Она

      Большое кресло. Огромный стол. Не менее огромная кипа бумаг, что лежала на нём нетронутой достаточно долгое время. Вообще вся эта дизайнерская работа в последнее время была чужда ему. И, к сожалению, это «последнее время» длилось уже как несколько лет. Почти четыре года прошло с тех пор, как она впала в кому. В эту проклятую кому, из которой не было выхода. По крайней мере, ему так говорили. И поначалу Габриэль даже не пытался что-либо предпринять для того, чтобы спасти свою жену. Свою любимую. Свою Эмили.       Каждый его и будний, и выходной день, как, впрочем, и раньше, расписан по минутам. Только вот теперь минуты эти заняты совсем не тем, чем были до этого. Он узнал, как можно её вернуть, перерыв всевозможные архивы и перечитав сотни магических книг. Он не мог так жить. Не мог без неё. Уже четвёртый год Габриэль Агрест просыпается в эти чёртовы шесть часов утра один в двуспальной кровати. Наверное, слишком всё-таки большой для одного человека. Не получая тёплого, такого родного и необходимого поцелуя в самые губы, он встаёт и идёт в кабинет, ища новую жертву. И всё это для того, чтобы вернуть её. Может, ему и самому в глубине души противно то, что он делает — он сеет хаос в Париже. В её любимом городе. Но ведь только так он сможет выйти на контакт с Леди Баг и Супер Котом и наконец забрать их талисманы, вернув женщину с ярко-зелёными глазами, что теперь закрыты, к нормальной жизни.       — Мсье Агрест, — слышится робкий, но в то же время очень настойчивый женский голос по ту сторону двери. Натали всегда знала, как вывести его из мимолётного транса, который накатывал всё чаще и чаще.       — Заходи, — делано спокойным тоном произносит он, с неимоверным усилием проглатывая подступивший к горлу ком.       Женщина медленно подходит к нему, садясь в кресло напротив. Её взгляд хоть и холоден, но Габриэль-то знает, что она испытывает. Нетрудно догадаться, что чувствует Санкёр в такие минуты, когда он сидит и смотрит в пол, отвечая менее, чем односложно.       — Мсье Агрест, — повторяет она, а голос всё сильнее начинает дрожать, выдавая то глупое влюблённое беспокойство. Аж тошно. Тошно потому, что зря старается. Она никогда не сможет перевести его внимание на себя как на женщину. Подчинённая — да, союзник — да, даже Маюра и друг — да, но никак не женщина.       — Ты нашла потенциальных носителей моей акумы? — он перебивает её лепетание и видит, как губы подчинённой сжимаются, принимая форму тонкой, даже бесформенной линии.       — Нет, — отвечает она, не поднимая взгляд от ногтей. И они оба знают, что дело не в маникюре. Такое поведение могло бы вызвать у Габриэля усмешку, находись бы они в других обстоятельствах. Но сейчас ему было глубоко наплевать на все её действия. Единственное, наверное, что могло бы перевести его внимание на неё — смерть. Смерть союзника — это всегда больно.       Габриэль продолжает молчать, не желая слушать её уговоры о том, что стоило бы отдохнуть. Она не оказывалась в такой ситуации, последствия которой пришлось прочувствовать ему одному на себе. Натали никогда не поймёт его. Никогда. И, может, он бы даже не поднял на неё вопросительный взгляд, если бы не хотел, чтобы она удалилась. И, желательно, как можно скорее.       — Адриан волнуется за Вас, мсье, — выдыхает она, но это далеко не вздох облегчения. Скорее, это лишь имитация того самого облегчения для неё самой. Некая обманка, которая, возможно, будет полезна и успокоит дрожащий голос и трясущиеся руки.       — Скажи ему, что я работаю, — по привычке официально хмыкает он.       Адриан. Парню уже скоро восемнадцать лет, а Габриэль так и не смог рассказать ему то, что произошло на самом деле с матерью. То, что Габриэлю теперь приходится делать. Решив, как и всегда, не придавать особого значения такому и введя определённую комбинаций клавиш, которая была известна лишь ему одному, на компьютере, Агрест становится на круг, что тут же выступил посередине комнаты и вскоре достаточно быстро отправил Габриэля в его логово.       Хотя, признаться, Агрест-старший, ох, как не любил называть второй рабочий кабинет логовом даже в своих мыслях. Когда он об этом задумывался, создавалось противное ощущение того, что он какой-то злодей. Злодей из детской сказки, такой наивной и бездарной. Но это ведь не так.       Подойдя к капсуле, Габриэль неуверенно тянется к кнопке, но не нажимает её. Сердце сжимается, а на глаза набегают слезы каждый раз, когда он вспоминает тот злосчастный день. Тот день, когда её не стало для окружающих. Сняв очки и утерев с щеки далеко не скупую мужскую слезу, Агрест нажимает на кнопку и слегка отходит. Сложно. Очень сложно. Просто неимоверно трудно смотреть на ту, которую любил, продолжаешь любить и будешь любить, наверное, даже больше, чем кого-либо. Чем даже свою жизнь.       Но, совладав с эмоциями и выдохнув ровно так же, как и Санкёр в его кабинете около пяти минут назад, Габриэль посмотрел на неё. Луч солнца хотел было коснуться её чистой кожи, но ему помешало стекло, поэтому он лишь отразился под неведомым углом, не касаясь блондинки. Габриэль смотрит на неё каждый день, но ни разу за всё это время он не ловил себя на мысли о том, что не хочет прийти. Натали часто говорила, что не стоит так часто приходить сюда. Она считает, что Агрест только нервирует себя подобными походами. Но он-то знает, что на самом деле испытывает, когда приходит сюда. Это похоже на умиротворение. Перед собой он видит то, ради чего живёт и за что борется. Видеть Эмили каждый день для него просто необходимо.       — Я обещаю, что талисманы Леди Баг и Супер Кота будут моими, — уже в который раз исступленно говорит он, смотря на её закрытые глаза. Золотистые локоны, что всегда так нравились ему своей мягкостью и блеском, все так же красиво уложены в незамысловатую прическу, которую она так любила себе делать. Её плечи, словно укрытые лёгким женским пиджаком, казались Габриэлю такими хрупкими и нуждающимися в защите, а выступающие косточки ключицы только подтверждали его мысли. Ее слегка побледневшая от нахождения в этой капсуле кожа стала словно фарфоровой, отчего представлялась еще более хрупкой. Агрест никогда так просто не мог оторвать своего взгляда от женщины, желая быть рядом и защищать, в который раз поражаясь ее идеальной внешности.       Кажется, в этой капсуле она попросту не стареет: лицо такое же свежее, а сдержанная и, наверное, видимая только одному Габриэлю улыбка всё так же, как и несколько лет назад, сияет на лице мадам Агрест. И не потому, что видит женщину настолько часто лишь он один. Она всегда, подобно всем англичанам, была более сдержанна. Этим она и привлекла его. Захватила в мягкие сети, не давая ни единой возможности выпутаться. И он был благодарен.       Кладя на капсулу, которую просто боится назвать гробом, одну красную розу, Агрест-старший улыбается сквозь слезы, которые даже не собирается утирать. Он предаётся воспоминаниям. Воспоминаниям, которые так дороги ему. И красная роза здесь не случайна.