(don't) leave me please

Её звали Анастэйша Женевьева. Всё, что стоило о ней знать — ей было семнадцать и она была влюблена в своего бывшего. Возможно, этот факт и не казался бы столь значительным, если бы Анастэйша, как все, наслаждалась своей юностью, не задумываясь о чём-то серьезном и не ждала от людей того, что они не могли ей дать. Если бы отношения для нее не были чем-то из ряда вон, если бы она могла заменять одних людей на других. Если бы была такой же, как все, под стать своему возрасту. Но она такой не была. Ей не нужно было всё и сразу, она не хотела пробовать, ошибаться и пытаться заново — она хотела раз и навсегда. Её не волновало, что в семнадцать редко случается настоящая любовь, что в таком возрасте ещё не выросшие до конца дети обманчивы и жестоки. Она возомнила себя особенной, решила, будто станет исключением… Но не стала. И весь её маленький мирок, выстроенный вокруг одного только человека, которого она имела смелость полюбить столь рано, разрушился, когда он спустя год ни с того ни с сего сказал ей, что ничего не было, и что все их обещания друг другу — всего-навсего пустой звук. Девичье сердце, и без того хрупкое и подбитое, разбилось окончательно. Да, звучит сопливо, но именно так Анастэйша себя и чувствовала, пересматривая старые сообщения и фотографии, на которых всё ещё было хорошо. Или не было? Она не могла сказать точно. Все их общие друзья почему-то говорили, мол, бедная девчонка наконец-таки выбралась из того дерьма, в которое её затащил своей псевдо-любовью Уэйн. Твердили, что для этого парня вообще нет ничего святого, кроме его собственной гордости, и заставляли и без того уничтоженную Анастэйшу вспоминать, словно соль на рану, сколько раз он срывался на ней из-за мелочей, сколько раз гнал ее от себя, а она, словно верная собачонка, прибегала к нему обратно и ластилась к его рукам, которыми он душил всё хорошее, что в ней было. Но она любила его. Правда любила, больше, чем пишут в книгах. Она готова была терпеть столько, сколько понадобится, даже всю жизнь — и это не были слова, брошенные на ветер. Она взаправду была готова принадлежать одному ему, пока он сам не решил избавить ее от этой возможности. Сначала девушка места себе не находила. Истерила, как сумасшедшая, кричала ему о том, что он совершает ошибку и умоляла вернуться на любых условиях. Через пару дней притихла, успокаеваемая уверенностью в том, что он вернётся к ней потому, что он всегда так делал. Это ведь не мог быть конец, и она готова была на всё, лишь бы любовь всей её короткой жизни сказала ей, что всё это, как и обычно, было не по настоящему, что она всё ещё нужна и любима. Однако не по настоящему на самом деле было лишь то, что происходило до слов «Я не люблю тебя» — а вот они как раз таки были чистой правдой. Анастэйша верила, что он не выдержит без нее. Она даже согласилась на простую дружбу, когда Уэйн, уставший и немного выпивший, в один прекрасный день проболтался ей о том, что всё ещё дорожит ею и просто не хочет обязательств. Она не считала его мудаком и сволочью, не могла заставить себя разозлиться на его ветреность. Она готова была падать всё ниже и ниже, лишь бы иметь возможность оставаться рядом с ним, даже если это было место у самых его ног. Девушка обещала ему, что будет ждать. Что у него всегда будет оставаться возможность вернуться к ней, через сколько угодно времени и после кого угодно. Она говорила, что будет рядом, пускай не как девушка — но как друг. А он соглашался и, вероятно, смеялся вместе со своими друзьями с её глупости и наивности. Но всё это длилось отнюдь недолго — каких то вшивые две недели, пока парень окончательно не остыл и не написал ей короткое сообщение о том, что нашел другую — лучше, краше и проще. Если Анастэйша была клишированной преданной собачкой, об которую хоть ноги вытирай и которая стерпит любые выходки в свою сторону, то Виктория Сент-Клер была полной противоположностью всему этому. Капризная, высокомерная и знающая себе цену, она всегда выглядела на все сто и нравилась поголовно всем. Её даже звали так, словно она уже выиграла эту жизнь. В её гардеробе не было юбок длиннее мини, её волосы были уложены безупречно, от нее пахло дорогими духами от Gucci, а ее губы со вкусом вишнёвого блеска целовали всех, кто этого хотел. Именно на таких западают мальчики, не так ли? Почему-то им кажется, что дамы вроде Виктории и есть — те самые, особенные. И всё бы хорошо, если бы не один забавных факт: такие, как она, не были способны любить никого, кроме самих себя. Вики и сама толком не понимала, что именно её зацепило в таком заурядном, по её мнению, парне, как Уэйн Кейси. Однако она точно знала, что не хочет, чтобы он принадлежал ещё кому-нибудь кроме неё. И, когда она говорила об этом самом «ком-нибудь», то всегда представляла именно Анастэйшу. Да, Кейси клялся ей, что давно позабыл свою бывшую, но Виктория знала: такие, как Женевьева, не забываются никогда. Как известно, в память врезаются лишь два типа девушек, и если к первому принадлежала сама Вики, то Анастэйше достался второй. Так Уэйн оказался меж двух огней: с одной стороны была та, что любила его, обещая верность и преданность, а с другой — та, что ждала любви от него, не давая ничего взамен. И пусть пока он оставался с Викторией, но взаправду совершенно не знал, кого именно из них стоит выбрать. Может быть, именно поэтому он и решил, что позвать на вечеринку их обоих сразу — идея просто великолепная. — Прямо-таки вечеринка? — Анастэйша недоверчиво взглянула на своего уже бывшего бойфренда, который несколько минут назад не весьма уверенно промямлил ей что-то об их общем друге — мол, у него то ли какая-то знаменательная дата, то ли просто задница чешется набухаться в дружном коллективе, — Ты ведь не любишь такие… мероприятия. Разве нет? — Не скажу, что это что-то масштабное, — тут же принялся оправдываться Уэйн, понимая, насколько абсурдным звучало в глазах девушки его внезапное предложение — особенно, учитывая факт его с Викторией отношений, — Всего лишь такой себе междусобойчик: только самые близкие и никого больше. Отдохнем, выпьем… Что думаешь? А думала Анастэйша то, что даже не смотря на всю свою «идеальность» в её глазах, Кейси был той ещё скотиной. Мало того, что не может до конца разобраться в себе, так ещё и втягивает в это её саму тогда, как не далее чем пару недель назад бросил её и глазом не моргнул. Она вдруг искренне захотела высказать всё, что думает по этому поводу, прямо ему в лицо — в его такое красивое, черт бы его побрал, лицо — однако всё, что у нее вышло, звучало не совсем соответствующе её мыслям. — Когда, во сколько и где? Уэйн удовлетворенно улыбнулся, отметив про себя, что уговорить девчонку было не так и сложно, как он себе это представлял. — Завтра, первого октября. В десять вечера у Сэмюэля дома.

***

Надо сказать, Сэмюэль был парнем весьма… экстравагантным. Идя к нему, Анастэйша и не ждала чего-то заурядного, как на обычных тусовках, которые регулярно проводили её обеспеченные знакомые, если их родители по тем или иным причинам покидали дом хотя бы на один вечер. Этот парень не просто любил выпить — именно на устраеваемых им сборищах зачастую случалось всё самое интересное вроде тех вещей, которые потом ещё несколько недель обсуждала еще вся школа. Самый сок межнравственных разборок, и если кому-нибудь нужно было выяснить отношения, то они непременно собирались у Сэмюэля, чтобы напиться, потрахаться и стать звёздами социальных сетей на следующее же утро. — Напомни, что мы делаем в этом мерзком месте, любимый? — Виктория брезгливо поморщила свой маленький носик и взглянула на Уэйна взглядом самой невинности — будто бы это не её ещё две недели назад чуть ли по кругу не пускали в местах с контингентом куда похлеще. Она, казалось, нарочно выделила слово «любимый», при этом слащаво улыбнувшись и вызвав у стоявшей рядом как ни в чем не бывало Анастэйши желание наплевать на хорошие манеры и вылепить ей звонкую пощечину. — То же, что и ты сама обычно делаешь, когда шатаешься по «безобидным» ночёвкам к своим подругам, — не заметить иронию — если не пренебрежение — в голосе Уэйна было невозможно, даже если проигнорировать его откровенно недовольный взгляд в сторону своей пассии. Его всегда злила присущая Вики ветреность, но ещё больше его выводило из себя её откровенное лицемерие, когда она хотела казаться «не такой». Кейси не стал ждать, пока девушка попытается оправдаться во второй раз, а на горизонте как раз вовремя показался и сам хозяин дома собственной персоной — Сэм явно направлялся к ним, намереваясь разрушить возникшее напряжение. Он нёс в каждой руке по две бутылки сладкого фруктового пива и шел вразвалочку, напевая себе под нос саундтрек из какого-то старого джазового мюзикла. Его волосы были взъерошены настолько, что, казалось, их не рассчёсывали от слова совсем, а одежда на нем была прямо-таки создана для того, чтобы ее оставили на складах в самом дешёвом сэконде, словно дурной сон. И, не смотря на всё это, другой внешний вид Сэмюэлю бы не не подошёл. Он выглядел именно так, как должен был выглядеть — под стать самому себе. Каждый из ребят взял по бутылке. Анастэйша открыла свою первой и отхлебнула глоток — на вкус это было похоже на заспиртованное консервированное яблоко с виноградом. — Какая гадость, — поморщилась она, незаметно оставляя напиток на ближайшей тумбочке. По всему дому гремела странная музыка в стиле то ли «кантри», то ли «инди» — вспомнить точное название девушка так и не смогла, но была уверена в его созвучии с этими двумя направлениями. Впрочем, ей не было никакого дела до того, как называлось то, что ей не нравилось. Быть может, она была б и не прочь потанцевать вместе с другими ребятами, если бы Сэмюэль соизволил включить что-то более стоящее. Однако, как гласило правило, в чужой монастырь со своим уставом лезть не полагалось, и потому Анастэйше не оставалось ничего другого, кроме как найти в глубине дома укромную комнатенку и осесть там, дожидаясь, пока кто-нибудь её хватиться. Комната была смесью гостиной и гостевой: по всему периметру стен громоздились упирающиеся под самый потолок стеллажи со всевозможными книгами, в самом центре располагался небольшой кофейный столик — и всё это добро было высечено из явно дорого красного дерева. Обитый кожей или, в крайнем случае, кожзаменителем — увы, девушка одно от второго отличала из ряда вон плохо — огромный диван был накрыт бархатистым покрывалом. Аккуратно проведя по нему рукой и отметив, какой же приятной всё-таки оказалась ткань наощупь, Анастэйша присела на самый край дивана и принялась разглядывать книжные стеллажи. Несмотря на царивший в комнате полумрак, ей удалось заприметить несколько сборников со стихами французских поэтов — причем, похоже, в оригинале — и даже парочку женских романов в духе «Анжелики». Нетрудно было догадаться, что даже если эту комнату и посещают, то скорее родители Сэмюэля, нежели сам Сэм. Девушка медленно встала, внимательно обводя взглядом ближайшую полку и подыскивая себе занятие на вечер. До неё доносились звуки с нижнего этажа, где другие ребята на полную отрывались, однако последнее, чего ей сейчас хотелось, так это спускаться туда и видеть все эти счастливые, ни о чем не переживающие лица. Да, что бы она там не говорила, а разрыв с Уэйном дался ей тяжело, в отличии от него самого, нашедшего утешение в Виктории. Однако стоило Анастэйше присмотреть себе небольшое собрание Гёте, чтобы занять им себя как минимум на грядущие полчаса, как массивная дверь в комнату с грохотом распахнулась, напугав её чуть ли не до икоты, и в комнату ввалился в стельку поддатый Сэм с прозрачной бутылкой чего-то вязкого и темного, словно кленовый сироп. Даже не обратив внимания на девушку, он завалился на диван и с видом абсолютного хозяина ситуации закинул ноги на кофейный столик. Не заставив себя долго ждать, следом за ним в комнату ввалились, поддерживая друг друга за руки, Уэйн и Вики — они явно были пьяны не меньше Сэмюэля, и если Кейси ещё держался на ногах и без малого различал происходящее, то Виктория была потрепана донельзя: её чернющие налакированные кудри распались и превратились в вороново гнездо, одна бретель майки съехала с плеча вниз, а коротенькая юбчонка перекрутилась сзаду наперед. — Будешь ром, дорогуша? — миролюбиво протянул Сэм, поворачиваясь к Анастэйше и расплываясь в самой безобидной улыбке, на которую он только был способен, — И… о боже, только не говори, что тебе нравится читать это? Ты прямо как моя матушка, а это, уж поверь мне, отнюдь не комплимент. Краем глаза девушке удалось заметить, как при этих словах машинально расплывается в улыбке Уэйн. Ему всегда нравилась в ней любовь к книгам. Раньше он часто заставал ее за чтением, а ещё любил, когда она читала ему вслух. Вряд ли Виктория теперь тоже так делала. Вряд ли Виктория вообще читала хоть что-нибудь. А между тем эти двое устроились на другом конце дивана, и Сэмюэль, всё же уломав свою, похоже, единственную до сих пор трезвую гостью допить оставшийся у него в бутылке ром, вдруг попытался подняться с дивана, но тут же осел, и уже снова с места громко заявил: — А давайте-ка во что-то сыграем, а? — Правда или действие? — тут же предложила Виктория под одобрительный кивок своего бойфренда, однако Сэм вяло покачал головой. — Не-а, не пойдет, милочка. В эту хрень все и всегда играют. Бутылочку тоже не предлагай — не утруждай себя лишними словами. Это слишком скучно, слишком обычно. У меня на каждом пати все трахаются и вскрывают свои секреты. — И что же ты предлагаешь? — голос Уэйна на его фоне прозвучал чуть более трезво, и всё же любому не составило бы труда догадаться, что даже такой «волк-одиночка» и противник тусовок, как Кейси, сегодня тоже был в числе отдыхающих и пьяных. — А давайте-ка… помечтаем. Повисла неловкая тишина. От этого парня все ожидали чего угодно, вплоть до предложения угнать чью-нибудь тачку, «вынести» квартиру богатеньких соседей и сбежать в закат к новой жизни, но уж точно не предложения просто «помечтать». Никто даже даже не понял, что именно Сэм имеет ввиду, и потому он, поймав на себе недоуменные взгляды сидевших рядом с ним ребят, принялся пояснять свою «идею»: — Знаете, в сети есть такой прикол… Там сложное название. Типа, переносишься в другой мир при помощи силы мысли. Так давайте затестим — тем более, заниматься таким на трезвую голову не станет ни один придурок. А мы пьяны, ребята! Пьяны и явно готовы маяться любой хренью, лишь бы не было скучно. Так почему нет? Бьюсь об заклад, наутро никто из нас не вспомнит нашего общего позора… — Бред, — ответил вместо всех остальных Уэйн, — Это худшая твоя идея, бро. Теряешь хватку. — Ну, а если в порядке бреда, а? — не сдавался тот, и спустя несколько минут ноющих уговоров всё четверо, выпив ещё понемногу, принялись рассуждать о том, что явно не должно было сработать. — Если только в порядке бреда, — иронично улыбнулся Кейси, — я бы выбрал будущее. Не очень далекое — лет эдак на пять вперёд. Возможно, мир фэнтези или даже, скорее, фантастики. — Суперсилы или что-то вроде этого, да? — подхватила его мысль Анастэйша, — Хотел бы быть главным героем? — Не главным, но одним из. Возможно, чьим-то другом или тем самым чуваком, который вечно всё комментирует. — Я бы была не против побывать в мире, где время гибкое и пластичное. Где существуют временные петли и параллельные миры. Где прошлое изменяемо так же, как изменяемо будущее. — Хочешь ухватиться за всё и сразу? — Уэйн тихо и почти беззвучно рассмеялся, — Так сказать, и рыбку съесть, и на… — Ограничусь «рыбкой», — скривилась девушка, после чего рассмеялась вместе с ним. — А я бы была роковой красоткой, — вставила свое Вики, — сводила бы с ума всех мужчин, и они бы устраивали из-за меня временные войны, не желая смириться с тем, что одновременно я могу быть лишь в одном временном промежутке. Ребята ещё долго смеялись, думая и гадая о невозможном. Для них это стало своего рода отдушиной — возможностью, пусть и призрачной, вырваться из осточертевшей им всем обыденности и рутины. Сэмюэль в скором времени их оставил, сославшись на то, что ему стоит всё же приглядывать за происходящим этажом ниже. Остальные трое вскоре, пьяные и до жути уставшие, уснули — всё там же, в гостевой на большом кожаном диване, когда время уже почти что коснулось полночи.

***

Однако долго проспать им не удалось — по крайней мере, Анастэйше. Во сне она всё время ворочалась, потому что в спину ей постоянно что-то давило. И всё бы ничего, но вскоре сквозь сон она ощутила, что жутко мёрзнет. Не желая окончательно просыпаться и открывать глаза, она попробовала вспомнить, было ли в комнате окно. Так и не придя к однозначному ответу, она попыталась потянуться и таки прогнать остатки дремоты, однако, к своему удивлению, обнаружила, что сидит не на диване, а на лавке. И окна никакого в комнате не было — как и не было самой комнаты. Девушка оказалась сидящей на длинной деревянной лавке — там же спали и ее друзья — Уэйн и Виктория. Свет фонаря бил ей прямо в глаза, а напротив горели разноцветные вывески небольших мини-маркетов и кафе. — Не может быть… — тихо прошептала Анастэйша, в глубине души надеясь, что всё это просто-напросто ей лишь снится.