Дела минувших дней

      — Вставай! Некогда валяться! — Цунаде услышала голос Ёшитойо-сенсея будто из-под толщи воды, а потом почувствовала, как ее бьют по щекам. — Цела? Уходим, быстро! — Рванул ее, поднимая на ноги. И откуда в нем столько силы?       Пол покачнулся вместе со стенами. Или она сама еле стоит? Под ногами хрустели битые осколки, щепки, вперемешку с остатками еды и разлитым чаем. Вокруг не осталось ни одного целого предмета, и только то, что было за перевернутым столом не тронуто. Если бы не вовремя перевернутый стол, то…       «Было бы забавно умереть черт-те где и непонятно за что», — невесело усмехнулась Цунаде.       Сквозь звон в ушах, были слышны выстрелы и лязг оружия. Обвела взглядом помещение, где совсем недавно была чайная, и не поняла, каким образом они остались в живых? Все было в дыму: в дальнем углу, где раньше сидела девушка в темно-синем кимоно, мелькали языки пламени. В удушливой серо-белой пелене изредка показывался Сакумо. Он отбивался от нападающих мечом, в другой руке был зажат пистолет.       — Сакумо!       — Не кричи! Он задержит их, — рявкнул сенсей и отбросил ногой покосившуюся перегородку.       Раздался треск. В воздух взмыл столб пыли, на секунду показался лоскут синего неба и тут же скрылся. Сенсей дернул ее за руку, запрыгивая на кучу обломков. Обернулся на остатки чайной и крикнул Сакумо:       — Ща рванет! Бросай все!       Выбежали во внутренний двор, Сакумо — за ними. Сенсей одной рукой тащил ее за собой, другой — бросил что-то блестящее в проем, откуда только что выпрыгнули.       — Тецубиши. Ненадолго прикроет наш отход, — бросил ей.       Знает искусство шиноби?       Бежали так быстро, что в ушах свистел ветер. Она только могла переставлять вовремя ноги — все остальное не укладывалось в голове. Очутились в темном, сквозном коридоре. Навстречу показалась женщина с охапкой хвороста. Тонкие палки рассыпались во все стороны, хрустнули под ногами. Забрезжил светлый проем. За ним — еще один двор, вроде как нежилой.       Позади жахнуло так, что содрогнулась вся округа. В стороне лаем заливалась собака, по бокам и сверху низкого одноэтажного дома громоздились почерневшие доски. Сенсей почти взлетел по доскам на крышу и вытянул ее за собой. Когда вслед за ними выпрыгнул Сакумо, сенсей выбросил дымовые шашки: вниз и в сторону. С шипением показались красно-серые клубы дыма.       Нападающих было несколько: они карабкались вслед за ними, как щупленькие обезьянки, только вооруженные до зубов. Выкрикивали что-то шипящее на корейском, перемежая японской руганью.       Почему случился взрыв в чайной? Кто за ними гнался? Их пытались убить?       Оглушенный разум начал приходить в чувства, однако ничего не изменилось: под ногами мелькала красная глиняная черепица, сенсей тащил ее за собой с невероятной силой и скоростью. Сердце колошматило так сильно, что отдавало в горле. В одной руке ее ладонь, в другой — револьвер.       С разбега прыжок. Некогда смотреть, что там было внизу. Под ногами крошилась черепица и вперемешку с многолетним мхом и утренней наледью сыпалась вниз.       Их настигали. Догоняющих было четверо, однако подбить кого-либо из них было практически нереально. Движущаяся цель — как утка в небе. Только ты не охотник и даже не снайпер, а убегаешь от них, как добыча.       — Дальше сама! — бросил ей меч и выпустил руку.       Выхватила оружие и побежала вслед за ним. Центр тяжести смещен, меч длиннее и тяжелее, чем фамильный Хатаке. Плохо, но пойдет. Сбоку выросла фигура преследователя — на вид почти мальчишка, младше Какаши, глаза злые. Шипя сквозь зубы, взвел руку с пистолетом. Взмах мечом, брызнула ярко-алая кровь. Мальчишка завалился набок и покатился вниз. Даже не видела, что с ним случилось. Ранен? Убит?       «В бою не место чести! Либо ты, либо тебя!» — в уме всплыли слова Орочимару во время поединка с Мадарой.       Сенсей обернулся назад, пропуская Цунаде и Сакумо вперед себя. Нападающие ломанулись на него со всех сторон. Доли секунды растянулись. Происходящее как в застывших фотокарточках: сенсей вскинул руку, и в момент у одного из нападавших в горле торчала металлическая звездочка.       Пуля просвистела совсем близко, почти над ухом. Не успела занести меч — нападающий потерял равновесие. На его лбу была аккуратная дырочка, из затылка красным фонтаном вышибло мозги.       — Сзади еще! — крикнул ей Сакумо. — Не зевай!       Этот был плотный, почти толстый. Морда блестящая, красная. Бросился на нее и застыл. Из его груди торчало лезвие.       — Замешкаешься — сдохнешь! — прокричал уже сенсей.       Сделала шаг назад, прикрывая спину Сакумо, — на него лезло двое в пыльных жилетках. Раздалось два выстрела, и те двое скатились вниз.       Как в плохой театральной постановке, перед ней выскочил еще один. И откуда они только берутся? Лиц она больше не запоминала, да и некогда смотреть. Секунда может стоить жизни. Ударила его мечом по шее: металл остановился на кости. С силой выдернула из его тела. Давно не видела перед собой столько крови.       Сенсей подбежал к ним. Втиснулся спиной промеж них и скомандовал ей:       — Мечник, назад!       Сделала, как он сказал: пропустила Сакумо вперед. Вместе они вскинули руки, и прозвучало несколько выстрелов. Разом все стихло.       — Сейчас вниз и отходим!       Прыжок с крыши больше не казался чем-то из ряда вон выходящим. Первым прыгнул сенсей, за ним Сакумо и он же поймал ее на руки. Побежали в сторону от той злосчастной крыши. Все так же — дворами и переулками.       У перекрестка показались коляски рикш. Сенсей достал из-под полы пальто ствол трости и со щелчком вставил катану на место. Кто бы мог подумать, что еще несколько минут назад этой катаной он располосовал нападающего от шеи до пояса? Свой цилиндр он потерял, и теперь она видела его белые, чуть удлиненные волосы на голове. Некогда безупречно-чистое пальто сплошь в пыли.       Перевела взгляд на Сакумо: в отличие от сенсея, он выглядел немногим лучше, но волосы были растрепаны, пальто-накидка надорвана в нескольких местах. Главное — на нем нет ни царапины.       Что касалось ее, то длинный подол платья был испачкан, ботинки поцарапаны, пальто в известке и чужой крови. Что было на голове, даже боялась подумать, но шляпка держалась на заколках как пришитая.       Если в таком виде выйти на люди, незаслуженного внимания будет в разы больше. И как быть?       Сенсей поднес пальцы к губам и громко свистнул. На звук обернулся один из рикш и уже спешил к ним.       — Беспокоишься о внешнем виде? — поинтересовался сенсей, усаживаясь в коляску рикши.       Цунаде заметила, как он странно подволакивал ногу, когда теснился в сторону, пропуская ее и Сакумо. Раньше не замечала за ним подобного. Ушибся во время сумасшедшей погони?       — Не переживай. Этот парень не любит болтать почем зря, — сказал, обращаясь к ним на японском, и уже громче на корейском — к рикше: — улица Чонно, пожалуйста!       Тронулись. Парень резво тащил коляску за собой, умело лавируя между прохожими, трамваями и другими колясками. Сенсей держал обе ладони на трости, иногда поправлял полы пальто.       «Не похож на стеснительного, тогда зачем постоянно одергивает?» — подумала про себя и почти сразу нашла ответ: когда край пальто сдвинулся, показалась мокрая от крови штанина на бедре.       — Приедем, я осмотрю вас, — кивнула в его сторону.       — Пустяки! — Сенсей снова одернул край пальто. — Не стоит.

*

      Когда вышли напротив гостиницы, у Цунаде возник вопрос: каким образом сенсей узнал их адрес? Ни она, ни Сакумо не называли его. Несколько секунд спустя вспомнила, что накануне давали объявление в газете. Усмехнулась. После сумасшедшей гонки по крышам трущоб казалось, что забыла собственное имя.       Попали в свой номер через черный вход во дворе: идти в новом составе и не совсем свежем виде было слишком рискованно.       «И все-таки по какой причине напали на чайную?» — это был единственный вопрос, который волновал ее. Все остальное, как, например, фамильные свитки, выживший Дан и кружок «Рассвет» отошло на второй план.       — Вам нужно сейчас же покинуть город, — сказал на ходу, тоном, не терпящим возражений, едва переступив порог комнаты. Сбросил с себя пальто и быстро глянул на карманные часы. — В семь часов отправляется поезд в Пусан. Как только прибудете, сразу отправляйтесь в порт. Увидите торговое судно в крайнем доке, спросите капитана Ретаро. Скажите, что вы от Хогёку, и он доставит вас в Нагасаки, а оттуда уже как-нибудь доберетесь до столицы.       — Ёшитойо-сенсей, — начала говорить с той же интонацией, что и в детстве: немного в нос, на французский манер. — Мы все сделаем в точности, но только после того, как я подлатаю вас. До семи часов у нас уйма времени, — фыркнула, доставая инструмент. Все еще опасалась, что рана серьезная, как бы не пришлось сшивать сосуды — а такого инструмента у нее нет с собой.       — Вы оба в опасности! — повысил голос, обращаясь к ней, однако больше не возражал насчет осмотра. Уселся на стул и едва заметно поморщился, вытягивая раненую ногу перед собой. Когда Цунаде начала осматривать, сбавил тон и продолжил: — Мне стоило извиниться за случай в чайной, но простых слов будет мало. Ни в коем случае не следовало соглашаться на встречу с вами. Мне до сих пор мстят за смерть Ито, а я старый стал, сентиментальный. Но сделанного не вернешь.       — Когда мы начинали поиски, никто не предполагал, что все обернется так серьезно. На Эдзо мы попали в передрягу, и если бы не Кацую… — Цунаде замолчала и начала осторожно промывать рану. Вода в медном тазу становилась все более насыщенного красного цвета, однако ее опасения не подтвердились: рана была не опасная.       Еле удержала себя, чтобы не поинтересоваться, кто такой Ито? Она знала двух: Ито Кашитаро — один из отряда Шинсенгуми, о нем писали в газетных заметках, вроде как воспоминания, больше похожие на коротенькие фельетоны; второй — Ито Хиробуми, премьер-министр, убитый почти десять лет назад. Если первый жил достаточно давно, то в сравнении с ним убийство второго было практически недавно. Кончики пальцев похолодели. Непонятно: то ли от обработки спиртом, то ли от осознания. Нет уж, спасибо, с нее достаточно той информации, что сенсей сказал в чайной. Если повезет, расскажет что-нибудь насчет свитков, но совать нос в его дела не будет.       — То лежали бы вместе где-нибудь в лесу у озера Шиккоцу, — Сакумо бросил слова, не глядя на собеседников. Сейчас он постепенно собирал вещи, но в глубине души был рад покинуть Сеул. Жаль, что при таких обстоятельствах и в спешке.       — И она же проговорилась вам обо мне? — договорил за Цунаде сенсей.       — Не проговорилась, — перебила его Цунаде. — Мой муж был ранен, она дала ему Ишида Санъяку, а я только уточнила у нее некоторые детали.       — Она лечила вас. Вот, значит, как, — задумчиво проговорил он.       В комнате ненадолго повисло молчание. Цунаде ловко подцепила корнцангом кривую иглу, в другой руке — пинцет с зажатым шовным материалом.       Сакумо начал говорить вместо нее. Счел, что она занята и не сможет говорить. Или чтобы не отвлекать? Коротко рассказал, сколько провели времени в ее жилище около озера.       Вместе они редко обсуждали нападение Дана: обоим было все предельно ясно, а о чем не знали, не строили догадок, чтобы окончательно не запутаться и не выйти на ложный след. По рассказу Кацую, Дан дезертировал с помощью Джирайи и после окончания войны приехал на Эдзо.       Цунаде помнила, как прибыла в составе Асанского отряда в Корею в середине августа. Быстрое наступление японских войск в сторону Пеньянга заняло около месяца, к третьей декаде сентября они стояли у реки Тайтонг, и примерно неделю спустя Сакумо покинул ее.       Сделала несколько швов, пинцетом вдела нить для следующего, а перед глазами снова стояла санитарная палатка и бесконечно поступающие раненые, страдания, кровь, много крови. Воткнула иглу, на коже сенсея показалась капля крови. По спине пробежал холодный пот.       Можно ли предположить, что Дан пустился в бега сразу после того, как подготовил покушение на Сакумо? И какую роль сыграл Джирайя в тех событиях? Об этом она и спросила у Ёшитойо-сенсея.       — Ты не послушала, когда я предупреждал тебя в Токио, — проговорил почти сквозь зубы. От злости на нее или от боли? (От обезболивающего он отказался в самом начале). — Поступила на свое усмотрение и подвергла своего жениха смертельной опасности. Я простил тебе участие в «Рассвете». Вы с Орочимару были втянуты по незнанию, но когда ты отправилась на войну, был готов убить тебя! Дан поехал следом за тобой, я рассчитывал на то, что он привезет тебя, и уже в Токио мне придется разобраться со всеми участниками «Рассвета». Однако тот пошел своим путем: сначала устранил твоего жениха, полагая, что в горе ты вернешься к тетке в имение, инсценировал свою смерть и приготовился ждать.       — Долго же ему пришлось ждать, — выдавила Цунаде не своим голосом, почти прошипела. Слезы готовы были вырваться наружу, но если так случится, это помешает зашивать рану.       — Сразу дал знать Кацую, чтобы она устранила его, а эта женщина, — чуть не прыснул от смеха, — не смогла поднять на него руку даже после того, когда он убил ее госпожу.       — Я тоже не смог убить его, — вступил в разговор Сакумо. — Опасный и изворотливый тип, но Кацую убила его с одного удара: заостренным камнем в затылок.       — Вас остановил сам факт убийства или же разность сил? — сенсей отвлекся и задал ему наводящий вопрос. Пока он обдумывал ответ, продолжил говорить: — Убить человека слишком сложно, даже если для этого требуется только лишь нажать на курок. Природой не заложено убивать друг друга, но мы продолжаем это делать. Психический блок порождает напускную слабость, от того появляется и разность сил. Весной 1868 в Уцуномии солдаты были в страхе перед преимуществом сил врага и пытались бежать с поля боя. Я их понимаю, с одним мечом страшно выходить под пули. Чтобы не позволить страху распространиться, мне пришлось убить нескольких человек только за то, что они повернули назад, когда следовало наступать. Это были мои подчиненные, некоторые из них еще со времен Киото, и никогда не забуду их глаза перед смертью. Так случилось, что в этой битве меня ранили, пришлось провести много времени на лечении. А потом мы оставили и Уцуномию…       Хотел добавить что-то еще, но замолчал, наблюдая, как Цунаде ловко подтягивает нити и завязывает узлы.       Отлично знала, что слова сенсея уже превратились в историю, но никогда не представляла, что он помнит каждого, кого пришлось убить. Интересно, могла бы убить кого-нибудь умышленно? Помнила нападение по дороге в деревню Хатаке и была уверена, что не причинила им серьезного вреда. Ее больше насторожил раж, в который вошла, победив последнего нападающего.       — Что касается тебя, — немного оживился и посмотрел на нее сверху вниз — иначе не мог, — она согнулась над его ногой. — Ты не дрогнула, когда рубила мечом сегодня.       — Еще скажите, что я их зарубила насмерть, — усмехнулась, не глядя ему в глаза — не могла отвлечься от раны.       Сенсей ничего не ответил, но она спиной почувствовала, как он переглядывается с Сакумо: слишком долгая и многозначительная пауза получилась. Что, если она и вправду их убила? Не хотела думать об этом, однако рубленая рана шеи, которую нанесла одному из нападавших, уж точно была смертельной. Во время боя держала в уме слова Орочимару — они же и придали ей сил. Либо ты, либо тебя. За всю жизнь приходилось несколько раз брать меч в руки, чтобы защитить свою жизнь. Так ли ценна ее жизнь?       — Тебе нужно учить других фехтованию!       — Вы знаете, сколько мне лет? — Слова сенсея чуть не вызвали неловкий смешок. Да разве может она кого-нибудь научить? В момент почувствовала, что сама выглядит смешной, учитывая возраст сенсея.       — Научила сына владеть мечом, учишь мужа, сейчас в поисках фамильных свитков, даже не подозревая, что их может и не существовать в принципе.       — Как это, «не существовать»? — произнесла шепотом, порядком оторопевшая после его слов. Это же и заставило оторвать взгляд от раны и пристально посмотреть на сенсея.       — Закончила? — спросил, оглядывая торчащие нитки. — Спасибо! Не знаю, что бы и делал с располосованной ногой. Давай вернемся к тому месту, откуда нас прервали в чайной.       Отложила в сторону корнцанг и приготовилась слушать. Еще тогда, на тренировке, летом, после слов Сакумо про Теннен Ришин Рю Цунаде задумалась: если и в самом деле сенсей обучал их своему стилю, но говорил, что это особенный — северный, — стиль Сенджу? Маленьким детям много не надо, чтобы разжечь интерес. Позже, в гостях у Орочимару, они уже втроем пришли к этому выводу. Интересно, что скажет сенсей.       — Стиль, которому я вас обучал, был разработан мной на основе Теннен Ришин Рю. Поэтому на первый взгляд так похож на школу Кондо. В имении твоей тетки у меня было достаточно времени, чтобы заново научиться фехтовать и заодно описать свой стиль боя. Он отличался от Теннен Ришин Рю, в первую очередь тем, что не имел особых правил, но именно с ним я прошел службу в Киото, и он ни разу меня не подвел. Все тетради хранятся в столичном банке, но чтобы ознакомиться с ними, тебе следует пройти настоящее обучение фехтованию.       — Ёшитойо-сенсей! — прокричала, привстав на ноги. — Разве того, чему вы учили нас, недостаточно?       — Этого более чем достаточно, чтобы защитить себя и даже умышленно убить. Но обучать других ты не сможешь, не имея документа инструктора!       Какого черта она должна кого-то учить?       Удивление давно смешалось с возмущением и даже больше: эмоции били через край, но нужно было держать лицо, когда хотела выразиться четко и ясно несколькими бранными словами. Несколько раз молча открыла и закрыла рот.       — Чему ты так удивилась? — спросил, вставая со стула. — Ты хотела знаний, ты их получишь, но с условием — пройдешь обучение в додзе Шейкан, им нужны толковые ученики, а тебе — право учить других. Как только сдашь экзамен, передам тебе свои записи.       — Почему я должна учить других?!       — Ты хотела знать, какому стилю я тебя обучал, но знанием нужно делиться, иначе от него нет никакого прока, — парировал ей.       — Сенсей, но… — хотела возразить и не успела.       — Понимаю, неожиданно, — улыбнулся он. — У тебя будет достаточно времени обдумать мои слова. Не медлите и сейчас же уезжайте из города. — Снова взялся за карманные часы, будто спешил куда-то. — Будешь в Токио, иди в додзе Шейкан — они принимают всех желающих.