Глубина

      Фил не понял, в какой момент все стало слишком серьезно. Он не любил серьезность. Она накладывала на него слишком много ответственности. А Фил был очень ответственным человеком, лет до десяти. Или тринадцати. Пока не понял, что можно нарочно понижать градус серьезности, пока она не навесила на шею хомут и не заставила отвечать за свои слова.       Личина «обаятельного психа», которую Фил старательно культивировал не только с обретением известности, но и задолго до нее, была удобной. Находясь в ней, можно было пороть любую чушь, не обижаться, если кто-то порет чушь по отношению к тебе, и ещё она давала множество различных преимуществ. Например, можно было целовать друзей на сцене, хватать их за задницы и с хохотом убегать. Никто не воспринимал это всерьез, даже сам Фил. Ему просто нравилось шалить. И вгонять людей в ступор.       А потому, когда лучший друг вогнал в ступор его самого, Фил ему не поверил. Не поверил он и когда слушал дурацкую аудиозапись, которую Димка ему подсунул. И даже когда они поцеловались на балконе, исключительно в научных целях, разумеется, изо всех сил старался сбежать от кокона серьезности, оплетавшей его со всех сторон.       А потом вдруг реальность превратилась в какой-то блядский цирк с конями, как бывало всегда, когда уровень серьезности достигал критической отметки. И Фил радостно ухнул в этот цирк, таща за собой лучшего друга, словно фокусник — связку разноцветных платков. Он не хотел оценивать происходящее. Оно не поддавалось оценке. Он был дядей Федором из Шаолиня, который отказался от оценочных суждений, и дела у него были — никак*.       Только одно выбивалось из этой стройной картины мира — Димарик. Неизменно грустный и печальный, потому что из-за блядского цирка с клоунессой Мариной расстался с человеком, которого действительно любил. И Фил был уверен, что Дима сможет быть счастлив, только если помирится с Диной. Что бы он там не говорил.       Звонок, заставший Фила под конец его тура (да, спасибо внеочередным мини-гастролям, это все-таки прекрасный способ убежать от серьезности и реальности происходящего), был и неожиданным, и ожидаемым одновременно. Хрен знает, что сейчас творилось у него в отношениях с лучшим другом, так что было прямо-таки необходимым наконец-то начать коммуницировать, после этого затишья между бурями.       Конечно, Фил не брался утверждать, что после блядского цирка будет точно такая же буря по своим масштабам и абсурдности. Но то, что что-то будет — было очевидным. Как обычно, легкий дружеский треп ни о чем и обо всем, и за этой непринужденной беседой Фил и сам не заметил, как с радостью и воодушевлением согласился на Димино предложение встретиться втроем с Диной.       Димарик, несомненно, оказался молодцом, что проявил себя мужиком, а то еще немного, и Фил бы сам пошел мирить этих двоих. Договорились увидеться через пару дней после завершения тура, в резиденции Фила.