Пустоты

Элли спала. Ей ничего не снилось; уже очень давно все было так — чернота вместо пулеметных картинок, означающих что-то или ничего совсем. И все же в то утро ее пробуждение было необычно — она проснулась, исторгая из себя слово, будто эхо диалога с кем-то неизвестным. «Гитара», — произнесла Элли и открыла глаза. Тусклый утренний свет шелестел на ресницах. Маленькое окно — единственное — занавешивала тряпка, поэтому чтобы узнать, какая за окном погода, следовало сначала выглянуть — хотя, если по крыше барабанил дождь, вопрос отпадал сам собой. Сегодня из-под серой от грязи тряпицы — если Элли не показалось — светил единственный солнечный луч, в котором плясали и завивались вихрем пылинки. Обстановка хижины была хуже, чем накануне: Элли устроила Великий Погром. Так она называла редкие, не чаще раза в год уборки — если можно назвать это уборками. Чаще всего она просто меняла вещи местами, надоевший хлам относила в городок, где скидывала в мусорку, а новый, что еще не наскучил, расставляла красивыми Альпами и Кордильерами. На столе лежал недочитанный томик изречений Конфуция — Элли не понимала ни слова, но читала, чтобы как-то убить время. Немного поодаль торжественно лежал Торо — книга, в которой она нашла кое-что близкое по духу, даром что мистер Торо жил и умер в другом мире, которому были присущи другие атрибуты и ценности. Перевернувшись под хлипким одеялом, Элли ощутила собственный запах. Пора было помыться. Решив начать с этого утро, она встала, проложила себе путь меж хлама — что-то распинала ногами, что-то бережно отодвинула, как, например, керосиновый фонарь — и достала с полки мыло с куском полотенца. — Тебя ждут дома! — раздалось из-за окна жизнерадостное. Элли вздрогнула. Она не испугалась: чужаки появлялись иногда, всех удавалось отвадить. Привычно она взяла в руки ружье и подхватила джинсы, что носили звание одежды лишь номинально. Откровенно говоря, они состояли из одной огромной дыры. — Эй-хэй, тебя ждут дома, парень, — продолжал голос. «Пьяный», — решила Элли. Модуляции были весьма характерные. Бесшумно и быстро натянув штаны, она взяла ружье и подошла к двери. Кто-то топтался по ее саду. — А ну-ка вон, — дверь она распахнула рывком и устремила дуло ружья прямо в лицо человека, что и оружия-то при себе не имел. Позже Элли никак не могла понять, как Роберто преодолел городок — в том, что он прошел насквозь, она убедилась, выслушав его туманный и сбивчивый рассказ. Он не умел вести себя тихо. Он вообще не умел выживать — и все же прошел сквозь городок, полный зараженных, а до этого прошел еще неизвестно сколько миль, и не просто выжил — не заимел и царапины. Отчего-то Элли казалось, что если заглянуть в его ботинки, картина предстанет пестрая, но без единой мозоли. Между тем, отсутствие ран компенсировалось слоем грязи, который Роберто притащил на себе. Его лицо было черным, одни белки глаз сверкали да зубы, тоже на удивление хорошо сохранившиеся. Его шея и голова были укрыты длинным шарфом, образующим нечто вроде тюрбана — винно-красного, но, увы, тусклого от грязи цвета. Носил Роберто клетчатую рубаху, как фермер, и совершенно безумные на вид кожаные штаны, обшитые пайетками. Когда Элли увидела, кто топчет ее азалии, она даже стрелять передумала. — Женщина! — выпучив глаза, произнес Роберто. Он двинулся к Элли, как зомби, с вытянутыми руками, и его белоснежные зубы клацали в пароксизме голода, который Элли был неведом. — Женщи… — Элли ткнула ружьем, и Роберто притормозил. — Уж не мужчина, блядь, — она оглядывала незнакомца и не понимала, почему до сих пор не стреляет. Он явно был пьян. Или безумен. Или и то и другое. — Разворачивайся, шоссе в миле отсюда. На запад. Запад — там, — она махнула рукой для наглядности. — До свидания. — Женщина, — удивленно повторил Роберто. — Сказала, проваливай. Даю три секунды. Потом стреляю. — Тебя ждут дома, — серьезно сказал Роберто. Элли чуть опустила ружье. Он ушел сам, добровольно, и вскоре она узнала, куда: захватив мыло и полотенце, не без некоторой тревоги Элли оставила дом и отправилась к реке, выждав для верности час. Когда она вышла к воде, место для купания было занято. Пришелец плескался там, в чем мать родила, и Элли, к своему недоумению, покраснела. — Приоединяйся! — крикнул он ей, увидев, как она стоит у куста, наполовину отвернувшись. — Уж спасибо, — Элли вложила в эти слова весь сарказм, на какой была способна. «…Гитара» — слово еще звенело в голове, вертелось на языке, призывая попробовать его на вкус. Присев на камень за кустами, она принялась наблюдать за пришельцем, держа оружие наготове. Без ужасного тюрбана он выглядел еще хуже — длинные, до плеч, волосы, черные, как мазут, и великолепная лысина в полголовы. Он был немолод. Не моложе Джоэла, когда тот умер, — подумала Элли. Чужак плескался с остервенением, и Элли пришлось отвернуться и подавить смех, когда он начал с подобным же остервенением мыть то, что обычно не намывают прилюдно. Наплескавшись, он вышел из воды, совершенно голый, и начал натягивать сапоги. Элли не выдержала и засмеялась. — Женщина? — Роберто ошалело оглянулся и словно не заметил Элли. — Божественная гурия! У тебя не найдется омлета? — Чего? — спросила Элли. — Омлета. Омеле… Наколдуй мне его, богом прошу! Я так устал, я был в пути вечность! «Наверно, выперли из какой-нибудь общины», — подумала Элли. Позже, когда она принимала Роберто на поляне перед своей хижиной, она узнала, что он никогда не состоял в общинах. В это трудно было поверить: Роберто был свято убежден, что на самом деле заражены все люди, даже те, кого он встречал в защищенных поселениях. — Даже мы — не чисты, — таинственно сообщил он Элли. — Даже ты — женщина — не чиста. Элли ощутила покалывания мурашек под кожей. — Тебя ждут дома! — вновь завел он, по-видимому, свой любимый клич. — Ой-ей, парень, тебя ждут — не дождутся дома! — Где дом Роберто? — спросила Элли. Бродяга принял вид довольного жизнью старика: выпятил живот, нежно его поглаживая, сделал слащавое лицо и помотал головой, как бы говоря «ах, жизнь хороша, зараза». — У Роберто нет дома. Дом сгорел. Когда началась война… — Какая еще война? — Война между миром и человеком. Путь человека привел его не туда, — лицо Роберто исказила скорбь. — Дерьмово вышло. — Это он прибавил почти нормальным голосом, без пафоса. — Значит, сгорел? — Ага, — беззастенчиво пробуя рукой фазана, что жарился на вертеле, Роберто нашел его готовым и без спросу отломил одну ножку. — Сгорел, — повторил он, тряся пальцами, обжигаясь о мясо, на котором еще кипел жир. — Вместе с женой и детьми Роберто. С тех пор Роберто не знал женщины. И он уставился на Элли таким взглядом, что той невольно захотелось передвинуть ружье поближе. Она так и не рассталась с ним, не желая рисковать. «Почему ты не носишь оружие?» — первое, что спросила она у Роберто после обмена именами. «Ношу», — спокойно ответил тот. Но она видела: у него не было ни ножа, ни пистолета. Возможно, даже складного ножичка не нашлось бы. «…Гитара», — влажно перекатилось на языке. — Роберто умеет играть на гитаре? — наобум ляпнула Элли, чтобы отвлечь того от еды. Поглощал фазана он отвратительно. — Конечно, — проговорил Роберто с набитым ртом. Хрящ застрял между его передними зубами, и он начал выковыривать его. Элли поморщилась. — Давай гитару, Роберто слабает. — У меня нет гитары, — сказала Элли. На миг в голове вспыхнуло и исчезло: белый дом посреди поля. Пустой. Вечером они пошли на рыбалку. Элли не планировала оставаться на ночь рядом с этим человеком, и решила в темноте отвести его подальше от дома, от реки, от города, и оставить у шоссе. Если найдет дорогу обратно — придется выпроваживать силой. Но Элли была почти уверена, что план сработает: безумный, как помойная крыса, Роберто просто шел, куда глаза глядят, и, не исключено, через полчаса после расставания забыл бы, что видел живую женщину. Рыбалка ему понравилась. К неудовольствию Элли, он снова разделся и полез в заросший камышами пруд, не заботясь о том, что может попасться на крючок вместо рыбы. — Осторожно! — крикнула Элли, искренне переживая. — Там могут быть змеи! — Нет такой змеи, что может убить Роберто, — каменным голосом ответил тот. И правда, вылез невредимый, но еще более грязный, чем до всех купаний. — Пойдем, прогуляемся, — сказала Элли, когда стемнело, и бродяга, снова напяливший на себя ужасный тюрбан, простодушно пошел за ней. Болтал он бесконечно; она почти не слушала. Она помнила, что есть небольшое ущелье, которое пересечь можно лишь в одном месте. И это место чужак вряд ли запомнит. Они шли по лесу, он — беспечный, распевающий во все горло, и она, наготове, с ружьем в руках. Она по-прежнему ощущала свой запах: вымыться так и не удалось. С некоторым удивлением она поймала себя на том, что думает, каким представляется этот запах Роберто. Пропустив его вперед себя, Элли приготовилась. Шоссе было недалеко. Она планировала спрятаться в укромном месте, переждать, потом дать деру. Двигаться бесшумно она умела лучше любого скаута. А вот ее новый знакомый, похоже, выживал за счет невероятной удачи. — О, богиня моя, Дина, — произнес он, и Элли встала, как вкопанная. — Что ты сказал? Она ткнула его дулом в спину. Роберто обернулся. В темноте засветилась его белозубая улыбка. — Богиня Диана, — нараспев начал он, — богиня охоты и луны, олицетворение женского начала и всяческого плодородия… Сегодня полнолуние — Ее праздник. Возрадуйся, женщина! Принеси дары. Вымой свою плоть дочиста. Элли стало неловко. — В чистейшем источнике… — Заткнись. Пульс подскочил мгновенно. Она узнала звуки. Это были щелкуны. Впереди, слева, — на шоссе, куда она вела Роберто. Расстояние было приличным, но в ночной тишине стрекот разносился далеко. И она услышала. Роберто продолжал нести чушь. — Заткнись немедленно, — произнесла Элли так веско, что он умолк. — Там щелкуны. Не меньше двух. Рядом, наверняка, и другие. Эти по двое не ходят. Шел ты пешком через всю страну, — Элли тихо доставала из кармана патроны, — и пришел. Дальше ходу нет. — Как это? — простодушно удивился Роберто. — Нам нечего бояться. И ты, и я — подобны им. Мы одной плоти. Мы растем в темноте. Элли не слушала. Она медленно двинулась вперед, прикидывая, стоит ли ввязываться в драку. Одолеть двух щелкунов она могла бы; возможно, даже парочку бегунов. Но если их больше… Она ощутила дыхание у самого уха. Роберто беззастенчиво нюхал ее. — Уйди, — вскрикнула она, отмахиваясь от него, как от надоедливой собаки, и тут поняла, что их засекли. — За дерево, быстро, — скороговоркой выпалила Элли. — Лазать умеешь? — Роберто прямоходящ… — Встань и не шевелись. Она выбрала ствол поудобнее и занесла ногу, чтобы опереться. Первый сучок обломился. Второй выдержал. Закинув ружье на ветку, Элли уселась на ней, свесив ноги. Роберто стоял там же, где стоял, только теперь глядел наверх, приокрыв рот. — Уходи! — в отчаянии крикнула Элли. Зараженные приближались. Роберто засмеялся. В следующий миг прицел Элли уже нашел первую из стремительных теней, что едва вырисовывались на фоне леса. Она нажала на спуск — тень будто натолкнулась на стену и упала. За первой мчалась вторая — такая же корявая, будто изломанная, будто творение страшного сна. «Никогда не привыкнуть», — подумала Элли, стреляя второй раз. «К этому нельзя привыкнуть. Элли-без-промаха. Ничего, шизик, ты в надежных руках. Все, кто следовал за мной, умирали». Роберто смеялся и махал руками. Из-за стены деревьев бежали еще зараженные — один, другой, третий. — Бродяга! — в отчаянии закричала Элли, понимая, что не успеет перезарядить ружье. — Беги! Роберто застыл, вытянувшись по струнке, сложив руки для молитвы. Элли не могла оставаться наверху. Просто не могла. «Гитара», — влажно кувыркнулось на языке, а следом вспомнилась мелодия — только она уже не помнила, кто ее исполнял и когда. Возможно, Джоэл, возможно, кто-то еще из Джексона. А может, она слышала ее в детстве — так далеко отсюда, невозможно далеко. Элли спрыгнула. Первый бегун буквально ударился о нее и успел только издать придушенный вопль — нож Элли прорезал ему горло вместе с хрящами. Второй повалил ее с ног. Она увидела небо со звездами, гигантские тени деревьев, свою хижину, мыло на полочке и кусок засаленного полотенца. И луну — невозможно огромную, встающую из-за кромки леса. «Богиня Диана», — мелькнуло в голове у Элли. Потом она поняла, что ее руку, которой она защищала лицо и шею, грызут чьи-то зубы. Бегуна сорвало с нее, как вихрем. Не успев понять, что именно случилось, Элли приподнялась на локте — Роберто завладел ее ружьем и с некоторым удивлением смотрел на него, будто не веря, что оно выстрелило. «…Оно не могло», — пронеслось в голове у Элли. «Я не успела зарядить». Патроны лежали у нее в кармане. Последний бегун сбил с ног Роберто. Она вскочила так быстро, как могла, но, судя по всему, было поздно. Пришелец визжал, издавал нечеловеческие звуки зараженный, и обе тени метались по земле, сцепившись. Отчаявшись разобрать, кто есть кто, Элли наугад пнула ближайшее тело со всей силой, какую могла в себе отыскать. Попала. Бегун кинулся уже на нее, но теперь нож был наготове. Лес утих. Тишина стояла полнейшая. Ни птиц, ни зверей, ни людей. Элли, всхлипывая, подошла к Роберто, что лежал на земле в позе эмбриона. Очередной человек, который пошел за ней. А если быть честным и жестоким до конца — это она повела его за собой. Элли прислушалась: на шоссе были и другие зараженные. — О, богиня, — выдохнул Роберто и нежданно оказался живым. Элли помогла ему подняться. Он пыхтел, кряхтел и припадал на одну ногу. — Богиня, — повторил он. И, внезапно обхватив лицо Элли, поцеловал ее в лоб. Она застыла, за доли секунды перейдя от замешательства к отвращению и обратно — никто никогда не целовал ее в — а потом поняла, что бродяга обхватил ее голову кровавыми руками. — Тебя покусали? — с сильно бьющимся сердцем спросила Элли. — Да? Роберто усмехнулся. Ладонь легла на плечо Элли: мокрая от крови, что струилась откуда-то сверху. — Мы оба заражены, — отчетливо произнес Роберто. — Мы одной крови. Маленькую женщину тоже кусали. Да? Элли скользнула взглядом вниз, на руку. Укус пришелся почти в то же место, что и раньше. В татуировку. — Мы одинаковые, — сказал Роберто, махнул рукой и направился в сторону шоссе. Элли, остолбенев, глядела ему вслед. «Гитара», — снова подумала она. — Тебя ждут дома, маленькая женщина! — крикнул Роберто. Это были последние его слова, что она услышала. Наутро она проснулась в своей хижине с замотанной рукой и в неверном свете всмотрелась в укус. У того, кто раньше был человеком, явно были кривые зубы. Шрамы — это украшение, — подумала Элли, а в моем случае… В моем случае такие шрамы — это… Она провела кончиками пальцев по татуировке. Грязную занавесь она выбросила, и всю ночь луна всматривалась в окно, белоснежная и недоступная. «Шрамы — это… История», — подумала Элли и вспомнила, что у Роберто тоже должен быть по крайней мере один шрам. Позже на шоссе она обнаружила трупы еще троих зараженных. И винно-красный тюрбан, пропитанный кровью. Следов Роберто не было. Он исчез. И в эту, и в следующую, и во все последующие ночи Элли засыпала, глядя на лик луны, что убывал с каждым днем. Весна входила в силу. Становилось жарко. Днем Элли охотилась, работала в саду, вечером рыбачила и отдыхала в хижине с книгами. Лишь спустя месяц нашла она записку Роберто, которую тот оставил на стене здания в городке — том самом, что умудрился преодолеть без единого патрона. На стене здания, кишевшего запертыми бегунами. Элли остановилась посреди улицы, читая грязновато выписанное граффити. «Тебя ждут дома, о странник, и плевать, что дом твой сгорел. Твоя память жива и Богиня Луны направляет твою душу. Мы шли неверным путем, а теперь мы все мертвы. А ТЫ, ЕСЛИ ЖИВ, ИДИ ДОМОЙ!» Элли стояла и смотрела, как по надписи стекает закатное солнце. Визги зараженных вернули ее к памяти, и она подняла ведро с запчастями, которое несла домой, и подумала о том, что путь, пожалуй, далек, но вполне преодолим. Нужно только закрыть за собой дверь. Собрав вещи, она уложила их в саду, что на закате выглядел особенно ярко. Несколько бабочек вились над цветами. Элли заперла дверь, а ключ положила под надгробие Капитана Спарки. Оглянувшись в сумерках, она запечатлела в памяти хижину, что была ей домом много лет. Луна осветила ей начало пути, и богиня Диана — которой она сделала подношение, и даже вымыла дочиста свое тело — наверняка наблюдала сверху.