Фарфоровая кукла

      Ранее Даниэль Легран работал журналистом и уже был ознакомлен с условиями. Ему нравится работа журналиста, хоть и не всегда имеются приятные темы для статей. Как-никак, журналист обязан отвечать за достоверность информации и предостерегать. Да, так должно быть, но в местной газете города Аттристон дела обстоят иначе. Этот жуткий город, словно перевёрнутый мир с ног на голову, который не поддаётся Даниэлю и логическому объяснению.       — Даниэль! Твоя статья ужасна! Ты пишешь про какого-то вора, который развалился на части пока убегал! Боже! Да таких случаев миллион, по-твоему, мы должны о каждом писать?!       Обстановка в кабинете начальника накалялась, как горячие угли в электронном камине. Даниэль постыдился разводить конфликт в первый рабочий день, так ещё с начальником.       — Мишель Луйс, поймите меня правильно, я не прошу писать о каждом, кто умер. Я не прошу им выделять денежные средства или что-то подобное! Единственное, что я прошу, это разобраться, почему врачи не могут оказать помощь пострадавшему.       «Мишель Луйс — заместитель директора и, по совместительству, его сын. Ему двадцать девять лет, но в сфере управления он совершенно никчёмный начальник. Не знаю, человек он или кукла, но сердца у Луйса точно нет! Объясните мне, как можно поставить в заместители директора того, кто не берет на себя ответственность за проступки? Мишель Луйс часто акцентирует внимание на свой статус и пренебрежительно обращается с подчиненными».       — Так, послушай меня сюда, Легран! Если ты сейчас не напишешь нормальную статью, то я тебя уволю! Я — начальник, подчиняйся! — после Мишель разорвал лист бумаги, на котором были изложены мысли Даниэля.       «Я почувствовал себя ничтожеством. Моё слово не имеет веса или же моя личность не имеет места, даже на самой жалкой работёнке в городе Аттристон».       Даниэль был поникшим. При выходе из кабинета интерьер перед его глазами изменился мгновенно: вместо светлой и просторной комнаты с кожаным диваном, большим столом, камином и витражными окнами — серость. Когда-то белые стены покрылись грязью и пылью, а столы, поставленные в ряд, были старыми, словно из подвала достали, лишь бы не на коленках писать.       «Мы были похожи на безвольных рабов или подопытных кроликов, таких же уставших, поникших, потерявших надежду на изменения. Я хочу разрушить эту серость, хочу принести людям счастье и долгожданную правду», — думал парень, сердито сжимая кулак, впиваясь ногтями в нежную кожу.       — Ой! Даниэль, всё хорошо? Ты таким расстроенным кажешься… Луйс дал отпор, угадала? — произнесла блондинка в классическом костюме, заведующая бухгалтерии, Эржебет.       — Да, угадали, — Даниэль утихомирил свой пыл и перевёл внимание на другую проблему: — Эржебет, скажите пожалуйста, а работают ли в нашей компании куклы?       Женщина округлила глаза, удивлённо хлопая длинными ресницами, и на мгновение задумалась, сложив губы трубочкой.       — Хм! А тебе зачем эта информация? — с опаской спросила она и, словно малое дитя, обиженно нахмурила брови.       — Прошла неделя с того момента, как я повстречал того незнакомца, но из моей головы до сих пор не выходит фраза его дочери о том, что власть принимает их за мусор. Мне хочется разобраться, почему так. Может, я смогу докопаться до истины и улучшить жизнь куклам.       — Ой! Как это романтично! Может, стоит проведать их, а? — подмигнув, произнесла Эржебет, продолжая: — И насчёт работы: у нас работали куклы уборщиками, разносчиками газет или поварами. Но Луйс уволил их, хотя ребята справлялись со своими обязанностями.

***

      Рабочий день подошёл к концу. Даниэль шёл по закоулкам городка в резиновых сапогах. Дождя не было, но вода по-прежнему не уходила в водосток по причине его загрязнения. Даниэлю уже опротивело смотреть на бездействие власти и народа, которые не могут взять ответственность за собственный город и попытаться что-то решить. Запах канализации постепенно выветривался, а значит, починили, это подавало надежду, что у людей осталась ещё совесть, и можно наладить обстановку в городке Аттристон.       Парень погрузился в мысли, не замечая прохожих или блуждающих крыс под ногами. Также он не заметил торопящуюся женщину, с которой они столкнулись. Парень вздрогнуть от неожиданности и поспешно поднял взгляд, чтобы извиниться. Легран замер в удивлении, увидев перед собой Розалинду Вьен.       На женщине надета маска, без которой она не выходит на улицу, через пальто виднелась яркая ткань и золотые переливающиеся пайетки, а длинные светлые волосы заплетены в пышную косу. Розалинда поправила выбившийся локон волос худенькой ручкой, при этом повернула голову в сторону; Даниэль заметил ушко женщины, которое поросло фарфором, но он не придал этому особого значения.       — Госпожа Вьен! Позвольте мне извиниться за причинённый Вам вред, я сделал как посчитал нужным, но, увы… — не успел закончить мысль парень, как тут же Вьен его перебила:       — Ничего, я понимаю Вас, сама какое-то время потерянной была, но потом, словно хамелеон, слилась с обстановкой, — произнесла женщина, коснувшись плеча Даниэля, продолжая: — Не желаете выпить со мной кофе?       — Тут есть кафе?! — удивлённо спросил парень у Розалинды, а та лишь хихикнула.

***

      Госпожа Вьен и Даниэль Легран сидели в баре-развлечении за столиком возле окна и беседовали.       При разговоре с Розалиндой Даниэль узнал, что куклам доступна лишь мелкая и чёрная работа, за которую неизвестно сколько заплатят. Всё потому, что у многих кукол есть проблемы с зависимостями (например, алкогольная зависимость), и избавиться не все в состоянии. Также многое зависит от главенствующей церкви, которая имеет право вносить поправки в ограничении свободы фарфоровых кукол. У церкви есть свои постулаты и боги, которых они почитают и которым приносят дары. Правильно ли разделять людей и кукол, словно одни не должны иметь прав и свобод, а другие имеют, и даже больше?       — Розалинда, позвольте поинтересоваться о вашем отце, что с ним? — произнёс парень, набравшись смелости за большой промежуток времени.       Даниэль был взволнован. Он не видел лица Вьен, не знал, на какой ответ рассчитывать, а может, и вовсе обидеться и даст пощёчину…       Да, Легран вспомнил пощёчину, и она, словно тоже вспомнила о парне, разгоралась с новой силой на бледной щеке. Даниэль ухватился за неё, нежно потирая и прикладывая тыльную сторону ладони, ту, что была прохладной.       — Не переживай, он жив, — абсолютно спокойно произнесла госпожа Вьен, Даниэлю казалось, что она через маску ему улыбается. — Я забрала его домой, ухаживаю за ним, даже мама помогает, хоть родители и не разговаривают друг с другом на протяжении десяти лет… — грустным тоном произнесла красавица, и огоньки в счастливых зелёных глазах перестал гореть ярким пламенем, словно потухший маяк.       «Странно… Я никогда не замечал, что у Розалинды такие красивые глаза. Они ярко-зелёные, почти что изумруды, которые хранятся под витриной в ювелирном магазине. Глазки добрые, нежные, но всё же хитрые, непростые, манящие слепо довериться и испить яда сполна, не думая о последствиях. А когда её светлые, переливающиеся, почти детские, искорки погасил — мне захотелось вернуть этот былой свет, чтобы вновь искупаться в её доброте и нежности».       — Госпожа Вьен, можно ли навестить Вашего отца? Я хочу извиниться перед ним. — произнёс парень, стараясь сбить женщину с негативной мысли.       У Леграна это получилось. Госпожа Вьен радостно всплеснула руки, а в глазах вновь заиграли озорные огоньки.       — Да! Было бы весьма кстати, папа спрашивал о тебе, переживал, что станешь накручивать себя лишний раз! Ты обязательно приходи, — женщина взяла молодого парня за руку, продолжая: — Завтра, примерно в это же время.       Он касался её, нежно поглаживая пальцами белую кожу рук. Они в лёгкой эйфории, под властью влюблённых глаз и нежного смеха. Всё внимание было приковано к собеседнику напротив. Легран внимательно изучал каждую морщинку и каждую трещину, словно боялся опустить минуту, проведённую вместе, словно в наручных часах Даниэля стоит таймер, сколько им осталось вдвоём.       Парень отпустил чувство вины и стыда, доверившись женщине, которая на восемь лет старше его, но он, наивный, даже и не догадывался об этом, доверчиво купаясь в зарождающейся влюблённости.