***
— Вот это, — Говард удовлетворенно кивнул и отпил еще. — Вот это хорошее вино! Жак пощипал себя за седеющую бородку, польщенно улыбнулся и откинулся в кресле. Фэлсворт сидел рядом. За прошедшие с конца войны почти двадцать лет он слегка обрюзг и набрал вес, стал солидным и величаво-неспешным. Он уже воспитывал двух разновозрастных сыновей и баловал дочку, а также каждый месяц играл в гольф с другими финансовыми воротилами. Родом из обнищавшей именитой семьи, за прошедшие с войны годы он восстановил семейный капитал и занял прочное место в кругах воротил бизнеса и власть предержащих. Послевоенная чехарда этому очень способствовала — незадетым не остался никто, лишившись денег, наследников, статуса или имени. Островком спокойствия и стабильности была Швейцария, но соваться в этот капкан за осиротевшим золотом не рискнул бы даже самый отбитый нувориш. — Начинаю задумываться о том, чтобы заказать у тебя несколько бочек, — протянул Фэлсворт, неторопливо кивая. — Как все же хорошо, что ты завел жену, которая держит и тебя, и винодельню в стальном кулаке. — Так выпьем же за восхитительную и неповторимую Сильвию! — поднял бокал Говард, обаятельно улыбаясь женщине. Та в ответ порозовела от удовольствия и одарила Говарда улыбкой. Ее округлившийся живот резко выделялся под платьем. — Сильвия, вы уже выбрали имя своему первенцу? Если назовете в мою честь… — Имя уже выбрано, мистер Старк, — безупречно вежливо отбрила она, после чего пересела на подлокотник кресла мужа. — Мы с Жаком придерживаемся традиций, так что первое имя он получит в честь деда. — Какая жалость, — фальшиво закатил глаза Говард. — А у вас были все шансы назвать ребенка в честь того, кто откроет человечеству новую страницу в истории энергетики. Мы с Ванко работаем над кое-чем прорывным! — Если вы сообщите мне имя вашего коллеги, то я рассмотрю его в качестве второго имени для первенца. Или для второго сына. Фэлсворт, успевший на собственной шкуре узнать огненный характер женушки Жака, только ухмылялся в бокал, а вот Говард восхищенно качал головой. Стальной характер в обертке миловидной внешности, древняя аристократическая кровь — Сильвия была прекрасна, как может быть прекрасна только женщина, привыкшая видеть мир у своих ног. Под ее пятой винодельня наконец начала приносить хорошую прибыль, а заказы на бочки были расписаны на годы вперед. Жак любил ее больше жизни и, стоит отметить, она отвечала ему взаимностью. — Между прочим, — разбил затянувшуюся тишину Фэлсворт. — Не так давно я ездил в Бразилию. Миледи Сильвия, вы наверно знаете ежегодные балы у Борджиа, которые проходят в разных уголках света? — Наслышана, но лично получать приглашение мне не доводилось, — она с достоинством прикрыла глаза и кинула на Фэлсворта лукавый взгляд. — Для игроков такого уровня мы парии по крови, а для того, чтобы стоимость наших активов хоть немного приблизилась к вашим, мне понадобится не меньше десяти лет. Жак расплылся в глупой улыбке и трепетно поцеловал пальцы ее тонкой руки. Бабник и сибарит остался в прошлом, и только теперь Жак был абсолютно счастлив. Говард под улыбкой, больше похожей на оскал, безуспешно скрывал жгучую зависть. Его ставка на секретные организации провалилась — там не было ни единого прохода в круги тех, кто вертит мир. Все его заработанное на войне и трупах состояние не давало автоматический билет. На самом деле теперь, сидя среди тех, кто когда-то клянчил у него в лаборатории виски, парией себя чувствовал он. Сын продавца фруктов, ставший главным разработчиком оружия для своей страны, в Америке перед ним открывались все двери. Увы, несмотря на статус единственной сверхдержавы, реальная власть все еще обитала в старом свете. — Я уверен, что вы планируете на поколения, моя дорогая, — Фэлсворт налил себе еще молодого вина и, пригубив, зажмурился от наслаждения. — В любом случае, я уверен, что мои новости вас заинтересуют. Я виделся с Дуганом. Говард насторожился, а Жак жадно подался вперед. — И как он? — Прекрасно! Годы его красят. Энергичен так, что нам и не снилось, и зол как тысяча чертей, — Фэлсворт покачал головой. — Говард, ты же говорил, что будешь в следующем месяце представлять во Вьетнаме линейку оружия? Как я понял, Дуган был в Южной Америке проездом по каким-то делам, а оттуда по прямой собирался лететь обратно во Вьетнам. Передавал привет от Мориты. Я так понимаю, они собираются снова вместе повоевать. Сильвия вздохнула и шутливо хлопнула мужа по плечу. — Твои боевые товарищи все еще в форме для того, чтобы бегать по джунглям, а ты скоро к креслу прирастешь! Завтра пойдешь со мной на променад по виноградникам! — Да, дорогая, — влюбленно ответил Жак, снова поцеловав ее пальцы. Говард справился с оскалом и поспешил перевести тему. — Сильвия, не был бы Жак моим боевым товарищем, я бы вас у него увел, так и знайте! Сильвия скупо улыбнулась. — Нет уж, чтобы с вами справиться нужен кто-то более терпеливый. Скажите, Говард, слышали ли вы когда-нибудь фамилию Карбонелл? — Говард беспомощно покосился на Фэлсворта, удивленное лицо которого подсказывало, что эта фамилия широко известна в узких кругах. Сильвию его явное неведение не смутило. — Если вы передадите Дугану и Джиму ящик нашего вина, то я познакомлю вас со своей хорошей подругой Марией. Она итальянка, так что сможет выдержать ваш темперамент. Но важнее то, что она крайне недовольна теми брачными предложениями, которые получает…***
Когда эсминец «Мэддокс» расстреливал северо-вьетнамские катера, Морита стоял на другом конце земного шара над картами, в уме перебирая возможные стратегии. Опыт подсказывал, что полномасштабное вмешательство ничем хорошим не закончится. Так что он, зло выругавшись, закинул на плечо рюкзак, с которым успел посетить половину мира, а потом проверил оружие и сорвался с места. Он успел несколько раз побывать в России, стать практически своим в Китае и имел несколько квартир в Индии. В Европе не осталось стран, где у него не было бы близких товарищей, достойных доверия. У него был маленький домик и любовница на Кубе, несколько друзей в Южной Америке и Африке, в Австралии он успел выиграть в покер долю в добыче опалов, а в Норвегии полгода пролежал в депрессии. Он поднимался на Эверест и погружался в глубины морей на обезвреживания затопленных военных кораблей. Морита был желанным гостем везде, куда его заносило скукой. Каждое утро он смотрел в зеркало и пытался найти следы изменений в своем лице. Менялись только глаза, от спокойствия к бесконечной скуке, апатии, безумию и снова к спокойствию. — Я думал, что ты теперь хиппи, — встретил его ехидный голос Дум-Дума при звонке по зашифрованной линии. — Как поживает наркокартель? — отбил Морита. — Я по делу. Ты участвовал в замесе в Аргентине, да и вообще успел отметиться во всех конфликтах последних десятилетий. Мне нужен билет во Вьетнам, но так, чтобы никто не смог связать нас с Воющими. — Посмотрим, — многозначительно бросил Дум-Дум и закончил звонок. Морита прищелкнул языком. Для начала стоило разобраться, как добраться до Вьетнама так, чтобы привлекать поменьше внимания. Сталкиваться с агентами Стратегического Научного Резерва не было ни малейшего желания. Во время пересадки в Лондоне к нему подошла тонкая и звонкая девочка с отсутствующим взглядом и вручила конверт. Вытряхнув на ладонь билет до Японии, марки с ЛСД и засушенную ромашку, Морита досадливо поморщился. Наркотики он выбросил в ближайшую мусорку, а ромашку аккуратно устроил между страниц блокнота. Дуган перехватил его в Токио. — Самурай! — Я из Фресно, ковбой, — улыбнулся Морита, коротко обнявшись с Дуганом. — От тебя воняет. — Много ты в наркотиках понимаешь. И только посмей изобразить Роджерса и продемонстрировать мне свое осуждение, чертов хиппи. И с таким хвостиком даже не смей отпираться! — То, что я ушел от военных и потом отказался охранять твои плантации, еще не делает меня хиппи, — рассудительно заметил Морита. — И на Роджерса гораздо больше становишься похож ты. Та же двинутость на одной идее и неспособность к просчету. Глаза Дугана, за прошедшее время снова сменившие цвет на штормовой синий, потемнели еще сильнее. Но он быстро расплылся в улыбке и встопорщил усы. — Пошли, у меня машина тут на стоянке. И я сто раз уже говорил, что не нужны мне твои просчеты. Я просто сижу на трафике, стригу деньги и порой постреливаю по тем, кто хочет влезть в мой маленький бизнес. Это еще не делает меня вторым Красным Черепом. — Как скажешь, — закрыл вопрос Морита. — Лучше расскажи мне из первых рук, что происходит во Вьетнаме. В конце концов, если я собираюсь вернуться к активным боевым действиям, то имею право получить информацию заранее.***
Джунгли не поддавались. Они шумели на десятки птичьих голосов, но тяжелый взгляд из переплетений лиан постоянно врезался в затылок, скатывался ледяной волной по позвоночнику. Морита перевязал хвост потуже. Дуган и его бойцы сидели над маленькой бездымной плиткой и кашеварили, что-то со смехом обсуждая. Как Морита и требовал — их появление во вьетнамском театре военных действий прошло незамеченным. Просто очередная группа американских военных высадилась на берег, Дуган переговорил с кем-то из командования, а потом надергал перспективных ребят и присоединил к своему боевому подразделению, которое состояло из тех, кто обычно охранял плантации или «ценный груз». — Джимми, жрать! — Пас, — покачал головой Морита, разбирая свою винтовку. — По такой жаре я есть отказываюсь. Впрочем, он не удивился, когда к нему подошел Дум-Дум с двумя мисками чего-то съедобного и исходящего паром. Постоял над душой, задумчиво шевеля усами, а потом грохнул одну из мисок прямо на кусок брезента, на котором Морита раскладывал вычищенные и смазанные детали. Сел рядом, скрестив ноги. Протекторы в его берцах были забиты рыжей сайгонской глиной. — Чем ты опять недоволен? Морита поднял голову и уставился Дугану в глаза. Глаза Дугана были серо-синие, жестокие. Забывшие. Пустые. В них не было ничего, кроме уверенности в собственной правоте. Морита первым отвел взгляд. — Чем мы лучше тех, с кем сражались? Тех, кто брал в плен наших товарищей, ставил на них эксперименты? — Опять ты за свое, — поморщился Дуган, отставляя свою миску. — Кого на этот раз сравнишь с Красным Черепом? С Золой? — Себя. Дуган запнулся, а Морита с щелчком отсоединил и достал затворную коробку, снял цевье и взялся за затворную группу. Протер все ветошью, придирчиво избавляясь от любых следов пыли и влаги. — Ты нормальный? — через несколько секунд молчания тяжело упал между ними вопрос. — Джим, ты, мать твою, нормальный? Или для вправки мозгов тебе пару дорожек насыпать? — Дум-Дум, — обратился Морита по старому прозвищу, не отрывая взгляд от рук, которые машинально продолжали разбирать винтовку. — Мы соревнуемся с соседней ротой по количеству снятых скальпов. Мы представляем страну, которая находится на другой стороне глобуса, и, будем честными, никаких личных интересов тут иметь не должна. Мы, мать твою, травим джунгли гербицидами, потому что не можем вытравить «тоннельных крыс», которые ведут партизанскую войну. Ничего не напоминает? — Это другое, — набычился Дуган. — Ты не понимаешь… — Ты не понимаешь, это другое, — мерзким голосом передразнил Морита. Поднял голову так резко, что хвост едва не рассыпался. — Да, это другое. Это хуже. Он смотрел, как у Дугана раздуваются ноздри, как он задирает плечи, отчаянно желая заткнуть оппонента кулаком. Морита даже не дрогнул, когда мимо его уха свистнула миска с варевом, исчезнув где-то в джунглях. Сидящие у плитки солдаты притихли и насторожились, потому что любящего рубить с плеча командира Дугана они боялись совсем ненамного больше, чем тихого эффективного Мориту. — Хочешь сделать мне больно? — тихо спросил Джим, не позволив ни единой мышце дрогнуть. — Хочешь избавить мир от того, что тебе не нравится, что не подходит под твое единственно правильное мнение? А может… может ты хочешь создать новый мир, в котором… — Довольно, — Дум-Дума потряхивало от ярости. — Не смей проводить такие аналогии! — Ну почему же? И с чего ты взял, что на место нашего мертвого врага я ставлю тебя? — Морита с недоступной человеку скоростью и точностью собрал свою М16. При этом взгляд он ни разу не оторвал от лица старого друга. — Я все еще считаю, что красный цвет в этой ситуации принадлежит мне. Морита встал и хлопнул по плечу Дугана, у которого лицо наливалось краснотой, а на скулах ходили желваки. Закинул за спину винтовку, поднял брезент и свою миску с едой. — Как помнишь, Красный Череп тоже не был согласен с нацистской идеологией. Джунгли продолжали с терпеливой ненавистью смотреть на них из листвы, но взгляд Дум-Дума в спину бил, как очередь из Томми-гана.