«Remember»

Ибо приводит Чонина в какое-то странное место, которое напоминало бар, но не обычный, "стандартный", а словно это заведение предназначалось для всех отшельников мира сего. Ким аккуратно оглядывается по сторонам, рассматривает присутствующих. Здесь были и вампиры, и смертные. И каждый прятал свое лицо под капюшоном, о чем-то шептался, нервно сжимая стаканы с алкоголем в руках. Ибо накинул на голову капюшон своей худи, засунул руки в ее же карманы и прошел к самому дальнему столику. Кай последовал его примеру. Когда оба бессмертных заняли свои места, Ван Ибо поманил пальцем официанта, заказал две бутылки пива и сразу же протянул смятую купюру. — Это вообще безопасно? - Чонин говорил тихо, едва шевеля губами, чтобы слышал его только Ибо. — Это место самое безопасное в твоем случае. Здесь нет стукачей. Каждый бессмертный, который сюда приходит - отчаявшийся и потерявший всё. И каждый смертный, сидящий в этом зале, знает, с кем он находится в одном помещении, но ничего не говорит и не делает, потому что так же раздавлен и сломлен. Наш с тобой общий "знакомый" устроил ад на этой земле много столетий назад. И последствия этого ада всё еще отдаются в каждом китайце. — И я всё равно не понимаю, как это обеспечивает безопасность, - приподнимает брови Чонин. — Все до банального просто, - хмыкает Ибо, — для него это место - пристанище отбросов, ненужного мусора, от которого нет никакой пользы. Пока я наблюдал за тобой, сделал вывод, что Китай ты знаешь очень хорошо. В особенности Пекин. И что-то мне подсказывает, что Исин не в курсе таких подробностей о тебе. Конечно, он прошерстит каждый закоулок, каждый камень поднимет, чтобы отыскать тебя. Но это место - последнее в его списке, уж поверь. Ведь бар существует не так давно, и незнающий человек не может его так просто найти. Чонин смотрит на китайца недоверчиво, анализирует каждое слово. И, хоть доля логики и была в его словах, эта ничтожная крупица не вселяла в бессмертного спокойствие. — Ты знаешь, почему этот Лэй объявил войну моему брату? - этот вопрос интересовал Кима больше всего. Он не одну ночь провел в размышлениях, что же такого сделал Отец, что у него появился такой враг. И почему его враг переключил внимание на Бэкхёна. Чонину не доставало информации, мелких деталей, чтобы сложить все пазлы в единую картину. — Я не знаю подробностей этой ситуации, - спокойно отвечает Ибо. Официант приносит заказ и ставит бутылки перед каждым. Затем удаляется, низко кланяясь. Ван Ибо провожает его пристальным взглядом, изучающим и колючим. — Ты не доверяешь этому парню? — Нет, дело не в этом. Я просто всегда остаюсь на стороже. Никогда не знаешь, в какой момент может вонзиться нож в спину. Чонин понимающе кивает и делает небольшой глоток из своей бутылки. Он не был любителем этого напитка, да и алкоголя в принципе, но в горле уже давно пересохло, и хотелось его чем-то смочить. — У тебя есть истинный, - Кай произносит это с каким-то трепетом и даже восхищением. — Да, - счастливая, искренняя улыбка коснулась розовых губ, а в глазах, казалось, воспылал яркий огонёк чистой любви. — Я всегда считал, что это просто сказки. Когда отец поведал мне об этом явлении, я лишь рассмеялся... - Чонин с грустью вспомнил голос Габриэля и тот самый разговор. — Было время, когда я на одно лишь мгновение поверил, что встретил своего истинного... Увы, я ошибся. — Знаешь, это очень странно, что ваш с братом создатель посвятил только тебя в эту "тайну" нашего мира. — В каком смысле? - рука Чонина с бутылкой так и замерла над столом, когда он собирался ее поставить. — Твой брат об истинности ничего не знал и не слышал, пока не столкнулся с этим явлением лично. Сразу несколько вопросов возникло в голове Кима. Откуда Ибо знает об этом? Почему он вообще в курсе того, что творится с Бэкхёном? Бэкхён доверяет этому китайцу настолько, чтобы рассказывать о столь личных вещах? Ван Ибо, который буквально считывал все эти вопросы со смуглого лица, лишь коротко улыбнулся. — Мне рассказал мой истинный, - поясняет наконец китаец. — А вот ему рассказал твой брат. Они давно друг друга знают. Очень давно. — Надо же, - порывисто выдыхает Чонин, — не думал, что у Хёна есть друзья... Ван Ибо внимательно рассматривал черты лица напротив, поджатые губы, опущенные веки. Этот бессмертный был очень привязан к Бэкхёну. Настолько, что его задевал сам факт того, что у брата может быть кто-то еще, посвященный в его личные дела и тайны. В бар вошли еще несколько посетителей, осмотрелись в поисках свободного столика, но такового не нашлось. Потоптавшись на месте, они вышли на улицу. Чонин снова оглядел всех присутствующих. Никто здесь не смотрел по сторонам. Если кто-то сидел небольшой компанией, то всё внимание было обращено друг к другу. А те, что коротали ночь в одиночестве, смотрели в свои стаканы, словно пытались увидеть в них будущее, словно не алкоголь в стекле стоял перед ними, а хрустальный шар. Всем здесь было действительно неинтересно, кто их окружает. Абсолютно. Пожалуй, Чонин впервые находился в подобном месте за все свои шестьсот лет. Он настолько привык к извечному и нескончаемому любопытству смертных, которые любили совать свой нос везде, даже если это грозило смертью, что видеть вокруг себя полное безразличие было какой-то дикостью. Даже когда он вошел в заведение вслед за Ибо, никто не поднял своих глаз, никто не посмотрел на них. Это было слишком странным поведением для Кима. — Как долго мы здесь пробудем? — До утра. Сейчас самый пик ярости Лэя. Уверен, он рвет и мечет, потому что его планы нарушились, потому что его подчиненный не справился со своей работой. Сначала он заставит его страдать, а потом примется за тебя. Пара моих людей уже сообщили, что он скрылся в лесах. — Твои люди? Ты имеешь ввиду своих обращенных? — Да. — Ты так просто создаешь новых бессмертных? Чонин был похож на ребенка, который открыл для себя какой-то новый мир, и теперь жадно пытается изучить его, задавая сотни вопросов. — Увы, но в этой стране без дополнительных глаз и ушей не обойтись. В Корее Лэй не имеет такой власти, хотя уверен, он к ней стремится. А вот в Китае он Господь Бог. Здесь его знает каждая собака, и боится до поседения. — Невозможно иметь такую безграничную власть над всеми, - шепчет Чонин. — Не бывает так, чтобы одного человека боялись миллионы. И даже смертные. — И это мне говорит брат бессмертного, которого боятся тысячи и тысячи таких же смертных и бессмертных, - усмехается Ибо, отпивая из своей бутылки. — Нет! - возражает Ким. — Мой брат ничего не делал, чтобы вселить ужас в других. — В этом-то и его фишка, Кай, - улыбается китаец. — Ему ничего не нужно делать. Достаточно просто того, кто его создатель и чей он сын. Именно своим "бездействием" твой старший брат заполучил Корею. И если учесть твое неверие и удивление, он и сам об этом даже не подозревает. Чонин нахмурился, сдвинув брови к переносице. Да, он знал о том, что многие боялись Габриэля, что им восхищались и каждый древний хотел заполучить в свой "клан" такого опытного учителя для своих новообращенных. В отце была эта искра, эта мощь и сталь. Он был человеком слова, действия. Всегда разумный, расчетливый, очень дальновидный и сдержанный. Этими качествами своего создателя Чонин восхищался всю свою жизнь. Но почему слава Габриэля перешла на плечи Бэкхёна? Бессмертного, который жил обособленно, ни с кем не завязывал длительные отношения, какими бы они ни были? Неужели Ким настолько плохо знал своего Хёна, что даже не догадывался о его влиянии? — Я вижу, как крутятся шестеренки в твоей голове, - улыбается китаец. — Твой брат - это лакомый кусок, опасный хищник, хладнокровный убийца и самый лучший и надежный товарищ в одном флаконе. Я никогда не встречал его лично, но из уст каждого бессмертного, что попадался мне на моей вечности, я слышал о нём. Даже здесь, в Китае, многие его знают. Очень многие. А некоторые смертные даже желают быть в его ветке. Вот только он никого не обращает. За все столетия своего существования - ни одного обращенного им вампира. Это поразительно, - всё это было произнесено одними лишь губами, чтобы никто посторонний уж точно не услышал. Говорить в Китае о Бён Бэкхёне было табу, потому что, узнай об этом Чжан Исин, полетят головы и вырванные сердца. Настолько сильна была ненависть бессмертного к Бёну. Именно поэтому Ибо не называл его имени вслух, и Чонин инстинктивно не делал этого тоже. За окнами тем временем, начало светать. Солнце едва показалось за горизонтом, обнимая спящий город своими ласковыми лучами, даря невинным детям новый день и улыбку, а бессмертным облегчение, что еще одна ночь из тысяч позади. Ибо достал телефон, посмотрел на время и что-то начал печатать, быстро касаясь сенсора. Чонин следил за его действиями, эмоциями, взглядом. Китаец был максимально сосредоточен, погружен в свои мысли. — Лэй уже в городе. Его люди разбрелись по углам и всем улицам. Сейчас отсюда начнут все уходить, и когда это произойдет, нам с тобой нужно будет смешаться с толпой. — В наших с тобой шмотках это прям отличная идея, - язвит Чонин. — Ты вроде бы внимательный, но не к тому, что важно, - мягко улыбается Ибо, качая головой. — Просто приготовься, я скажу, когда настанет нужный момент.

***

Бэкхён смотрит на Ариэль, которая по-прежнему лежит без чувств на полу в комнате Анны. Он пытается понять, почему Исин так поступил с ней. Неужели не доверяет? Боится, что она может рассказать что-то важное Бёну? Бессмертному очень не хватало подробностей из жизни Чжана. Нужны были детали, нужна была информация о его прошлом. Хоть что-то, что поможет Бэкхёну уничтожить его. Еще, ему хотелось войти в комнату отца, но брать с собой Сехуна рискованно. Сейчас Бён пытался мыслить рационально и продумать каждый свой шаг, предугадать действия Исина. Он просто хотел отвлечься от мыслей о брате, который всё еще в опасности. Бэкхён присаживается у разодранной двери, рассматривает оружие, которое воткнули ей в грудь, через щели в дереве. Это был не кол, и не обычный нож. А что-то среднее, что-то, чего Бён не видел прежде. Оно было чем-то пропитано, и даже эти несколько дней не иссушили его. У вампира была одна догадка, но чтобы ее подтвердить, нужно войти в комнату и вытащить орудие из тела девчонки. И без Сехуна он этого сделать не сможет. — И что же мне делать с тобой, Ариэль? Оставить в таком состоянии, или рискнуть? - шепчет Бэкхён. — Мне нужны ответы на вопросы. Но стоят ли они того, чтобы подвергать его опасности? — Ни одна война не была выиграна без потерь, - Сехун так неожиданно возник рядом, что Бён опешил, уставившись на парня снизу вверх. Как так выходит, что именно с истинным все его чувства притупляются? — Как ты здесь оказался? И какого черта вообще здесь делаешь? - Бэкхён злится. Очень сильно злится. — Не волнуйся ты так. Минсок стоит на входе. Сюда я пришел не сам. — Мне всё равно, с кем ты пришел, - рычит Бён. — Сейчас ты живая мишень! Если сюда заявятся люди Чжана, что я должен делать? Если их будут десятки?! Как я должен спасти твою жизнь?! Ни один мускул на лице О не дрогнул. Не случилось этого потому, что он слишком хорошо понимал и ярко чувствовал то, что творилось внутри у Бэкхёна. Дикий страх. Страх потерять Сехуна, не спасти, не успеть. И, надо сказать, что если бы Хун это всё не ощущал, то непременно бы взорвался в ответ, наговорил бы колкостей. — Тебе нужно спасти брата, Бэкхён, - спокойно и тихо произносит О. — И нужно устранить Исина. Так уж вышло, что я нужен тебе для этого. Нравится это тебе или нет, это просто факт. Прими его и успокойся. Бэкхён буравит младшего тяжелым взглядом, сжимает кулаки. В данную минуту хотелось хорошенько ему врезать, чтобы звездочки перед глазами заплясали. Но он прекрасно знал, что не сможет поднять руку на Сехуна. Пальцем не тронет. Никогда. — Я открою тебе двери и уйду, - всё так же спокойно говорит Хун. — Я просто хочу, чтобы это всё уже закончилось, понимаешь? - в глазах младшего проскользнула непонятная Бёну эмоция, схожая с надеждой и болью одновременно. — Я просто хочу ощутить что-то иное, а не твой страх, отчаяние и твое чувство вины. Бён шире раскрывает веки, изумленно смотрит на младшего и не понимает, почему он чувствует его так хорошо. Ведь, если верить рассказам Минсока, связь истинных достигает таких масштабов только после обращения. Что человеческое тело не может улавливать вибрации бессмертного. Почему тогда Сехун в точности ощущает на себе всё, что творится с ним, с Бэкхёном? Хун проходит мимо него к двери в комнату Габриэля и с легкостью отворяет ее. Затем он подходит к Бэкхёну, мягко кладет руку ему на плечо и чуть давит, дабы дать понять, что Хуну нужен доступ к комнате Анны. Бэкхёна от этого прикосновения прошибает насквозь, отдается в кончиках пальцев, проникает под кожу и оставляет там приятные колючки, которые разносят горячую волну по всему телу. Он смотрит на О, и не верит, что этот человек вот так просто покидает единственное безопасное место, чтобы просто открыть эти проклятые двери. И в данную секунду хочется просто взять Хуна в охапку и скрыться на краю света, спрятаться от посторонних глаз, забиться в самый дальний угол и... — Бэкхён, пропусти меня, - вкрадчивый низкий голос полосует по обостренному слуху, резко вырывая бессмертного из непозволительных грёз. Бён чуть отходит в сторону, не прекращая жадно поедать взглядом такое красивое, идеально высеченное рукой всевышнего лицо. Хун берется за ручку и мягко давит на нее, открывая дверь. Он чувствует на себе взгляд старшего, знает, как он на него смотрит и всем силами пытается не посмотреть в ответ. Потому что Сехун уже осознал, что эти бездонные глаза затаскивают в себя без жалости и сожалений, окутывают разум и лишают рассудка. Посмотри на него О сейчас, и он сорвется, прильнет к этим идеальным приоткрывшимся губам, и не сможет остановиться. — Сехун, нам пора уходить, - слышит младший голос Минсока. Этот бессмертный обладал поразительной способностью тонко улавливать напряжение между ним и Бэкхёном и одним лишь словом остужать кровь. О разворачивается на девяносто градусов и покидает поместье ни разу не оглянувшись. Бэкхён прибывает словно в тумане, отчаянно пытается найти выход, развеять эту сладкую приторную дымку и вернуться в реальность. До него слишком хорошо доходит осознание, что драться в присутствии Сехуна будет тяжело и физически, и морально. Наконец, поборов наваждение, Бэкхён заходит в спальню и останавливается у тела Ариэль. Она всё еще так же прекрасна, как и той ночью в Париже, но ее красота больше не имеет для него никакого значения. Вампир вытаскивает оружие из ее тела, и девчонка тут же приходит в себя, жадно хватает кислород ртом и хватается за грудную клетку, в которой зияет дыра. Ариэль корчится от боли в голове. Она просто раскалывается, а во всем теле такая неописуемая слабость, словно из нее выкачали все жизненные силы. — Раз уж ты пришла в себя, нам нужно поговорить, - произносит Бён. — И лучше бы тебе не пытаться солгать или сбежать. Ты слаба. И я могу убить тебя раньше, чем ты пошевелишь пальцем. Ариэль волком смотрит на Бёна, обнажая острые клыки, но даже не делает попыток встать. Потому что знает, что он прав. Но желания разговаривать с Бэкхёном у нее нет. Ее ненависть к бессмертному была настолько велика, что она готова была и умереть, не раскрыв рта. — Начнем с того, как ты оказалась связана с Чжан Исином, и почему он так желает моей смерти, - Бэкхён кладет руку ей на шею, водит большим пальцем по ключице, едва надавливая на торчащую косточку. — Если промолчишь, я вдавлю ее в твое тело. Я буду делать это очень медленно, наслаждаясь тихим хрустом и твоими стонами. Или же, я могу вырвать ее, разорвать твою чудесную гладкую кожу и смотреть, как ты корчишься на полу, истекая кровью. Выбор за тобой, милая, - хищный оскал окрасил губы Бёна, обнажая ровный ряд белоснежных зубов. Ариэль с ужасом смотрит на него, дрожа от страха. Боль не любит никто. Особенно вампиры, которые способны исцеляться. Ведь, если ты постоянно регенерируешь, твои пытки имеют свойство продолжаться вечность.