Пустоты

Вместе с нежданными событиями пришло воспоминание, которое она предпочла бы хранить в самой темной комнате из всех существующих. Воспоминание о том, как она навестила место смерти Джоэла, перед тем, как исчезнуть на много лет. Сон преследовал ее; она не спала в ту ночь. Едва держась на ногах, она спрятала дневник под тремя валунами, что образовывали что-то вроде пещеры — или большой жабы, как посмотреть. С этим было покончено — слишком много памяти на бумажных страницах. Точно так же, как осталась стоять у окна ненужная больше гитара. Она добралась до коттеджа к вечеру и потратила час, чтобы заставить себя войти внутрь. Могила Джоэла была в Джексоне. Надгробие стояло в Джексоне. Цветы, что непременно должны быть на любой могиле, были в Джексоне. Но Элли больше не вернется туда — не в этой жизни. Может быть, потом, через много лет, когда откроется новая страница, а быт станет линейным и предсказуемым. Она вошла внутрь и, как по компасу, отыскала лестницу, которая столько раз являлась ей во сне. Она бежала вниз, на крики, что раздавались из-за запертой двери, но холодное дерево оказывалось неподатливо; на следующую ночь она снова сбегала по ступеням, не различая их количества, чтобы почти упасть на запертую дверь. Она кричала, и ее крик был бесполезен. «Сегодня была последняя ночь с этим сном», — сказала себе Элли и толкнула дверь, что, не в пример сновидению, была открыта. Дверь в комнату, где умер Джоэл. Она застыла на пороге, обозревая беспорядок, что остался с тех самых пор; звуки шагов спугнули стаю мышей, что бросились врассыпную, и даже пару птиц, что, должно быть, попали внутрь сквозь разбитые окна; не находя выхода, птицы бились о стены и стекла, оставляя кровавые следы. Элли следила за ними, как завороженная. Потом достала пистолет. Она просидела на полу, водя трехпалой рукой по доскам, до самой темноты — не решалась просто встать и уйти; ей казалось, что Джоэл совсем рядом. Этого чувства не возникало в Джексоне, на могиле. Там ей казалось, что под землей никого нет. Может, подумала Элли, так и было. Здесь он в последний раз произнес ее имя. Здесь он в последний раз видел ее лицо. Может быть, подумала Элли, он действительно остался здесь, а там никого нет. Она погладила доски пола. Крови не осталось — время и насекомые сделали свое дело. Лишь капли птичьей крови кое-где окропили стены и ковер. «Наверно, это такое место», — подумала Элли. «Здесь льется кровь. Кто знает, может, и еще прольется». Решение пришло мгновенно; она встала и начала поиски. Через полчаса у нее было несколько бутылок с горючими веществами — маслом, уксусом, бензином. Коттедж частенько использовался патрульными, как укрытие. Она не знала, вспыхнет ли сырое дерево, что окружало ее со всех сторон — но обязана была попробовать. Душа Джоэла требовала этого, души мертвых птиц требовали этого. Душа самой Элли просила, в отчаянии, сделать хоть что-нибудь. Бродя по коттеджу, она поливала и брызгала горючим самые подходящие для этого места и предметы — дерево, ткань, мебель. Когда почти весь коттедж наполнился вонью, она вышла на веранду, чиркнула спичкой и поднесла ее к влажной дорожке, что вела вглубь строения. «Не сгорит», — думала она, стоя в некотором отдалении, в темноте леса, и глядя на то, как дым вырывается из всех окон, дымовых труб и щелей. «Слишком мало горючего. Не сгорит». Она решила остаться до рассвета; все равно бессонница не дала бы уснуть, а идти в темноте было опасно. Усевшись на валун, Элли подложила под себя спальный мешок, чтобы было теплее. «Не сгорит», — снова подумала она и приготовилась ждать. Не сгорел. *** Элли проснулась перед рассветом — от холода и тревоги: что-то было не в порядке. Первым делом ее рука скользнула к ружью, что лежало под боком; потом она вспомнила. Как можно тише перевернувшись, она посмотрела на фигурку в спальном мешке, что лежала по ту сторону кострища. Фигурка не двигалась — словно и не дышала. Рассвет занимался, и цвет спального мешка — тускло-оранжевый — проступал сквозь сумерки все ярче. Назвался разведчиком, — подумала Элли, — но прихватил такую заметную штуковину. Это не дело. Поднявшись, она накрыла его своим спальником — цвета хаки. Мальчик не проснулся. Она ушла к ручью, умываться. Когда вернулась, Джей-Джей уже сидел, укутанный сразу двумя спальниками, и натягивал тетиву на лук. — Что ты делаешь? — он вздрогнул, услышав голос Элли, но обернулся и улыбнулся — несколько торопливо, как улыбаются малознакомым людям в странных обстоятельствах. — Нужно наловить дичи на завтрак, — сипло сказал он. «Простужен», — отметила Элли. — Я добуду нам фазана. — Оставь. У меня есть кое-что. Она присела над рюкзаком, вынула оттуда консервы и засушенный хлеб, проделавший путь от ее нынешнего жилища, и бросила мальчику через кострище. Тот поймал, но банку упустил — та покатилась по склону, и мальчик, стараясь ее перехватить, смешно упал на один бок, выпав из своей пуховой обертки. «Ой», — сказал он, улыбаясь. «А он совсем еще ребенок», — подумала Элли. — Осторожнее, скаут, — сказала она и против воли вспомнила Джоэла. Тот сказал бы что-то подобное. Сглотнув, Элли уставилась на мальчишку. — Фасоль, — скривился Джей-Джей. — Ладно, пусть будет фасоль. Рассматривая его все дольше, она подмечала все больше; он выглядел не так взросло, как показалось ей вчера, был жилист, но худ почти болезненно, и реакции его не были реакциями обычного десятилетнего ребенка. У него была странная манера преувеличенно выражать эмоции: если он улыбался, то всем лицом сразу, поднимая брови и верхнюю губу, так, что становилось видно выступающие передние зубы, если хмурился — то кривил не только брови, но и рот, если хотел что-то спросить — делал заискивающее лицо, как у щенка. Все это Элли отметила, пометила и поместила в память, чтобы обдумать — после, когда будет время. Детскость, пожалуй, здоровая; но для ребенка шести-семи лет, не десяти. — Поел? — спросила она. — А теперь домой. Джей поперхнулся фасолью, которую как раз доедал. Он уставился на Элли таким укоряющим взглядом, что той стало не по себе. «Ты предаешь меня?» — говорил этот взгляд. — Домой, — повторила она. — Тебя наверняка ищут. Будут рады, если вернешься сам, а не поперек седла. Что ты вздумал? Что сможешь один шляться по лесу? И что выживешь? Молодежь всегда сбегала, — Элли начала собираться в дорогу. — Но никто не возвращался. Знаешь, почему? Наверняка знаешь, ты же патрульный, — она позволила себе сарказм, и только подняв глаза на ребенка, поняла, что переборщила. Мальчик смотрел на нее в упор. — Что молчишь? — не выдержала Элли, закидывая рюкзак за спину. — Тебе нужно вернуться к матери. — Она повысила голос. — Тебе нужно вернуться к Дине! — И к отцу, — сказал Джей-Джей и вдруг заплакал. Элли застыла. Серость, что собиралась на небе с рассвета, сгущалась. В воздухе ощущалась влага предстоящего ливня. Джексон был недалеко — ближе, чем дом, куда просил отвести ее этот странный мальчишка. «В нем совсем ничего не осталось от малыша, которого я нянчила», — подумала Элли. «Даже сходства нет. Будто другой ребенок. Совсем другая Картошка.» Закрыв ладонями глаза, она отвернулась. Пока они находились так, на расстоянии метра друг от друга, он — на земле, уже бросивший банку, она — стоя, невидяще обернувшись к Джексону — начался дождь. Лес зашумел знакомым, ободряющим звуком; это идет из далекого прошлого, — подумала Элли. Если идет дождь, значит, ты в безопасности, потому что хищники, которые охотятся на тебя в лесу, не очень-то любят охотиться под дождем. Все живое замирает и прячется. Сегодня его не будут искать, — поняла она тут же. Подождут, пока вернется сам. Дина не из тех матерей, что впадают в панику, стоит юному разведчику пропасть на день — хотя кто знает, как она изменилась за эти годы. К тому же, это все наверняка не в первый раз. — Ладно, — сказала Элли, отнимая ладони от глаз. Джей смотрел на нее так же молча. — Сходим предупредить твоих родителей о том, что ты со мной. И пойдем. Снова молчание. Элли бессильно прислонилась к стволу дерева, ощущая какой-то далекий, зудящий холодок; так бывало, когда она вспоминала Джоэла. Прошлое прошло. Но шрамы оно оставило, и они напоминали о себе перед бурей. Вспомнилась и гитара, которую она оставила в доме на плоскогорье; и открытые настежь окна. Сейчас там, наверно, полная разруха, если кто-нибудь не нашел это место и не счел чужую мечту о ферме притягательной. Отняв висок от ствола дерева, она обернулась к Джей-Джею. Мальчик собирал вещи. Она не могла поступить иначе. *** — Сколько нам идти? — спросил мальчик, когда они, выбиваясь из сил, поднимались из неглубокого распадка. Боец, разведчик и охотник оказался весьма хилым; Элли подметила и это. — До дома? Он так произнес это «до дома», что Элли поежилась. Мальчик складывал губы трубочкой, издавая сухие длинные звуки — недосвист. Когда-то у Элли получалось не лучше. Подпрыгивая на камнях, Джей звенел рюкзаком, в котором явно находилось больше вещей, чем положено. — Что у тебя там? — Элли прервала восхождение. Джей-Джей едва не влетел в нее, мигая. — Выворачивай рюкзак. Около дня пути, — добавила она, видя, что он ждет ответа на свой вопрос. — Так долго, — выдохнул Джей-Джей. Он проворно снял рюкзак и расстегнул хлипкую молнию; Элли опасалась худшего, так и вышло. Там лежали фигурки солдатиков. — Джей-Джей, — начала Элли, уже понимая, что все бессмысленно. — Зачем ты взял в путь лишний груз? — Это не лишний груз! Я их собираю. — Мальчик растерялся. Элли смотрела на него, не мигая, некоторое время, потом развернулась и молча продолжила восхождение. Джей-Джей торопливо застегнул рюкзак и кинулся следом, позвякивая. — Я собирала карточки, — скорее сама себе сказала Элли. — С супергероями. — Правда? Класс! А у тебя остались они? — Нет. Дальше они шли в молчании. День перевалил за полдень; тучи, полные мелкого дождя, выдали все, что могли, и горы накрылись тяжелым, душным одеялом тумана, в котором преграды на пути становились зыбкими, как плоды воображения. Через один такой плод Джей едва не перевернулся вместе со своим рюкзаком, не рассчитав, что влажность коры поваленного ствола значительно умножилась; скользя, он попытался подняться, но ноги его не слушались, да и руки не особо, и это Элли тоже подметила, слегка растерянная, еще не осознающая того, что видит. — Расскажи мне про отца, — сказала она, когда распадок остался далеко позади. Если бы не туман, они бы видели впереди край нагорья; даже сквозь деревья сквозила бы акварельная голубизна дали. Элли много лет не ходила этим маршрутом. Воспоминания о том, как они ездили здесь с Диной — конечно же, верхом — показались было из-за покрова, их прятавшего, и юркнули обратно. Не время и не место. — Отец как отец, — брякнул Джей-Джей и тут же поправил себя: — Жестокий. Он бьет маму и меня. Элли молча оглянулась. — Он пообещал мне, что… Выбьет из меня всю дурь, — мальчик смотрел в землю, тяжело пыхтя. Рукава огромной куртки размотались, и под ними едва виднелись кончики его пальцев. — На охоте. Он сказал, что выбьет из меня все, что во мне есть. И он не шутил. — А что ты натворил? — Элли больше не оборачивалась. «Он бьет Дину», — сказал мальчик. Трудно было представить, чтобы Дину кто-нибудь мог обидеть. Чтобы она позволила кому-нибудь. — Ничего! — Джей-Джей остановился. Элли волей-неволей пришлось притормозить тоже. Она выдохнула, глядя на то, как ребенок разъярился: его лицо покраснело, совсем как бывало с Джесси. Ребенку не скажешь, что тебе больно смотреть на него. Хотя это и не боль; слишком много лет прошло. Это воспоминание. — Натворил, — после паузы сказала Элли. — Нет! — крикнул Джей и вдруг сбросил рюкзак. Звякнув о камни, он остался лежать коричневым горбиком. — Я ничего не натворил! Я ничего не делал! А он сказал, что убьет меня! — Пока не скажешь правду, дальше не пойдем. Они застыли. Влага, собиравшаяся на ветвях, капала с кончиков листьев. Вдруг все зашуршало — снова посыпалась мелкая водяная крупа. Капли украсили лицо мальчика, как веснушки. Элли смотрела на него, не видя почти ничего, когда услышала вдали конский топот. Этот звук ни с чем нельзя было спутать. — Ну вот, — сказала она, медленно оборачиваясь в сторону звука, — как я и говорила. Сейчас ты поедешь… — Уходи с дороги, уходи! Прячься! — завопил Джей-Джей и налетел на нее, толкая, как маленький вихрь. Элли не успела удивиться — в хилом теле вдруг проснулась сила, и ребенок спихнул ее с тропы, а дальше она, скользя по мокрой листве и траве, понеслась в направлении дна ущелья, и времени на страх не было. Джей-Джей катился рядом, не на заднице, как Элли, а на боку, переворачиваясь, и она протянула руку, чтобы схватить его за капюшон — и тут почти одновременно их падение завершилось благодаря выступающему из склона скалистому островку. — Ушибся? — тяжело дыша, спросила Элли. Джей только приложил палец ко рту, глядя в ее глаза своими, внезапно глубокими и внезапно испуганными. Сплошная безумная чернота. Элли задержала вгляд, потом вскинула голову, услышав голоса. — Это его рюкзак! — Стой, Яспер. Они здесь. Они рядом. Людей было двое. Элли слышала лошадей, их нетерпеливый перестук копыт; слышала, как спешились двое мужчин и слышала, как бряцает на них оружие. «Это твой отец?» — одними губами спросила она Джея, но тот даже не кивнул. Он глядел вверх, где за папоротником и туманом ничего не было видно, и не реагировал ни на что. Элли коснулась его руки — напряженная, деревянная. — Это его рюкзак, — повторил первый голос. — Норман, почему здесь лежит его рюкзак? — Я не знаю, говори тиш… — Почему здесь лежит его рюкзак, Норман? — в голосе слышалась сдерживаемая паника. Элли почти готова была подняться и крикнуть людям, что они здесь и мальчик в порядке. — Я убью ее, — сказал второй голос, и тут она застыла тоже. И мир застыл; капли дождя, волны тумана, сползающие сверху, колыхание листьев. Глаза Джей-Джея, обращенные взглядом наверх, слегка дрожащие: влево-вправо, влево-вправо; Элли видела только тень, стояющую неподвижно на краю утеса, с которого они соскользнули. — Я убью эту суку, — повторил голос. — Я ее убью. — Они где-то рядом. Давай вперед, — первый голос отодвинулся в туман; заржал конь. — Может, они упали, — «НЕТ» — одними губами выговорил Джей. — Они рядом, — повторил первый. — Догоним — буду держать ее. Кони ржали. Джей-Джей смотрел в глаза Элли, и в его глазах было безумие. Безумный страх, — зарегестрировала Элли и тут же поняла, что и сама дрожит, и уже не от холода, не от того, что непрерывный ход вниз и вверх по горам перестал согревать ее. — Что ты натворил, — шепотом спросила она. — Ничего, — шепотом ответил он. Двое уезжали. Кони бряцали копытами по камням. Позвякивало оружие. Туман скрадывал их звуки, пока они не исчезли совсем. — Кто они, — спросила Элли, когда они с мальчиком, спустившись на самое дно ущелья, шли вдоль ручья, текущего там. Рюкзак решено было бросить. Услышав об этом, мальчик закатил истерику — помогла только пощечина. Элли влепила ее и застыла; паренек застыл тоже. Потом они долго, долго пробирались между камней, пока не зашумела вода; в воде, ледяной, ополоснули грязь со штанов и ботинок. «На склоне наверняка остались следы», — подумала Элли. «Но, если повезет, трава расправится быстро». Дождь усиливался. — Кто они, — повторила Элли, не слыша ответа. Осознав, что люди из Джексона представляют для нее угрозу, она перегруппировалась; отныне ничто не имело значения, кроме выживания. Полудрема, в которой на острие — зрение и слух. Она научилась этому за годы одинокой жизни в лесах. Зрение сейчас регистрировало лишь туман, а слух — шум воды, который, одновременно скрадывая их собственные шаги, мог приглушить и звуки погони. — Это мой отец и Норман, — скороговоркой заболтал Джей-Джей; слишком громко. «Разведчик и охотник!» — Мой отец убьет меня, если догонит. И они оба убьют тебя, если догонят. — Я не об этом спросила. Кто они? — Мой отец и… Мой отец заведует патрулями, Норман — вроде как его правая рука. Они вместе выпивают в баре. Потом, когда отец напивается, он приходит домой и… А Норман всегда где-то рядом. Он иногда приходит и смотрит. Стоит и смотрит, — мальчик запыхался и умолк. — Как вы с Диной, — с медленной яростью выговорила Элли, — связались с такими ублюдками? — И откуда вообще в Джексоне такие ублюдки, почему их терпят там? Почему Мария ничего не делает? Почему?.. Она притормозила, оборачиваясь к мальчику, но тут снова послышался стук копыт. Элли и Джей-Джею пришлось укрыться в кустах — здесь тропа проходила слишком близко к ущелью. Судя по звукам, всадники теперь ехали обратно. В Джексоне не может быть таких людей, — думала она, глядя, как пенится под дождем ручей. В Джексоне никогда не было таких людей. Но Томми умер. А Мария постарела. И многие дома пусты. В пустых домах занавешены окна и забиты двери. Мог ли Джексон, ее Джексон, измениться столь разительно? Там остались могилы Джоэла и Джесси. Мальчик почти полностью исчез в куртке. Виднелась только его мокрая черная голова. «Есть табак. Хочешь?» — спросил он вчера. «Я собираю их» — сказал он про солдатиков. «Если поймают, убьют и меня, и тебя». Элли глядела сквозь туман и не видела главного. «Не убьют», — подумала она и посильнее натянула куртку на макушку ребенка. Тот выглянул и тут же спрятался обратно. «Не достанут». Элли глядела сквозь занавесь и не видела. В ее голове шелестело воспоминание о том, что однажды она была этому ребенку матерью, и тогда все было хорошо.