Поблагодари меня за грех

Дергаюсь, но понимаю, что ремни затянуты сильно, я только и могу вертеть головой, смотря на чуть приоткрытую дверь. Слышу какие-то разговоры и кусаю себя за губы. Зачем я вообще что-то сказала Томпсон? Ну зачем? Кто меня за язык тянул вообще? Явно тот, кто хочет что бы я умерла в этой психушке, ну или просто осталась навечно. Я не знаю сколько примерно по времени я лежала, но пришел санитар и заставил выпить меня таблетки, просто впихнув в глотку и дав сделать пару глотков воды. Он вообще ничего мне не сказал, а на мои вопросы о том, когда меня развяжут и развяжут ли вообще, он просто усмехнулся и вышел, оставив дверь опять чуть приоткрытой. Наверное, это Томпсон сказала дверь открыть, что бы я видела что теряю и так страдала. И самое ужасно заключалось в том, что ее план действительно работал. У меня как будто началась ломка. Я просто хотела выйти из этой комнаты. Оказаться там. В манящем коридоре. После таблеток я снова будто потеряла часть себя и своих чувств, но это не мешало мне хотеть выйти. Я вертела головой и дергала руками и ногами, пытаясь хоть как-то ослабить ремни, но все было тщетно. Я даже заплакала в какой-то момент, просто потекла пара слез и все тут же прекратилось. Наверное, таблетки не позволили случится истерике. От которой я была явно не так и далека. — Доброе утро, Эстер. — Поворачиваю голову и вижу этот ходячий кошмар. — Как самочувствие? — Она улыбается. — Доктор Томпсон, простите меня пожалуйста. — Не знаю, удивлена она или нет, но остается спокойной и только подходит к моей кровати и начинает гладить меня по голове. — Я не знаю что на меня нашло. Я не хотела вам такое говорить. Простите. — Сказать это сложно. Гордость жжет изнутри, говоря, что я ни в чем не виновата, но желание выйти из комнаты сильнее. Да и на ЭШТ повторно совсем не хочется. — Речь ты отрепетировала, причем довольно неплохо. — Как-то задумчиво говорит она. — Но я тебе все равно не верю. — Томпсон сжимает мои волосы и я даже вскрикиваю. — Я говорю правду. — Сама уже не уверена в своих словах. — Ну пожалуйста, у меня уже все затекло лежать в таком положении. Я в туалет хочу. И просто хотя бы встать. — Она снова улыбается и проводит руками по моему телу, не обходя вниманием грудь. — Так вот этого ты хочешь. Не извиниться передо мной, а выпросить того, что бы тебя развязали. — А что она ожидает? Что я правда раскаюсь? Я сказала чистую правду и ни о чем не жалею. — У тебя на лице написано как ты ко мне относишься. — Ну вы не можете не выпустить меня хотя бы в туалет. — Поджимаю губы, когда она начинает буквально мять мне грудь. — Я могу приказать поставить тебе катетер. — Широко распахиваю глаза и мотаю головой. — Хочешь? — Нет. Потерплю. — Отворачиваюсь к стене. Просто не хочу на нее смотреть. — Уже и задышала так тяжело. — Говорит она, а я пытаюсь прислушаться к своему телу и с ужасом понимаю, что она говорит правду. — Через час снова отправлю тебя на ЭШТ. — Нет! — Резко поворачиваю голову и смотрю на ее довольное лицо. — Доктор Томпсон, ну пожалуйста, не надо. Я же извинилась. — Она поднимает бровь и я понимаю, что этого аргумента недостаточно. — Я что угодно сделаю. Только не надо туда. — Ну, хорошо, заменю на лоботомию тогда, как тебе? — Замираю и пытаюсь понять где я слышала это слово. — Делать операцию буду лично я. Обычно они проходят успешно, но знаешь, рука может случайно дрогнуть. — Доктор Стоун вам этого не простит. — Не уверена в том, что говорю, но может Стоун любит меня больше, чем эта стерва? И я ей хоть чуть-чуть важна. — И не даст это сделать. Наверное. — Последнее слово говорю тихо. — А ты уже в ней защитника нашла. — Она усмехается. — А давай у нее и спросим. — Непонимающе смотрю на нее и вижу, что она достает из кармана телефон. Женщина заходит в список контактов и нажимает на какой-то номер. Тут же начинаются гудки и Томпсон ставит разговор на громкую связь. — Да. — Раздается голос и я сразу признаю в нем доктора Стоун. — Грейс, не занята? — Чем она может быть занята в отпуске? Или банальная вежливость? — Спала. — Отвечает Стоун и я Поджимаю губы. Пусть она сейчас сонная не ответит, что ей все равно на то, что со мной будет. — Одиннадцать часов. — Как-то укоризненно говорит Томпсон и я слышу смешок Стоун в ответ. — Отпуск. Имею право. — Отвечает она и я слышу какой-то шум. — Что хотела? — Тут твоя девочка очень сильно боится и просит не делать ей ЭШТ. — Томпсон снова кладет руку мне на голову и начинает проводить пальцем по лбу, будто что-то рисуя. — Как ты смотришь на то, что я ей ЭШТ на лоботомию заменю? — Стоун даже не стала думать долго, прошло только секунд десять, как она ответила. — Если заслужила, делай. — Внутри будто все оборвалось в один момент. — Я не против. — Нет! — Вскрикиваю, а Томпсон только гладит меня по щеке. — Я ничего такого не сделала что бы делать мне операцию. — Отворачиваюсь и просто закрываю глаза. Такое чувство будто меня предали. — А она знает что такое лоботомия? — Спрашивает она у Стоун и я всхлипываю. — Да. Я как-то пугала ее этим, но это было года полтора назад. — Я это все помнила. И самое главное, что помнила, что если сделать эту операцию неправильно, то ты станешь овощем. — Ладно тогда, спасибо и можешь идти спать дальше. — Томпсон усмехается и ее рука ложится ко мне на живот. — Ты меня уже разбудила, поэтому не выйдет. — Они решили вести светские беседы, после того, как спокойно разрушили мою жизнь. Как же это мерзко. — Подрочи. Поможет. — Смущаюсь от их разговора и поджимаю губы. — Ну, приезжай. Как раз и поможешь. — Отвечает Стоун и я слышу ее смех. — Все. Пока, иди работай. — И до того, как Томпсон успела ей что-либо ответить, в трубке послушались гудки. — Видишь, твой врач не против. — Усмехается женщина и рука двигается мне на грудь и тут же на голову, поворачивая силой в ее сторону. — Потому будет так, как я хочу. — Сказала она злобно и я побелела. — Не надо лоботомии! — Буквально кричу и чувствую ее горячую руку на своей щеке. — И ЭШТ. — По щекам начинают течь слезы. Я просто чувствую себя раздавленной и кинутой. — С чего бы я поменяла свое решение? — Она улыбается и я вздрагиваю. — М? — Томпсон наклоняется и целует меня в губы. Ее черные волосы тут же падают мне на плечи и немного щекотят лицо. Приоткрываю рот, давая ей спокойно углубить поцелуй и смиренно терплю пока она закончит. — Такая покорная сразу. Надо же. — Томпсон наконец-то перестает мучить мои губы и отлипает от меня. — Но тебя все равно надо наказать, ты же это понимаешь? — Всхлипываю и бегаю глазами, будто пытаясь найти спасение. — Только не лоботомией. — Представляю себя на хирургическом столе и вздрагиваю. — Я могу вам отлизать, только не надо. — Она усмехается и снова сжимает мою грудь. — Только какое-то другое наказание. — И ЭШТ ты не хочешь, и от лоботомии отказываешься. Какая избирательная девочка в наказаниях. — Она улыбается и сжимает грудь, причем достаточно болезненно. — А что же ты хочешь? — Ничего. — А можно что-то другое? — В душе появляется надежда, что есть что-то другое. Лучше ЭШТ. И лоботомии. — Даже не знаю. За такой поступок избить тебя мало. — Избить? Сглатываю, а ее руки бродят по моему телу, залезая под ремни. — Есть еще одна идея, конечно. Делали тебе такое уже интересно? — Боже, что она придумала. Мне уже страшно. — И не смотри на меня опять своим этим взглядом, он на меня не действует. — Даже не знаю о чем она. Я вроде специально глазки не строю. — Слово «сульфазин» тебе о чем-нибудь говорит? — Нет. — Мотаю головой и вся сжимаюсь от того, что ее рука проникает под резинку штанов, которые благо теперь на мне были. Все еще стыдно вспоминать как меня вели по коридору. — А что это? — Поджимаю губы и чувствую, как она гладит меня. — Инъекция. — ЭШТ или лоботомию поменять на простой укол? Выбор вроде очевиден, но что-то подсказывает мне, что здесь что-то нечисто. Открываю рот, когда она начинает активно работать пальцами, не проникая. Подобные ощущения были когда я просто сама мастурбировала. Сжимаю руки в кулаки и начинаю тяжело дышать. В спине прогнуться не получается из-за ремней и я только и могу, что тихо постанывать. — Не надо. — Говорю шёпотом и на выдохе, но она прекрасно меня слышит. — Почему? Тебе же приятно. — Томпсон усмехается и чуть проникает, но тут же выходит и продолжает просто массировать. — Я не заслужила. — На самом деле просто боюсь, что она потом оргазм от ее пальцев отрабатывать заставит. — М-м… — Перебираю пальцами и чувствую, что приближаюсь к пику. — Да, ты права. — Она все еще работает пальцами и даже не думает останавливаться. К своему ужасу даже пытаюсь сама насадится на ее пальцы, но ремни не дают. — Поэтому и не кончишь. — Злобно говорит Томпсон и тут же убирает пальцы и вытирает их об край моей рубашки от пижамы. — Течешь ты, конечно так, что хоть подставляй под тебя что-нибудь. — Смущаюсь от такой ее фразы и чувствую какую-то неудовлетворенность. — Так что? Все-таки сульфазин? — Только киваю и отворачиваюсь обратно к стенке. — А что будет со мной после укола? — Почему-то становится страшно и появляется паника. Этот укол явно не так прост, раз Томпсон приравняла его к избиению. — Вот и узнаешь. — Она улыбается и выходит из палаты, а я остаюсь наедине со своими мыслями. Спустя некоторое время пришла медсестра и меня начали развязывать. Меня куда-то поведут для этого укола или что? Но я оказалась не права. Она молча показывала как поднять руки или повернуться и поставила мне одну инъекцию в несколько мест. Под подмышки и колени. Стоит ли сказать, что кричала я в эти моменты достаточно сильно, ведь укол был болезненным. Когда она все сделала, то просто кивнула и похлопав меня по плечу и не привязав обратно, вышла из палаты, в этот раз, закрыв дверь. Паника от неизвестности нарастала, а вместе с тем и ухудшалось мое состояние. Меня бросало в жар. И просто с каждой секундой становилось все хуже и хуже. Ложусь на кровать и зарываюсь лицом в подушку, начиная плакать от боли. Тело ломит и меня трясет. А дальше начался просто ад. Я не могла нормально лежать. В какой-то момент просто закричала от боли, но старалась сдерживать себя. Спустя еще некоторое время боль стала на столько невыносимой, что крик уже было невозможно сдерживать, вместе со слезами. Я кого-то звала, кусала губы и обливалась потом. Кусая одеяло что бы не кричать, я проводила почти все время лежа, иногда садясь, просто рефлекторно, так как тело пыталось найти положение, где будет легче. Но легче не становилось от слова совсем. Пару раз я била кулаком по стене или кровати, при этом крича, пытаясь перенести боль куда-то в другое место. Меня всю трясло и я уже стала жалеть, что поменяла ЭШТ на это. Меня трясет и я пытаюсь встать с кровати, тут же падая на пол. Ложусь на прохладный пол и смотрю в потолок и размытый от слез тусклый свет. Поворачиваюсь и снова кричу, обнимая себя за плечи. Кое-как встаю на колени и всхлипываю, замечая, как трясутся руки и ноги, да и все тело в общем. Резко становится холодно, хотя пару минут назад я хотела раздеться от того, как сильно мне было жарко. — Помогите! — Кричу и снова падаю на пол, тяжело дыша. Явно, что на мои крики никто не придет. Это уже понятно, но я просто не могу молчать. Встаю и пошатываясь и дрожа от холода, дохожу до кровати и падаю на нее, случайно с размаху ударившись головой об стену. Обхватываю голову руками и потираю место удара. Боль не сильная, но кажется мне, что это только из-за того, что ее затмевает боль во всем теле. Снова ложусь и обнимаю подушку, а потом скидываю ее на пол, вместе с одеялом. Любое прикосновение к телу приносит мне дикую боль и я, пытаясь хоть как-то уменьшить мои страдания, снова встаю на ноги и пытаюсь стоять. Снова кричу от боли, когда ногу сводит судорогой. Прыгаю на одной ноге до кровати и ложусь на спину, закрывая лицо руками. Прикусываю губу в еще один приступ боли и вскрикиваю, тут же чувствую металлический привкус во рту. Меня начинает мутить и тошнить от вкуса крови и наклоняясь, я плюю на пол. Смотрю на смесь слюны и крови и тут же плюю снова в это же место. Откидываюсь на матрас и закрываю глаза. Меня потряхивает от боли и ужаса. Лучше бы я выбрала ЭШТ и все. Почему Томпсон не сказала мне о том, что будет со мной происходить? Ненавижу ее. Хочу что бы она испытала все то, что испытываю я. Если бы у меня было желание, то я бы потратила его на то, что бы оказаться в одной комнате пыток с Томпсон и Стоун. Что бы они были привязаны и не способные оказать сопротивление. Стоун можно было бы пытать током и заставлять за каждый удар благодарить. Томпсон я бы точно уколола ту же дрянь, что и она мне. Круглосуточное ЭШТ и издевательства. Непонятные таблетки с побочными действиями. И, конечно, не забыть про промывание, которое естественно делается только во благо. Снова кричу от боли и мои мысли прерывает новая острая боль в подмышках. Никогда бы не подумала, что там может так болеть. Обнимаю себя и глажу, пытаясь успокоится самостоятельно. — Все скоро закончится, Эстер. Все пройдет — Всхлипываю и слезы с новой силой начинают течь по горячему лицу. Я вообще не знаю когда закончится действие этого препарата. И не могу утешать себя просто надеждами. Кричать уже нет сил. Я перехожу в то состояние, когда могу только стонать от боли и редко потряхивать головой, пытаясь прийти в себя. Меня начинает тошнить и я вроде хочу наклонится над полом, свесив голову с кровати, но плохо до такой степени, что я уже не могу даже просто открыть глаза. Я достигла своего пика боли. Чуть приоткрываю глаза, видя туман. Дышать тяжело и я чувствую, что куда-то падаю. Дух захватывает и я снова прикусываю язык, чувствуя горячую кровь во рту. Меня снова начинает тошнить и я чувствую, как слезы из-за их количества и того, что я лежу на спине, начинают затекать в горло, вместе с кровью. Вздрагиваю от очередной судороги и моя рука сваливается с края кровати и просто висит. У меня нет сил поднять ее назад. Я не знаю, сколько прошло времени, не знаю какое было время суток и день, когда меня наконец-то стало отпускать. Отпускало намного медленней, чем эта боль нарастала, но я наконец-то смогла уснуть, вырубившись просто измотанная этим состоянием. Пробуждение было отвратительным. Я не открывая глаз застонала и повернулась на живот, уткнувшись лицом в матрас. — Проснулась. — Слышу голос над своим ухом, но все еще не поднимаю головы. — Эстер? Повернись хотя бы. — Не могу. — Выдыхаю, а на самом деле просто не хочу смотреть на обладателя этого голоса. — Все ты можешь. Не придуривайся. — Говорит она строго и я чувствую, как она кладет руку на мою голову. — Добавки захотела? Так я быстро устрою. — Зло выдыхаю и даже рычу, поднимая голову. Тут же понимаю, что уткнулась я совсем не в матрас, а в ее бедро. — А это еще что за новости? Рычать она мне тут надумала. Намордник захотела? — Пожимаю губы и хочу сесть, но она рукой укладывает меня себе на колени и начинает гладить. — Знаешь, Эстер, мне больше нравится когда ты мурчишь. — Я не собака что бы мне намордник надевать. И я же вас не кусала. — Тут же понимаю, что это неправда. — Ой. — Вот тебе и «ой». — Она усмехается и начинает трогать мою грудь. — Как тебе наказание? — Что вы хотите от меня услышать? — Возмущаюсь и своей рукой пытаюсь отлепить ее руку от себя. — Это самая настоящая пытка. И вы об этом прекрасно знали, но не сказали. — Ну-ка, перестань. — Опять она строго говорит и до боли сжимает мне грудь. — Если сейчас будешь хорошей девочкой, то пойдешь погуляешь по коридору. — Замираю и смотрю на нее, пытаясь понять серьезно ли она. — Ау! — Вскрикиваю, когда Томпсон сжимает мой сосок и начинает выкручивать. — Больно. — Пытаюсь расслабится и понимаю, как я все-таки вымотана. Утыкаюсь головой ей в бедра и вздыхаю, чувствуя, какая она теплая. Поворачиваюсь и прижимаюсь к ней ближе, обнимая рукой за талию, что бы не упасть с ее колен. Устраиваюсь поудобнее и закрываю глаза, тут же начиная сопеть. Не знаю, уснула я или нет, но вздрогнула и распахнула глаза от ее смеха. Поворачиваю голову и она тут же целует меня в губы, а потом убирает с ее колен и встает. — Дверь открыта. — Говорит она и кивает на выход, а после и сама подходит к двери и выходит, плотно закрывая ее за собой. Сажусь на кровати и сонно потираю глаза. Хотела бы я сейчас увидеть как я выгляжу. Явно не очень хорошо. Смотрю на кровать, а на ней лежат подушка и одеяло. Странно, не помню что бы я их вчера клала назад после того, как скинула. Вообще мало что помню, как будто память решила выкинуть этот кусок. Встаю с кровати и пошатываюсь, пытаясь привести себя в нормальное состояние после этого кошмара. Меня заносит и я опираюсь о стену, стараясь выдохнуть. Все еще не верю, что я могу выйти, просто не могу поверить, пока лично не проверю. Подхожу к двери и толкаю ее. На удивление она поддается и тут же распахивается, от чего я почему-то вздрагиваю. Высовываю голову в коридор и вижу какую-то женщину и мужчину, о чем-то беседующих. Захожу обратно в палату и сглатываю. Это все по настоящему, я правда могу сейчас выйти и на меня не налетят санитары и не скрутят? Снова высовываю голову и тут же женщина поворачивается в мою сторону и как-то пожимает плечами, вновь отворачиваясь. То есть никого не удивляет и не пугает, что я тут могу выйти, значит правда можно и это не шутки. Высовываюсь вся и тихо закрываю за собой дверь, озираясь по сторонам. Длинный коридор вдруг почему-то стал каким-то свободным. Такое ощущение, что я попала в другой мир. Я часто тут ходила, вот только в сопровождении санитаров он казался тесным холодным и неуютным, а сейчас стал другим. Стою и прижимаюсь к прохладной, покрашенной в белый, стене и не знаю что делать дальше. Куда идти? Мне почему-то страшно даже шаг сделать. Озираюсь по сторонам и вижу в конце коридора лифт. Но туда мне точно не попасть, я знаю, что сотрудники всегда прикладывают какие-то карты что бы он заработал, а значит мне не судьба покататься. Смотрю в другой конец коридора и вижу свет. Окно? Отлипаю от стены и маленькими шагами начинаю двигаться в ту сторону. И почему этой паре врачей надо было разговаривать именно там? Мне просто некомфортно ходить между ними в этих их белых халатах. Но они ничего мне не говорят, только мужчина как-то сочувственно посмотрел. Видимо вид у меня совсем печальный. Подхожу к тому месту и правда вижу окно, только с решетками. Тут же берусь обеими руками за решетку и смотрю на вид из окна. Какая-то местность, деревья и детская площадка. Все окружено низким забором, а рядом стоят три человека в одежде санитаров, а на площадке гуляют дети. Причем все примерно одного возраста. Наверное, гуляют как-то по группам. Приглядываюсь и вижу двух девочек, что сидят на траве и что-то обсуждают друг с другом. Поджимаю губы и на глаза накатываются слезы. Даже не замечаю как по щекам начинают течь слезы и я тихонько оседаю на пол, все еще не отрываясь от окна. Кто-то качался на качелях, причем рядом с ним стоял санитар и наблюдал, иногда приостанавливая качели, что бы ребенок не так сильно раскачивался. Вижу одну девочку, что как-то слишком мило беседует с какой-то мягкой игрушкой. У них и игрушки есть? Откуда? Моей игрушкой все эти два года была лишь подушка. Поджимаю губы когда вижу, что трое девочек играют в ладушки. Раньше я любила эту игру и играла с девчонками из своего детского дома. Еще мы любили салочки, догонялки и прятки. Всхлипываю и все еще не могу оторвать взгляд от этих детей. Они выглядят намного счастливее меня и явно лучше по внешности. Замечаю, что у одной из них заплетены две косички, а у другой хвост. Пытаюсь вспомнить когда меня последний раз кто-то заплетал и понимаю, что в психушке меня максимум расчесывали и подстригали. Вытираю слезы рукавом от пижамы и полностью сажусь на пол, утыкаясь лицом в колени. Достаточно громко всхлипываю и стараюсь успокоиться, что бы не привлечь лишнее внимание, но в голову почему-то начинают лезть непрошенные воспоминания. — Ребенок, ты чего? — Раздается какой-то женский голос и я поднимаю голову, видя рядом с собой ту женщину, что беседовала с мужчиной. — Ты чья такая? — Здравствуйте. — Еле выговариваю из-за слез и сглатываю. — Вообще, я доктора Стоун, но сейчас у доктора Томпсон. — Надеюсь, что это не тайна какая-то, а то получить за это особо не хочется. — А что случилось? Почему такая расстроенная? — Только поджимаю губы и не знаю что ответить. — Красивым девочкам плакать не идет. — Она улыбается и эта улыбка сильно отличается от улыбки Томпсон. Она какая-то добрая и милая что ли. — Пойдешь в игровую? Там сейчас немного детей, но поиграть есть с кем. Хочешь? — Она протягивает мне руку что бы поднять с пола и я, не долго думая, даю ей ладонь, поднимаясь. — Ну почему плачешь? Расскажешь мне? — Мотаю головой и даже чуть отдаляюсь от нее, пугаясь. — Меня доктор Браун зовут. А тебя? — Она сжимает мою ладонь и я только потупляю взгляд. — Эстер. — Говорю тихо, но она походу слышит. — У тебя очень красивое имя, правда. — Ели заметно улыбаюсь и снова поднимаю на нее глаза полные слез. — Тише, все хорошо. Может лучше в палату тебя отвести? — Распахиваю глаза и мотаю головой, поджимая губы. — Нет! Нет! Не надо в палату. — Чуть не плачу и пытаюсь вырвать у нее свою руку. — Не хочу туда. — Она только кивает и тут же отпускает меня. Я даже удивлена. Она не будет меня держать? — Хорошо, тогда пойдем в игровую. — Только киваю и она протягивает мне руку снова. Вкладываю ладонь и эта Браун прижимает меня к себе, обнимая. Не понимаю, что происходит и в душу закрадывается какая-то паника. Она тоже врач-психиатр и может она меня обнимает, а сама за спиной прячет какой-нибудь укол или наручники, поэтому от страха начинаю вырываться и она тут же отпускает меня, как-то сочувственно смотря. Ничего не говорю, только снова поворачиваю голову к окну и вижу этих детей. Снова к горлу подкатывает ком, но Браун тут же берет меня за руку и куда-то ведет. Я не сопротивляюсь, даже если она сейчас отведет меня к моему врачу или впихнет в руки санитарам, я не буду пытаться убежать. Значит это моя судьба. Но она ничего такого не сделала, а довела меня до какой-то комнаты с огромным пластиковым окном, выходящим в коридор. Отсюда за детьми наблюдали два санитара. В комнате я сразу заметила трое человек. Две незнакомые мне девочки, играющие вместе и та самая сволочь, что смеялась с меня в коридоре, что-то рисующая мелками на черной доске, прибитой к стене. Мадлен или как ее там. Не особо запомнила ее имя. Браун открыла дверь и подтолкнула меня внутрь, улыбнувшись на прощание.