Из огня да в полымя

Всю последующую неделю Бэкхён не может точно сказать, чем занимается. Ходит на работу, возвращается домой, с кем-то разговаривает, что-то придумывает. Всё ещё размышляет над своей проблемой. Он много думает, так что все теории и имена в его голове сливаются воедино. Он их пережёвывает, как жвачку, но получить что-то стоящее из этого не может. Книги складываются в несколько больших стопок, и Бэкхён смотрит на них часами, перебирая в голове всё, что успевает выяснить за это время. Они с Чонином застревают где-то посередине, и нет у них возможности сдвинуться ни в одну сторону. Где та песчинка, что перевесит чашу весов? И нужна ли Бэкхёну вообще эта истинность? Мир прекрасен и без неё. Его родители тоже не приходятся истинными друг другу, и что? Живут счастливо вместе и умирают в один день. Как в сказке. Он без конца мнёт исписанный нервным почерком листок и пытается сложить из этого пазл. Только неизвестно, если конечный результат интересен хоть кому-нибудь, кроме него. У Бэкхёна нет решения, зато есть длинный список желаний, такой же бесконечный, как и его исследование. Он слышит, как скулит и скребëтся Моннëн, и даже не знает, по кому он скучает больше. Тот сразу бежит его поприветствовать, и Бэкхён уже порывается спросить, если пёс может узнать его и через дверь, но решает не наглеть. Чонин наблюдает за ними из кухни, оперевшись о стену, но Бэкхён не спешит проходить. Он всë ещë пытается придумать причину своего столь раннего появления в чужом доме. Бэкхён уже не строит теории, не читает статьи, не пытается решить уравнение вечной любви, он просто постоянно думает о Чонине. Это странно и непривычно, будто без Чонина существование Бэкхёна в этой жизни не имеет никакого смысла. Как к нему приходит мысль навестить Чонина, он не может сказать точно. В субботу утром на улице страшный холод, поэтому когда Бэкхён добирается на место, у него на щеках уже приличный румянец. Чонин предлагает чай, видимо, сжалившись над замёрзшим парнем. Бэкхён кивает, потому что это хороший знак: его не планируют выставить за дверь сразу. Он молча наблюдает за Чонином, который возится с чайником, заливая скукоженные листья: чай в пакетиках тот терпеть не может. — Как твои дела? — спрашивает Бэкхён, когда Чонин ставит перед ним чашку и садится напротив. Тот смотрит на него нечитаемым взглядом, и Бэкхёну сразу хочется удавиться из-за неуместного вопроса, но Чонин не отличается жестокостью, раз в следующее мгновение смеётся, разряжая тем самым обстановку. — Чего ты весь трясёшься, хён? — Чонин расслабленно потягивается, демонстрируя рельефный живот, и смотрит, улыбаясь, на Бэкхёна. — Боишься, что ли, что я тебя выгоню? Бэкхён усмехается и опускает голову: да, именно этого он и боится. Моннëн кладëт свою морду ему на колени, как бы говоря «всё пучком!», и Бэкхён принимается теребить его уши. — Я разведён, — решает признаться он. Лицо Чонина вытягивается: он явно не ждëт чего-то подобного. Бэкхён и сам не любит об этом распространяться. Зачем кому-то знать о его неудачах? — Ты был замужем? — спрашивает Чонин удивлённо. — Ах, вот почему у тебя другая фамилия! — Да, я развёлся год назад, — Бэкхён продолжает чесать собаке за ушком. — Это из-за меня? Бэкхён смотрит на Чонина и видит в его взгляде беспокойство. Не радость превосходства, не облегчение, а именно беспокойство, что он мог стать причиной трагедии. — Нет, что ты! — Бэкхён мотает головой. — Это случилось задолго до тебя. Бэкхёна вдруг посещает мысль. Странная мысль. Шальная такая. Подрывная по своей природе. Даже без ерунды Чанёля с Сехуном Бэкхён всё равно может встретить Чонина (будь они, конечно, истинными без всех этих открывшихся недостатков). Он его и встречает, но не знает об этом. И что тогда? Кто в таком случае должен стать причиной измены и конца их с Чанёлем отношений? — Чанёль, ты его встретил тогда вместе с Чондэ, на пятнадцатом году наших отношений ушëл к истинному, — Чонин снова округляет глаза и откидывается на спинку стула, складывая руки на груди. — И не просто к истинному, а к моему коллеге, Сехуну, который был тогда со мной на конференции. Бэкхён мотает головой и делает несколько глотков чая. Неужели… Неужели? Неужели это действительно неизбежно… Он проглатывает вставшее комом желание извиниться перед Чанёлем и грустно улыбается. Бэкхён думает, что поменяйся они местами, и Чанёль прибегнет к самым жестоким методам, лишь бы удержать его рядом. Бэкхён это знает. Будет ли из них тогда хоть кто-нибудь счастлив? Грусть, страх, обречённость, невозможность вернуться к старой жизни. Это как после приступа острого аппендицита: ощущение, что уже не будет как прежде, но всё к лучшему. Однако мало кто захочет пройти через подобную операцию добровольно. Бэкхён знает: сталкивается с подобным на третьем курсе. — Но мне показалось, что у вас вполне хорошие отношения, ну, с тем парнем… — пытается подобрать слова Чонин. — Я бы ему рожу набил, вместо того чтобы заботиться о нём! — Я так и сделал, поэтому меня с конференции и выставили, — у Чонина вырывается смешок, но он быстро принимает серьёзный вид, не мешая рассказывать. — А потом ещё пришлось уволиться с работы, потому что терпеть этих двоих сил больше не было. У меня и раньше было предвзятое отношение к истинности, а после этой истории, сам понимаешь, изменений в лучшую сторону не произошло. Бэкхён достаёт из кармана измученный листок и предъявляет найденные доказательства Чонину. — И это то, что не давало тебе покоя всё это время? — усмехается тот, вчитываясь в сложную схему. — Не смейся. Между прочим, это серьёзное исследование, — морщится Бэкхён: ему самому обидно, что ничего стоящего не получается. Чонин внимательно рассматривает каракули, вынуждая Бэкхёна нервно ëрзать на стуле, потом достаëт фломастер из ящика в столе и начинает править. Бэкхён заинтересованно вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, что там не так: он наизусть помнит каждую точку. — У тебя тут не хватает, — Чонин подчëркивает наиболее важные вещи, — и хронология кое-где перепутана. Вот. Чонин возвращает листок Бэкхёну, и тот с изумлением смотрит на внесённые исправления. Чанёль, например, всегда над таким смеëтся и уж точно не пытается вникнуть в суть чужого сумасшествия. Бэкхён откладывает листок и вздыхает. — Я больше не хочу играть в истинность, — тихо говорит он и закусывает губу, боясь, что Чонин его не так поймëт, но тот лишь кивает и ложится на стол, кладя голову на скрещенные руки. — Я знаю, что всё испортил, и ты наверняка во мне разочаровался. — Ты — мой. И я буду продолжать верить в тебя, даже если ты убьёшь моего дедушку, — отвечает Чонин без раздумий. — Я не хочу убивать твоего дедушку, — бурчит Бэкхён и улыбается, рассматривая чёрную макушку Чонина. — Я вообще-то пацифист. Бэкхён не может удержаться, чтобы не тронуть чужие волосы. Ему не хватает прикосновений. Вчера на работе он, задумавшись, гладит Кибома по руке, и ему даже в первое мгновение кажется, что у того глаза от удивления выпадут. Бэкхён надеется, что Чонин отреагирует как-нибудь: выскажет протест или предложит свой вариант развития их отношений, но тот лишь молчит и наслаждается лёгким массажем. — Не хочешь пойти пообедать? — внезапно спрашивает Чонин, вместо того чтобы вынести свой вердикт. — Я сегодня ещё не ел. И жутко голодный. Бэкхён лишь молча кивает. Что ему ещё остаётся делать? Они занимают один из дальних столиков и делают заказ. Чонин берёт на обед стейк-сет, объясняя это тем, что у него зверский аппетит, но Бэкхёну кажется, что тому просто хочется подольше задержаться здесь. Чтобы не оставаться наедине. — Мы с Чанёлем были вместе со школы, — почему-то Бэкхёну хочется рассказать Чонину всё о своей жизни, пусть тот сам решает, что с этим делать. — Он мне всегда нравился, но я, если честно, побаивался начинать с ним какие-либо отношения. Он из семьи чеболей, а там нельзя просто так заводить знакомства. — Он богат? — спрашивает Чонин, когда перед ними расставляют миски с мясом и закусками. — Очень даже, — Бэкхён берёт кусочек кимчи и закидывает в рот: да, он тоже голодный. — Ну, и я не из бедной семьи, — смеётся Чонин, включая гриль. — Мне родители помогли с учёбой и переездом в Пусан. Сами они живут в пригороде, небольшой деревушке в получасе езды. Я тебя как-нибудь с ними познакомлю. Бэкхён поднимает на него удивлённый взгляд, а Чонин только улыбается, раскладывая мясо и овощи на решётке. Это такой намёк на серьёзные отношения? Бэкхён не уверен, что хочет снова иметь дело с «родителями», но Чонин — это ведь не Чанёль. Не может же история повториться. — Ты думаешь, я им понравлюсь? — интересуется он. — А почему нет? — Ну, я старше тебя, разведён, весь в долгах, если честно. И здоровье у меня уже прихрамывает, — перечисляет Бэкхён, пока Чонин нарезает первый кусочек мяса. — И у меня жуткий характер. — Ты красивый, умный, весёлый, умеешь поддержать разговор, — не уступает Чонин, перекладывая мясо в миску к Бэкхёну. — И я люблю тебя. Что им может не понравиться? Бэкхён чувствует, как начинает краснеть, но старается просто не отвлекаться от еды, тем более, что мясо Чонин умеет готовить превосходно. — Знаешь, я тоже тебя люблю, — решает признаться Бэкхён и сразу закидывает кусочек мяса в рот, чтобы убить в зародыше возможность сказать что-то ещё. — Знаю, — улыбается Чонин. — Ешь давай. Они оба опускают взгляд в тарелки, избегая зрительного контакта, и несколько минут работают палочками. Как подростки, честное слово! Бэкхён думает, что стена между ними начинает постепенно таять. И вообще, Чонин ведёт себя так уверенно, будто просто даёт Бэкхёну время подумать. Может, так оно на самом деле и есть, и это только Бэкхён здесь видит во всём трагедию. — А ты? — спрашивает Чонин, откусывая маринованную редьку. — А что я? — Бэкхён смотрит на хитрую улыбку, но не понимает, что от него хотят услышать. — Ты меня познакомишь с родителями? — Чонин откидывается на спинку стула и ждёт ответной реакции. Бэкхён прочищает горло и откладывает палочки в сторону. Об этом тоже, наверное, стоит рассказать Чонину, но так не хочется портить приятную атмосферу. — У меня нет родителей. Они умерли, когда мне было шестнадцать, — Бэкхён наблюдает, как каменеет лицо Чонина. — Но если хочешь, можем их навестить. Только придётся съездить в Пучхон. — Прости, я не знал, — произносит тихо Чонин, явно чувствуя себя виноватым. — Это давно было. Бэкхён уже привыкает к подобной реакции: по-другому не получается. Это не та информация, которой можно так легко поделиться. Он просто не упоминает это. Много людей не говорит о своей семье, если только не с близкими друзьями и не по праздникам, когда положено совершать визиты. Вот и Бэкхён объясняет ситуацию так: у них сложные отношения, поэтому он не может с ними поговорить и встретиться. Но каждый раз, когда ему приходится сообщать о своей трагедии, люди теряются, и некоторые даже пытаются его утешить. Просто многим неизвестно, как действовать в подобной ситуации, поэтому они и делают то, что им кажется самым уместным в данный момент. Бэкхён это терпеть ненавидит. — А что произошло? — интересуется Чонин, потом аккуратно добавляет: — Если не хочешь, то можешь не говорить. Вот это вежливая и адекватная реакция. Хуже, когда собеседник ударяется в слёзы. — Автомобильная авария, — говорит Бэкхён, дёргая ногой под столом. — Я отделался только лёгкими травмами, и после пары операций меня послали домой. Мне пришлось пропустить почти весь учебный год, и перевестись на поток Чондэ. — Ты жил сам или с родственниками? — С дядей. Больше у меня никого нет. Он, кстати, тоже умер спустя несколько лет. — Ты меня верно добить решил, — Чонин откладывает палочки и трёт глаза. — Ешь, а то остынет, — усмехается Бэкхён и берёт очередной кусочек мяса. Бэкхён может спокойно рассказывать о смерти членов своей семьи. Теперь может. Это больше не причиняет острой боли, просто воспоминания об этом приносят дискомфорт. А вот мысль о том, что Чонин может передумать и уйти, заставляет по спине пробежать холодок. Благо поводов ему Бэкхён предоставляет достаточно. — Каждый день дядя просто говорил мне: сегодня ты ложишься спать, чтобы завтра проснуться, — продолжает свой рассказ Бэкхён. — И так каждый день. Вставай, иди чистить зубы. Теперь завтрак. Налей чай. Ешь. Налей воды и иди вымыть пол в квартире. Надо помыть окна: уже весна. Постирай шторы, погладь бельё. Идём готовить ужин. Режь овощи, поставь вариться рис. Я даже не знаю, что он готовил. Иди в душ и спать. И с утра всё тоже самое. Где-то через месяц я начал делать всё это сам. А потом он сдал меня в военный подготовительный лагерь. Там уже не было так просто. — Военный лагерь? — Чонин чуть рот не открывает от шока. — Это же для альф! — Там была парочка омег, но их как-то все сторонились, — хмыкает Бэкхён. — Меня тоже, кстати. По определённым причинам. Ну, и я был несовершеннолетним ко всему прочему. Дядя работал в военкомате, поэтому ему это показалось отличной идеей. Это, кстати, сработало, потому что основа военной подготовки — жёсткий режим. Ты вообще не задумываешься, что делаешь, но каждый день должен преодолевать себя. Зато к концу обучения я уже смог обзавестись новыми знакомыми, а для этого надо было начать говорить с другими. Вот вернуться в цивилизованный мир было очень сложно, — Бэкхён сам не понимает, почему хочет поделиться этим, ведь даже Чанёль не знает этой истории. — Дядя мне постоянно повторял, что если я выжил, то для этого есть причина. И первое время я пытался найти её, оправдать этот второй шанс. Уже потом я осознал, что это была просто удача, но первые несколько лет я жил этой мыслью. Теперь я понимаю, что всеми этими действиями дядя старался создать во мне внутренний стержень, который не позволил бы мне сломаться. Он был альфой и не знал других методов. Будь он омегой, окружил бы меня, вероятно, заботой и любовью, трясся над каждым словом, но я не уверен, что это бы дало результат. Чанёль бегал за мной, навязывая свои чувства, Чондэ бесконечно язвил, но я бы скорее сдох, если бы меня постоянно сопровождали сочувствующие взгляды. Наверное, поэтому мне проще общаться с кем угодно, но не с омегами. Чонин понятливо кивает, прячась за стаканом воды, теперь окончательно разобравшись в стиле их с Чондэ взаимоотношений. — А ты? — спрашивает его Бэкхён, улыбаясь. — Что я? — недоумевает тот. — Какие твои отношения с омегами? — Я не могу похвастаться наличием чего-то серьёзного в прошлом, — Чонин снова отпивает воды и в задумчивости поднимает брови. — Я не привлекаю омег. Это только тебе интересно слушать мои бесконечные рассуждения. Да и то, может, просто из вежливости. — Ты себя недооцениваешь, — мотает головой Бэкхён, а потом хитро улыбается. — Это как классический сюжет в порно! Приезжает на вызов такой молодой подтянутый парень и за две секунды всё исправляет и чинит. — Да, а потом я открываю рот, и они засыпают, — смеётся Чонин. — Омегам со мной скучно. Их надо развлекать, доминировать над ними, а я слишком мягкий и податливый. — Ну не скажи! — улыбается Бэкхён. — Я вот не жалуюсь. Чонин смеётся, и Бэкхён его поддерживает вначале, но потом соображает, что они задевают опасную тему. Он отпивает воды и переводит дыхание, потому что не уверен, если уже настолько помилован. Бэкхёну становится это ясно, когда Чонин подвозит его домой, но выходить из машины не собирается. Хороший обед, и пока. К Бэкхёну начинает закрадываться страх, что это скорее общение двух близких друзей, а не любовников. Он понимает, что Чонин боится быть снова использованным: у него нет оснований верить Бэкхёну вслепую. Мало того что Бэкхён теперь будет бесконечно оглядываться и переживать, вдруг сказке придёт конец, так ещё и Чонин может передумать и уйти по собственной воле, потому что Бэкхён сам по себе достаточно сдержан в выражении чувств. Бэкхён смотрит перед собой некоторое время, а потом открывает дверь и выходит. Внутри скапливается уныние, от того что снова придётся остаться в одиночестве, поэтому он оборачивается и смотрит просящим взглядом на Чонина. — Ты точно не хочешь зайти? — спрашивает он тихо. — Я прибрался. Чонин смеётся и качает отрицательно головой. — Чонин-а, пожалуйста! — Бэкхён повисает на двери машины и экстренно ищет способ уговорить его. — Я не могу нормально спать, когда тебя нет рядом. — Всё будет хорошо, хён, — улыбается Чонин, но на просьбу никак не отвечает. Бэкхён обречённо кивает и закрывает дверь, а потом складывает руки на груди и смотрит, как Чонин разворачивается и уезжает. Погода в начале января не из лучших, и море мутно-грязное накатывает агрессивными волнами на берег. Бэкхён стоит, открытый всем ветрам, и несколько минут наблюдает за стихией. И ни о чём не думает. Нельзя навсегда поселиться в воздушном замке: рано или поздно провалишься в дыру в несуществующем полу. Все теории рассыпаются, как карточный домик, и Бэкхёну кажется, будто его усилия хоть что-то понять потрачены зря. Он поднимается домой и лезет в горячий душ, чтобы согреться. В животе тепло и сыто, поэтому Бэкхён делает себе чай, тащит на диван одеяло и устраивается там за просмотром сериала о альтернативных реальностях, про который последние две недели трещит Чондэ. Бэкхён запускает видео, укрывается по самый подбородок и засыпает, не успев досмотреть первую серию. Они продолжают иногда встречаться после работы: ходят поужинать, на прогулки с Моннёном, просто так. Бэкхён убеждается в мысли, что Чонин всё-таки держит расстояние. Только вот по какой причине? Он ведёт себя так, будто не против серьёзных отношений с Бэкхёном, не избегает каких-то интимных намёков, но при этом любой сторонний наблюдатель скажет, что они не больше чем знакомые. Это расстраивает и заставляет задуматься о неприятном. Бэкхён старается не анализировать их поведение. Он настолько устаёт от самого себя, что решает действовать интуитивно, как ему захочется в данный момент. Это странно и вообще на него не похоже, но он хочет попробовать. Минхо оставляет его в покое и даже не лезет с советами и критикой в его работу. Как обстоят дела с Тэмином, Бэкхён не спрашивает, хотя Чондэ упоминает в разговоре, что тому, в шутку или нет, поступает предложение о замужестве. Бэкхëну надоедает завидовать. Он решает покончить с истинностью, возвращая часть книг, а те, которые никому не нужны, выкидывает. То, что остаётся, он постепенно перебирает ещё раз, конспектирует какие-то тезисы и также отправляет на свалку. Со временем книг и журналов становится меньше, пока не остаётся всего лишь несколько штук. В лаборатории, как всегда, царит хаос. Если верить всему, что его подопечные говорят сами про себя, то получается не компания, а просто «Команда мечты», ведь только волшебством можно объяснить, как такое количество гениев собирается в одном месте. Правда, если сложить их рассказы друг о друге, то получится настоящий «Ноев ковчег»: куча редких тварей минимум в двойном формате, по злой воле вынужденные терпеть друг друга. Бэкхён никогда не участвует в дискуссиях, предпочитая роль стороннего наблюдателя, потому что из практики по психиатрии помнит одно из правил техники безопасности: между лечащим врачом и выходом из кабинета не должен находиться пациент. Люди — они всего лишь люди, и не каждого надо пытаться понять, чтобы не стать ближе к чужому сумасшествию. Но Бэкхён, видимо, успевает привыкнуть и к этому. Кибом колдует над своим и лишь иногда ворчит на него, встретив в коридоре или в лифте. У него тоже полно дел. Все чем-то заняты, и прекрасно. Как-то звонит Лухан обрадовать, что есть предложение подзаработать. Их приглашают в качестве музыкантов на свадьбу в июне и жаждут там увидеть именно Бэкхёна. Тот хохочет, осознавая весь юмор ситуации: он ведь даже не настоящий певец и о выступлениях ничего не знает. Но обещает подумать и делает мысленно пометку, что это может стать его хобби. Ведь, у всех оно должно быть. Во время прогулки по пляжу с Чонином, Бэкхён замечает, что они ничего не говорят о истинности. Она будто исчезает из их отношений, от того те кажутся вполне обычными. Они общаются друг с другом, не потому что считают это неотвратимым, а из нормальной симпатии. Так Бэкхёну больше нравится. Он улыбается своим мыслям и, не задумываясь, берёт Чонина за руку, вынуждая того удивлённо округлить глаза. Они болтают о всякой ерунде, обсуждая своих коллег и сложности разработки месторождений редкоземельных металлов, когда останавливаются возле круглосуточного магазина с весьма странным музыкальным репертуаром, где год назад возникает этот странный диалог между ними. «Be that wave that overrun. The pride that added more to blame. In every one of us there is a heart that arises birthed in loss and pain. And in the wind beneath my fingers flow the sound that it will never be the end of us. The end of us»,* — звучит в этот раз песня, и Бэкхён решает, что это уже не так плохо, как в прошлый раз. Он смотрит в сторону моря, которое блестит в лучах зимнего солнца, а потом на Моннёна, что присаживается возле ноги хозяина и наблюдает за случайными прохожими. Прогулка окончена, и Чонин собирается поехать домой. Бэкхён хмурится и думает над тем, сколько ещё будет продолжаться это странное отношение, и что должно стать переломным моментом. И в какую конкретно сторону. Он смотрит на Чонина с его новой причёской, и тот кажется ему каким-то чужим и знакомым одновременно. Тот поворачивает голову в сторону, отвлекаясь на что-то, и Бэкхён делает шаг вперёд, приближаясь, чтобы коснуться рукой чужой щеки, обращая на себя внимание, и поцеловать. Чонин опять шокирован, будто не ожидает подобного, но быстро берёт себя в руки, и в следующее мгновение Бэкхён уже теряет инициативу, оказываясь прижатым распалённым парнем к стене. И кто тут лапшу на уши вешает, говоря, что он слишком мягок? Их отвлекает скулёж рядом: в порыве Чонин слишком резко дёргает за поводок, роняя собаку, и та жалуется на нерадивого хозяина. — Прости! — резко произносит Чонин и сам теряется, не зная, кому предназначается это извинение. Он смотрит на их соединённые руки и обречённо выдыхает. Бэкхён, боясь, что тот опять сбежит, только крепче сжимает жёсткие пальцы. Чонин шепчет проклятие и тянет Бэкхёна в сторону его дома, поторапливая собаку. Они залетают в лифт и прилипают друг к другу. Бэкхён повисает у Чонина на шее и смеётся ему в губы, ловя ответную улыбку. Они вваливаются в квартиру, пытаясь стянуть на ходу одежду и обувь. Чонин роняет поводок, и пёс убегает на диван, чтобы оставить там свои мокрые и песчаные следы. Хотя это разумно с его стороны: пусть хозяева занимаются, чем хотят. Чонин обнимает Бэкхёна за талию и целует куда-то под грудью, а тот вплетает пальцы в чужие волосы и тянет за собой на кровать. Они путаются конечностями, пытаясь встретиться губами, и явно торопятся. Им нельзя терпеть, понимает Бэкхён, иначе секс превращается во что-то непонятное, за что потом становится стыдно. Он елозит под Чонином, явно решившим разрисовать его живот бурыми пятнами, и пытается намекнуть, что хочет сменить положение, но Чонин слишком занят своим делом. В конце концов Бэкхён оттягивает его за волосы, чтобы привлечь внимание. Чонин садится на колени и хмурится, не понимая, чего тот возмущается, но Бэкхён снова хватает его за руку, желая уложить сопротивляющегося парня на кровать, а потом залезает сверху. Чужой член стоит колом, намекая на болезненное возбуждение, и Бэкхён даже смущается от такого вида, но потом поддаётся порыву и облизывает головку. — Прекрати, если не хочешь, чтобы всё закончилось прямо сейчас! — шипит Чонин, когда Бэкхён ловко берёт в рот. Тот смеётся и подползает к перевозбуждëнному парню, облизывая губы. Чонин, однако, уже не в состоянии веселиться, у него и на дыхании сосредоточиться не получается, приходится делать вдохи урывками, надеясь, что кислород сам найдёт дорогу к мозгу. Он хватает Бэкхёна за бедро и сразу пристраивается, направляя скользкий от слюны член внутрь и вызывая удивлённый возглас. Бэкхён впивается пальцами в кровать и понимает, что такая поза точно не для первого раза после долгого перерыва: хочется сразу приподняться, чтобы уменьшить проникновение. Но Чонину, видимо, всё равно на чужие сомнения, он вынимает член почти полностью и снова входит на всю длину. Бэкхён стонет и напрягается, пытаясь найти лучшее положение, но всё, что он может сделать, так это снова со стоном выдохнуть. Через несколько толчков он уже сам двигает бёдрами, продлевая удовольствие, и понимает, что это будет самый короткий секс в его жизни. Чонин хватает его за талию, решая остановить, потому что продолжать больше не может, а защиты у них никакой нет, но Бэкхён протестует, убирая его руки и прижимая за запястья к кровати. Оргазм слишком сильный, и они оба стонут, прижимаясь друг к другу. Бэкхён сжимает бёдрами чужую талию и выдыхает, поскуливая. Это слишком приятно, но они хоть десять движений делают? Чонин явно расстроен. Он вообще как-то щепетильно относится к собственной ответственности. А Бэкхён, оказывается, совсем этим не страдает. — Забей, — просит он и облизывает чужую шею, обводя языком напряжённые мышцы. Они оба даже вспотеть не успевают. Бэкхён выпрямляется и размазывает пальцами влагу на чужом животе, а потом хитро улыбается Чонину и крутит задницей, заставляя того заворчать. Чонин скидывает его с себя и ложится сверху, потом суёт руку между чужими бёдрами и размазывает пальцами свою собственную сперму, проникая внутрь. — Так нечестно! — протестует Бэкхён, стараясь оттолкнуть от себя разгорячённого мужчину. — Да неужели?! — Чонин блокирует его собой и продолжает своё дело, заставляя Бэкхёна ахнуть от неожиданности. — А соблазнять меня, честно? Бэкхён не имеет возможности ничего сказать, потому что Чонин слишком ловко управляется с его простатой и затыкает рот поцелуями при этом. Он сам раздвигает свои ноги, приглашая, и трётся твёрдым членом о бедро Чонина, но тот не перестаёт его мучить, вынуждая просить о продолжении. Бэкхён только держится за предплечья Чонина, когда тот снова резко толкает бёдрами, проникая, и иногда постанывает, не успевая за быстрыми толчками. Член легко скользит внутри из-за избыточной влаги, иногда вылетая и принося тупую боль. Чонин хватает Бэкхёна под колена и ложится сверху, сгибая пополам, и мычит на ухо, пока тот может только задушенно хрюкать. Он входит до упора и замирает, громко выстанывая, а Бэкхён чувствует, как у него по ложбинке между ягодиц течёт влага. Он не может даже пошевелить головой, потому что Чонин вцепляется в него намертво, снова возвращаясь к быстрому темпу. Задница горит, и завтра на работе Бэкхён будет тщательно выбирать стулья, чтобы не потревожить чувствительное место, но Чонин даже не думает останавливаться. Бэкхён жмурится, когда его настигает оргазм, у него нет даже возможности его замедлить, а Чонин всё продолжает: он же обещает когда-то давно, что Бэкхён будет плакать от собственного счастья. Тело не слушается, гудит каждая клеточка, а дышать получается только поверхностно. Бэкхён смотрит в потолок и пытается вернуть себе способность думать трезво. Когда он садится, то чувствует, как кружится голова. Неплохой массаж ему Чонин устраивает. Тот лежит рядом и тоже дышит, как спортсмен после забега на сто метров. Они оба липкие и грязные, и Бэкхён думает, что надо бы снова достать свой бессмертный запас таблеток, заброшенный за ненадобностью в ящик у кухонного стола. Он аккуратно пытается подняться, но Чонин хватает его за руку и тянет обратно. — Куда собрался? — спрашивает тот и роняет его на себя. — В душ, — Бэкхён отвечает, смотря в чёрные глаза напротив. При очередной попытке уйти, Чонин укладывает его в одеяло лицом и ложится сверху, снова принимаясь мять задницу. — Я не могу больше! — ноет Бэкхён и пытается уползти, но вместо этого опять получает пальцы внутрь. — Когда-то ты уже говорил что-то подобное, — Чонин аккуратно массирует колечко мышц и кусает за мягкую половинку, вынуждая заскулить. «Это что, месть такая?» — думает Бэкхён, а сам приподнимает задницу, потому что Чонин, чёрт его побери, знает, что делает. Он просто сдаётся и позволяет поиметь себя в третий раз. Они оба уже не настолько чувствительны, и процесс кажется бесконечным. Чонин часто останавливается, позволяя Бэкхёну оценить всю полноту. Сперма некрасиво хлюпает и дëргает кожу, но близости хочется всë больше. Они идут в душ и занимаются сексом там. Перемещаются на кухню за едой и находят места, которые тоже могут оприходовать. Даже ковёр в гостиной успевают осквернить. Пёс смотрит на них с дивана и отворачивается, не желая быть свидетелем. Бэкхёну кажется, что он постоянно с раздвинутыми ногами, готовый принять. Он даже в гиперактив себя так никогда не ведёт. Это уже настолько отвратительно приятно, что он ещё долго будет краснеть, вспоминая детали. Он лежит на кровати и гладит пальцами налитую кровью головку, отодвигая крайнюю плоть, смазывает выступившую каплю и обхватывает ладонью ствол. И при этом успевает рассуждать о планировании проекта. Чонин лежит, прикрыв глаза, абсолютно голый и с возбуждённым членом, который Бэкхён не хочет отпускать. — Мы сделаем сыворотку, позволяющую размягчить загрубевшую кожу, как первый шаг при уходе, а к ней эмульсию с фуроатом мометазона для облегчения зуда… Также крем, который нужно использовать при первых симптомах… Бэкхён поворачивается на другой бок и утыкается задницей в живот Чонина, потом снова берëтся за чужой член и направляет его в себя. — Средства возможно будет… купить только в аптеке… так как в них… как их там… кортикостероиды, что запрещены в свободной продаже… но всё это… под нашим брендом… Ох, чёрт! Чонин лежит, не двигаясь, и наблюдает, как его член исчезает в Бэкхёне, пока тот елозит, прижимаясь половинками к его бёдрам, и старается опрокинуть его на спину. Бэкхён соскальзывает и падает на живот, пытаясь отдышаться, и слышит за спиной смешок. Внутри всё чешется от возбуждения, и он думает, что, может, это просто гиперактив наступает, но нет, сейчас январь. Потом всё-таки возвращается на своё место и продолжает себя массировать о чужой пенис. Это странно. Приносит слишком много удовольствия. Да и Чонин настолько твёрд, что у Бэкхёна ощущение, будто он на палку насаживается. Он крутит бёдрами и смотрит, как из его собственного члена вытекает капля спермы, повисая на тонкой нити. Это так возбуждает, что Бэкхён чуть ли не скулит, сильнее прижимаясь к Чонину. Тот хохочет, хватаясь за чужую поясницу, когда Бэкхён почти сталкивает его с постели, но к процессу не подключается. У Бэкхёна уже сводит судорогой мышцы от неудобной позы, когда его настигает оргазм, и он содрогается, ощущая, как Чонин обводит пальцами растянутую кожу, вокруг своего члена. А потом звонко шлёпает, всё ещё находясь внутри в полной готовности. — Ты что здесь за представление устроил? — спрашивает он, оглаживая покрасневшую ягодицу. — Не знаю, — гнусавит Бэкхён в одеяло. Ему жутко стыдно, что даже уши пылают, но отсоединяться от Чонина совсем не хочется. Тот роняет его на живот и выскальзывает. — А обо мне позаботиться? Чонин возвышается над ним, сложив руки на груди, и ждёт реакции. Бэкхён сгребает одеяло себе под грудь и выпячивает вверх задницу, демонстрируя приоткрытое отверстие. Чонин победно смеётся и опирается руками возле головы Бэкхёна, проникая с лёгкостью внутрь. Он двигается не спеша, каждый раз вынимая полностью член, и совершенно не сдерживает звуки восхищения. Бэкхён краснеет ещё сильнее, понимая, что такой секс в его жизни впервые. Чонин гортанно стонет, когда плотно прижимается бёдрами к его горящей заднице, и снова покидает его тело. Они оба извращенцы. Бэкхён думает, что у него сердце из груди выскочит, когда он снова бьётся в оргазме, утягивая Чонина за собой. Интересно, можно ли заработать инфаркт во время секса? — Мы точно можем так баловаться? — спрашивает его Чонин, размазывая членом сперму по горячей попе. — Завтра с утра таблетку выпью, — отвечает Бэкхён и трëт пунцовые щёки. Чонин недоволен, но Бэкхёну сейчас всё равно. Он тянет его к себе и обнимает, расслабляясь. Бэкхён же не совсем идиот, чтобы так всё испортить. Его будит Чонин, тряся за плечо. Бэкхён с трудом разлепляет веки и мычит, готовый снова провалиться в сон. Они спят всего ничего, устав от физических упражнений, поэтому когда Чонин говорит, что они забывают включить будильник, Бэкхёну надо почти полминуты, чтобы сообразить, что тот имеет в виду. — Ты говорил, что у тебя важная встреча с утра, — хрипит Чонин. Бэкхён подрывается на кровати и ищет свой телефон. Семь утра. А ему надо быть через полчаса на другом конце города. Он соскакивает и бросается к шкафу, судорожно пытаясь вспомнить, где его костюм. Времени на душ нет, ладно они хоть успевают помыться, перед тем как заснуть, но вид у него всё равно специфический: на голове гнездо, на щеке след от подушки, а про засосы на шее вообще смысла говорить нет. Чонин виновато мнётся рядом, пока Бэкхён пытается зашнуровать ботинки. — Возьми мою машину, — протягивает он брелок. — А ты как? — Бэкхён и рад сказать «нет», да не в том он положении. — Мне отсюда десять минут на автобусе. Не переживай. Бэкхён кивает и встаёт, чтобы поцеловать сонного парня. И у него всё ещё остаётся двадцать минут. Когда он влетает в кабинет, все уже на месте, ждут только его, поэтому эффектное появление опоздавшего вызывает такой интерес. Бэкхён пытается пригладить волосы, но всё равно даже в официальной одежде выглядит так, будто проводит ночь в борделе, что недалеко от правды. — Вот что значит «быть хорошо отраханным»! — хохочет Михно, вынуждая Бэкхёна раскраснеться. День совершенно не клеится. Бэкхён чувствует себя невыспавшимся и разбитым: даже пальцы на ногах болят. Он отдыхает во время обеденного перерыва, лёжа на столе у себя в кабинете, но помогает это мало. Ему бы пару дней отоспаться. Как он и предполагает, сидеть у него выходит с трудом, только если навалиться на бок. Сосредоточиться на работе не получается совсем. Кибом рычит на него, пока они обсуждают смену логистики, потому что Бэкхён путает всё, что только может перепутать. К вечеру начинает раскалываться голова. Он выпивает таблетку и надеется, что рабочий день скоро закончится, хватает того, что о нём не судачит только ленивый. Придя домой, он сразу же заваливается спать, забыв про ужин. Чонин звонит ближе к вечеру на следующий день. У обоих работы невпроворот, поэтому увидеться не выходит. — У меня ещё одна встреча через час, — ноет Бэкхён, проклиная Минхо, который сваливает в отпуск, перекладывая на них все заботы. — Я могу подождать у тебя, — предлагает Чонин, и Бэкхён уже готов закричать «Да! Да! ДА!», но потом хмурится. — Я ещё и совещание перенёс, чтобы успеть заключить контракт на поставки до конца месяца. Без понятия, сколько оно продлится. Скорее всего, вернусь только к ночи. — Я просто должен уехать на выходные, — вздыхает Чонин. — Думал, что мы сможем увидеться. — Чёрт, я могу заехать к тебе, чтобы вернуть машину… — Да не из-за этого! Я скучаю, между прочим, — Бэкхён прижимает телефон ближе к уху, желая просочиться сквозь динамик и перелететь по несуществующим нитям сотовой сети, лишь бы оказаться ближе к Чонину. — Я заберу машину с утра, чтобы ты смог нормально добраться до дома. В понедельник Бэкхён опять занят целый день. Он торопится домой, надеясь, что Чонин уже ждёт его: тому нужно меньше времени на дорогу и график у него непостоянный в отличие от Бэкхёна, который считает минуты до конца рабочего дня. Бэкхён открывает дверь и широко улыбается, замечая чужие ботинки, аккуратно поставленные у самого входа. Чонин выходит его встретить, и Бэкхён мысленно матерится на шнурки, что не вовремя решают запутаться в узел. Он спешит к Чонину, чтобы повиснуть у него на шее и прилепиться к губам. Замерзшие пальцы ощущают чужое тепло, и это так приятно. Он лезет ими под футболку, вынуждая Чонина завопить в знак протеста. — Ты бы хоть куртку снял, — пытается оторвать его от себя Чонин. Бэкхён не понимает своё поведение. Оно иррационально, импульсивно, неоригинально, и вообще, отдаёт отголосками дорам, но ему сейчас так хорошо, что он решает не давать оценку своим действиям, а просто сосредоточиться на Чонине. Они занимаются сексом на диване, пока Моннён скачет рядом, пытаясь привлечь внимание. Бэкхён размышляет о том, что о сексе можно думать что угодно, описывать его как угодно, но в процессе обращается внимание совсем на другие вещи, не те, которые преобладают в большинстве стереотипов. — Что это было? — спрашивает он у Чонина, ещё не до конца отдышавшись. — Не знаю, — смеётся тот, уткнувшись носом в ключицу. — Это ты меня поимел. — Ты был не против. — Поэтому и не задаю вопросов. Чонин ему улыбается и снова нежно целует, прижимая к себе. Секс настолько о эмоциях в данное мгновение, что если попытаться рассказать о нём потом, то не будет, о чём говорить, так как эмоции не откладываются в памяти, растворяясь в воздухе ненужными деталями. — Есть такое понятие умвельт — личный внутренний мир каждого. И таких миров столько, сколько живых существ: людей, кошек, лишайников, оплетающих целую планету, — объясняет Бэкхён. — Только самый никчёмный врач скажет человеку с галлюцинациями, что они ненастоящие. Тот не поймёт. Для него они также реальны, как наш мир для нас. Просто его нейронная сеть доигралась настолько, что он начал видеть или слышать что-то подобное. Я проходил практику в психлечебнице и многого насмотрелся. Говорить таким людям можно что угодно, но либо Господь смилуется, либо оно само пройдёт, либо его вылечат, что в принципе одно и тоже. — Потрясающе! — восхищённо восклицает Чонин, а потом смеётся. — Это мне нравится в тебе больше всего: ты весь такой сексуальный, всегда отдаёшься процессу, а потом развалишься на кровати и начинаешь философствовать.