнению это была неслыханная дерзость, но что-то внутри него подсказывало, что ему можно. Он снова положил ладонь на его руку, чтобы несчастную прическу уже оставили в покое. — J'ai bien peur que le Dr Dyer plaisante sur le mouton. Ne faites pas attention à cela… — После мешка, я бы не удивился, — он посмотрел снова на свою руку. — У Вас повышенная тактильность? Обычно меня никто не трогает, только я могу иногда трупа в перчатках коснуться. — Désolé, mais Vous avez dit un cadavre?.. — фотограф дернулся, будто его током ударило: вспомнил про свои догадки насчет гроба, перчаток, чемоданчика и, в конце концов, маски. Раньше ему не хватало всего одного кусочка, чтобы сложить пазл. — И это мне говорили, что у меня с соображением проблема, — он резко выпрямился, сел ровно и приступил к официальному приветствию, протянул руку: — Здравствуйте, я Эзоп Карл, бальзамировщик. — Joseph Desaulniers, photographe, — граф даже обрадовался серьезности собеседника, протянул свою когтистую в ответ, почему-то испытывая странное смущение. — Приятно познакомиться, а где я могу увидеть тело? — он пожал руку и механически улыбнулся. “Все встало на свои места. Боже, и как же я сразу не догадался… Бальзамировщик, так просто! Я мало что об этом знаю, но надо будет почитать на досуге” — Что ж, тел тут много, но, боюсь, они не предназначены для Вашей работы… — Не волнуйтесь, мой опыт работы достаточен, я могу позаботиться о телах и помочь им красиво впасть в бесконечный сон, — Эзоп нахмурился, будто оскорбили отказом от его работы, но потом улыбнулся, как обычный работник посетителю, услуги впихивал: — И, если есть подходящее тело, я буду рад помочь. — Je pense que le champ non labouré pour votre travail sera fourni plus tard. Ne vous inquiétez pas à ce sujet maintenant — vous dormirez mal, — он был удивлен филигранной речью, помешательством на своем деле, отношении к нему с таким трепетом. — Hmm, et à quelle fréquence y a-t-il de telles commandes ici? — он снова нахмурился, будто не поверил: — И с моим сном все будет в порядке, никаких беспокойств. — Да по факту каждый божий день. Но это немного другой смысл несет в себе, нежели Вы сейчас себе надумаете. Впрочем, не забивайте свою платиновую голову моими монотонными речами и позвольте проводить Вас. Здесь много коридоров. “И крыс”, — подумал он про себя, в полупоклоне показал проход в правое крыло. Карл же о понравившейся фразе про ежедневные заказы размышлял, о которых невозможно надумать не так, ведь бальзамирование включает в себя лишь заботу о теле. — Я буду не против. — Также, хочу вас предупредить по доброте душевной, Вам предстоит познакомиться с разными личностями. Робби, или “мешок”, как Вы изволили выразиться, довольно зауряден по меркам данного места, так что будьте готовы. — Ничего страшного, я тоже немного странный, — он пожал плечами, вероятно, что ему это говорили не раз. — Да нет… Вы самый обычный. И на самом деле это должно Вас радовать, — разговор шел превосходно, они даже не заметили, как уже прошли к концу коридора с приличным количеством комнат, рядом была маленькая незапертая дверь. — Не думаю, что это так, но пусть это меня радует. — Думаю, что ключ на столе. Как видите, замки остальных сожителей заперты, я тоже рекомендую Вам запираться на ночь. Здесь нет другой конфиденциальности. Джозеф немного грустно взглянул на Эзопа: “И его ждет все это… Впрочем, как ждало каждого из них. И какого черта я испытываю такой приступ сердечной теплоты? Хотя нет, думаю, это от затяжного перерыва в общении с кем-либо, а его взгляды мне более симпатичны на данный момент, нежели чьи-либо из здесь живущих”. Эзоп слегка склонил голову, рассматривая самую обычную деревянную дверь, подошел к ней и, прежде чем зайти, повернулся к спутнику напоследок: — Благодарю за помощь и желаю Вам спокойной ночи. — И Вам того же, — мило улыбнулся фотограф и, подняв руку в знак прощания, развернулся на одних каблуках, направился прочь довольно быстрыми шагами — в крыле выживших обычно не терпели присутствия охотников, благо, что сейчас их никто не видел. — Je serai heureux de vous parler demain. Бальзамировщик зашел в свою полупустую комнату, запер дверь, как ему и порекомендовали сделать, но не начал осматривать и изучать комнату. Он был не заинтересован в окружающем его мире, стал подготавливаться ко сну, будто здесь ночевал не первый раз. В то время, как Дезольнье, поднявшись на свой этаж, хотел наконец уединиться, но еще с лестницы слышал галдеж, был прав в своих предположениях: в общей гостиной сидел практически весь хищный этаж и рассуждал на тему единственной персоны. Фотограф решил ненадолго туда заглянуть: во главе, посреди комнаты, стояла кровавая королева и с жаром впаривала что-то Ву Чангу, который мало, что пытался на нее не реагировать, так и вообще старался слиться с окружением. Робби размахивал руками, объясняя Наяде, как выглядит новенький, а Берк, заправясь очередным спиртным, уверял Лео что это все брехня, и что он первым уложит нового сурва на лопатки — мечтать не вредно, как говорится. От такого количества народу у Джозефа даже разболелась голова, хоть он и стоял в проходе, не решаясь зайти, но все же зоркий глаз королевы выловил фигурку в коридоре, она громко воскликнула: — А вот и наш самый главный новостной вестник! Он еще долго разговаривал с ним после нас! Вон, его спрашивайте, а не меня, я все, что знаю, уже вам поведала! Джозеф захотел провалиться сквозь землю, умереть прямо здесь и сейчас еще раз, готов был на все, что угодно, лишь бы не подвергаться этой жуткой пытке допроса. Робби, который до этого рассказывал Наяде какой странный новенький даже для выживших, повернулся к вошедшему и радостно поддакнул Мэри: — Да! Он очень долго с ним болтал на итальянском! И, как по щелчку, все подлетели к нему, сзади даже кто-то взял за плечо, отчего брезгливый француз слегка сморщил нос — не любил, когда к нему прикасались против его воли. Словно из рога изобилия посыпались вопросы: “О чем говорили с Карлом? Кто он такой? По какой причине прибыл? За какой выгодой? Какого он роста?” Вплоть до того, что кто-то смелый поинтересовался, является ли Эзоп некрофилом… Гроб же не просто так! Но после этого фотограф не сдержался и, резко махнув руками по сторонам, достал оружие, направив его на Джокера - вопрос про некрофилию прозвучал с его стороны. Он парировал по-французски с ужасно злым лицом и голосом человека, который уже убил сотни две, и сейчас метит на убийство двухсот первого. Каждое его слово разрезало воздух, и от каждого слова он горячился все больше. — Si vous pensez que je vous donnerai tout dans un tel contexte et dans un tel contexte, vous trompez profondément, alors laissez-moi tranquille, et encore moins ne me lâchez pas les mains! Félicitations, maintenant je ne dirai pas un mot! Content? — продолжил уже на английском, чтобы его поняли любые невежды: — Да как смеете вы, так ничтожно думать о новоприбывшем — это же верх, апогей безнравственности! Охотники быстро отошли, отвернулись от Джозефа: кто-то покачал головой, другой испугался непонятных слов, а третий пошел болтать с другим как ни в чем не бывало, ругать Джокера за неудавшуюся шутку. Мэри слегка удивилась его вспышке гнева, тихонько хихикнула в веер, найдя это даже забавным, лишь Робби осторожно подал голос, обращая на себя внимание: “А еще у него чемоданчик такой, как только проснулся, схватил и не отпускал…” Подытожив свою пламенную тираду громким цоканьем, Джозеф удалился в свою фотостудию, в которую он превратил свою комнату. Она состояла из двух частей, как и у всех жителей поместья — основная спальня-гостиная и ванная. У него было окно с просторным балконом, в чем ему очень повезло, ведь был он не у каждого. Стояла большая кровать с балдахином, что очевидно небольшая придурь графа, две тумбы, на которых валялась всякая мелочь, и стол. На нем стояли контейнеры с жидкостями, лежали какие-то детали и бумаги, пятна давно засохших чернил покрывали один из углов. Под потолком от люстры к кровати, от нее к шкафу и к окну были развешены веревки. Однако на них сушилось совсем не белье, а бумага, множество небольших картинок. У него был диван и кресло, вышеупомянутый шкаф с одеждой и сервант с книгами. Помимо необходимого, в ванной был очевидно приставленный по хозяйской прихоти туалетный столик с зеркалом, стул и множества белил и тональников, остальных предметов косметики по минимуму, но сам факт их существования удивлял. Он действительно являлся потомственным аристократом чистой голубой крови, потому даже в Поместье не изменял своим привычкам. Если утром игр нет, Джозеф спал до своего максимального лимита, пропускал завтрак, не обращал внимание на шум в коридоре — ему было плевать на все и не было ничего дороже собственных сновидений. Следующий день как раз был таким, когда можно потягаться с солнцем, но таково было мнение одного лишь фотографа. Эзоп, привыкший к постоянному режиму, проснулся еще до рассвета, около пяти утра. Это было сделано по привычке и, вспомнив, что на данный момент ему не предоставляли никакой работы, он стал раскладывать все свои вещи, которыми не занялся вчера: одежду на полку, чемоданчик на кровать, гроб к стене. Он сделал все в точности как и в выделенной комнате в доме мистера Карла. Она тоже была полупустой, заполнена только самым необходимым, бальзамировщик не хотел осуществлять в этом никаких изменений. Через некоторое время новенький направился в столовую на общий завтрак, он был необязателен, но возможность узнать место получше не должна быть упущена. Несмотря на все разнообразие еды, он поел немного и только самую обычную пищу, рисовую кашу с чистой водой, другими блюдами даже не заинтересовался, поэтому быстро вышел из-за стола, направился в спальню подготавливать инструменты на случай, если они внезапно понадобятся. И хорошо, что он ушел так рано, ведь как только двери столовой за бальзамировщиком закрылись, из-за стола выживших раздался истошный вопль: “Он спер мою котлету!” Охотники тоже подключились довольно-таки быстро, поэтому оскорбления наемника перешли и на них: “Позвольте, но они же общие… — Да хрена с два, они общие! — Так достань их обратно! — А вы думаете, мне это пиздецки сложно?!” Конфликт в столовой становился все страшнее, Наиб сцепился с Джеком, который даже был не при делах. Их пытались разнять. Вскоре к спору присоединился Нортон, он начал убеждать всех вокруг в том, что охотники обязаны оставлять им еду, потому что являются мертвецами, и едят только для удовольствия, а не для нужды. Даже такое большое расстояние от спальни Эзопа до места громкой ругани не сильно спасало от гомона ссорящихся. Бальзамировщик раздраженно хлопнул последней кисточкой по столу, положив ее на законное место. Спорщиков было слышно везде. В то же время проснулся и фотограф, разлепил глаза, пытаясь сфокусировать сонное зрение на люстре. Лениво и развязно Джозеф, в ночной сорочке и с головой аля “пять лет не причесывались”, открыл шторы и распахнул настежь окна, впустив утренний свежий воздух в комнату. Немного приглядевшись, он не без удивления рассмотрел около беседки фигурку его нового вчерашнего знакомого. Одежда его была идеально выглажена, туфли чуть запылились от прогулки, в руках снова тот чемоданчик, который Эзоп явно не хотел надолго выпускать из рук. Граф вздохнул: “Хм, почему он не в столовой? Тоже долго спит?.. Черт, да я даже здесь слышу чьи-то голоса, наверняка опять что-то не поделили… Как же далеко от этих бренностей я хочу оказаться!..” Эзоп спокойно расхаживал туда-сюда, задумавшись о чем-то, он даже не обратил внимание на Джозефа, тем более если тот стоял не прямо перед глазами, а лишь в поместье за окном. Однако взгляд чужой чувствовался, и бальзамировщик отвлекся от своих мыслей и обратил внимание на окно, замялся, думая может ли так выражаться с малознакомым человеком: — Доброе утро, выглядите сегодня как овечка, что с Вашей прической? — Доброе, мсье Карл… — он не ожидал, что его заметят в таком виде, потрогал руками голову, желая удостовериться в своей принадлежности к парнокопытным. — Почему овечка? Отчего овечка? — фраза про овечку заставила его задуматься, и, следовательно, нахмуриться, ибо спросонья он не сразу понял. — А, боже, да я же только из постели… Вы это имели ввиду? Почему же вы не со всеми? Уже позавтракали? Там, кажется, весело в столовой… “Наверное, это был комплимент своеобразный… И я не ответил на него. Дурак”. — Да, я поел, сидел в комнате, однако их спор заставил меня выйти на улицу, — он прикусил губу, поведение выживших и охотников ему точно не нравилось. — А почему Вы решили остаться? У Вас есть проблемы со сном или аппетитом? Эзоп смотрел на него практически пустым странным взглядом, даже при беседе с Джозефом отсутствие зрачков сильно не беспокоило почти никого, казалось, что ему вообще неинтересно болтать с людьми, поэтому он пытался их таким образом запугать и отдалить, хотя в таком случае было бы непонятно почему он подошел, а не убежал. Его серые глаза не выражали совершенно ничего, он будто смотрел в пустоту, однако изредка все-таки обращал внимание на чужие волосы. Маску бальзамировщик спустил на подбородок, что делал это довольно редко. Джозеф же вышел на балкон, сложил руки на перилах, положил на них голову. Сонная пелена еще не отпустила сознание окончательно. — Как раз со сном у меня нет проблем, скорее наоборот, мне иногда спать нравится больше чем бодрствовать… А еда — развлечение. Разве Вы не знали об этом? — О чем я не знал? Мне тоже необязательно употреблять еду? — он отвел взгляд, вспомнив давнюю ситуацию: — Я как-то не ел около трех дней, сказали, что так нельзя. — Ты — выживший, вам обязательно, — фотограф отрицательно покачал головой. — Нельзя морить себя голодом, правильно сказали. Я отношусь к другой фракции. И, как бы яснее выразиться...Чаще всего, охотники являются мертвецами. Я не исключение. Не поймите меня неправильно, пожалуйста. Грубо говоря, я не испытываю голода, могу даже не дышать, но, чтобы выглядеть более человечно, я все же это делаю, — пока он говорил, на коже его лица внезапно появилась трещина, тонкая, но очень темная, разительно выделялась. Джозеф не заметил. — У Вас трещина, такими темпами вы полностью разрушитесь и сгниете. Вы способны передвигаться из-за того, что Вас недостойно похоронили? Не волнуйтесь, я могу забальзамировать Вас так, что будет казаться, что Вы просто спите, — услышав о том, что охотник оказался мертвецом, Карл наконец заинтересовался внешним видом фотографа: увидел его странные глаза, внезапно появившуюся трещину на мертвенно-бледной коже. Он слегка воодушевленно потряс чемоданчиком, а Джозеф не знал как реагировать. Очевидно, это было сказано не со зла, но сама суть вопроса была абсурдной, Эзоп просто не понимал разницы между охотниками и обычными трупами, поэтому фотограф хотел поспешно объяснить, но фраза о трещине его выбила из колеи. Граф ненавидел эту некую коррозию, которая делала его уродливым, поэтому замазывал, забеливал, чтобы выглядеть подобающе, считал свою черту ужасной и отвратительной и, конечно, нервно проведя ногтями по лицу, с ужасом обнаружил, что, действительно, она была, сорвался с места, тут же скрывшись в глубине комнаты. Не только лицо страдало от трещин, они были по всему телу, и, даже при удачной маскировке, все равно проявлялись повторно. Будучи человеком высшего сословия, он обязан был выглядеть безукоризненно, но при теперешних обстоятельствах это было почти невозможно, что очень било по его самолюбию, и фотограф раздражался, не перенося собственного бессилия. Это был его единственный комплекс. Эзоп приподнялся на цыпочки и склонил голову, чтобы рассмотреть, чем он так занят: — Мое предложение все еще в силе! Фотограф схватил со стола кисть и палетку, бегло глянув в зеркало: “Так ужасно опозориться… Теперь он точно будет предвзято думать! — он быстро наносил “штукатурку” на трещину, вскоре она совершенно исчезла, — Погоди-ка! Он предложил мне погребение?.. Как услужливо… Эх, если бы я мог повеситься, утопиться, застрелиться, задушить самого себя или вонзить кинжал и при этом умереть, было бы славно…” Он, спустя пару минут, снова вышел к новенькому, имея немного виноватый вид: — Прошу меня простить за такое упущение, я, видимо, еще не совсем проснулся, этого больше не повторится. И я бы не отказался от Вашего предложения, если бы было это возможно, — он ткнул длинным пальцем на Эзопа: — Вы — живой человек, а я однажды уже умер. Однако сила этого места держит меня на ногах. Умереть я больше не могу. — Тогда, наверное, стоит сжечь это место? — придумал свое решение Карл. — Так у всех охотников? У них тоже появляются эти трещины? — Нет, только у меня. У каждого охотника свои особенности, как Вы могли заметить вчера. Я прошу, давайте больше не будем о них, ибо я считаю это ужасно некрасивым, — он расстроенно провел рукой по лицу, пропуская предложение, связанное с огнем. — Может бальзамирование правда окажется полезным? Оно же сохраняет внешность трупа с момента бальзамирования надолго, — Эзоп был серьезно настроен, будто пытался изо всей силы впихнуть свои услуги. Джозеф даже серьезно задумался, скептически прожигал Карла взглядом, будто примеряя, может ли он вообще оказать какую-либо ценную услугу. Поразмыслив, что терять нечего, а перед бальзамировщиком он уже опозорился, дал согласие: — Попытка не пытка. Вдруг Ваши методы помогут мне, хотя в это слабо верится… Но, разумеется, я имею ввиду только лицо, — держа в голове все странности Эзопа, которые уже проявились, он уточнил специально. — Тогда когда Вам удобнее? Сегодня? — он кивнул, довольный тем, что теперь у него есть хоть и странный заказ, но примерно такой же по технике. — Сегодня вечером у меня матч. После него, в районе девяти. Или вы рано ложитесь спать? Сам фотограф ложился очень поздно, потому что привык возвращаться со званых вечеров под утро, пьяный и грустный ложился спать… Он просыпался далеко за полдень, с отвратным ощущением похмелья и головокружением, и здесь его распорядок дня не изменился. — Во сколько отправят, во столько и иду. Значит после девяти? — сделал легкий поклон головой. — Тогда не смею отвлекать, раз вы только проснулись! Тем более все, кажется, уже разошлись… Так и было, в столовой уже не было шумно — у Эзопа был не острый, но чувствительный слух. — Действительно, спущусь за кофе. Получается, увидимся, Карл, — он мило улыбнулся и помахал ручкой, скрылся в темноте. Джозеф заправил постель до идеального состояния, нацепил на себя светло-бежевую рубашку с объемными рукавами, плащ просто накинул, привычные маленькие каблучки - и он уже на первом этаже. На лестнице он пересекся с очень злым Наибом, который даже толкнул его, якобы случайно. Фотограф процедил сквозь зубы: — Деревенщина неотесанная... Услышав оскорбление из уст Джозефа, Наиб еще больше разозлился, начиная вскипать, словно чайник на плите. Брови густые русые свел к переносице, после чего ударил Джозефа по плечу, столь неприличным образом привлекая к себе внимание: — Это я-то деревенщина неотесанная, блять?! А ты тогда избалованное быдло, которое способно лишь хамить и дерзить всем подряд, хвастаясь своим ебаным статусом?! Че, думаешь, выиграл прошлый матч, так значит все дозволено?! Нихуя! — А не нужно толкаться без причины. Конечно, ты деревенщина, ибо только данное сословие применяет грубую силу для демонстрации бог знает чего, — Джозеф довольно спокойно отреагировал, никаких ответных действий не предпринимая, лишь глаза прикрыл в каком-то соболезновании к тупости Субедара. — Ну и нахуя мне тебе что-то демонстрировать?! Че, думаешь, кому-то до тебя дело, блять, есть?! Много на себя берешь, индюк напыщенный! Он с вызовом смотрел в стеклянные глаза фотографа, с одной-единственной целью: показать, что в праве творить, что душе вздумается, равно как и охотники. Наиба бесила мнимая вседозволенность противоположной фракции и апогей этой ненависти нашел в Джозефе, обожал изничтожать нахальство, только он не учел, что фотографу, если не все равно, то он как минимум ответит еще более худшей формой мести. Несмотря на низкий рост, фотограф был выше выживших, потому он с легкостью наклонился к лицу Наиба, резко схватив когтистой рукой того за подбородок с такой силой, что мог свести челюсть, а то и свернуть. — Мистер Субедар, я и следующий матч выиграю, — слащаво улыбнулся, буквально глазами прищуренными смеясь над слабостью наемника. — Прощайте. Наиб вырваться попытался, однако граф сам его отпустил. — Вот падла самоуверенная! Уже представляю, как в следующей игре твои кишки по стенке размажу! — продолжая бранить весь свет в лице Джозефа и скрыв лицо капюшоном, он скрылся в коридоре. Великая брезгливость человека из высшего общества подарила аристократу желание вымыть руки как можно скорее, после касания тела “деревенщины” и, как только это сделал, все равно не придал значения этой пустой угрозе, сев в угол стола общей обеденной залы, пил не спеша, закусывая пряником и размышляя о предстоящем мероприятии на вечер: “Все-таки странный он, хотя не мне это говорить. Наверное, это будет наподобие основательного макияжа, возможно с химией, но не более. Думаю, он профессионал своего дела, но не стоит доверять ему до конца. Все равно нам предстоит столкнуться в игре. А какие у него способности? Наверняка связаны с профессией… Посмотрю потом матч Джека, интересно на что он способен”. Письмо с приглашением на первую игру уже лежало на столе в спальне Эзопа. Он, все еще довольный собой, пошел в свою комнату, поставил чемоданчик под кровать и слегка был разочарован тем, как нарушили его идеальный порядок лежащим конвертом, который быстро раскрыли и прочитали, прыгая между строк.