Заново

      — Идиотка, — шипит Бранденбург, пиная какого-то мужчину в сторону от неё.       Кирс тяжело дышит, зажимает рану на животе и кусает изнутри щёки.       — Куда ты опять полезла? — цедит слова, едва разжимая челюсть.       Кирс хочется огрызнуться, цыкнуть и уйти с гордо поднятой головой и принятым невыносимым выговором, но получается только стонать от боли. Она просто хотела помочь упавшему мужчине, кто же мог знать, что он прячет за пазухой нож. Теперь мужчина громко сопит сломанным носом — сильно приложился о землю — и без сознания лежит на земле. Она бы, может, и успела защититься, да только угрозы не чувствовала до последнего.       Кирс старается глубоко дышать, но сил в её организме всё меньше, потому она всё же оседает по стене какого-то строения, сосредотачивая взгляд на чёрной форме и злом лице. Бранденбург что-то спрашивает, но Кирс не может сосредоточиться: открытая рана ноет и горит, организм требует просто закрыть глаза. Кирс чувствует, как её кладут на землю и на что-то мягкое затылком, поворачивают голову в бок — левый? правый? — и задирают одежду. Вокруг раны что-то надавливает, голый живот щекочет что-то мягкое. Раздражённое непонятное ворчание угасает в сознании.       Белый потолок ослепляет, едва Кирс открывает глаза, голову сжимает кольцо боли, но мыслить так или иначе получается. Она пытается приподняться на локтях, но резкая боль в животе вызывает стон. Кирс ложится обратно, когда шторка отодвигается. Пожалуй, впервые глазам больно видеть белый халат Глиссаде. Она едва улыбается в ответ на его улыбку и хрипит приветствие.       — С пробуждением, Кирс. Вот, выпей, — он протягивает ей какую-то таблетку и стакан воды. — Это обезболивающее и вода.       Кирс благодарно кивает, принимая лекарство.       — Нож не задел никаких жизненно важных органов. Не бойтесь, ничего более сложного вы от меня не услышите, — добавляет Глиссаде, видя нахмурившееся лицо пациентки. — К тому же на ваше счастье рядом был сэр Заксен.       — Бранденбург?       — О, как бы вы с ним не ладили, стоит признать, что без его первой помощи вы бы очнулись самое быстрое — завтра. — Хлопает дверь и Глиссаде слегка сожалея поправляет одеяло, проверяя температуру её лба. — Что ж, болтать с вами, мисс, всегда интересно, но, боюсь, меня ждут дела. Отдыхайте и не спешите возвращаться в строй — у вас законный больничный.       Кирс прикрывает глаза в попытках вспомнить произошедшее, но в её голове лишь мутное чёрно-топазовое пятно и нож с её кровью, валяющийся где-то в стороне. Она повела себя глупо. Как минимум можно было подставить под удар руку, ударить мужчину в колено или направить в сторону от себя, обойдясь касательным. Шторка снова шумит, отодвигаясь и задвигаясь за посетителем. Кирс хмурится, желая угадать вошедшего прежде, чем откроет глаза, но вздрагивает от голоса командира и открывает глаза.       — Кто вечно просит тебя лезть, куда не следует? — начинает с порога Бранденбург. — Сколько ещё раз ты будешь попадаться на подобную удочку? Пока окончательно не сдохнешь? Заделалась в самоубийцы? Так будь добра, где-нибудь за пределами этого города. А если уж совсем невтерпёж, так скажи мне, — он ухмыляется и разводит руки в стороны. — Всегда буду рад помочь.       Кирс едва успевает вдохнуть, когда Бранденбург шумно задвигает шторку и уже где-то далеко хлопает дверью. Пришёл, отчитал, пошумел белой шторкой и ушёл. Как будто она виновата в том, что в её животе теперь дырка. Вот и оставил бы истекать кровью, раз записал её в самоубийцы. Кирс пробивает озноб, пока через полчаса не возвращается Глиссаде и качает головой. Кирс хмурится и молчит.       Инес навещает её уже вечером — если бы здесь можно было наблюдать закат, Кирс уверена, что именно сейчас он и происходит. Свои же мысли немного расслабляют. Он ставит стул возле кровати, привычным жестом чешет подбородок и оглядывает «палату». С Инесом приятно и легко, несмотря на сложности его поведения, потому Кирс чуть улыбается.       — Как твоё… здоровье? — с заминкой спрашивает он.       — Не так уж и плохо. Глиссаде говорит, что через пару дней смогу выходить прогуляться, а ещё через неделю вернусь в строй. — Инес к чему-то утвердительно качает головой. — А как твои… дела? — до вчерашнего дня почти преследующая его Кирс — вопрос о Тейе по совпадению закрылся лишь позавчера — действительно интересуется фактом его обычной рабочей жизни. Инес хмурится, вздыхает, чешет затылок и, наконец завершив все моральные приготовления, отвечает.       — Заксен как с цепи сорвался. Это очень… беспокоит других Гончих.       Кирс хмурится, комкает в кулаке одеяло и говорит что-то о том, что это её проступок, и командиру не пристало срываться на всех. На вопрос Инеса, она рассказывает произошедшее вчера, не упоминая лишь смутные отголоски воспоминаний о первой помощи Бранденбурга.       — …Мне стоило заметить нож и попытаться увести его в сторону. Было глупо просто замереть с открытым ртом, — заканчивает Кирс, вспоминая не самую приятную лекцию командира. Инес хмурится и качает головой.       — Твоя ошибка не в этом, — он прерывает её рассуждения неожиданно резко. Кирс застывает и неуверенно смотрит на него. Инес прикрывает глаза на какое-то время. — Закс… Заксен отчитал тебя не за то, что ты не предотвратила ранение. Ты потеряла бдительность. Упустила из внимания факт того, что преступники Гончих… не особо жалуют.       — Но…       — Твои знакомые скорее исключение, чем правило. Это не Верхний мир, а мы — не полицейские, — Инес в очередной раз чешет затылок и поднимается со стула, убирая его на место. — В общем поправляйся, мне пора на дежурство. Доброй ночи.       — Д-да, спасибо, — бормочет Кирс уходящему Инесу, кусая щёки. — Почему всё так сложно, — шепчет она, закрывая глаза. Во сне матушка гладит её по длинным волосам и что-то утешающее бормочет, но Кирс не разбирает слов.       Через несколько дней она идёт в кабинет Бранденбурга за посылкой. Впервые — сама. Обычно, она не успевала из-за патрулирования или отчётов и посылку или письмо к её комнате доставлял кто-то другой. Но больничный всё ещё не закончился, поэтому она с волнением переступает порог кабинета, отдавая честь командиру. Бранденбург не поднимается из-за стола и указывает рукой на одну из коробок. Кирс кивает, страх отступает и она без проблем подхватывает небольшую посылку. Бранденбург хмыкает.       — Снова белое. Неужели у высшего сословия закончились остальные цвета? — Кирс хмурится, смотрит на командира, но он не спешит пояснять свои слова, и она уходит.       Когда Кирс распаковывает содержимое, риторический вопрос Бранденбурга вспыхивает алым на её лице. Кирс зло смотрит на закрытую дверь своей комнаты и ругается себе под нос. Не подавился таки.