Боль заставляет лгать даже невинных.
Было бы здорово всё забыть. Не дрожать, вспоминая ту ночь. Не просыпаться под утро от собственного душераздирающего крика. Не чувствовать жара, бушующего под кожей, доводящего до мучительных стонов сквозь зажатую между зубов наволочку, чтобы не сорвать голос хотя бы в эту ночь. Было бы здорово всё забыть. Но такое с тобой не случится, Гермиона. …- Бежим! , — Гарри дёргает девушку за руку и они бегут по тёмным коридорам Отдела Тайн. Гермиона слышит, как сзади мычит от боли Невилл. Он неминуемо отстаёт и вот-вот отстанет насовсем. Ему не повезло стать первым, кого заденет Долохов, и правда в том, что пострадал он без магии — в темноте Пожиратель, совершенно не гнушаясь маггловских способов ведения борьбы, врезал ему по лицу и скрылся. Сейчас палочка Долгопупса сломана, а нос рассечён. Алая кровь хлещет, пачкая одежду, растекаясь по лицу. Невилл дышит ртом громко и, хрипя, он успевает проскочить в узкий коридорчик прежде, чем обрушится очередной шкаф с пророчествами. Мысли в голове Грейнджер проносятся лихорадочно — Мерлин, пусть Невилл не захлебнётся своей же кровью и выдержит ещё хотя бы пару минут этой гонки с Пожирателями, а там как-нибудь удастся ему остановить это жуткое кровотечение. Поворот, ещё поворот, справа какая-то дверь, хоть бы она открывалась, пожалуйста, пусть она откроется! Гриффиндорцы втроём вваливаются в Комнату Ума. — Коллопортус! , — кричит Гарри и на секунду переводит дух. Долгопупс силится что-то сказать, но выдаёт лишь нечленораздельные звуки. Минус один. Из соседней двери доносится топот. Палочки наготове. Первая из-за двери появляется Джинни, бледная как смерть. От боли в сломанной лодыжке она не может нормально говорить, и Гермиона успевает восхититься её выносливостью и волей. Лавгуд выглядит хуже — она буквально висит на плече у Рона, который сам не в состоянии что-либо воспринимать. Кажется, это Веселящие чары. Нет времени рассуждать, Гермиона. Времени совершенно нет. Из Отряда Дамблдора боеспособными остались только двое — она и Гарри. Придётся действовать им одним. Коллопортусом они успевают запечатать ещё пару дверей, осталась всего одна, всего одна грёбаная дверь. Именно за ней теперь стало слышно мерзкий хохот Лестрейндж. Они с Гарри не успели её закрыть. Просто не хватило секундочки для спасения всего Отряда хотя бы ещё на несколько минут. Теперь даже этих минуточек нет, есть взбешённый Люциус Малфой в порванной мантии, Долохов с ещё более безумно-торжественным выражением лица, чем было, и заткнувшаяся наконец Беллатриса. Дальше времени разглядывать не было. — Экспеллиармус! — Таранталлегра! — Бомбарда Максима! — Редукто! До этой поры мрачный и тёмный зал стал для Гермионы самым сияющим местом, которое она видела. Отблески заклинаний озарили его светом, магический салют из снопа разноцветных искр наполнил его невероятным сочетанием тонов. Но лишь на секунду. Рядом с Грейнджер рухнул Невилл. Гермиона, не глядя, кинула невербальное оглушающее в Долохова, припечатав таким же невербальным Силенцио, чтобы этот урод хотя бы на несколько минут перестал хохотать. И кто же знал, что он тоже владеет невербальной техникой? В следующее мгновение гриффиндорка больно ударилась всем телом о каменную колонну. Долохов, пригвоздивший её к камню, молча полубезумно улыбался. После той ночи Гермиона перестанет считать Пожирателей Смерти боеспособными только из-за количества — применять на таком уровне невербальные заклинания, как Долохов, могут только настоящие асы, к коим себя саму (до событий того дня) она относила. Но сейчас Гермиона была в полном ужасе, который разом налетел на неё от бессилия, кричала Гарри бежать. Бежать, спасаться, потому что спасти её уже нельзя, он только погубит себя сам. Вряд ли Гарри разобрал хоть что-то в её пронзительном истерическом крике, но в следующий миг он исчез с её поля зрения. Долохов грубо схватил её за шею, оскалился, обнажая дрянные зубы и обдавая девушку зловонным запахом, и беззвучно прошептал ей что-то прямо в лицо. Молниеносно нечеловеческая боль пронзила Гермиону в области сердца и по сосудам вмиг распространилась по всему телу. Ей заложило уши от собственного крика. Зрение будто бы садилось с каждым мгновением, тьма, мучительно болезненная и удушающая, отнимала последние силы даже дышать, заставляя захлёбываться воздухом и хрипеть. А Гермиона боролась насмерть. В самом буквальном понимании этого слова. Не смея хотя бы на секунду закрыть глаза, потому что было лихорадочное ощущение, что если она их закроет — уже не выберется из этой тьмы никогда. Долохов избавился от Силенцио, и прошептал: «Молода, красива и чертовски одарена. Я почти восхитился твоим мастерством. К твоему разочарованию, меня не переиграть твоими беззвучными фокусами. Жаль, что ты, Грейнджер, грязнокровка. Чувствуешь эту боль? Это твоё очищение. Ты сдохнешь и сдохнешь мучительно, только если человек с Морсмордре не пожелает обратного». Почти вся эта пафосная речь утонула в сознании девушки, которая от боли плохо воспринимала речь и окружающий мир в целом. Естественно, Долохова это не волновало. Он криво усмехнулся прямо в перекошенное от боли лицо Гермионы. Пожиратели начали покидать комнату, и мужчине в момент надоело смотреть на то, как девчонка корчится. Он скрылся, напоследок, как в начале экзекуции, звучно ударив Гермиону об стену так, что на этот раз тело девушки безжизненно свалилось за колонну.***
Она пролежала без сознания в Больничном Крыле несколько дней, мечась по кровати и крича. Постепенно, стараниями мадам Помфри, Гермиону привели в сознание. Момент, когда она окончательно пришла в себя, пришёлся на раннее утро. Уже светило солнце, которое казалось особенно ярким и приветливым. Судя по открыткам, накопившимся на прикроватной тумбочке, прошла ровно неделя с битвы в Отделе Тайн. Отряд Дамблдора в полном составе желал ей здоровья, интересовался её самочувствием и обещал всячески её оберегать до конца своих дней за её помощь в ту самую мрачную субботу. Все живы, подумала Гермиона, Мерлин, все живы и здоровы. Если до этого момента она ещё не знала, как ощущать себя, то сейчас внутри неё разлилось тёплое чувство радости. Девушка подтянула колени к груди, с наслаждением ощущая лёгкость в теле. Нестерпимо захотелось умыться. Она на цыпочках прошла по обжигающе холодному кафелю к умывальнику. Из помутневшего от старости зеркала на неё взглянула изрядно похудевшая, измученная, но улыбающаяся версия Гермионы Грейнджер. Чёрт возьми, у неё был повод расплыться в улыбке! Друзья живы, это раз. Шар с пророчеством Гарри разбил, это два. Она очнулась и чувствует себя хорошо, это три! Прекрасное чувство. Просто прекрасное. Гермиона наклонилась к умывальнику. Брызги ледяной воды добавили ещё больше красок в это утро, ещё больше дали прочувствовать полноту жизни и её невероятную насыщенность. Гриффиндорка в последний раз окатила лицо водой и радостно показала язык своей отражению в зеркале. На больничную ночную рубашку брызнули капли с волос и лица. Перекинув волосы на правую сторону, она начала аккуратно распутывать пальцами непослушные пряди, следя за своими действиями в зеркале. Неожиданно взгляд зацепился за размытое тёмное пятно ниже левой ключицы, проявляющееся всё чётче и чётче при дальнейшем намокании рубашки. Бросив своё занятие, Гермиона расстегнула пуговицы и отодвинула воротник в сторону. Поначалу она не смогла толком ничего разобрать, мутное зеркало не позволяло увидеть. Это был шрам. Шрам будто бы от Чёрного пера Амбридж, но, естественно, это было невозможно. На коже девушки зарубцевались каллиграфически выведенные слова. Dolor. Redemptio. Liberatio. В полнейшем смятении Гермиона дотронулась до шрама, и тут же молниеносная боль поразила всю её разом, отпустив девушку через пару секунд. Ощущение боли было настолько сильным, но настолько коротким, что девушке показалось, что её ударило электрическим током, как когда-то в детстве. Она в ужасе отпрянула от зеркала, налетела спиной на тележку с лекарствами, разбив половину флаконов, стоявших на ней. Дрожащими пальцами она застегнула ночную рубашку и уперлась руками в спинку кровати лицом к окну. Пришлось сощуриться, солнце и вправду светило ослепительно. Обрывки воспоминаний о 18 июня жуткой болью отдались у Гермионы в висках, и их никак нельзя было собрать воедино. Лицо Невилла с разбитым носом, сразу же после Люциус Малфой, задевший её заклинанием ещё в самом начале битвы, резкий переход на фигуру Долохова. Сумбур. Гермиона потёрла виски. Понимая, что сейчас во всём одной ей не разобраться, она потянулась за снотворным зельем, стоящим на тумбочке. Зелье было выпито, больничное одеяло уютно прикрыло Гермиону, и она погрузилась в сон.***
… — Начерта ей класть на стол результаты СОВ? Она и так знает свои самые-высшие-на-свете баллы. Лучше бы положили её любимый розовый кокосовый лёд, а не эту бумажную дрянь, — с этими словами Рон уронил вазу с цветами у кровати Гермионы и девушка проснулась. — Прости, прости! Я случайно! Как ты, Гермиона? — парень дотронулся до её руки. Гарри подошёл к кровати с другой стороны, задумчиво хмуря брови. Грейнджер сразу ощутила беспокойство, исходящее от друга. — Мальчики, я в порядке, мадам Помфри просто решила понаблюдать за мной ещё день-другой, потому что заклинание, которое на меня наложили, ей ещё неизвестно. — Известно, — Гарри взглянул на подругу и чуть крепче сжал её руку. Рон беспокойно заёрзал на кровати. — Дамблдор сказал держать рот на замке, разумеется, предполагая, что мы сразу же расскажем всё тебе, — Поттер невесело усмехнулся и взъерошил волосы. — Профессорат Хогвартса считает, что это древняя тёмная магия. Заклинание Очищения. Очищения крови. Изначально, ещё в Средневековье, Священные Двадцать Восемь использовали его для… магглорожденных, чтобы можно было вступать с ними в браки и не запятнать свой род, взаимодействовать с носителями грязной крови практически на равных, что давало возможность остановить это безумное кровосмешение, которое сказывалось на психике, здоровье и внешности. И, конечно, это заклинание, чёрт, скорее уж проклятье было ещё и пыткой. Доподлинно неизвестно, как сказала МакГонагалл, когда его применяли в последний раз и что было с этим человеком. Сейчас сведения такие — в какой-то промежуток времени заклинание срабатывает и очищает кровь. Процесс очень болезненный. Это всё, что мы знаем и, честно говоря, никто не знает, что с этим всем делать. Колдомедики из Мунго уже занимаются твоим вопросом, но прямо сейчас… Прямо сейчас у нас есть только сильнодействующие обезболивающие зелья, которые готовит лично Снейп. Прости, Гермиона, нельзя было бросать тебя с Долоховым, но кто же знал, — плечи Гарри ссутулились, а его самого била мелкая дрожь, — мне очень жаль. Судя по выражению лиц парней, ситуация и вправду была патовая. Рон пытался пробуравить взглядом кафельный пол, Гарри — саму Гермиону. Парни так измучились и извелись от таких новостей, что едва ли могли мыслить позитивно, едва ли могли поддержать. Гермиона нервно сглотнула и несколько секунд не мигая смотрела в одну точку. Затем она крепко сжала руки парней и дёрнула их на себя так, что Рон и Гарри теперь практически нависли над ней. Девушка выпустила руки и с чувством обняла своих мальчиков. — Не переживайте, мальчики. Когда такое было, чтобы мы надеялись на кого-то кроме нас троих? Фактически никогда. Я буду с нетерпением ждать результатов исследований колдомедиков из Мунго, но просто лежать и ждать…? Кто вообще дал нам право ждать, что нас кто-то спасёт, когда Тёмный Лорд уже здесь и вот-вот прямиком заглянет проведать любимых преподавателей в Хогвартсе? Никто нам не давал такого права. Нам надо быть начеку, и я приложу максимум усилий, чтобы поправиться как можно скорее. Неужели какое-то дурацкое дряхлое заклинание сможет меня остановить? Не думаю. Придётся поднапрячься, но, как мне подсказывает опыт, в мире нет практически ничего такого, о чём не сказано в книгах. Мне понадобится ваша помощь. Библиотека — это моя стихия, и я попрошу, чтобы на время, пока мы ищем, как меня вылечить, она стала и вашей тоже. Взамен на помощь вы получите моё расположение к разговорам про квиддич, плюй-камни и все остальные игры. Рон, я больше никогда не буду восклицать по поводу твоего аппетита. Гарри, больше не будет никаких шуток про твоих поклонниц первокурсниц! Честное слово! — со смехом проговорила Гермиона. Друзья ожили — Рон делано, со стоном, протянул «Библиоте-е-е-ека, жди-и-и меня-я-я», сгрёб в охапку Гарри и Гермиону и уже серьёзно произнёс: «Будь спокойна, наша дорогая, носом рыть землю будем, но найдём ответы. Если уж мы до сих пор являемся членами Г.А.В.Н.Е., то уж за книжками ради тебя посидеть — не такая уж и проблема». Дальше был бой подушками, перья по всему периметру больничного крыла, перевёрнутые ширмы, проткнутые Гарри случайно, и объятия, объятия, объятия. «Мы со всем справимся», — подумала Гермиона. Но была не права.***
Всё лето она штудировала фолиант за фолиантом. Разумеется, Гарри и Рон принимали в поисках заклинания непосредственное участие, но делать ставки на них Гермиона не могла и вслед за ними перепроверяла ими прочитанное. В ход шли книги из Запретной Секции, которые на руки ей выдала мадам Пинс, книги профессора МакГонагалл по Высшей Трансфигурации, заметки мракоборцев за двести лет, тома автобиографий тёмных чистокровных магов с радикальной позицией насчёт магглорожденных и ещё множество других. Гермионе казалось, что за лето она узнала о Тёмной магии больше, чем все Пожиратели Смерти и авроры вместе взятые. Но ответа так и не было. Упоминание о том, что заклинание Очищения вообще когда-либо существовало, было лишь в одном источнике. В «Воинственном колдуне». Автор явно не торопился являть своё имя публике, понимая, что даже за обложку мог огрести от этой публики по полной. Только инициалы — Б.М. Это был отвратительный и мерзкий журналишко, датируемый XVII веком, который сплошь и поперёк состоял из антимаггловских постулатов. Читать такую литературу просто так было бы мучительно, но скрупулёзное вчитывание в каждую строчку в надежде найти зацепку являло собой сущий ад. Чуть не потеряв всё своё самообладание, Гермиона почти что швырнула это чтиво прямиком в камин, но вовремя одумалась и собралась. Наконец, в тринадцатом по счёту выпуске этого откровенного дерьма ей удалось выкроить пару важных фраз из всей этой мешанины оскорблений. «Сие заклинание являет собой исправление очевиднейшей ошибки природы — грязной крови. Достопочтеннейшие маги нашего времени, предпочитающие скрывать свои имена, сочли необходимым его изобретение из соображений здравия своего рода, дабы пресечь вырождение. Каждый, с позволения сказать, волшебник, носящий в себе скверную кровь, может встать в один ряд с нами, чистокровными магами, если последний применит к нему это заклинание. К великому неудовольствию создателей, новоиспечённые чистокровные долго не живут, однако их продолжительности существования достаточно, чтобы успеть вступить в брак, зачать и выносить наследника рода. Отвар из ложечницы, произрастающей в горах Уэльса, отодвигает момент наступления смерти, однако доподлинно неизвестно насколько…» Всё. Дальше от страниц только ветхие обрывки у переплёта. А ведь это единственный экземпляр. Сука. Сука. Сука. Придётся искать дальше. Плюс один — какое-никакое упоминание заклятья было найдено, можно продолжать копать в этом направлении. За эти два месяца это, в общем, первая серьёзная удача. Только считала Гермиона уже не по месяцам, а по количеству суббот. Суббота… Страшный день — суббота. Точнее ночь. День мог быть разным — пасмурным, солнечным, ветреным, душным. А ночь была самой болью, её олицетворением, полной противоположностью дню, каким бы он ни был. Каждую субботнюю ночь, начиная с конца июня, примерно в одно и то же время Гермиона целовала родителей, поднималась к себе на второй этаж, закрывала дверь на щеколду и садилась на подоконник. Ждала. Ждала этой боли. И боль, как хорошая гостья, долго себя ждать не заставляла.***
Подходил к концу второй час заседания старостата. Погода, на редкость прекрасная для подходившего к концу сентября, манила всеми своими прелестями. Однако никто из старост не стремился променять собрание на прогулку по территории школы. В конце заседания старостат должен обсудить расписание матчей по квиддичу в этом учебном году, а такое пропускать было смерти подобно. Гермиона готовилась к первому собранию в качестве руководителя долго и тщательно. Сейчас же она в который раз похвалила себя за решение оставить самое долгожданное обсуждение на конец встречи старост. Всем не терпелось перейти к изюминке собрания, поэтому все основные вопросы и задачи были решены достаточно быстро, что не могло не радовать. -…Не будем забывать о том, что смысл снятия баллов — это не разорение всего накопленного багажа факультета и это не карательная акция, а дисциплинарная мера, — проговорила Грейнджер, вглядываясь в лица кивающих в знак соглашения старост. Они её слышат, но слушают ли? Старосты Слизерина, Паркинсон и Пайк, с показным неудовольствием её персоной усердно упражнялись в игре «смотри куда угодно, но не на Грейнджер». Из присутствующих разве что Падма и Ханна по-настоящему следили за мыслью Гермионы. Плевать. Все остальные ещё хлебнут, если не включатся в работу старостата с октября. Дверь распахнулась, и в аудиторию летящей походкой зашёл Малфой. В коридоре какой-то женский голос капризно крикнул ему вдогонку — «Быстрее заканчивай, Драко, я жду!». — Мерлин, — прошептала Гермиона, до последнего надеявшаяся, что с Малфоем они пересекутся только в случае катастрофы. Весь этот месяц девушка практически не бывала в Башне старост: она допоздна сидела в гостиной Гриффиндора или библиотеке. Только когда глаза начинали слипаться, Гермиона, наконец, шла к себе в спальню. В гостиной Башни она так и не решалась оставаться надолго, а мысль привести сюда кого-то из своих друзей даже не рассматривалась. Гермиона не признавалась самой себе, но она правда совершенно не по-гриффиндорски кралась в свою комнату, чтобы лишний раз не столкнуться со вторым обитателем Башни старост. Ей было неприятно такое действо, но безумное сходство Малфоя-старшего и младшего навеивало самые худшие воспоминания её жизни. К концу сентября девушка поняла, что пора прекращать эту трусливую мышиную беготню, иначе её спальня скоро станет самой настоящей норой. Довольно с неё такой возни. Пора перебарывать себя. — Грейнджер, я польщён, но Малфой звучит куда благороднее, — криво улыбнулся староста школы, отодвигая парту и закидывая на неё ноги. Паркинсон и староста Когтеврана Голдстейн посчитали шутку чересчур удачной и прыснули, на что Драко благосклонно усмехнулся. — Однако давайте заканчивать этот балаган, время близится к пяти вечера, пора обсудить расписание матчей, — продолжил Малфой, его рука резко махнула, и смех стих моментально. Гермиона инстинктивно выпрямилась и встряхнула головой. Решив, что обострять ситуацию под конец заседания идея плохая, она подвела свою речь к квиддичу. — Поскольку ни один из вас не выразил желания составить расписание матчей, пришлось набросать его самой. Первая встреча «Слизерин — Когтевран» состоится пятого октября, разрешение на конкретно предматчевые тренировки как обычно нужно будет получать у мадам Трюк. Малфой со словами «Так не пойдёт» резко сбросил ноги с парты, наклонился вперёд и резко выдернул листок с расписанием матчей у Грейнджер. Он быстро пробежался глазами по бумаге и недовольно швырнул его обратно. — Слизерин будет играть двенадцатого числа с Когтевраном. А пятого пускай пашут Гриффиндор с Пуффендуем. Твои ушлые дружки, Грейнджер, умудрились провести дохуя тренировок, не считаясь с регламентом. Пусть отрабатывают. — Малфой, мне абсолютно всё равно, что ты там плетёшь. У тебя, Пайка и Паркинсон было достаточное количество времени, чтобы предложить расписание матчей, — Гермиона начинала закипать, — к тому же, смешно слышать замечания от человека, заявившегося на заседание в самом конце. — Твою мать, Грейнджер, — процедил Малфой, — неужели ты думаешь, что кому-то интересна твоя чушь про дисциплину и ношение значков? Плевать мне на твои «авторские» нововведения, вали-гуляй, но расписание матчей будет переделано по-моему. Все свободны. Зрители разворачивающегося скандала отреагировали неоднозначно. — Сидеть, — стальные нотки в голосе гриффиндорки заставили вздрогнуть даже Паркинсон, которая самая первая выскочила из-за парты. — А я сказал валить вам всем. Старосты факультетов замерли в неудобных позах у парт и в проёмах между ними. Не слушаться Грейнджер — себе дороже, не слушаться Малфоя — заиметь личного врага. Малфой с закинутой на плечо сумкой неспешно направился к выходу, оставшиеся слизеринцы потянулись за ним. Гермиона вспыхнула. Было ли это гриффиндорское упрямство или же просто нежелание соглашаться со слизеринцем — неясно. Гермиона демонстративно продолжила перечислять даты матчей и их организационные моменты. Оставшиеся старосты, поколебавшись, сели обратно. Взглядом приказав слизеринцам покинуть аудиторию, Драко угрожающе приблизился к Грейнджер. — Войны хочешь? Грязнокровка почувствовала в себе силы после того, как пряталась от меня весь месяц как мышь, да? — Да пошёл ты, хорёк! — ответить на оскорбление Малфоя развёрнуто Гермиона не успела. — МИСС ГРЕЙНДЖЕР, МИСТЕР МАЛФОЙ, — на входе в аудиторию стояла раздражённая профессор МакГонагалл, — что за неподобающие старостам школы выражения? Это ваше первое собрание и вы, мягко говоря, его провалили. Немедленно идите за мной. Всем остальным до свидания, можете быть свободны.***
Драко раздражённо сунул руки в карманы. Блядская старуха. Надо было ей заявиться в момент, когда он почти сломал эту девчонку, оставалось лишь чуть-чуть додавить и она бы расплакалась. Расплакалась при всех, как первокурсница. До чего было бы унизительно ей. До чего было бы приятно ему. Если бы Малфой не занимался самоанализом, то был бы как Гойл, Паркинсон и все остальные слизеринцы, за исключением, пожалуй, Забини. Драко бы тоже, не погружаясь в детали, считал, что ненавидит Гриффиндор по традиции, как было положено и заведено испокон веков. Просто потому, что львы и змеи — существа с абсолютно разными взглядами на жизнь и с одинаковой уверенностью в своём превосходстве. Каждому всего лишь надо доказать свою правоту, показать гонор, непоколебимость и так далее. Слизеринцы всегда ощущали своё первенство, а гриффиндорцы в то же время его оспаривали и чаще всего навязывали реальную борьбу. Раньше, на младших курсах, это всё походило на какую-то детскую спортивную ненависть — поражения сменялись победами, а неудачи — успехами. Всё, что они реально могли делить между собой — это первенство в Кубке Школы и Кубок по квиддичу. Сейчас нетерпимость и ненависть перестали иметь что-либо общее с прошлым. Неприятие по фактам — вот, что сейчас происходило. Малфой и раньше с отвращением относился к красно-золотым. Из-за их полоумной и безрассудной отваги, из-за бесконечного потакания им учителей, из-за того, что им всегда всё сходило с рук. Они по-идиотски пёрли напролом, рискуя всем, чем только можно, растрачивая ресурсы, теряя людей направо и налево. Им будто бы было проще оплакивать потерянных близких, чем лишний раз подумать. Драко был уверен, что в сущности — никакого братства в Гриффиндоре нет и никогда не было. Каждый гриффиндорец мог заботиться о паре-тройке ближайших соратников, кладя хер на любого другого красно-золотого. Возможно, слизеринца бесило полное отсутствие педантичности и какого-либо, сука, планирования. Но теперь дело было не в этом. Вместе с их взрослением менялась и ситуация в Британии. Эти два факта в момент переплелись между собой, взгляды родителей стали взглядами детей и никуда уже было не деться от реальной политичности в Хогвартсе. Теперь они — личные враги, без отмазок «мы всегда их терпеть не могли». Могли и терпели. А сейчас вся эта клоунада кончилась. Реальные враги. Весь этот сраный Отряд Дамблдора, каждый член которого по отдельности представляет собой жалкое зрелище, об которое с радостью можно вытереть ноги. Для Драко до сих пор оставалось загадкой, как Пожиратели облажались в Отделе Тайн. Взрослые сильные маги, первоклассные убийцы с многолетним, сука, стажем едва ли справились с кучкой школьников, ослабленных годом обучения ЗОТИ у жабы Амбридж, в итоге провалив задачу. Драко бы даже иронично усмехнулся этому факту, если бы не одно «но». Люциус возглавлял эту злополучную операцию. Набранная им группа не смогла сохранить Пророчество. И, разумеется, полетели головы. Сначала было общее собрание Пожирателей, где Тёмный Лорд вкрадчивым голосом заставил поседеть каждого находящегося в Мэноре. Драко, ранее не присутствующий на собраниях, сто раз пожалел о том, что вообще появился на свет. Встретиться лицом к лицу с сублимацией человеческого и нечеловеческого в ужасающем обличии было страшно, и Малфой в этом признался сам себе сразу. Хуже был лишь тот факт, что теперь его семья в опале и в полной заднице. — Ничего, Люциус. Все мы ошибаемся, правда? Безусловно, правда. Пророчество было важнее твоей жизни, однако ты здесь, стоишь перед нами, — тихое шипение льётся из уст Тёмного Лорда, от которого Малфоя-старшего начинает колотить дрожь. Люциуса точно пытали, хотя Драко не видел его максимум сутки с момента провала операции. Он стоял измождённый, небритый, с абсолютно потерянным взглядом и, что хуже всего, достоинством. «Dolor.Redemptio.Liberatio.» — в голове всплыл властный голос отца. Как же не вяжется этот голос с униженным мужчиной в центре зала. А потом отец оказался в Азкабане. Таково было лично его наказание за проваленную миссию, за ошибки всех его людей. Драко мрачно предрекал, что на этом всё не кончится. Беллатриса делала недвусмысленные намёки на то, что отмывать запятнанную честь Малфоев будет и он тоже. В конце августа в стане Пожирателей стало подозрительно спокойно, что заставило Драко напрячься еще больше. Затишье перед бурей, однозначно. И вот он в Хогвартсе. Тут отпускает страх, отпускает это ощущение надвигающейся беды. Но только если он не видит гриффиндорцев. О-о-о, дорого бы Драко дал за то, чтобы стереть их с лица земли. В каждом из них он видел эту грядущую беду. А в лице Грейнджер он находил свой личный Дамоклов меч, который висел над головой, задевая пряди волос и напоминая о себе. Каждый раз смотря на неё, Драко чувствовал, как всё внутри холодеет. Девчонка, видимо, серьёзно восприняла его слова и весь месяц практически не появлялась в Башне, что немного расслабляло Драко. Он не сомневался, если бы не Грейнджер — хер бы весь этот поганый Отряд выбрался из переделки в Отделе Тайн. Их порешили бы там же, закатали в бетон, и всё было бы хорошо. Он бы не вскакивал по ночам в поту от кошмаров, траурно повествующих о его незавидном и недалёком будущем. Он был бы практически счастлив. А сейчас Грейнджер гордо вышагивает впереди него навстречу Запретному Лесу. Навстречу грёбанному наказанию за «показательное» цирковое выступление на старостате. Одно существенно грело душу Драко — он отбил расписание матчей у этой полоумной грязнокровки, а значит у его команды будет больше времени на подготовку. Хер тебе, Грейнджер, хотя, думаю, ты видела его только на картинках. В наступивших сумерках они идут проверять, переселилось ли семейство акромантулов из их пещеры. Чудесно. Старосты школы, мать их. Драко был уверен, что даже Грейнджер с её чокнутой смелостью была бы рада скинуть такое задание на Хагрида, чему злорадно усмехнулся. — Просто предупреждаю: если колония Арагога ещё здесь, лучше всего не вступать с ней в контакт. Они плохо видят, как и все пауки, и могут признать в нас охотников за их ядом или просто едой, — Гермиона остановилась, чтобы перевести дух, и с некоторой тревогой посмотрела в чащу, конца которой не было видно. Когда-то они были в этом лесу вместе с Малфоем, правда, в совсем других обстоятельствах. — Лучше позаботься о себе, зануда, — фыркнул Малфой и, обогнав гриффиндорку, быстро зашагал вперёд. Он понятия не имел, что он будет делать, если хотя бы один взрослый паук попадётся ему на пути. В чаще Запретного Леса жили плотоядные акромантулы, которые вполне могли пообедать людьми. В который раз поразившись про себя тупостью декана Гриффиндора, он бросил тихое «Меридием» и шар света от Люмоса начал извергать себе подобные шары, распределяющиеся впереди и далеко освещая путь. Стало чуть безопаснее. Гермиона и вправду почувствовала себя в большей безопасности после отличного осветительного заклинания Малфоя, которое ни разу не упоминалось в школьной программе. Да и вообще — хоть раз можно было засунуть своё лидерство куда подальше и просто следовать за знающим человеком. Запретный Лес — не место для выяснения первенства. Резкий хруст деревьев заставил Малфоя остановиться. Грейнджер, задумавшаяся, видимо, о чём-то своём, ткнулась носом между его лопаток и ойкнула. Малфой потерял концентрацию, и свет резко погас. В другое время он нашёл бы тысячу формулировок для оскорбления этой гриффиндорской заучки за прикосновение к нему, но в тот же самый момент деревья зашуршали ещё громче. — Блять, — хрипло произнёс Малфой, чувствуя, как Грейнджер моментально развернулась спиной к нему. Они что, прикрывают друг другу спину? — Люмос Максима, — быстро и уверенно произнесла девушка. Она молниеносно поняла, что они пропали. Они были окружены.***
— Сука, — сглотнул Малфой и на секунду он точно оцепенел. Четыре акромантула были прямо впереди него. Сколько было позади — вопрос оставался открытым. — Трое, — словно в ответ на его мысли прошептала Грейнджер, — Малфой, тихо скажи, сколько рядом с тобой. — Четверо. — Предлагаю Инкарцеро и Протего на раз-два-три, — просипела гриффиндорка. Драко не успел сделать выбор. В этот момент самый мелкий из видимых Малфою пауков бросился на него. — ТРИ! — закричала Гермиона, огромный акромантул, потягавшийся бы размером с хижиной Хагрида, дёрнулся в сторону девушки. — Локомотор Мортис! — неожиданно для самой себя выкрикнула она, со страхом глядя на чудовище, оставшееся без ног. Малфой же никаких неожиданностей себе не позволил и автоматически пользовался различными усиленными формами Остолбеней. Пара акромантулов слегла первыми же двумя заклинаниями, но вереница этих грёбаных пауков просто не кончалась. Он почувствовал, как Грейнджер отходит от него, а значит, расстояние растёт, но оборачиваться было слишком рискованно. Через несколько секунд Малфой увидел над собой щитовые чары, а Грейнджер дёрнула его за рукав с криком «Бежим!». Драко не знал, почему он рванул, послушавшись эту девчонку. Уже на бегу, периодически отстреливаясь Инкарцеро, он осознал, что бегство оказалось разумнейшим выходом. Грейнджер бежала где-то поблизости, то скрываясь между деревьями, то вновь оказываясь рядом. Они буквально вылетели на опушку за пределами Запретного Леса, и гриффиндорка рухнула на землю. Из разрезанной на плече мантии виднелась белая кожа с красными потёками. Оттуда хлестала кровь. Драко простонал, — «Ну же, Грейнджер, вставай». Девушка практически не отреагировала на его утомлённую фразу. Сил Гермионы хватило ровно на то, чтобы выбраться из леса. — Вулнера санентур, — тихо произнёс Малфой, и гриффиндорка почувствовала, как заклинание легким жжением останавливает кровотечение. Побег от лесных хищников так изнурил Гермиону, что она даже не отметила для себя, что хорек неплохо справляется с исцеляющей магией. Обычно, люди, владеющие сложными видами чар, имели особое уважение в сознании девушки. Не в этот раз. Из-за облаков показался полумесяц. Лес был тих. Видимо, паучья кодла не собиралась его покидать и выходить на свет. Опасаться больше нечего. — А теперь вали на все четыре стороны и доложи старухе, что в Лесу дохуя акромантулов и что я искренне желаю, чтобы они раскромсали её сморщенный ебальник, — Малфой плюнул на траву, запахнул порванную мантию и зашагал прочь. Его силуэт моментально скрылся в темноте.***
Мадам Помфри удивлённо рассматривала полностью здоровую руку в присутствии профессора МакГонагалл на следующее утро после произошедшего. Гермиона, поставившая своего декана в известность о случившемся, была немедленно отправлена в Больничное Крыло. Малфоя не было в Башне, поэтому записка о надлежащем осмотре была отправлена Снейпу. — Прелесть какая… Похоже, кто-то владеет исцеляющими заклинаниями на оценку «Превосходно», — задумчиво произнесла мадам Помфри и подмигнула гриффиндорке, отчего та незамедлительно покраснела, — профессор, думаю, Гермиона совершенно здорова, волноваться не о чем. — Спасибо за помощь, мадам Помфри. Мисс Грейнджер, сочту наказание слишком серьёзным даже для вас, поэтому примите мои соболезования по поводу вчерашнего вечера и 20 очков Гриффиндору и Слизерину соответственно, — декан примирительно улыбнулась. Гермиона кивнула и вышла из Больничного Крыла.***
Она даже не знала, нужна ли помощь Малфою, слишком быстро потеряла его из виду вчера ночью. Хотя Гермиона была практически уверена в том, что человек, обладающий на таком уровне целительной магией, вряд ли удостоит своим присутствием госпиталь. Девушка не помнила, что её так резануло по плечу и как это вообще произошло. Когда она бежала рядом с Малфоем, она чувствовала, как по руке течёт кровь, становится тяжёлой мантия и пульсирует голова. На момент пересечения границы Запретного Леса Грейнджер уже держалась на морально-волевых. Рухнув фактически у ног Малфоя, она не ожидала от него какой-либо помощи. В итоге, она не могла этого не признать, получила помощь сполна и на очень высоком уровне. Малфой сделал это потому, что…? Почему? Расплачивался за наложенное вовремя Протего? Не хотел потом нести ответственность, если вдруг с ней что-то случится? Гермиона терялась в догадках. Самой нелепой была версия, что Малфой просто захотел ей помочь. Смешно. Гермиона была готова поспорить на сто галеонов, что это был прагматичный цинизм, но где-то в душе ей хотелось, чтобы это было не так. Ибо иначе она не сможет разобраться, почему сама не кинула Малфоя биться с акромантулами дальше. Этот поступок был продиктован гриффиндорским девизом «своих не бросаем»? Но ведь Малфой не свой. Он избалованный ублюдок, из-за семьи которого пострадал весь Отряд Дамблдора, благо дело кончилось сравнительно успешно. Из-за Люциуса, подкинувшего дневник Реддла, едва не поплатилась жизнью Джинни ещё на своём первом курсе. Малфой — враг, серьёзный и непредсказуемый. Гермиона предполагала, что за утерю Пророчества его семью неминуемо постигнет кара, но Люциус был пойман мракоборцами и, наверное, так и не виделся с Тем-Кого-Нельзя-Называть. Летом она была уверена в том, что в Хогвартс Малфой-младший вернётся разбитым и морально раздавленным происходящим, но оказалось, что по нему ничего нельзя было прочитать. Миновала ли его семью участь бывших Пожирателей, закопанных где-то на просторах Англии, или он и Нарцисса теперь под строжайшим контролем? Одно было ясно точно — если Малфой загнан в угол, он ещё опаснее. Тогда почему ты не оставила его в Запретном Лесу? Гермиона хотела бы сказать, что она инстинктивно наложила Протего на их обоих. Возможно, в благодарность за испытанное чувство безопасности в этом злосчастном лесу. Даже в окружении акромантулов Грейнджер чувствовала, что её тыл защищён и будто бы была уверена, что Малфой не подпустит их за её спину. Обманчивое чувство. В ком ты ищешь защиту, Гермиона?***
Блейз растянулся на своей мантии, подставляя голову под солнечные лучи. — Бляяя… Сильная дурь, — проговорил он, передавая косяк Нотту. Последний сразу же пустил белые колечки, в блаженстве прикрывая глаза и согласно кивая. — Давно такой не было, да, Драко? — Малфой ловко выхватил из пальцев Тео косяк и сделал несколько глубоких тяжек. Голова пошла кругом, мышцы расслабились, и Драко оказался в приятной истоме. — Нет, Блейз, слабовата. Я же просил нормальную заварку, а это что, по-твоему, заебись? Она берёт только после того, как сознание от бесконечных вдохов чуть по не потеряешь, — неопределённо повёл плечами Драко. Ему надо было устроить себе маленькую передышку, релакс после вчерашнего. Сейчас они втроём сидели наверху Астрономической Башни, в единственном месте, где рано утром никого и никогда нельзя было встретить. Драко давно присмотрел этот уголок и регулярно наведывался сюда по разным причинам. Тут открывался потрясающий вид и закрывались гештальты его прошлого во время употребления всякой дряни. Ни Забини, ни Нотт не парились по поводу происходящего, но Драко так не мог — трава не способствует тренировочному процессу, и, как капитан команды, он не мог себе позволить увлечься. Он намекал на такое времяпрепровождение Блейзу очень осторожно и только в особых случаях, когда в голове шумело от мыслей и нервы зашкаливали. Правда, этим летом он провёл у Забини немало таких вечеров. Однако сейчас дурь помогала ему сосредоточиться на своих ощущениях. Связанные в один искрящийся пульсирующий клубок мысли наконец распутались. Он вылечил Грейнджер. Нахуя? Она бы не истекла там кровью. Акромантулы ни за что бы не полезли на открытую и им не принадлежащую территорию. Грязнокровка была в безопасности. Ну повалялась бы, порыдала, встала потом и пошла бы дальше. Гриффиндорцы живучи как тараканы. Что бы с ней сделалось? Драко не мог ответить себе на этот вопрос. Пробираясь по лесу, он абсолютно не задумывался о том, что в случае опасности им надо будет действовать заодно. Каждый сам за себя и никак иначе быть не могло. Но Грейнджер первая нарушила это правило, прижавшись к слизеринцу спиной. Как будто ей от этого сделалось легче. Удивительно глупая гриффиндорская выходка — довериться Малфою. Так почему же ты в итоге ей помог? Возможно, это был ответный жест на Щитовые чары Грейнджер, которыми она оградила и его тоже. Опять вопрос — нахуя? Он бы не справился? Отнюдь. Парень усмехнулся своим мыслями — а если она боялась за него? Глупо звучало даже в его голове. — Грейнджер, конечно, охуеть какая стерва, но если выбирать, с кем под ручку прогуливаться в темной чаще Запретного Леса, я бы не задумываясь выбрал её, — голос Забини вывел Драко из транса. Речь шла о произошедшем. — Блейз, я бы с ней прогулялся в более располагающей обстановке, — ухмыльнулся Тео, — и может быть был бы не против увидеть её беспалочковые заклинания в действии. — Заткнись, Тео, мне хватает видеть Грейнджер на занятиях и в Большом Зале, слышать её противные нравоучения на старостате и пересекаться в моей Башне. Ваши комментарии по поводу этой девчонки оставьте при себе, — Драко поморщился, — кстати, Тео, с каких пор ты интересуешься фригидными тощими гриффиндорками? — С этих самых, mon ami. Я понимаю и принимаю всю твою нелюбовь к этой зазнайке, но нельзя же быть слепым. Грейнджер в этом году хороша, — Нотт склонил голову вбок и смешливо посмотрел на Малфоя, — слабо признать? Драко фыркнул: «Не мой типаж». Да, похорошела, да, стала женственней, да, её манера быть заучкой стала ей идти. Но чтобы на неё у Малфоя хоть раз привстал? Ха-ха. — Тео, большие мальчики выбирают себе девочек не только по этому параметру, ты с ней и десяти минут рядом не продержишься, она тебя взглядом испепелит, — рассмеялся Блейз, тактично уводя в сторону разговор. Нотт попытался что-то возразить во время тяжки, но закашлялся. Выступившие у него на глазах слёзы положили конец этой полемике. Драко улыбнулся комичности ситуации и взглянул на вид из открытого окна. Проблем у него дохера было всегда, но что бы он делал без этой умиротворяющей и чудотворной картины британской природы?