18. Хиджиката-сенсей
26 апреля 2024 г. в 13:06
Для своего возраста Ёшитойо-сенсей двигался слишком быстро. Цунаде не представляла его в образе дряхлого старика, но оглядываясь на возраст, не ожидала такой прыти. За ним не угнаться! Он отмерял каждый шаг изящной тростью, слишком похожей на ту, которая была у Орочимару. Помнила, как сравнивала ее с посохом Асклепия, и знала, что друг делал ее на заказ — второй такой ни у кого нет. Каким образом трость оказалась у сенсея? Этот и много других вопросов переполняли ее. Нужно было столько спросить у сенсея, столько ему рассказать! Раньше, когда была младше, иногда мечтала его встретить, но из года в год надежды таяли. И вот он перед ней, но в голове пусто, а на сердце вихрь эмоций.
— Никогда не думал, что ты поставишь на уши весь остров Эдзо и доберешься даже сюда! — сказал с нескрываемым восхищением и внимательно оглядел ее с головы до ног.
Цунаде шла между Сакумо и сенсеем. Смотрела во все глаза и не до конца верила, что перед ней он. Слышала его голос и понимала, что это и есть Ёшитойо-сенсей, пусть и старше, для нее он находился вне времени.
— Но откуда вам все известно?
— У меня везде глаза и уши, — улыбнулся и свернул в проулок со словами: — Давайте уже выйдем отсюда поскорее, не общаться же мне с дорогой ученицей, стоя в грязи?
Улица перед ними расширилась, дома стали немногим выше, чем были у кладбища, но чище не стала. Цунаде почувствовала, что они возвращаются в центр, однако настолько запуталась в городском лабиринте, что полностью полагалась на Сакумо — он уж точно знает все улицы назубок. Вместе они еще сильнее ускорили шаг, чтобы идти наравне с сенсеем.
— Тошидзо-сан, — Сакумо начал говорить вместо нее, но был перебит:
— Меня зовут Ёшитойо, Тошидзо умер в 1869 году. — Слегка наклонил голову, вроде как, в знак знакомства. — Продолжайте.
— Когда моя супруга начала заново учить меня фехтованию, долго доказывала, что ее стиль особенный, но я отлично видел, что она владеет классическим Теннен Ришин Рю, тем и подтолкнул ее на поиски фамильных свитков.
Сакумо договорил и с недоверием покосился в его сторону. Тошидзо, Ёшитойо — неужели есть разница, если на этой улице они одни? Сразу одернул себя: для личности его величины разница большая. Каково это, скрываться всю жизнь? А еще понимал, что перед ним человек старой эпохи, и раньше меняли имя по несколько раз в жизни. Всегда относился к этой традиции с пренебрежением и посмеивался, пока самому не пришлось сменить имя. Хоть и при других обстоятельствах, но даже сейчас Дай отказался называть его на японском.
— Цунаде прекрасная фехтовальщица, но Эпоха меча канула в Лету, — сенсей впечатал слова, почти не открывая рта, сквозь стиснутые зубы. — С каждым годом люди выдумывают все более изощренные способы истребить друг друга. Потому спрашиваю: для чего вам нужны эти свитки?
— Когда вы обучали нас на Эдзо, постоянно повторяли, что этот стиль не похож ни на один из существующих. Называли его стилем Сенджу. Так же называла его и я. Ваши знания пригодились и спасли мне жизнь не единожды. А недавно, перед тем, как отправиться на Эдзо, узнала, что этот стиль — Теннен Ришин Рю. Отчасти мне понятны ваши мотивы, и я бы никогда не подумала вас упрекать, но сейчас хочу знать, существовал ли когда-нибудь стиль Сенджу? Мне это важно, ведь, — помедлила и тихо договорила: — из некогда огромной семьи осталась я одна.
— Не извиняйся, — оборвал ее. — В этом моя большая ошибка. Пока смотрел, как вы трое идете по жизни, слишком долго метался, выбирая между тобой, Джирайей и Орочимару. Дождался, пока из троих осталась одна ты. — Приподнял полы цилиндра и пристально посмотрел на нее. Наконец она смогла внимательно рассмотреть его лицо. Он все тот же, что был в Хакодатэ, только с налетом возраста.
— Ёшитойо-сенсей! — почти выкрикнула ему, будто не слышала, что сказал. — Мы! Мы с Орочимару остались!
— Ну-ну, тише, — осадил ее и предостерег, — здесь лучше громко не говорить на японском. Того и гляди найдутся желающие пострелять в нас. Но это мелочи. Я был у него и буквально на днях сам приехал в город. Орочимару раздаривает вещи, будто и впрямь собрался умирать. Но, в отличие от Окиты, он лечится и соблюдает режим. — Ах, да, чуть не забыл! — спохватился и достал из кармана часы на цепочке. — Тебе должна быть знакома эта вещь. Вернешь ему и скажи, что этот подарок я не смог принять. Слишком дорогая вещь для него.
Цунаде приняла из его рук маленькие круглые часы, на вид как увесистый кулон, и открыла крышку циферблата. Помнила, что братик пользовался ими, но никогда не видела, что изображено на крышке с обратной стороны. Сердце ёкнуло, когда увидела свое изображение. Они обменялись фотокарточками, когда сорвали первый куш в игорном заведении. Тратили деньги на все, куда падал взгляд, и поход в фотосалон не стал исключением. Протянула цепочку в ладони, прикидывая, насколько она длинная, одела себе на шею и спрятала за пазухой.
— Прошу прощения, господа, — пробормотала, чуть убавив шаг, чтобы отвлечь их внимание от того, как опускает кулон. Никто не заметил. И опять молчание. Будет не к лицу приставать с вопросами, но когда снова выпадет шанс увидеть его? Скорее всего, никогда.
— Сенсей, — окликнула и ускорила шаг, чтобы снова заглянуть ему в лицо. Хотела видеть все его эмоции, как на Эдзо. — Если вы говорите, что встречались с Орочимару, вы наверняка знаете что-нибудь о Джирайе? После 1905 года о нем никаких вестей.
— После войны с Россией о нем и не может быть никаких вестей, — сказал ей с долей укоризны, но взглядом они так и не встретились. — Он был журналистом, художником, ты это знаешь. В девяносто пятом вернулся вместе с тобой в страну, хотя у него были свои планы.
— Все, что он делал, было по собственной воле, — возразила ему. Тон сенсея, с которым он сказал, ей не понравился. — Я ни о чем его не просила.
Хотела добавить, что всегда считала его ведомым только одной целью — женщинами. Вопросы культуры и морали отходили на второй план, когда на горизонте маячила симпатичная особа. По этой причине он держался особняком от нее и Орочимару, а сейчас считала, что его помощь после войны была продиктована только одной идеей — поскорее затащить ее в постель.
— Оставлять в беде свою добрую знакомую, когда она потеряла жениха на войне и сильно заболела, было не в его правилах, — отбил ее слова, будто выпад боккеном.
— Вам и об этом известно?
— Говорю же, знаю почти о каждом вашем шаге.
— Тогда вы должны знать о семье Като? И наверняка о том, как с их попустительства на моего будущего мужа было покушение во время войны с Китаем. Кстати, вы знаете, что Като Дан был жив до недавнего времени и скрывался на Эдзо?
— Цунаде! — Сакумо сжал крепче ее руку.
— Пусть спрашивает, — обратился к нему. — Вы здесь именно за этим? Сейчас только зайдем в тихое место.
Этим местом оказалось неприметное заведение в японском квартале. О том, что это чайная, говорил неброский фонарик с надписью у входа. Надо было обойти полгорода, чтобы остановиться здесь. Цунаде никогда не видела сенсея в обыкновенной жизни, за исключением случая в игорном клубе, который был местом собраний «Рассвета».
Улыбчивая девушка в темно-синем кимоно подала зеленый чай и разноцветные данго. Ёшитойо-сенсей сделал глоток и начал свой рассказ.
К началу войны с Россией Джирайя вернулся в Корею освещать военные действия. Настолько одержимого своей работой надо было еще поискать. Он не боялся идти вместе с солдатами на передовые позиции, как это было в битве на реке Ялу. Выпустил в столичной газете огромную статью, притом писал так, как видел, а не то, что ему рассказывали высшие военные чины. После этого у Джирайи возникли проблемы с редакцией газеты: многие хотели видеть привычную для себя информацию, а не как было на самом деле. Он взял небольшую паузу, но сидеть без дела не мог и завел знакомства среди русских моряков. Кто бы знал, для чего? Его мотивы не смог разгадать даже сенсей, но, тем не менее, Джирайя на одном из судов Тихоокеанской эскадры в мае 1905 года собирался попасть во Владивосток. К востоку от острова Цусима эскадра попала в серьезную ловушку, завязался бой. Судно, на котором был Джирайя, затонуло. Из более чем 600 человек на борту, спаслись только трое матросов. Сенсей долго наводил справки, узнавал о судьбе своего ученика у знающих людей, но все источники подтвердили одно: живым он не выбрался.
Для Цунаде, которая много лет считала Джирайю пропавшим без вести, весть о том, что его больше нет, стала шоком. Предполагать, что его нет в живых намного легче, и снова возвращаться в уме к тому, что он живет где-нибудь вдали от всех. После второго появления Дана пришла некоторая уверенность, что и Джирайя, возможно, жив. Слова сенсея расставили все точки над i.
«Действительно, многие знания — многие скорби», — подумала про себя.
Что руководило его действиями? Почему он связался с русскими военными, только ли из-за нового материала для газеты? Новые ответы породили еще больше вопросов. Оказывается, она не знала своего товарища от слова совсем. После развода остался ядовитый осадок в душе, а ужаленное самолюбие плодило в воображении не самые приятные образы, подпитывая веру в то, что Джирайя только и жил беспорядочными связями с женщинами.
— Каким он был на войне? — спросила, глядя в одну точку. — Вы с ним встречались?
— Таким же, как и в жизни: честным, открытым, бесстрашным. Вы с Орочимару другие.
— Я не должна была его отпускать! — Хотела поднести пиалу к губам, чтобы сглотнуть набежавшие слезы вместе с чаем, но заметила, как после вестей о друге и бывшем муже рука затряслась. Со стуком вернула на стол и подняла взгляд на сенсея.
— Не вини себя, — сказал с той же интонацией, что и Орочимару в тот вечер. — Спокойная жизнь в Японии его душила. Приключения и острые ощущения ему нужны были как воздух. Семейная жизнь не для таких, как он.
— А для кого она? — в голосе появилась хрипотца, все сказанное сенсеем шло поперек ее представлениям. Всю жизнь мечтала иметь семью, такую, как у всех. Гналась за призрачной мечтой, старалась соответствовать образу жены, когда была замужем за Джирайей. Но красивая картинка в сознании была не по душе еще тогда. С Джирайей не было тех чувств, которые испытывала к Сакумо. Должны ли быть? Сейчас, живя под одной крышей с Сакумо, Какаши и Сакурой, она с уверенностью могла сказать — да, должны!
— И не для тебя тоже, — ухмыльнулся он и тут же поправил себя: — не для вас двоих. Если вы решились на авантюру со свитками, вы и потом не станете сидеть на одном месте.
Казалось, встреча никак не отразилась на сенсее: он спокойно пил чай, ел, шутил и отвечал на ее вопросы, будто каждый день встречается с теми, кого не видел годами. Чего нельзя было сказать о Цунаде.
Полное исчезновение кладбища, где были похоронены жена и дети Сакумо, больно ударило и по ней. Даже сенсей, видя их смятение, вспомнил о связях с градоначальниками и, если бы только знал, смог бы повлиять на их странное решение.
Встреча с ним и возможность узнать то, за чем они проделали такой долгий путь, немного перебила боль, но сейчас она расцвела с двойной силой. Так ли нужны были ответы на вопросы из прошлого? Стоило ворошить прожитое, чтобы встретиться с собой настоящей и понять, что время никак не меняет человека? Если так и было на самом деле, то она готова узнать все, даже если от правды нестерпимо больно.
Сенсей собирался что-то сказать или спросить, но краем глаза обратил внимание на окно. На улице рядом с чайной остановился автомобиль, вышел человек. Лицо сенсея вытянулось в сильном удивлении. В мгновение он смахнул с деревянного стола все, что на нем было. Выставил на ребро, закрываясь от окна. Стекло на широком окне со звоном разбилось, в зал что-то бросили.
— На землю! — крикнул он.
Когда чертовски сильно ударило по ушам и отбросило в сторону, Цунаде заметила на рукаве пальто пролитый чай. Некрасиво получится, если проступит пятно от чая. Смахнула капли и отключилась.