Безвременник

«Мастер и Маргарита» – единственная книга, которую Аня прочла от корки до корки. Разумеется, не по программе, частично потому, что дед с бабушкой не одобрили бы подобное чтение для тогда ещё семиклассницы. Да и просто зацепило почему-то. Даже «Гарри Поттера» она не осилила, и скорее не потому что неинтересно, а потому что дико злило: кто-то выдирается из домашнего ада в волшебный мир, а она так и сидит у осточертевшего окна или перед монитором… Маргарита с её разрушающей местью оказалась Ане явно ближе любых героинь и героев. Да и вообще… вот и сейчас вспомнилось. Неизвестный в красном, с крестом на груди посмотрел на Аню очень внимательно. Тоже, небось, думал, что всё про неё понял. Как все они. – Я тут не поэтому, дитя, – проговорил он наконец. – Какое совпадение, я тоже не из-за него. Что я должна сделать, чтобы отсюда выйти? Вы кто вообще? – Просто грешник. А выйти отсюда… разве же это возможно? Я так долго был здесь в полном одиночестве, что и забыл, когда видел кого-то, кроме тебя. – То есть вы и про Мао не слышали? И про её маленькую революцию? – Нет, кто такая Мао? – Я так и знала, что эта мелкая гадость врёт! Обещала, что вернёт меня во вторую жизнь! – Но что-то и правда изменилось. Может, скоро конец света. Раз ты и я видим друг друга и говорим. – И что? Будем сидеть тут и тупо его ждать? Тогда давайте хоть познакомимся. Анна. – Лоренцо. – И если меня довела семья и школа, то вас кто? – Сам в первую очередь. Человек всегда виноват в первую очередь сам. – Не согласна! Я никому ничего не сделала! – Может быть, ты хочешь рассказать? Аня не хотела. Готова была замотать головой и снова молчать сколько понадобится. Готова была ровно одну минуту. Потом аж слёзы брызнули. И слова вместе с ними. Слишком долго – никому. А его она к тому же видит впервые. И нет, это не то… но чувство сродни тому, с которым она стояла перед иконой, привезённой бабушке. Такой взгляд у этого Лоренцо, и близко не отдаёт «куда в таком виде в церковь прёшься?!». – А вы потом расскажете? – Раньше не стал бы. До своей смерти. Но сейчас у меня уже нет больше права ни скрывать, ни поучать. – Отлично. Это слово прозвучало как довольно злая ирония. Аня шмыгнула носом – и наконец хлынули слова. Обо всём. О заточении дома, об одиночестве, о попытках найти «свою стаю». О предательствах раз за разом. О причинённой боли, в том числе и физической. Наконец и о том, как, еле выдравшись из лап обидчиц, бежала голая до пояса в темноте по чернеющему снегу, как стояла потом под душем как была – в юбке, колготках и ботинках. Как обрезала волосы и не могла, не хотела больше ни с кем говорить – до самого предсмертного слова на камеру. Лоренцо слушал изумительно, очень внимательно, Аню никто ещё так не слушал. И по его лицу было видно, что переживает. Хотя и не понимал многого, приходилось притормаживать свою исповедь и пояснять, как это, к примеру, «выложить свои фотки в Сеть». Но тем не менее, слово за слово, Аня рассказала реально всё. И теперь сжимала кулаки: – Все люди одинаковые, все никуда не годятся! Вы сейчас скажете, что нельзя так, считать, что ты одна хорошая… – Не надо. Но над тобой ведь, по сути, надругались. – И из всех мне жалко только деда с бабкой, но и им без меня будет лучше. Я же всё равно никогда не стала бы такой, какой им бы хотелось! – О, дитя, это совсем не значит, что они тебя не любят и что ты своим уходом не обессмыслила их жизнь. Я это испытал на себе, я знаю. – Ваш ребёнок?.. – Дважды. – Это как? – Первый раз он не умер, но все думали, что утопился. Исчез, многое выстрадал, вернулся через тринадцать лет. Под другим именем. Восстановил против себя всех, призвал смерть на свою голову… а потом открылся. Чтобы все мы поняли, что натворили, как предали его – тогда и сейчас. Моими руками он убил себя. И я тогда тоже… И тоже снотворным. Аня не знала, что и сказать. Сейчас, кажется, в первый раз ей пришло в голову, что её уход мог повлечь и ещё чей-то. Сумела только выговорить: – Может, поэтому мы сейчас с вами тут и встретились? – а потом ещё добавила: – Интересно, вашему сыну стыдно… там, где он сейчас? – Аннина, милая, тебе же вот не стыдно… Прости. В общем, и не должно быть. Бедный мальчик столько страдал. Уже из-за одного того, что я дал ему жизнь. – Ну да, как бы я тоже не просила меня рожать. Я так вычислила, что мать меня очень рано нагуляла и на деда с бабкой и кинула. И я без понятия, кто мой отец вообще. Крокодил какой-то. – Почему крокодил? – очень удивился странный священник. – Ты вполне симпатичная девочка… – Да долгая история, я по батюшке Геннадьевна, в одной сказке у нас есть крокодил Гена. А вот вы, наверно, сыну вообще всё разрешали… – Да тоже пытался оберегать, а ещё признать его не мог открыто. Не только из-за моего сана, мать Артура была замужем. – Ох ты ж ёлки-моталки, как вас угораздило-то… А с виду приличный человек! – это Аня сказала не так уж и всерьёз, понимала же – оно не спрашивает. – Вот лучше бы я был совсем неприличным человеком и отговорил её порывать со мной и во всём каяться мужу, лучше бы мы всё бросили, сбежали куда-нибудь и были бы счастливы. Она, я и наши дети. – Все бы так счастье понимали… Если бы вы были моим отцом, я бы, наверно, никогда с вами не ругалась. – Что, и не попала бы в плохую компанию? Вернее, они хотели-то хорошего, освободить нашу страну, но ведь опасно же… – Не знаю. Если бы меня в компанию взяли, могло бы быть по-всякому. – Ты девочка. Не скажу за саму компанию, а вот власти могли бы и не принять тебя всерьёз. И не посадить в тюрьму. – О, ну и дебилы. Я б им показала, значит! – А я бы только за сердце хватался. – Я бы хотя бы, наверно, всё вам рассказывала, Лоренцо Батькович. Больше никому никогда не получалось, а вам вот… – Я рад. Наверно, я был не самым плохим священником. Но всё-таки очень плохим отцом. Если бы только я смог ещё хоть раз увидеть Артура, хоть на миг… – Я была бы рада помочь вам искать. До чего же красивое имя – Артур. И сам он наверняка красавчик. Если на вас похож. Показалось – или она вогнала Лоренцо в краску? Впрочем, тут в принципе было красноватое освещение, и ещё его одежда тоже бросала отсвет на лицо. – Похож, к несчастью, сильно, – он вздохнул. – И… нехорошо так говорить про собственное дитя, но я бы не советовал вам знакомиться. Он озлоблен, у него ядовитый язык, он способен оттолкнуть влюблённую в него женщину, в том числе и физически. В том числе сначала… воспользовавшись ею. Мне кажется, с тебя такого уже довольно. – Да, я поняла, о чём вы. Может, я только в таких и влюбляюсь. Может, пора что-то сделать с этим. Если у нас есть что-то за пределами этой непонятной пещеры. – Ну что, познакомились? – над их головами замелькало красное пятно. – Вместе-то, поди, веселее будет?