Пустоты

Страх белого листа более не тяготел над ней, и в минуты привалов она ласково доставала из рюкзака книжечку, к которой Джей-Джей, кажется, не проявлял ни малейшего интереса — как и к природе вокруг, которую, должно быть, видел с рождения, как и к переменам погоды, к которым был привычен. Но Элли, с ее пустотой вместо сердца и головы, было в новинку это; страницы, ставшие пустыми вследствие долгого хранения во влажном тайнике. Дневник снова становился окошком в освещенные комнаты; и хотя видно пока было плохо, уже можно было различить фигуры и отрывки разговоров. «Надеюсь, Спарки, тебе хорошо там, где ты есть. Никогда не думала, что у меня будет такой, как ты. Спасибо Джеральду (нет) Искорки на шерстке. Полураздавленная мышь в зубах. Так лежал на одном боку (не писать, не писать об этом) О холодных водах пруда под горой. О рыбалке.» Рыбачить она научилась благодаря Джеральду — тому же старику, что однажды весенним утром пришел к ней с заискивающей улыбкой: прятал что-то, замотанное в огромную, не слишком чистую тряпищу. — Вот, теперь тебе не будет одиноко, Элли, — медленно и ласково сказал он, как говорил всегда. Белоснежные усы и редкая белая борода придавали ему беззащитный вид, а шапочка, сдвинутая на затылок, напоминала о художниках с картинок в старых книгах. Однако, знала Элли, старик не более беззащитен, чем она. Усадив очередной куст фиолетовых цветов в подготовленную для них лунку, Элли подняла глаза, щурясь от солнца. Старик стоял над ней, загадочно улыбаясь. — Садовничаешь! — с удивлением произнес он. — Да, что-то настроение такое, — их разговоры были короткими и бессодержательными. Двум отшельникам, что живут поблизости, не обязательно разговаривать чаще, чем раз в одну-две недели. Иногда передать, что на шоссе замечена группа пришлых; порой напомнить, что ливень размыл реку и брода больше нет. Иногда, совсем редко — поинтересоваться, как настроение и притащить что-нибудь в подарок или на обмен. Все это полностью устраивало их обоих. — Что там у тебя, Джеральд? — руки Элли были в земле, и она не сразу потянулась за свертком, что протягивал ей старик. Вытерев ладони о штаны, она поднялась и вытянула руки — чтобы тут же отпрянуть, едва из свертка раздался мелкий писк. — Сейчас они дикие, — извиняясь, сказал Джеральд. — Но вырастут — будут славными товарищами. Можешь выбрать любого. Я тоже возьму себе одного, — старик заговорщически подмигнул. — А остальных верну мамке. Ох и дикая она у них! — Это же котята, — сказала Элли. Она была обескуражена. Из свертка на нее глядели несколько одинаковых черных, с уклоном в бурый, животин. Глаза у всех были мутно-голубые. Кошек вокруг было, как грязи, их даже приходилось гонять или ставить ловушки, ибо кошки привлекали одичавших собак, а это — враг покрупнее. И вот старик-отшельник приносит ей букет котят, будто сокровище, и не затем, чтобы она их утопила! Он предлагает взять себе одного! — Не понимаю, Джеральд, — Элли попыталась выразить лицом все свое недоумение. — Ты, наверно, не помнишь, — старик бережно приложил к груди сверток. — Ну да, ты же молодая. Элли! Это славные зверьки. Раньше их держали, как домашних. — Кошек? Серьезно? — Да, именно кошек. Были даже люди, которые кошек любили больше, чем собак. — Но они же дикие! — Это сейчас. А если взять одного и выкормить, — старик подмигнул. — Вот увидишь. Он будет шелковый и ласковый. Будет спать у тебя на шее. — Еще чего! Элли приблизилась и заглянула в сверток. Котят было четверо. Совершенно одинаковые, они глазели на нее. Протянув палец — один только палец — она коснулась ближайшего черного носа. Не особо выбирая, она вынула из свертка того самого, первого, и решила: наверно, старик спятил. Она оставила котенка в хижине и продолжила заниматься садом, глядя, как довольный сосед удаляется в городок, на окраине которого жил. Сажая цветы, она была уверена, что утопит «подарок». Когда солнце склонилось за деревья, она вернулась в хижину с реки, где отмывала пот и грязь. Котенок пищал. Тряпка, которую Элли подстелила ему, была мокрая. Завидев Элли, котенок заверещал еще громче, и обескураженно она подумала, что он, наверно, голоден. — На, ешь, — она достала из сумки, висящей под потолком, вяленое мясо, и сунула котенку ломоть. Животное внюхалось, попыталось укусить, не сдюжило и заверещало еще громче. Запоздало Элли поняла, что не узнала у Джеральда, чем этот подарок кормить. С утра она уже стояла у него на пороге, выводя тайный стук: удар, пауза, два удара, пауза, удар. Джеральд жил в подвале, и вел туда довольно хитрый тайный ход: начинаясь за шкафом, он проходил в недрах стены и спускался на нижний этаж потайной лестницей. Этаж, заваленный барахлом, которое натаскивал отовсюду старик, был «обманкой»: ход в обитаемое помещение начинался за очередным шкафом, который же был и дверью. Элли всегда было уютно в гостях у Джеральда: там горели керосиновые лампы, подвальное оконце, заросшее плющом и снаружи совершенно невидимое, излучало мягкий изумрудный свет. Здесь было много книг и чертежей: бывший инженер, Джеральд находил развлечение в конструировании разных штуковин. Эти модели стояли у него по полкам; больше всего Элли завораживал белый с красной линией, вполне летучий самолет. — Мягким, мягким, — замахал рукой старик в ответ на вопрос Элли. — Только мягким. Они вчера еще молоко мамкино кушали. И не жирным! Так что фазаны твои не пойдут. Пойдет озерная рыбка, разваренная. — Я не умею рыбачить, — призналась Элли. Через несколько часов они уже были у пруда. Небольшой и неглубокий, он представлял собой тупиковую ветвь реки, обособившуюся в незапамятные времена. Заросший камышом, он не нравился Элли; рыба там была, но ей ни разу не приходило в голову ее ловить. Старик протянул ей удочку, показал, как пользоваться механизмом, насадил на крючок червя и закинул леску так лихо, что Элли только успела охнуть: ей казалось, что от такого резкого движения старик просто развалится. — Делов то, — проворчал Джеральд. — Рыбу она не умеет ловить. Может, правильнее сказать: ты ждать не умеешь, а не рыбачить? Домой она вернулась с пятью мелкими рыбешками. Варево из них получилось на редкость вонючее; двери хижины пришлось распахнуть, но это не особо помогло. Пробуя то, что получалось, Элли кривилась. Рыбу она не любила и не представляла, как она может служить едой, так же, как не представляла, что в прошлом люди держали кошек для развлечения. Растерев рыбку и вынув из нее все кости, она скормила это котенку. Тот набросился на пищу жадно, едва не откусив Элли палец. — Дикое животное, — проворчала Элли. — Может, еще бы енота принес и сказал «вот славный питомец, в прежние времена люди держали не только собак, но и это?» В ближайшую вылазку в город ей, вроде бы, встретилась мать того котенка, или по крайней мере родственница: схожая черно-бурая шуба и желтые глаза. «Славный питомец» рос, как на дрожжах, и уже через несколько месяцев покинул хижину, учась добывать себе пропитание. К ужину Элли всегда ждала его, а он приносил что-нибудь ей на порог — мышь или ящерицу. Никогда не ел их сам, словно хотел угостить хозяйку. Она назвала его «Капитан Спарки» — за шерсть, которая искрилась на солнце, как дорогое украшение из драгоценных камней. Капитан Спарки прожил долгую, по меркам Элли, жизнь — два с половиной года. И каждую ночь приходил, чтобы уснуть у нее в ногах. Однажды утром она обнаружила его в саду, который разбила вокруг хижины — с размозженной мышью в зубах, у которой еще дергались задние лапы, и безнадежно передавленной шеей. Спарки не шевелился, глядя окаменевшим взглядом в сторону леса. Позже Элли встретила на границе своих владений лису и без капли сожаления застрелила ее. Бывали зимы холодные, бывали потеплее, но ничто и никогда больше не согревало ее, как Спарки. Старик Джеральд в одну из зим перестал появляться в поле зрения Элли. Она больше не видела его, бродящего по лесу, направляющегося в супермаркет в поисках полезных штучек, стирающего белье в реке. В самый холодный месяц она отправилась к нему домой — и не стала входить, не увидев столбика дыма, что обычно поднимался из трубы, выходящей из подвала. *** — Почти пришли, — Элли перевела дух. Подъем был непростой: двоица беглецов намеренно избегала троп. Джей-Джей растерял остатки радости и едва плелся. Он постоянно отвлекался на яркие цветы, грибы, какие-то камешки; но, едва проявив интерес, тут же забывал, чем интересовался, и шел дальше. Постоянно вспоминал своих солдатиков; иногда изображал, что играет с ними, невидимыми, но и эту игру быстро бросал. Элли оглянулась на мальчишку. Известие о том, что путь почти окончен, никак его не задело. — Осталось спуститься вниз, — сказала она. — Здесь есть ущелье. Придется идти там, иначе — крюк в пятнадцать миль, не меньше. — Угу, — ответил мальчик. — Ты готов? — ее слегка настораживало полное отсутствие в ребенке энтузиазма; очевидно, он, пустившийся в непростой путь, давно жалел об этом и хотел домой, но не признавался из упрямства. Попытки сблизиться с ним или зачитать что-то из дневника, нарисовать смешную картинку ничего не давали. Да и развлекала этим Элли больше саму себя — столько лет прошло с тех пор, как в ней угасла искорка творчества. — Тогда спускаемся. Погода стояла, не в пример предыдущему дню, ясная. Сползая вниз по заросшему невысокими деревьями склону, Элли была настороже: они у всех на виду. Да еще этот столб дыма. Очевидно, преследователи были там — далеко, в полудне пути, но что-то тревожило ее. Что-то было не так. — Один раз я задавил пятнадцать кошек, — сонно произнес мальчишка за ее спиной. — Прямо пятнадцать? Чем задавил? — Элли шла впереди. — Лошадью, — ответил Джей-Джей. — Опять твои сказочки, да? Они что, стояли и ждали, пока их задавят, кошки? — ущелье приближалось. Уже видно было его каменистый край. — Нет, я догонял их и давил копытами. — Ты верхом-то ездить умеешь? — Я… — мальчик запнулся и его молчание наэлектризовало воздух между ними неожиданной злостью. — Я хожу в патрули. И на охоту. — Ну да, точно. Ты разведчик и охотник. На кошек и оленей. Мальчик остановился. И Элли — тоже, но по другой причине. Ее сердце кувыркнулось, двинуло под дых, и на некоторое время она совсем перестала дышать. «Бей или беги». Внизу, в ущелье, отчетливо всхрапнул конь. Она упала на живот мгновенно, молясь, чтобы Джей-Джей последовал ее примеру, но, неловко обернувшись, увидела, что он стоит, сжав кулаки. — Падай! — губами произнесла она. И добавила жест ладонью: строго вниз. Мальчик неохотно подчинился. На животе они подползли к краю ущелья. Элли почти ничего не видела: мешал папоротник. Кони заржали — учуяли чужаков, но патрульные не обратили на это внимания. — Волки, — сказал один и громко сплюнул. Элли, едва дыша, раздвинула папоротник — ровно настолько, чтобы видеть хоть что-то. Мужчин было двое. Они сидели у маленького костра. Тот не дымил. На вертеле жарилось что-то мелкое и трудно опознаваемое — вероятно, грызун. Крупный, в охотничьей коричневой куртке, как у Джей-Джея, темноволосый и с многодневной щетиной сказал: — Когда в последний раз в эти края забредали волки? — мужчина потер лицо огромной ладонью. — Прошлой зимой… Пол и его ребята гнали их через все горы. — Все равно, тут — их угодья, — сказал второй. — Вернутся и этой зимой. Я бы не отказался от волчьей шкуры. Второго было не видно за скалистым выступом. Судя по всему, он сидел. Лошадей Элли видела: две гнедые, одна со звездочкой и поменьше. И третья — пегая. Третья лошадь. Элли ощутила, как дыхание учащается. На стоянке было двое. Где же третий? — Тебе малой застрелит, — с юмором произнес темноволосый. И тут же встал, как статуя, руки по швам, лицо напряжено, — явно изготовился к чему-то. — Верно боишься, — сказал второй голос. — Повторишь — урою. — Прости, Ясп, я просто… Нужно было двигаться. Элли понятия не имела, можно ли проползти по верху скал, а главное — спуститься потом, когда лагерь патрульных останется позади. Но крюк в пятнадцать миль отнимет у них остатки сил. Она подала знак рукой Джей-Джею и стала медленно, как могла, продвигаться влево по краю ущелья. Через минуту Джей поровнялся с местом, где Элли выглядывала из-за папоротника, повторил тот же маневр и застыл. — Джей! — шепотом крикнула она. — Шевелись. — У него мой рюкзак, — сказал мальчик. Почти в полный голос. — Джей! Темноволосый мужчина явно что-то услышал. Послышались скрипящие по гравию шаги, разговор прервался. Снова заржали кони — по цепочке, сначала один, за ним все остальные, подхватывая песнь тревоги. — Видишь что-то? — спросил Яспер. — Не, — темноволосый опять смачно харкнул. — Но, может, волки твои в этом году раньше приперлись. — Идиот, — Элли ползла, едва дыша. Джей все-таки последовал за ней, но ползти ему удавалось куда хуже. Так близко и так опасно. «Только бы не лошади», — молилась Элли. «Только бы не лошади». Ее нога зацепила камешек и тот покатился вниз по склону. Внизу что-то забулькало, затем бряцнуло. — Зачем она вообще сделала это, — послышался голос темноволосого. — Дина сказала тебе что-нибудь? — Только что она больная, — голос Яспера звучал с убийственным холодом. — И попросила не трогать ее. — Она украла твоего ребенка… — Конечно, я трону ее, хреново ты отродье, так трону, что мало не покажется. — Подобное тянется к подоб… Голос умолк. Послышались звуки, которые показались Элли звуками рая — борьба. Один из мужчин, видимо, набросился на другого. Сквозь эту мешанину Элли дала деру, насколько могла, одновременно удаляясь от края ущелья и от стоянки патрульных. Джей-Джей безнадежно отставал. Лошади ржали, как полоумные. — Твари, блядь! — крикнул Яспер, уже довольно далеко. Элли рискнула приподняться на корточки и побежала так. Джей-Джей догнал ее и тоже бросился бежать, не слишком заботясь о шуме, который поднимает. «Нет, нет, нет», — билось в голове у Элли вместе с пульсом, который теперь отдавался во всех частях тела. Вдруг ей привиделось: она входит в Джексон, называет себя охране; те смотрят на нее непроницаемо… Она идет по улицам, и некоторые люди, чьи лица будто намалеваны на пустых болванках, оборачиваются ей вслед… Иконописный, мирный лик, что смотрит на нее из-за занавеси и не желает узнавать, вспоминать, признавать… Холодная, настороженная Мария… Заколоченные дома с разбитыми окнами — местные дети постарались… «Я задавил пятнадцать кошек», — сказал Джей-Джей. Вот она уходит из Джексона, тем же путем, что пришла, но перед этим люди видят, как ребенок Дины здоровается с ней, будто старый знакомый, не выказывая удивления, и убегает прочь… Элли уходит, уходит, уходит, и тем же вечером пропадает ребенок… Она и впрямь украла его. «Я и впрямь украла ребенка Дины». Глаза селения осуждающе смотрят на нее, все сразу, они окружают ее, они хватают ее со всех сторон липкими руками, их рты раскрываются, они обвиняют — и выносят приговор. — Элли! — позвал голос Джей-Джея. Она сидела в папоротнике, пряча лицо в руках. Мальчик касался ее трехпалой руки осторожно, с жадным любопытством: его больше интересовали эти шрамы, чем ее эмоции. Элли выдохнула и вернулась в реальный мир. Зелень поплыла, качаясь. Ржание коней слышалось в отдалении — на безопасном расстоянии. Они поднялись выше, чем она планировала. Мальчик жадно разглядывал ее руку — только сейчас она поняла, что он мечтал это сделать уже давно, но не представлялось случая. — Интересно? — шмыгнув носом, Элли вытянула руку перед собой. — Их откусили. — Лошадь? — затаив дыхание, спросил Джей-Джей. Они миновали ущелье через пару часов осторожного передвижения в кустах — перебежками, от одного укрытия к другому. У Элли на языке вертелся вопрос — и она не могла задать его Джей-Джею, не решалась. Хотя он, как ребенок, мог ответить на него наиболее честно. «Что думают обо мне в Джексоне?» Засада в ущелье осталась позади. Они спустились на плоскогорье кое-как — цепляясь за камни, корни, помогая друг другу и себе самим длинными палками. Под ногами сыпалось, но оба смогли спуститься и лишь испачкались с головы до ног. Теперь они стояли в начинающемся море лунной травы — и ее прибой бил их по голеням. Стрекотали кузнечики. Уже негде было скрыться от солнца. Дом стоял далеко впереди — но уже не так далеко, чтобы не одолеть это расстояние. Белый, точнее, некогда белый — и похожий на призрак дом со множеством пустых комнат. На пути к дому Элли задала вопрос, который мучил ее. — Все думают, что ты сумасшедшая, — не моргнув глазом, ответил Джей-Джей. — Что ты убийца. Одержимая. Ты ушла десять лет назад убивать. И не вернулась. Говорят, что ты, наверно, много народу за это время убила. А еще говорили, я слышал, что если ты однажды появишься в Джексоне, надо будет тебя под стражу взять, а то как бы не было чего. «Я задавил пятнадцать кошек», — сказал Джей-Джей. «Бедный Капитан Спарки», — вот о чем думала Элли на подступах к дому. Больше ни о чем она думать не могла. Не хватало слез.