***
— Привет, Позяо. Паша кинул тяжёлый пакет в лицо Диме и плюхнулся на койку, закидывая руку за голову. Пришёл он в трениках. — Всю школу на уши поднял, только и слышу: Дмитрий Темурович, Дмитрий Темурович! Как будто других актуальных тем нет. — Это каких же? — спросил Дима, засовывая нос в пакет. — Э-э… много, всех не перечислишь. — Ну, я всегда был звездой, — скромно отозвался Дима. — Как Катя справляется с популярностью? — Отменно, в разы лучше тебя, слабонервная барышня. Недавно её наградили в Обеденной зале. Тебя ждёт та же участь, но в моём кабинете. — М-м-м, приват, Павел Алексеевич? — Может быть, Дмитрий Темурович. Перед этим обязательно наденьте вещи из волшебного мешка. — Ты купил мне одежду? — со смехом спросил Дима, доставая синюю рубашку с золотой полоской на воротнике. — Не ходить же тебе в этом сексуальном больничном тряпье. Твоё чувство стиля внушает мне благоговейный ужас, так что пришлось помотаться. — Спасибо, Паш. Я буду приезжать в ней по праздникам. Паша моргнул, повернул голову и посерьёзнел. — Только не говори, что мне придётся искать две учительские замены. — Тогда помолчу. — Да иди ты в срань, Дмитрий Позов! — И я тебя, Паш.***
— Я покидаю пост и официально отказываюсь от Боя Умов: не хочу лишний раз унижать вашего будущего педагога. Медики десятых классов, которые ждали уроков Дмитрия Темуровича в следующем году как манны небесной, хором заныли. Сергей Борисович и Павел Алексеевич прокричали: «Ура-а, он валит!» и отбили друг другу пять. — Я как мог старался внушить вам отвращение к медицине, и надеюсь, что добился своего. Те же из вас, кто после моих уроков ещё настроен идти в мед, вероятно, имеют либо стальные нервы, либо суицидальные наклонности. Желаю им доброго пути. Несколько человек за одним столом подняли стаканы с чаем и чокнулись, будто услышали отличный тост.***
— Мы умрём, — сказал Айдар. — Мы умрём, — вторил Артём. — Да ладно вам, — беспечно отозвалась Окс. — Всего-то поставить пять диагнозов на основе анализов, сделать сравнение противовирусных препаратов по двадцати параметрам и подобрать к ним экономичные аналоги. У нас целых полчаса до звонка. Парни переглянулись между собой. — Мы умрём, — сказал Айдар. — Мы умрём, — вторил Артём.***
— Когда я поступал сюда на работу, я не предполагал, что познакомлюсь с таким аномально огромным количеством хороших человечков на квадратный метр. Спасибо всем одиннадцатым классам за терпение, спасибо тем, кто ходил на выступления «Импровизации». Спасибо клану Медичи — вы лучшие, — пятнадцать человек отозвались радостными возгласами, члены Альянса от восторгов воздержались. — Без вас всё бессмысленно. Это место дало мне друзей и… нечто большее.***
Антон завалился с белой коробкой и картиной Айвазовского, когда Дима собирал вещи второй необходимости в чемодан. Внешне комната от приборки нисколько не изменилась, но по ощущениям она стала похожа на обезличенный гостиничный номер, словно Дима совочком вымел все воспоминания, приведя помещение к доисторической девственности. — Антон Шастун! — шикнул Дима, и Антон дёрнулся. — Ты в своём уме тяжести таскать? Брось на пол и отойди, чтобы я видел. — Да мне не больно, — пробурчал он, послушно прислонив картину к стене, а коробку поставив на стол. — Угу. Потом не ной мне ночью, что у тебя сквозняк в плече. Оу, — осёкся он, когда понял, что именно принёс Антон. — Ты смотрел, что там? — Да. Дима опустил взгляд. — И как тебе мои шедевры? — Познавательные, — мягко улыбнулся Антон. — Судя по ним, ты втюхался в меня раньше, чем я в тебя. — С чего ты взял? — Со старательно зачёркнутых сердечек по бокам? — Умыл. Антон рассмеялся, и они в сотый раз за день обнялись, как будто тактильный контакт был обязательным упражнением в восстановительной программе. После выписки они заставили себя отлипнуть друг от друга и перестать припадочно трястись, когда кто-то из них отходит на опасных полметра, чтобы попить водички. Иногда беспокойство клубилось дымкой в глазах, иногда Антон двигался спиной поближе к стенам, иногда Дима закрывался в ванной и включал воду на всю мощность. Иногда они вставали бессонной ночью, открывали форточки и курили, несмотря на жёсткие запреты врачей. Но, как ни крути, страдать вдвоём намного проще, чем в одиночку — столько шуток и стендапов они придумали, чтобы сэкономить на психологах, хватило бы на две жизни вперёд. Юмор — единственная форма нытья, находящая искреннее сочувствие, и они не преминули ей воспользоваться. Может, стоит подумать о сцене?***
— Но это всё неинтересная фуфня, я бы хотел сказать вот что: в тот злополучный день, когда две пули спасли выпускников от проведения итоговой контрольной работы, я немного поменял свою точку зрения по одному вопросу. Я постоянно трещал, что спасение утопающего — дело рук самого утопающего, что в критических ситуациях можно полагаться только на себя и свои умения. Отчасти это так — больше знаете, безопасней спите. Но, оказалось, дать спасти себя другому человеку намного сложнее. Если бы Катя не привела меня в чувство, мы бы потеряли двух человек. Если бы Сергей Борисович не вжал меня рожей в бетон, когда я потянулся за пистолетом, я бы здесь не стоял. Уметь не только оказывать, но и принимать помощь — вот чему действительно должна учить медицина. Поумнели? Теперь давайте хавать. Спасибо за внимание. Хлопок и скрип отодвигающегося стула. Два хлопка и два скрипа, три, четыре, вся Обеденная зала. Дмитрий Темурович иронично поклонился, поправил очки и оставил микрофон, чтобы в последний раз слиться с педагогической толпой.***
Первая июньская ночь плавно опустилась наземь, и школа зажглась жёлтыми окошками вдалеке от перрона, разголосилась дискотечной попсой от «Теплопотери». Тёма встал напротив Антона, засунув руки в карманы шорт. — Я догадался, как ты телепортировал багаж. Антон выдал ошибку 404 и попробовал снова подключиться к сети. — А, — вспомнил он. — Ага. Нужны помощники, красный шарф и пустая карта, сечёшь? — Пф-ф, конечно. Так и думал, — сориентировался Тёма, и Антон усмехнулся. — Короче, всех благ, братан. Он протянул руку, и когда Антон ответил на рукопожатие, его лапень полностью накрыла ладошку Тёмы. В Антоне переливались весельем пятьдесят грамм чистого бурбона, однако он оставался предельно серьёзен и тактичен. — Взаимно, — ответил он. После того как поезд орущей мелкоты отправился в темень неизвестности, Антон поправил ленту выпускника, развернулся и в задумчивости пошагал обратно. Неужели они действительно растеряются по миру и никогда не соберутся? Дима прав: здесь аномальное скопление здравомыслящих людей (за исключением некоторых исторических особей, но, как показывает практика, они довольно легко самоликвидируются), с которыми Антон хотел бы поддерживать связь. Благодаря им он вышел в хорошисты, перестал разбрасываться мудростями и понял, что мир намного шире районного падика и потрёпанных книжек Фрейда. Сможет ли Антон найти такой же коллектив в будущем? Спорный вопрос. Возле скамейки напротив школы он заметил три фигуры: Дима, Сергей Борисович и Арсений, единственный сидящий инвалид. — …Значит, бросаешь нас? И с кем мне теперь ворчать на переменах? — вздохнул Серёжа. — Приезжай, попиздим, — беспечно отозвался Дима. — Я правда вряд ли открою тебе двери, но попробовать можно. — Я не настолько сильно дорожу нашей дружбой. Они улыбнулись друг другу. Это был первый разговор после припадка, потому что Дима мялся, подбирая слова, чтобы поблагодарить Серёжу за спасение дурной башки. Неловко говорить: «Спасибки», когда человек утешал тебя и терпел истерические побои на протяжении многих часов, а что не неловко — неясно. — Слушай, я хотел… — Прошу, воздержись. — …сказать, что забронировал вам с Ленкой прокат на автодроме, но, если ты настаиваешь, я воздержусь. Серёжа, запрокинув голову, рассмеялся. — Благодарности приняты. Арс, ты там не подыхаешь случайно? — Не-не-не, — бледный Арсений открыл глаза и сел ровно. — Я огурчик. — Маринованный, — нахмурился Дима. — Ты нахер из больнички упёхал, баклан? — Они ставили капельницы… и делали много неприятных вещей… — Это называется «лечение», — фыркнул Серёжа. — Да! Вот оно мне не нравится. — Когда Серёжа и Дима набрали воздуха для возмущений, Арсений резко оживился: — Ой, Антон, как ты вовремя, как я рад тебя видеть! Антон подошёл, пожал руку Серёже и приобнял Арсения: — А чё вы тут делаете? Медсёстры выгнали? — Ещё один, — закатил глаза Арсений, и Дима гордо глянул на преемника по язвительной линии. — Ты вроде как на тусовке должен быть. — Я уже, — улыбнулся он. — Уйду скоро, не волнуйтесь. Они типа танцуют, толкаются: плечо, конечно, выше голов, но всё равно неудобно. — Бедолага моя, — Дима сочувственно сложил брови домиком. — Если чё, приходи, не мурыжься лишний раз. Мы как раз будем ржать над твоим выпускным альбомом. — Да фу, я там урод, не напоминай… — Знаешь, чё Щербаков написал? — обратился Дима к Серёже. — «Одиннадцать лет не срок, а жизненный урок». — Ага, а Кошкина взяла ванильную цитатку. — А ты? — спросил Арсений у Антона, и тот махнул рукой. — The Earth without «art» is just «eh», — ответил вместо него Дима, хехекая. — Да Дима! Все заливисто засмеялись, пока Антон краснел ушами. И где-то вдалеке одинокий уборщик мёл дорожку, покачиваясь в такт доносящейся из школы музыке.