We fell in love in October

      Постепенно, медленно, но верно школьная жизнь входила в своё русло. Уроки, элективы, кружки, домашнее задание, проекты, тесты — спустя уже несколько недель становится легче, даже интереснее.       Правда, готовиться все так же не нравится.       Вот и сейчас, сидя в комнате у Нико, Пьер с протяжным недовольным криком касатки откинулся на пол, раскинув руки в стороны. Сидящий буквально в паре сантиметров Даня наклонился близко к парню, улыбнувшись.       — Дорогой, еще рано умирать. Английский не ждёт, — Даня хмыкнул, Пьер обречённо вздохнул и закрыл глаза, вслепую тыкнув раскрытой ладонью в чужое лицо напротив. По сердитому бурчанию Пьер понял, что попал в точку. Теперь уже его губ коснулась улыбка.       — Вообще-то я согласен с Пьером. Тут даже ничего сказать нельзя, лишь страдальчески стонать, — тихо, все еще смотря в бумажки на коленях, проговорил Антонио.       — Давайте тогда перерыв что ли, я за перекусом схожу, — Нико сразу же, с видным удовольствием, отложил английский.       Все согласно промямлили что-то, зашуршав учебниками, тетрадями, бумагами.       Это обычный ритуал для их компании: раз в неделю, обычно в пятницу после уроков, собирались у кого-то дома и делали домашку вместе. Иногда это переходило в ночёвки, которые в итоге затягивались на два дня.       Иногда к ним присоединились Келли или Катерина (а может и вместе), которые с удовольствием помогали парням и получали помощь в ответ, приятно проводя время среди старых друзей.       Реже приходили Карлос с новеньким (хоть и прошло два года, но кличка прицепились) Ландо, просто чтобы провести лишние часы вместе. Когда вы на разных годах обучения, сложновато каждый день видеться, кроме как не на обеде да и на выходных.       Иногда даже с ними Джордж с Алексом из класса Карлоса забегали, создавая полный хаос. Впрочем, ничего удивительного — они самые шумные наверное во всей школе. Только ленивый не знал о них. Ну, против такой компании никто не был, так что подготовка домашнего задания проходила веселее.       Но сегодня они сидели вчетвером у Нико, мучаясь над заданием мистера Баттона. Не то чтобы там было что-то запредельно сложное, но иногда просто в ступор вводили формулировки, которые учитель использовал. Поэтому работа в команде очень даже полезна.       Нико исчез за дверью, пока парни устраивались на полу. Антонио спустился к друзьям с кровати, садясь прямо на мягкий пушистый ковер. Пьер усаживался поудобнее, когда на его коленях появилась русая голова. Даня улыбнулся и прикрыл глаза, а Пьер, вдохнув наигранно недовольно, запустил тонкие пальцы в запутанные волосы. Даня довольно промычал, чуть поёрзал и улёгся поудобнее. Антонио положил голову на плечо Пьера, и тот в тёмные пышные локоны запустил вторую руку, заставив вырваться усталое и довольное бурчание. Комната погрузилась в тишину и спокойствие.       Голова Гасли была чиста от любых мыслей, чему он был безумно рад. Потому что та была забита в последнее время не только уроками, заданиями, тестами, но и Шарлем.       Каждый раз, заходя в школу, он видел его. Сначала у шкафчиков в разных углах школьного холла, потом в коридорах на пути к нужным кабинетам, затем на обеде за соседними столиками. И каждый раз они пересекались взглядами, улыбались и сразу же смущённо отводили глаза в разные стороны. Из-за чего: сами оба не понимали, потому что как только они садились за парту на уроке математики, вся странность пропадала. Они вновь общались спокойно и непринуждённо, обсуждая все, начиная от решения уравнения на доске до новой выставки в центре, которую посетили недавно. Естественно, в разное время и в разных компаниях.       Но как только они выходили за дверь кабинета математики — они вновь просто одноклассники, которые пересекались на паре уроков да и только. Вроде и Пьера, и Шарля это устраивало, они не старались сблизиться сильнее, чем есть. Но странное чувство в груди не отпускал Гасли уже какую неделю. Он не понимал, что это. Разбираться, если честно, тоже не хотелось.       — У вас коллективная медитация или что? — Нико нарушил тишину, заставив всех троих одновременно открыть глаза. Парень стоял в дверях с парой пачек чего-то явно вредного и баночками газировки.       — У нас релакс, присоединяйся, — Антонио проговорил медленно, тягуче, постукав по полу ладонью.       Нико, усмехнувшись, сел рядом, отложив перекус в сторону.       Квят протянул руки в сторону Хюлькенберга и взял осторожно своей чужую ладонь, переплетая пальцы. Джовинацци, лишь хмыкнув на это, в чужие светлые волосы запустил пятерню. Вздох удовольствия растворился в тихих смешках. А затем вновь тишина, комфортное молчание. Им всем сейчас это нужно было. Буквально минуты передышки, глубоких вздохов и блаженного спокойствия всем вместе. Небольшая подзарядка друг от друга.       — Давайте посмотрим фильм. Я больше не хочу и не могу смотреть на английский, — шепотом, не желая рушить атмосферу громогласным голосом, проговорил Пьер спустя какое-то время.       — Я за. Мы и так с математикой до этого разбирались, — промычал в ответ Антонио, спустив руку с волос Нико на его плечо.       — Согласен, — кивнул лишь тот и взгляд на лежащего на полу Даню перевёл. Сжав мягко чужую ладонь, наклонился слегка и тихо обратился к парню, — Хэй, Даня, ты с нами?       Ответа не последовало: Квят лежал неподвижно, веки чуть дрожали, губы приоткрыты, рука уже не держала Хюлькенберга, лишь покоилась в чужой тёплой ладони.       — Даниил, ответьте нам, вы готовы покончить с учёбой ради просмотра фильма? — хихикнув, Пьер погладил по волосам друга.       Тот неохотно замычал и заерзал, головой по коленями Гасли возя. — Да, если это будет «Ла-Ла-Лэнд». Я хочу петь, — лениво ответил Квят, не открыв даже глаз. И мягкий смех вновь разнесся по комнате, вызывая улыбки на лицах.       В итоге сошлись на том, что день мюзиклов они устроят в следующий раз, а сегодня выбор пал на "Славных парней" по совету Нико.       Пары минут хватило чтобы все устроились на широкой кровати, укладываясь кто как: Антонио у изголовья, Нико рядом, Пьер и Даня лежали чуть ближе к краю.       За окном уже темнело, шум машин и людей затих, ветер успокоился, когда фильм закончился. Квят во время титров в итоге в конец заснул на коленях Гасли. Хюлькенберг, посмеявшись, накинул на парня плед, а Джовинацци подложил подушку, дав Пьеру выбраться из-под русского.       — Я не хочу его будить, — прошептал Антонио, проводя мягко по волосам спящего друга. Тот чуть зашевелился, сильнее сжимаясь в комок.       — Он очень много за картинами сидит. Говорит, что мистер Райкконен попросил показать пару работ на выставку. Но он же не может просто выбрать и показать. Он переделывает каждый день их по сто раз, ночами даже сидит, — Пьер вздохнул тяжело, смотря на Даню.       Тот себя не жалел, работал над эскизами, пейзажами, этюдами часами, забывая о базовых вещах как поспать, поесть, поговорить с кем-то. Волнение захлестывало его каждый раз, когда кто-то упоминал о выставке. Квят этого вслух не говорил, но Гасли видел все прекрасно. В резких движениях рук, в нервных подергиваниях пальцев, в судорожных жестах. В побледневшей коже, в кругах под глазами, в тусклых цветах радужки. До дня предварительного показа работ еще месяц, до самой выставки целых два с половиной, но даже это не помогало успокоить Даню.       Упрямый трудолюбивый перфекционист. В этом весь Даня.       — Я его на прошлой неделе еле-еле уложил спать. Это был глупый и долгий спор, но в итоге он все-таки лег до 12, — хмуро сказал Нико, получив в ответ два вопрошающих взгляда. Закатив глаза, тот добавил, — он попросил попозировать. Ну я и сходил к нему, правда засиделись до ночи. Он, кстати, еще сказал, что вас тоже в это втянет, хочет портретную часть сделать.       Пьер вздохнул тяжко. Даня брал на себя слишком много.       — Я так надеюсь что он успокоится в ближайшее время. Сделает работы, сдаст Айсмену и тот ему не позволит их редактировать самостоятельно. А не то вообще не вернет и откажется участвовать, — с тяжёлыми вздохом проговорил Пьер, получив в ответ согласные кивки. Райкконен был наверное единственным, кто мог как-то действовать на Даню. И он его слушал, что действовало на него лучше.       — Я позвоню его маме. Скажу, что он останется у меня сегодня. Вы как? — Нико встал с кровати, взяв быстро с тумбочки мобильный.       — А мисс Хюлькенберг не будет против? — Антонио поднял голову, чтобы посмотреть на друга у дверей.       Тот кивнул быстро, направившись к выходу.       — Она никогда не против вас. Просто надо предупредить, она вам кровать застелет в соседней комнате, — Нико уже открыл дверь и приложил телефон к уху, выходя в коридор, — сейчас пойду ей скажу.       — Ага, давай, мы пока сами своим напишем, — Антонио махнул рукой и, как только Нико скрылся из поле зрения, мгновенно повернулся к Пьеру и заговорил шепотом, — Позировать? Серьезно?       — Мне об этом Даня ничего не говорил, — Гасли задумчиво почесал подбородок, глянув на спящего, — может для выставки? Хотя тогда он бы мне сказал…       — Даня ненавидит рисовать портреты. А особенно наши портреты, — выделив голосом «наши», Антонио хмыкнул тихо, — И больше всего ему не нравилось рисовать Халка. Даже ту картину маслом он подарил еле-еле, хотя она была превосходной. Так с чего это он для выставки, на которую он меньше всего хочет выставлять работы, делает портреты, которые не любит рисовать? Странно, может они…       — Нет, Джови, они не будут опять вместе. Даня это ясно дал понять и Нико, и нам, — перебил друга Пьер, тяжело вздохнув. Антонио с Пьером с самого расставания парней сомневались в этом: они видели каким грустным был Нико под своей лучезарной улыбкой, какими тоскливыми глазами Даня смотрел на своего уже бывшего. И их разрыв казался самым нелепым и неоправданным решением.       Поэтому каждый раз, когда был хоть какой-то намек (а их было более чем предостаточно) на возращение их отношений, Антонио и Пьер сразу же обсуждали это. Как последние сплетники, но они даже не отрицали. Все таки частичка их верила, что Нико и Даня вернут все. Потому что на них смотреть было невозможно, они сами страдали.       Но в последнее время все сошло на нет. Грусть прошла, они вновь стали такими же, как и до того лета, только были уже не парой, а близкими друзьями. Гасли все-таки принял, что они больше не вместе, Джовинацци — нет. Его прирожденная черта делать всех счастливыми и быть «свахой» не давала так просто отпустить эту ситуацию. Именно из-за этого иногда у него проявлялась это желание обсудить, подумать, поговорить. Пьер не против, хоть он сам больше в это не верил.       — Ладно, давай это обсудим позже. Надо домой вообще-то позвонить, предупредить, — Пьер встал с кровати осторожно, стараясь не потревожить Даню: но тот заснул крепко и, похоже, до самого утра.       — Ладно, давай, — можно было физически почувствовать как Антонио закатывает глаза, даже не смотря на него. Он всегда отличался особой драматичностью в самых простых ситуациях.       Пару минут хватило, чтобы сообщить о внезапных изменениях в плане парней. Мама Антонио лишь фыркнула и попросила вернуться хотя бы в воскресенье, мама Пьера, даже не удивившись, пожелала хорошо провести время.       Позже и мама Нико, Сьюзанна, заглянула в комнату, с улыбкой теплой глядя на ребят.       — И снова здравствуйте, мальчики, — она сверкала теплыми вишневыми глазами, когда кивнула в сторону коридора, — я знаю что вы наелись чипсов, но давайте поужинаем? Я приготовила картофельную запеканку. Нико внизу, родителей Дани уже предупредил. Думаю, и вы своим успели сказали. Так что, пойдемте? Могу поманить вас десертом в виде мороженого, как в детстве, — мягкий высокий смех разнесся по комнате.       Пьер в ответ лишь захихикал и согласно закивал, схватив за запястье довольного Антонио рядом, потащив следом за женщиной.       Запеканки миссис Хюлькенберг одни из самых вкусных, и упускать такую возможность — просто кощунство.

***

      Ужин прошел весело: небольшая, но шумная семья Хюлькенбергов излучала доброту и свет, заставляя с смехом и улыбкой поддерживать разговор.       Стефани, сестра Нико, тоже присоединилась к компании за ужином, поэтому веселья и шуток стало еще больше.       Светловолосая четырнадцатилетняя девчонка с милыми веснушками нравилась всем. Её добрая непосредственность и оптимизм заражали. Она, кажется, была лучшей версией Нико — меньше язвительности, больше ответственности. И смотреть, как девушка росла казалось таким странным.       Сидя за столом, было так смешно следить за типичными перепалками Нико и Стефани. Вроде ничего не менялось, но с каждым годом все споры и пререкания становились все интереснее и уморительнее. И Пьер с Антонио не могли не воспользоваться случаем посмеяться: то пародировали в шутку разговор девушки и парня, то пускали шутливые комментарии.       Но когда ужин наконец-то закончился, девушка тут же исчезла в своей комнате, а Нико лишь закатил глаза, добавляя что-то про несносных сестер и как с ними справляться. До глупого смешно, как казалось Пьеру.       Остаток вечера прошел медленно и лениво: парни, предварительно уложив получше Даню, ушли в гостинную, включив на этот раз очередной фильм Марвел — самое то расслабиться. Время пролетело быстро за смехом, шутками, разговорами и обсуждениями. Все уже сто раз видели и знали, что произойдет, но смотреть с друзьями всегда было как-то по особенному увлекательно.       А затем мама Нико застелила Пьеру и Антонио кровать в гостевой спальне и отправила спать: было не поздно, просто по другому в этом доме нельзя — в кровати надо быть в половину двенадцатого. Смысла противоречить не было.       — Спокойной ночи, мальчики. Если Нико придет — гоните в кровать, — подмигнув, женщина закрыла дверь, выключив предварительно свет.       Пьер, откинувшись на белые подушки, выпустил из груди тяжелый вздох. Усталость накатила внезапно и с такой странно большой силой, что хотелось просто мгновенно провалиться в сон.       Но голова Гасли вновь заполнилась разными мыслями. В минуты тишины и спокойствия разум редко давал покоя Пьеру, а в купе с волнениями по поводу всего, что происходит в его жизни, легче уж точно не становилось.       Пьер думал о выставке: фото меньше, чем хотелось (да и надо) выставить. А те, которые есть, либо не подходят по цвету, либо не вписываются в концепт, либо слишком личные, чтобы показывать. Думал так же о учебе, что забирала уйму сил. С каждым днем приближение экзаменов заставляло работать с новой силой. Думал о скором будущем в другом городе, в университете, в дали от семьи и привычной родной обстановки. Думал о друзьях и о их жизни: картинах Дани, эскизах Антонио, расчетах Нико, записях Карлоса. Думал о том, как дальше будут развиваться их отношения.       Думал и о Шарле.       Он не мог избавиться от мыслей о нем, как бы не старался. Пьер думал об их отношениях (которых нет), об их совместном время провождении (которого тоже нет), и о них самих двоих.       Пьер не понимал почему этот мальчик занимал так много времени в его голове. Буквально поселился там, мешая спокойно жить. И сделать с этим что-то он не мог — не выходило.       Видимо, сосредоточенное и серьезное лицо Пьера вкупе с размеренным чуть громким дыханием привлекло внимание Антонио.       — Ты слишком много думаешь для человека на выходных. Может поведаешь? - Джовинацци лег на бок, подперев голову ладонью.       — Да ни о чем. О выставке в большей степени, о недостающих работах. Немного о школе, немого о будущем, немного об нас всех, даже о Шарле… — Антонио громко хмыкнул, прервав речь Пьера.       — Даже о Шарле? — в темной большой комнате смех Антонио словно разносился эхом отовсюду, — Не удивлен. И что же ты там о нашем новеньком ребенке думаешь? — Антонио улыбнулся хитро, вызвав у Пьера лишь фырканье и закатанные глаза.       — Да ничего такого. Просто он почему-то не вылезает из головы, а почему — не пойму, — Пьер пожал плечами и повернул голову к другу, — Странно.       — Помнишь как Карлос о Ландо вечно болтал первые полгода? А когда подружились, сразу замолчал, — Антонио вспомнил до смеха взволнованного появлением Ландо Карлоса пару лет назад, — Может и у тебя так же выйдет. Может стоит подружиться? Вне класса Феттеля.       — Может, — Пьер задумчиво протянул и поерзал на кровати: голова постепенно освобождалась от разных мыслей, — Только вот повода нет.       — С каких пор тебе нужен повод дружить? — язвительный голос друга заставил Пьера усмехнуться, — просто перестань трусить. А не то будет как с Карлосом.       С Карлосом было весело. Вся компания во главе с Даней, который знал Карлоса дольше всех, просто насильно заставила подойти к Ландо и предложить тому сесть с ними за стол на обеде. Это было нелепо, глупо и максимально странно, но план сработал: Ландо в итоге сидел с ними стабильно до конца года, пока расписания совсем их не разделили. Но зато Карлос и Ландо теперь были лучшими друзьями, что не могло не радовать всех.       — О господи, ну мы же больше не дети, — тяжелый вздох вырвался из груди Пьера, хоть и улыбка коснулась губ, — Я постараюсь сам с этим справиться. Только Нико не говори. Он то не посмотрит на возраст и сделает все в лучших традициях детского сада.       Смех разнесся тихой мягкой волной по комнате.       — Даня его угомонит если что, — негромкое хихиканье вновь сотрясло воздух, — Но рано или поздно они узнают. Но я обещаю свято молчать об этом Нико. Дане не обещаю, — даже в темноте Пьер уловил подмигивание Антонио.       От Дани скрывать смысла не видели оба. Даня умел видеть Пьера насквозь, каждое волнение, каждую мысль, все видел. Видел лучше чем кто-либо.       — Ладно, давай спать? А то я чувствую Нико заявится и нам придется его выгонять, — смешок вырвался из парней.       Пьер лишь кивнул, понимая, что Антонио это не увидел, и поудобнее улегся на бок.       — Спокойной ночи, Пьер, — сзади донесся зевок и приглушенный голос.       — Спокойной ночи, Анто, — в ответ произнес Пьер и закрыл глаза.       Голова после разговора словно освободилась: Шарль, похоже, тоже ушел спать, выставка перенесена на другой день, поступление перестало быть таким страшным, а друзья все еще рядом.       Сон быстро захватил Пьера, приманив яркими абстрактными видениями.       Этот день закончен, завтра новый.