Виктор
Вечером в мою голову залезали разного рода мысли по поводу этой странной сцены в коридоре. По какой-то необъяснимой причине мне захотелось вмазать Морозову по его наглой физиономии — и причиной тому служила(1-03) За кулисами
19 ноября 2020 г. в 21:46
Хорошая роль досталась Тамаре Алексеевне Славиной. Или же стоит упомянуть о том, что имя этой особы иное? — и об этом ей известно с двенадцати лет. Она узнала об удочерении, когда «отцу» надоело играть роль доброго папочки, любящего до безумия дочурку. С самого начала он вкладывал в неё, чтобы в будущем Тамарочка отплатила ему сполна — работая клинику, которая имела неоднозначную репутацию. После выпуска из университета девушка сразу же стала работать в клинике Ингрид, — начала мелкой сошкой, но из-за своих невероятных способностей, всё очень быстро перевернулось — и она стала отнюдь не последним человеком. К ней прислушивались, пока не наступил момент икс — пока она не узнала правду о деятельности клиники.
С детства Тамара отличалась умом и сообразительностью из-за чего пришлось долго искать школу, достойную девочки. Долгое время девочка слонялась из одной школы в другую, не имея друзей и спокойствия. «Мама, я хочу остаться здесь», — каждый раз говорила девочка, шмыгая носом. «Дочь моя, эта школа не дотягивает до твоего уровня знаний. Через месяц-другой она станет бесполезна для твоего образования. Мы не можем терять время»? — как ни в чём не бывало отвечала мать девочки. И ей не было жаль маленькую девочку, которая хотела нормального детства с игрушками, друзьями, родительской любовью, но вместо всего перечисленного она получала лишь новые учебники, новые задания и очередную порцию разговоров о блестящем будущем.
«Неблагодарная тварь! Да она ничего бы не добилась, если бы мы не забрали её из этого чёртового детдома», — так Тамара узнала о том, что она неродная дочь своим родителям. Да, у неё закрадывалась мысль, но каждый раз ей казалось, что это невозможно. Это не может быть правдой. Но, услышав разговор родителей за ужином, все сомнения улетучились вмиг. Иначе и быть не могло — родные родители никогда бы не стали уничтожать детские мечты, желания, не стали бы обесценивать труд своего ребёнка. «Я не вижу, что ты трудишься изо всех сил. Где результат?! За что мы платим такие деньги?», — слышала девочка всё своё детство и отрочество. «Ты никуда не пойдёшь: будешь сидеть дома и учить всё до потери сознания. И на кухню не ногой пока не расскажешь мне про…», — и так практически каждый вечер.
И так год за годом, пока не начался институт. Казалось бы, вдали от родительской опеки, нет никаких запретов, но и там они нашли рычаги — преподаватели докладывали о каждом неверном шаге девушки, забирали её на выходные и следили за процессом обучения. Лишь бы девочка хорошо училась и была лучшей. «Тебе нельзя делать ошибки», — говорили родители, стоя над душой. Их контроль был везде из-за чего Тамара не раз попала в разные клиники с психозом.
А после университета поставили перед фактом: «Тебя ждёт твоё рабочее место» (добро пожаловать, рабыня Изаура). И она повиновалась, в очередной раз переступая через себя. Всё шло по плану Евдокии и Алексея Славиных, пока не нарисовался на горизонте Морозов, который сломал их годами налаженную систему повиновения. Девушка стала идти наперекор, пропадая из дома с этим дрянным мальчишкой, как они любили его называть. Первая и уничтожающая любовь, после которой понимаешь, что легче быть одной навеки вечные.
Но когда Пётр оставил её одну, всё вернулось на круги своя — унижения, порицания, гнобление. Родители делали всё, чтобы вновь привязать девушку к себе, чтобы она думала только о работе. Так оно и было и бы, если бы не одна проблема — беременность девушки. Мать настаивала на аборте, аргументируя это тем, что ребёнок родиться с явными патологиями из-за огромного количества радиации, с которой работала девушка. Но её не волновал риск — ребёнок был спасением.
Тамара оставила ребёнка, хоть он и действительно всё время болел, но с такой мамой и болеть не страшно. В ребёнке девушка видела свет — единственный луч в этой дыре под названием жизнь. Своей жизнерадостностью он удивлял свою маму — и только из-за него на её лице можно было увидеть искреннюю улыбку. С самого детства девушка не подпускала родителей к ребёнку, чтобы он мог расти спокойно — чтобы его детство было счастливым, пусть и без отца, бабушки и дедушки, других мнимых родственников. Зато у ребёнка есть любящая мать, которая ни в чём ему не отказывает и старается быть максимально не такой, какими были её родителями.
И каково было удивление Тамары, когда её отправили «лечить» учителя литературы в закрытую школу на постоянную основу. Не было желания оставлять сына на няню, но другого варианта не оказалось. «Я постараюсь приезжать к тебе каждые выходные, мой хороший», — перед своим первым уходом произнесла Тамара, целуя своего сына в лоб. «Будь хорошим мальчиком. И слушайся тётю Лизу», — продолжала женщина, безумно беспокоясь о сыне.
Первая встреча Петра и Тамары в школе была не первой после их расставания — они виделись довольно-таки часто в клинике, лишь здороваясь. Но по лицу женщины было видно, что лучше бы и не виделись вовсе. Она его ненавидела всеми фибрами души, а он был просто безразличен — на первый взгляд, но если приглядеться — в его глазах можно было разглядеть сожаление.
ревность. Хоть Тамара Алексеевна и старается показать всем своим видом, что временный директор для неё никто, но я был уверен, что за всем этим спектаклем стоит что-то большее, чем рабочие отношения.
Она зашла ко мне поздно вечером, время близилось к одиннадцати часам ночи. День был напряжённый, поэтому я просто сидел за своим столом и размышлял о неясном будущем да простых житейских мелочах, на вроде — может, обои поменять? Как мои размышления прервал стук в дверь.
— К вам можно? — прозвучал тихий голосок нашего врача.
— Да, конечно.
Услышав мой ответ, Тамара зашла в кабинет, держа в руках свой любимый чемоданчик. Но в ней не было той привычной холодности. И, что было редкостью — она была без белого халата; я сразу же заметил, что в женщине появилась лёгкость. По крайней мере так мне показалось на тот момент. На ней была тонкая рубашка нежно-бежевого цвета и чёрные брюки с высокой талией. Она была прекрасна.
— Как вы себя чувствуете? Нет слабости? Головокружений? — поинтересовалась Тамара, доставая из чемодана тонометр. — Закатайте рукав.
— Я чувствую себя прекрасно. Слабости не наблюдается. Головокружений тоже. И других каких-то побочных эффектов нет, — ответил я и закатил рукав рубашки до плеча. — А как ваши дела? Никто вас не обижает?
— Виктор Николаевич, никто меня не обижал, — с улыбкой произнесла Тамара, посмотрев мне в глаза. — Я же вам объясняла…
— Да? То есть, вы отрицаете, что ваш приятель замахнулся на вас?
— Хорошо, нет, не отрицаю. И даже больше скажу — если бы не вы, скорее всего, Пётр с радостью ударил меня. С превеликим удовольствием, — ухмыльнулась по-доброму Тамара, измеряя мне давление. — Но к моему счастью, вы были неподалёку.
— То есть всё-таки приятель? — не смог сдержать смешка.
— Да Боже! Виктор, он не может быть моим приятелем. Посмотрите на этого человека? Он может только детишек запугивать и кичиться своим богатством. Вы думаете, мне такие мужчины нравятся? — улыбнулась Тамара, смотря мне в глаза.
— Тогда можно один нескромный вопрос? — женщина лишь кивнула головой, не отводя взгляд. — Тогда почему он возле вас крутится?
И в момент всю весёлость как рукой сняло — я заметил, как она напряглась и опустила взгляд, думая, как же выйти из ситуации. Но во мне была надежда — она скажет правду — хотя бы как благодарность за сегодняшнее спасение.
— А почему вы появляетесь всегда в нужное время и в нужном месте? — вопрос на вопрос. Шах и мат, Витюша.
Тамара вновь посмотрела в мои глаза и улыбнулась — это была обнадёживающая улыбка, за которой пряталась боль. И, осознавая нелепость ситуации, я лишь кивнул головой и продолжил смотреть ей в глаза, продолжая игру в гляделки. Что пыталась увидеть в моих глазах загадочная черноволосая женщина? И что пытался увидеть я? За неё не ручаюсь, но за себя — я пытался понять, почему я не могу выкинуть из головы мысли о её губах и нежных руках. Почему каждый раз, когда я вижу её, я начинаю надеяться на то, что когда-нибудь в ближайшем будущем между ними возникнет связь? Почему всё так сложно, когда вот — она сидит и смотрит мне в глаза.
— Не знаю.
— Вот и я не знаю, почему Петру Алексеевичу так хочется со мной болтать, — и наконец-таки Тамара опустила свой взгляд. — Но по секрету — как же я устала от его присутствия…
— Ой, как знакомо, — я рассмеялся, стараясь разрядить обстановку. — Думаю, от его присутствия устали все.
— Ну не скажите, я видела, как за ним бегает Елена Сергеевна, — женщина ухмыльнулась и сама поправила мой рукав.
— Да, не знаю, чем Пётр так угодил Лене. Честно признаться, он последний человек, с которым я могу представить эту женщину. Ну чего вы улыбаетесь?
— Ничего. Может, вы просто ревнуете? — Тамара продолжала улыбаться, но краем глаза я заметил, как она скрестила руки на своей груди и прищурилась, явно ожидая ответа.
— Нет, ревновать Лену… Какая глупость! — после моего ответа женщина тяжело вздохнула и призадумалась на мгновение.
— Почему сразу глупость? Она красивая женщина, вы… тоже очень даже симпатичный, — с улыбкой произнесла Тамара. — Хотя тягаться с Петром Алексеевичем…
— Господи, Тамара, чем занята ваша голова? — я не выдержал и рассмеялся вновь, положив свою руку на её скрещенные руки. — Вам нужно расслабиться. И пересть думать о такой ерунде. Но за оценку моей внешности — отдельное спасибо.
— Вы не так меня поняли, — она залилась краской и, как ни странно, не откинула моей руки. — Но ладно. Вы правы. Нужно отдохнуть от работы…
— Составить компанию? — с надеждой спросил я, смотря в глаза женщине.
— И как же вы предлагаете расслабиться? Сразу предупреждаю — никакого алкоголя и ночных прогулок, — предупредила Тамара, опустив взгляд на мою руку, после чего я поднял перед собой руки и ухмыльнулся. Исключительная недотрога.
— Ну раз доктор не хочет расслабляться стандартными способами, то могу предложить что-нибудь этакое, — предложил я, но на самом деле в моей голове не было ни одного варианта.
— К примеру?