Номер в гостинице, названной в честь английского короля Георга V, был самым шикарным из всех, в которых Виктору доводилось даже побывать — не то что провести ночь. Стоя в просторной душевой — отдельной комнатке в гигантской ванной комнате, — греясь под струями воды, мальчик силился представить, сколько Джаред заплатил за этот люкс. Его мужское нутро пыталось проникнуть в сознание неприятной мыслью, что он становится элитной содержанкой, но он настолько устал и запарился по остальным фронтам, что пока просто на это забил. У Лето же к нему чувства, поэтому вся эта роскошь, скорее всего, от чистого сердца… Виктор понимал, что сейчас лучшим подарком, который он может сделать в ответ, станет его хорошее настроение и отсутствие страдальческого лица, на которое Джаред за день и так насмотрелся.
Минет получился улетный: если можно было так выразиться, Виктор вложил в него всю душу. Лето хрипло стонал, кусая плечо через худи, и судя по всему, пытался удлинить процесс, но умелый мальчик ему не дал: его единственной задачей сейчас было получение мужчиной удовольствия, поэтому растянутые акты они отложат на попозже — так думал швед, когда увлеченно облизывал, сосал и загонял в самое горло, словно сгоняя с себя морок, наконец делая это добровольно.
Виктор чистил зубы в душе, желая предстать перед своим мужчиной свеженьким и будто бы переродившимся после кошмарной части сегодняшнего дня. Окруженный паром, он поплыл: вспомнилось, как Джаред его только что целовал в темноте парадной, обнимая, долго не желая выпускать, слизывая с губ и подбородка мальчика то, что там осталось после минета, — и казалось, в этом не было ничего пошлого; блондин ощущал его благодарность, а еще тот сонм сильных нетипичных для Лето чувств, которые, проболтавшись сегодня, мужчина забил от него скрывать. И опять душа раскалывалась надвое: Виктор таял и ликовал, а с другой стороны, держался, чтобы не заплакать, пока внутри на репите повторялись слова Криса про то, что он, должно быть, первоклассная соска. «Знаешь, что он мне сказал? Как ты считаешь, Джаред?..» — к счастью, получилось это не озвучивать. Полоща рот, мальчик подумал, что нет — сейчас он даст отпор этому депрессняку, который, непременно, еще накроет, но только не сегодня ночью, в месте мечты, с любимым человеком: Виктор улыбнулся, подтверждая себе, что заполучит свое идеальное парижское рандеву.
Последние две недели, помимо прослушивания Марсов, единственным хобби, которое по времени мог позволить себе швед, стал поиск подходящего прикида для сегодняшнего вечера. По знакомым найдя закрытый дизайнерский шоурум со специфическим ассортиментом, Виктор подобрал, а затем ему еще и ушили по размеру то, что он сейчас вытаскивал из спортивной сумки, молясь, чтобы его система упаковки сохранила вещи непомятыми.
В ванной комнате было трюмо, столешница из бежевого мрамора и мягкий стул, обитый бархатом. Мальчик накинул халат и в некоторой растерянности присел, смотря на отражение в зеркале. Идеальный свет подчеркивал его природную красоту — ни дать ни взять ангелочек, только что потрескавшиеся губы выдавали «пагубные» привычки и способность попадать в неприятности. Он провел по светлым волнам волос щеткой, задевая почти прозрачную кожу ну скулах, которая моментально розовела от касаний, следя за большими голубыми глазами с уже почти не красными веками, и думал, что модельная карьера, как минимум, натренировала его делать правильный покерфейс, когда приводишь себя в порядок: как себе и пообещал, он задвинет все переживания и будет для своего Джареда просто конфеткой; губы с надеждой улыбнулись отражению.
В предвкушении парень выпутал из чехла шелковые шаровары цвета слоновой кости, сходившиеся на щиколотках, и такой же светлый свободный кружевной топ, не достававший до пупка: пока натягивал наряд на свежевымытую кожу, не мог прекратить ухмыляться, представляя себе реакцию Лето. Прикид, бесспорно, был очень смелым и запредельно гейским, но это же был не обычный вечер, а в худи и грязных джинах он уже находился.
В довершение образа мальчик украсил худые щиколотки тонким серебряными браслетами, парочка похожих повисла на запястьях вместе с почти невесомыми кольцами на пальцах — он решил, что покупать все из белого золота будет дороговато, зато накупил кучу украшений из серебра, которое вполне прилично смотрелось с основным аксессуаром, ставшим его неотъемлемой частью — ошейником с бриллиантовой “V”. Может, это был перебор, но швед все-таки решил одеть еще и крупный браслет, который изогнутой змеей поселился у него чуть выше локтя. Пару грамм консилера на порез от ножа на шее, немного мазнуть хайлайтером по скулам и так же деликатно пройтись прозрачным тинтом по губам, чтобы они выглядели здоровыми и непотрескавшимися, — и все, образ собран. Поправляя в ухе бриллиантовый гвоздик с довольно крупным камнем (он купил его после своего самого первого показа и давно не носил), который почему-то надел перед душем, а не вместе со всем остальным, мальчик довольно улыбнулся: и ничего не переборщил — выглядел он действительно на миллион. Полупрозрачная летящая накидка, чтобы добавить загадочности, — и можно выходить к мужчине, предварительно выдохнув и готовясь наслаждаться каждой секундой этого вечера.
Прогоняя непонятно откуда взявшуюся застенчивость, Виктор выглянул из ванной. Лето уже был в гостиной, и мальчик непроизвольно ахнул, потому что внешний вид мужчины, как и его собственный, отличался от обычного казуального.
Для встречи с любовником Джаред тоже заморочился по полной: стоя у стены и ковыряясь в телефоне, он был одет в тройку пастельного голубого цвета и белую рубашку. В голове шведа проскочил флэшбэк, как Лето заявлял, что никогда не будет «его ванильным принцем, скачущем на единороге по радуге» — кажется, он начинал себе противоречить.
Мужчина отвлекся от телефона, и глаза ярче цвета тройки едва заметно расширились, скользя вверх-вниз по точеной модельной фигуре. Он молчал дольше обычного, и мальчик, холодея, даже подумал, что ему не нравится. Но потом он убрал телефон в карман пиджака и, резко шагнув, приблизился к блондину; стоя вплотную, почему-то не касался, но словно в трансе проглаживал контуры его плеч, бедер, затем все-таки смыкаясь на талии, останавливая взгляд на ошейнике. Горячие ладони на охладившейся коже, стискивающие и медленно притягивающие к себе, вызвали в мальчике крупную дрожь: он невесомо опустил руки Джареду на плечи.
— Это забавно, знаешь, на кого мы похожи? — Лето все еще не смотрел в глаза, по сантиметру разглядывая шею, ключицы под кружевом и темнеющие точечки сосков.
— М?
— На невесту с женихом, — он наконец улыбнулся, — захомутать меня решил, Виктор?
— Свой костюм ты сам выбирал, — мальчик отзеркалил улыбку, запрещая себе эмоционировать от сравнения Лето, понимая, что это просто пришедшиеся к месту слова, — но выглядишь, как повелитель мира, не иначе.
— А ты… — Джаред, видимо, ждал какого-то внутреннего разрешения себе: он переместил ладони на ягодицы в шелковых шароварах, белья под которыми не было, и с силой сжал, вдыхая где-то у парня под волосами, — выглядишь так, что меня ломает от желания отволочь тебя в спальню прям сейчас, или все-таки, как запланировал, сначала предложить выпить с видом на Эйфелеву… — одна ладонь погладила спину под топом, заставляя мальчика сводить лопатки и сильнее к нему прижиматься, остатками поплывшего мозга думая, что без белья его стояк будет выглядеть очень неприлично.
— В общем минет был стратегически верным ходом, если ты все-таки хочешь полюбоваться Парижем, — Лето заставил неслушающиеся руки вернуться на талию и слегка отстранил от себя разомлевшего любовника, — пойдем на балкон?
— Трахаться? — Виктор прыснул.
— Ты способен подождать, маленький извращенец? — продолжая улыбаться, Джаред быстро поцеловал в шею, типа в последний раз, — если ты будешь держаться, я тоже продержусь. Мой дух силен… Вроде как. Я к тому же заказал кучу всего из закусок, что сам не ем — ты должен за двоих постараться.
— Пойдем. Я все хочу. Все, что ты приготовил, — конечно, больше всего на свете он хотел напрыгнуть на него сейчас, обвить длинными ногами и больше не слезать, но Лето интриговал своей программой на вечер.
Им везло: дождь прекратился, балконные перила успели высохнуть и было относительно не холодно, хотя, конечно, Джаред сразу бросил Виктору плед — его прикид был не для ноября, даже теплого.
Краем глаза наблюдая, как мужчина открывает бутылку шампанского и разливает напиток по бокалам, мальчик с непропадающей улыбкой поглядывал на один из основных символов города влюбленных: Эйфелева башня сейчас светилась однотонным тепло-оранжевым светом. Задумавшись, не заметил, как Лето подошел сзади, передавая бокал.
— Детка, пока мы не начали пить и веселиться, — голос слегка хрипел, — хочу, чтобы ты знал: если захочешь поговорить… — мужчина поднял на шведа напряженные голубые глаза, поправляя ему плед с одной стороны, — сам знаешь, о чем. Обращайся, в любой момент.
У мальчика даже почти не ёкнуло от воспоминаний, потому что слова Джареда решали его настроение: так приятно было улыбаться еще искреннее, не затрачивая силы на выдуманную мимику ради ширмы. Он вдруг вспомнил, каким чудовищем видел его сразу после знакомства, дивясь, какие противоположные стороны раскрываются в нем сейчас.
— Не сегодня, — тонкие пальцы в кольцах заправили за ухо длинные волосы мужчины, — но спасибо. Наверняка придется воспользоваться этой опцией, к сожалению. Но только не сегодня.
— Идет, — сказал Джаред без улыбки, пряча в глазах тяжесть собственных переживаний, — тогда… За что выпьем?
— За нас, конечно, — не дожидаясь возражений, мальчик наклонил бокал к бокалу, и раздался звон, — за самое крутое свидание в истории человечества.
— Не преувеличивай, — Лето хмыкнул, и они отпили шампанского.
На какое-то время на балконе повисло молчание, обволакиваемое звуками города, но в тот момент оно казалось естественным: сложно о чем-то говорить после дня, совмещавшего в себе ад и рай. Наконец Виктор подал голос:
— Знаешь, кого мы сейчас напоминаем? Теперь моя версия.
— Кого?
— Александра и Гефестиона в той сцене на балконе, — Виктор прыснул, по-озорному смотря на Лето, только Александр в этот раз — ты.
— Прекрасное сравнение, мой милый Гефестион, — они подпирали друг друга плечами, навалившись на чугунное ограждение, — только я бы не смог удержаться, и мы бы непременно целовались в этой сцене, как минимум.
— Тебе от меня только одно нужно, — мальчик притворно недовольно выдохнул.
— Зришь в корень.
— Слушай, а у вас что-то было с Фарреллом? — швед не знал, как провокационный вопрос вылетел изо рта; он застыл, смотря, как Лето отворачивается и буравит взглядом даль, молчит.
— Знаешь, ненавижу свою способность вечно что-то брякнуть. Прости, не отвечай…
— Виктор, — он сказал не строго, просто как-то тихо, даже официально, — тебе следует знать только одно. И не проси меня повторять, пожалуйста.
Мальчик напрягся окончательно, проклиная собственный язык.
— Мы познакомились — когда? Около месяца назад?
— Недавно был месяц, — пробормотал Виктор, который, конечно, знал это точно.
— Так вот, — Джаред обернулся через плечо, — это для меня тот еще вызов. Я много лет ни к кому не относился… Так. Прошлое — в прошлом, а в настоящем у меня — ты, мальчик, — на выдохе закончил мужчина и снова замолчал.
— Джаред… — у Виктора все изнутри чесалось от желания, чтобы он продолжил свою мысль, сказал все по-человечески, а не обходил прямые и понятные формулировки, словно от налогов уклоняясь.
— И меня это пугает, просто мозг выносит, — Лето снова развернулся к любовнику, стоя вплотную, поправляя пляшущие на ветру блондинистые прядки, — то, что я сказал в участке — правда, но мне не нравится в этом признаваться, — он поставил бокал на узкие перила и стиснул худые плечи сквозь плед.
— Ты наверняка еще спросишь, зная твое любопытство, — швед зачарованно слушал его, оглаживая взглядом угловатое лицо и скачущие ресницы, — поэтому отвечу заранее. Сомнения насчет сегодня у меня были — но Микеле их за пару секунд развеял. Значит, они не были серьезными, просто паранойя, — я в глубине души всегда знал, что ты не способен изменить. А еще пока я ехал в участок, ко мне пришла мысль — будто прагматичность в дверь постучалась — насчет того… — он не договорил, смотря теперь болезненно, словно чувствуя неприязнь к себе, и Виктор, все поняв, продолжил, чтобы они оба не мучились:
— Насчет того, чтобы убрать проблему в виде меня из своей жизни.
— Но это была просто мысль. Я ее отторг, меня от нее чуть не вывернуло. Наверное, как раз в тот момент до конца понял, что с тобой бы я так никогда не поступил, — он зашептал в ухо, сильнее сжимая плечи, будто мальчик пытался убежать, но тот только снова дрожал и списывал на ветер выступившую влагу в глазах, — с другими — мог бы, но с тобой точно не могу, а главное — до глубины души не хочу, хоть это и шатает мои нервы, эго, свободолюбие…
Мужчина отстранил немного, впиваясь в налитые слезами глаза шведа, пальцами на ощупь пробуя его губы:
— Плохо, конечно… Ой как плохо… — говорил он будто сам с собой, — но чувствовать тебя рядом, слушать твой голос, знать, что ты целиком мой, стало почему-то дико принципиально. Из-за этих желаний я столько отдаю и еще отдам… Но мне как-то не жалко, — он наконец поцеловал, сжимая в ладонях мокрые скулы, а мальчик обхватил его за шею, боясь отключиться от мощности эффекта от этих признаний. Пока они касались друг друга губами, сдуваемые ночным ветром, Эйфелева башня вдруг начала переливаться всеми цветами, сверкая; ненадолго прервавшись, они не могли насмотреться на эту красоту.
Пока мужчина доливал им шампанского, Виктора вдруг огрело мыслью — очередным болезненным переживанием, которое мазутом вылилось внутри и испортило чудесную атмосферу, созданную словами Джареда. Когда Лето подошел, мальчик взял из рук оба бокала, снова ставя их перила, где они того и гляди грозились сорваться, и обвил его, располагаясь щекой на плече, утыкаясь носом в сорочку.
— Ну ты чего? — теплая тяжелая ладонь опустилась на затылок, отчего стало спокойнее, но щемящая грудь мысль все равно не пропала.
— Знаешь, я вот чего боюсь… Ты проснешься однажды и поймешь с ужасом, что непонятно в кого вложил столько времени, денег, нервов… Этот кто-то забирал силы, которые ты мог бы потратить на работу, на творчество, может, он даже на тебе паразитировал. А теперь прагматичность вернулась, голова встала на место, и ты на него можешь смотреть только с раздражением и недоумением — как ты вообще мог на такое повестись? Блядская мордаха, ноги от ушей — но только и всего. Ты же весь такой целостный, самодостаточный, Джаред, — мальчик едва заметно всхлипнул, — к чему тебе такой, как я, со всем моим гемором… В результате ты благоразумно все переосмыслишь, вернешься на свою правильную траекторию, а я… Несколько лет, наверное, буду слоняться по обломкам этих счастливых воспоминаний, а потом, если не сдохну, стану закостенелым одиночкой, потому что больше не смогу доверять. Что, если так будет?..
— Все сказал, Виктор? — пока одна рука продолжала поглаживать затылок, вторая плотно окольцовывала в районе плеч, — а что, если мы завтра в автокатастрофе погибнем? Что, если ты вдруг поймешь, что твое призвание — помогать миссии «Врачей без границ», и уедешь в Африку? Это же все в теории тоже возможно, нет? — Лето хмыкнул, но мальчик продолжал молчать.
— Так, Виктор, еще одна мудрая мысль на сегодня, — швед ощущал его спокойствие и какое-то улыбчивое снисхождение, которое не раздражало, но успокаивало, — может, я и в шоке от происходящего, но я верю, что моя жизнь развивается именно так, как нужно. И я никогда не буду ни о чем жалеть — уж точно не о том, что между нами.
— Джаред, — мальчик прижался губами к его уху, будто боялся, что слова попытаются ускользнуть, — послушай, я тебе обещаю: я постараюсь не быть тебе большей проблемой, чем есть, постараюсь не отвлекать тебя от работы и все такое… Я буду хорошим, честное слово, буду для тебя самым лучшим — только не оставляй меня… Боже, как я жалок, — он вдруг резко дернулся и спрятал лицо в ладони. Нервы, усталость, эмоции — все наложилось, но парень себя сейчас чуть ли не призирал за то, о чем просил, — и это в тот день, когда мужчина признался ему в любви, без перерыва подтверждая свои слова поступками.
— Виктор, эй… — Лето прошептал, аккуратно отодвигая ладони от лица и пытаясь заглянуть в глаза, — ну как еще мне показать свое отношение? — он мягко поцеловал потрескавшиеся губы, и мальчика так же внезапно торкнуло, что он дурак.
— Джаред, не говори больше ничего. Прости меня, просто нервы. Прости, — он уже почти улыбался, снова прижимаясь к своему мужчине. Было ощущение, что его напрягами управляет не он сам: вот сейчас эта неведомая сила милостиво разрешила расслабиться.
— Прощу, если ты еще раз скажешь, что будешь хорошим мальчиком, — Лето хмыкнул, — момент трогательный, детка, но я почему-то все равно завожусь.
— Я буду очень-очень хорошим мальчиком, хозяин, — Виктор опять касался чувствительной ушной раковины губами, ощущая пахом его твердеющий член через брюки.
— Ох, малыш… — Джаред дышал тяжело, — так, марш за стол, мы про закуски забыли, хоть отвлечемся — а то я прям на этом месте тебя разложу, — он развернул шведа и шлепком по пятой точке направил к столу, от греха подальше.
Рядом с основным столом, украшенным вазочкой с коротко обрезанными светлыми розами на такой же светлой скатерти, стоял двухуровневый сервировочный столик, на котором под блестящими хромом крышками скрывалась, видимо, уйма еды. Надавливая на плечо, Лето молча усадил любовника, а сам полез смотреть, что на подносах: он накладывал попеременно себе и ему, но в тарелке звезды, не евшей кучу продуктов, в результате оказалось значительно меньше затейливых закусок, чем на тарелке мальчика, которая от всего просто ломилась.
— Джаред… — Виктор обозревал это плато, на котором выделялись устрицы, канапе с икрой и странные черные комочки: напрягая мозг и пытаясь понять, чего еще изысканного мог заказать мужчина, швед пришел к мнению, что это трюфели, — я тут одной пятой не съем… Тут, наверное, калорий столько, сколько я за две недели не съел.
— Виктор, детка, я могу кормить тебя насильно, — Лето жевал листок салата и просматривал пискнувший оповещением телефон, — ты знаешь, мне это даже понравится. Вопрос — понравится ли тебе. Ешь давай, — глаза оторвались от телефона и сверкнули, — постепенно, но тебе нужно в нормальный режим возвращаться.
— Это да, — мальчик с некоторым подозрением выдавил лимон на устрицу, решив дальше не спорить: обоим было понятно, что Джаред прав.
Почти не разговаривая, они поели и добили бутылку шампанского. Виктор заметил, что мужчина как-то отстраненно концентрирует взгляд на его губах каждый раз, когда за ними исчезает очередная маленькая порция пищи.
— Ты так смотришь… Пристально, что ли, — блондин улыбнулся, — боюсь представить, что у тебя в голове.
— Мне кажется, это реакция на стресс, — Лето разрезал трюфель пополам, — я смотрю, как ты ешь, и мне становится спокойнее, что по крайней мере ты с голоду не умираешь в данный момент.
— На самом деле я сильнее, чем кажусь.
— Виктор, ты просто человек, как и мы все, — Джаред говорил строго и хмурил брови, — я посмотрел фотки с показа, не смог не посмотреть. Пока в участок ехал.
— Не понравилось? — мальчик нервно хмыкнул, но мужчина продолжал глядеть мрачно.
— Мне в том состоянии мало что могло понравиться. Я всё на глаза твои ничего не выражающие смотрел, и мне становилось еще хуже. Это же было сразу после… — он запнулся, замыкаясь в себе, и у Виктора болезненно сжалась грудь от понимая принесенных ему переживаний, в который раз за день. Он хотел было взять его за руку, но Джаред вдруг продолжил, оживая, — но этот твой корсет — это вообще что-то с чем-то. Сколько сантиметров там в итоге талия получилась? — Лето явно негодовал, хоть и сдерживался.
— Не знаю, не считал, — буркнул мальчик, отводя глаза.
— Виктор, знаешь, что я сначала сделаю, когда ты наконец окажешься подо мной голым? Я тебя внимательно осмотрю, чтобы убедиться, что все ребра на месте. Я уже ни в чем не уверен.
— Джаред, если бы я собрался удалить ребра, я бы тебе точно сказал, — его тревожный контроль, вопреки всему, радовал мальчика: он улыбнулся и все-таки погладил лежащую на столе кисть, — идем, покажу тебе ребра? И все остальное, что захочешь? — он шкодливо закусил губу, щуря глаза.
***
Огромная кровать с балдахином, такая же шикарная, как, наверное, были у французских королей, но не такая вычурная: она казалась островком — их идеальным убежищем от мира. Виктор застыл на пороге комнаты, погружаясь в атмосферу, пропитанную мягким светом ночников и ненавязчивыми белоцветочными запахами.
— Джаред, тут так красиво, — через свою накидку он почувствовал ладони на талии, откинулся немного назад, прижимаясь сильнее, — мне кажется, я за весь день тебе так и не сказал… Спасибо-спасибо-спасибо за все, — швед развернулся в его руках и быстро поцеловал куда-то в острый подбородок, — за совершенно шикарный концерт, за этот номер, за твою заботу, конечно же…
Лето наконец-то спокойно и радостно улыбнулся:
— Понравился концерт?
— Ты себе не представляешь, как, — мальчик положил ему ладони на шею, поглаживая большими пальцами косточки челюсти, — если бы у меня был лифчик, я бы им непременно в тебя кинулся.
Неторопливо чувственно целуясь, они приблизились к кровати: на полу дорожкой тянулась уже снятая одежда. Джаред стащил с кровати покрывало и несильным толчком в грудь уронил блондина на одеяло: на Викторе остались только светлые шаровары, а на Лето — расстегнутая рубашка и штаны. Будто сговорившись, они делали все очень медленно, хотя внутренне Виктор был готов уже выть от болезненного стояка и действий мужчины, который, склонившись над ним, выцеловывал каждую его косточку, видимо, считая количество ребер.
Джаред наконец освободил разогретого любовника от штанов, и мальчик непроизвольно зажмурился, уходя в ощущения тела, а когда снова разлепил веки, мужчина уже нависал над ним полностью голый. Почти синие сейчас глаза и длинные ресницы — в сантиметрах от глаз блондина, и он был уверен, что вот-вот захлебнется от этого взгляда, но тут Лето просунул руку между их животами и обхватил оба ствола, слегка сжав.
— Джаред… — швед протяжно застонал, понимая, что не захлебнется, а просто задохнется, — ты меня с ума сведешь...
— Знаешь, — Лето прикрыл глаза, касаясь лба лбом и садистки медленно лаская их обоих там, — мне тут халаты нравятся, отдельный их элемент…
— Что?.. — прошиваемый разрядами тока, мальчик в душе не понимал, о чем говорит любовник, — какие халаты?
— Погоди, — Лето за секунду с него слез и ретировался куда-то вбок.
«Боже, откуда в тебе столько энергии, еще что-то придумывать сил хватает», — лично у Виктора не было сил даже голову с одеяла поднять, и если бы не желания тела, у которого мозг сейчас был в другом месте, он бы просто вырубился.
— Сядь и спиной повернись, — Джаред возник из неоткуда у него в ногах: он слегка улыбался и смотрел весело, внутренне радуясь чему-то, что Виктору пока было неизвестно; нехотя привставая, парень насторожился — во взгляде мужчины чувствовался «хозяин».
Мальчик развернулся, садясь на согнутые ноги, и прикрыл веки в ожидании: какой-то мелкой, но крайне неприятной занозе внутри не нравилось то, что происходило — возможно, из-за сегодняшнего к «хозяину» он еще был не готов, возможно, напрягало, что язык бы не повернулся сейчас ему отказать. Виктор едва заметно вздрогнул, глядя вниз на свой гордый стояк, которому все было нипочем. И уже крупно вздрогнул, когда ощутил ладони на плечах в районе шеи.
— Виктор, детка, если что-то не так — скажи, пожалуйста, — шепнул мужчина и прижался к спине с острыми лопатками.
Виктор усмехнулся, почти не удивляясь, откидывая своему покровителю голову на плечо.
— Ты всегда знаешь, где и что правильно сказать, поразительная проницательность. Все уже хорошо, Джаред, — он чмокнул в шею и снова выпрямился, теперь в предвкушении.
— Я говорил, что хорошо тебя чувствую, никакого секрета нет. Так вот, насчет халата, — Лето завел его запястья за спину, а затем кожи коснулась мягкая ткань, — мне сразу понравился пояс — практичная вещь.
Его пальцы начали что-то мутить у мальчика за спиной, обвивая запястья, и тот улыбнулся:
— Ты же в каждой длинной штуке видишь веревку, которой можно меня связать, да?
— Когда настроение подходящее, я во многих предметах вижу потенциал, который можно к тебе применить, так сказать, — не прекращая работать руками, Джаред лизнул аккуратное ушко, а затем начал обсасывать мочку с бриллиантовым гвоздиком; швед тихо безысходно застонал, понимая, что легко кончить сегодня не удастся.
Незаметно для Виктора мужчина связал запястья так, что деликатная ткань почти не давала ими пошевелить, а потом принялся настойчиво, но все еще неторопливо скользить ладонями по телу любовника. Сквозь пелену перевозбуждения мальчику прилетела в голову очередная обсессивная мысль, и он не смог ее не озвучить:
— Джаред, ты меня наказываешь? Ты меня связал, значит… — он сейчас не любил свою больную скрупулезность, но мысль зудела, требуя знать мотивы мужчины.
— Наказываю? — он вроде бы даже удивился и прекратил его гладить, сжимая плечи, — за что мне тебя наказывать, мальчик? — не получив ответа, он просто поцеловал кудри на затылке, — нет, это вообще другое, Виктор. Просто от тебя связанного у меня внутри все закипает, — Лето спустился поцелуями на плечи и выступающие позвонки, — ты и без того нереальный секс, а с этим бежевым бантиком на запястьях — такой беззащитный, такой… Мой полностью, что я забываю, что я, где я —только хочется тебя затрахать до обморока, не знаю, чьего, — он куснул за лопатку, и блондин непроизвольно вскрикнул, — тебе не нравятся мои слова? — Джаред ненадолго вынырнул из своего желания, беря разомлевшего любовника за подборок и поворачивая голову к себе.
— Когда это говоришь ты, я чувствую себя однозначно правильно, — Виктор не лукавил; он потянулся к узким губам, целуя мягко, отключая голову, уверенный, что что бы Лето не делал, ему точно будет прекрасно, им обоим, — у нас с тобой идеальный симбиоз.
— Спасибо, детка, за доверие, — мужчина наконец уронил любовника на подушки, — я не подведу.
Виктор еще острее чувствовал его губы, язык и пальцы от того, что грудь выпирала над связанными руками; он метался головой по подушке и неприлично громко стонал, пока Лето его обрабатывал, спускаясь и приближаясь ртом к покрасневшей болезненной головке, впериваясь в мальчика взглядом и слизывая выступившую смазку, затем проходясь языком по всей длине. Ласки мужчины ускорились, и когда влажный от смазки палец надавил и за секунду полностью заполнил эластичное горячее нутро, швед уже почти плакал: разрабатывая, Джаред кольцом зажимал ему член, не давая кончить и при этом подло трогая самое чувствительно место внутри. Мальчик не знал, как еще сильнее раздвинуть ноги и насадиться на уже два пальца, которые вырабатывали в нем электричество.
В конце концов мальчик своим жалостливым взглядом и лихорадочно горящим щеками добился того, что тиран сжалился и перевернул его на живот. Водя членом между призывно разведенных ягодиц, Лето потянул за конец пояса и освободил обездвиженные руки, а затем сразу надавил, заполняя. Виктор вскрикнул, громче, чем ему было больно на самом деле, хотя перерыв в сексе длиною в две недели почувствовался обоим. Впиваясь в подушку пальцами до побеления и зубами, он пытался расслабиться и подстроиться; ладони мужчины, одна на бедренной косточке, одна — на плече, ощущались горячим железом, пока он входил.
Джаред сразу начал двигаться сильнее и резче, чем мальчик мог спокойно вынести — было понятно, что он по-другому сейчас просто не может, пытаясь хоть как-то компенсировать свой напор хаотичными поцелуями по плечам и шее, сжимая его за подборок и влажно целуя в щеку. Саднящая резь перемешивалась с неизбежным трением по простате, и швед, обливаясь потом, уже отчаянно стонал, перешагивая допустимый рубеж громкости, чувствуя судорожно сжимающую ладонь на лице. От ощущения этой ладони, блокирующей всхлипы, и вышибающей дух долбежки мальчик быстро излился без лишних прикосновений к члену, конвульсивно вздрагивая. Джаред будто только этого и ждал — резкое ускорение, отпустившая рот рука, которая сразу до боли сжала тонкую кисть рядом, и блондин, отчаливая сознанием, ощутил, что внутри стало еще горячее и влажнее.
На мальчика опустилась плотная, всепоглощающая темнота, в которой не было ничего враждебного: только покой, радость, тонкий запах их перемешавшегося пота и любимые руки, притягивающие к груди. Отрубившись, он не почувствовал, как Лето аккуратно стянул с него змеевидный браслет и снял ошейник — чтобы не мешали спать.
***
Мужчина наконец смог отпустить любовника: все равно нехотя, потому что уже развился устойчивый подсознательный страх — вот он его отпустит, и что-то ужасное случиться. Лето стряхнул с себя дурацкие мысли, накрыл спящего ангелочка одеялом и слез с кровати в поисках халата, которого лишили пояса.
Похлопав по внешним карманам спортивной сумки шведа, быстро нашел, что искал: не сомневался, что нычка в виде прямоугольной пачки у непослушного мальчишки точно имелась. На балконе закурил, подставляя лицо вечернему ветру. Башня снова переливалась огнями.
Лето невидящим взглядом обозревал пространство. Ушла вторая, а потом и третья сигарета: он лет десять не курил вообще, но сейчас почувствовал, что ему это смертельно необходимо — только сейчас, только чтобы произнести свою мантру, и она сразу подействовала. Он правда по-буддистски верил, что все идет так, как и должно, каким бы диким оно не казалось. Но офигевать от заполнявших его эмоций, перед которым капитулировало наработанное годами хладнокровие, он не переставал. Мальчик очень быстро стал его тотальной слабостью, и ничего он с этим делать не собирался, хотя в какой-то степени и считал это неразумным. Оно успокоится, наверное, станет менее острым, не вызывающим такие яростные реакции в душе и в теле… Наверное. Лето хмыкнул, понимая, что это ключевое слово.
Оперативно завязав с вредной привычкой и уже порядком окоченев, мужчина смотрел что-то в телефоне; поразмыслив, он набрал свой очень частый контакт.
— Эмма… Ради бога извини, что так поздно… Слушай, не справлюсь сейчас без тебя с одной задачкой. Нет, все нормально, просто нужна помощь, — он пролистывал «Инстаграм» шведа, останавливаясь глазами на пестром тропическом пейзаже, — в общем отменяй домик в Провансе. Мы в четырех стенах на этом дожде с ума за неделю сойдем… Нужно ему какой-то южный велнес организовать, да и мне не повредит. Я знаю, куда.
Тихой поступью вернувшись в спальню, мужчина убедился, что мальчик спокойно спит, растянувшись поперек кровати; не замечая, как улыбается, он накинул поверх халата плед и пошел в гостиную продолжать переговоры с незаменимым ассистентом.
