Головокружение

С того самого момента, как Тодд поймал его, когда он выходил из ванной, Дирк хотел поговорить с Фарой. После того, как он прошел через мучительно осознание, что он хочет поговорить с ней, ему стало сложно не сделать это сразу. Вывод, который он сделал в ванной был таким: он не может так больше, он не может нести этот груз один, ему нужно поговорить с одним из своих лучших друзей об этом. И Тодд, по очевидным причинам, не вариант. Но, кажется, что судьба снова пытается подложить ему свинью, потому что как только Дирк решает признаться Фаре, становится решительно невозможно застать ее одну. Фара, которая в последнее время все время подмывала Дирка на разговор, наверное, решила перестать его доставать. И что гораздо хуже, Тодд всегда рядом. Может, все это просто свело Дирка с ума, но он поклясться может, что раньше они трое часто проводили время попарно. Он точно помнит, что раньше бывал в комнате один на один с Тоддом или Фарой, пока третьего не было на месте. Да, конечно, они все друзья и коллеги, они живут вместе и много времени проводят друг с другом, но они все трое привыкли к тому, чтобы быть в одиночестве, каждый по-своему, и Дирк точно помнит, что были моменты, когда они с Фарой работали над делом вместе весь день, пока Тодд встречался с Амандой, или когда Дирк и Фара читали оба в гостиной, пока Тодд уходил за продуктами… или тот случай, когда Фара в пятый раз пыталась обучить Дирка готовить блинчики, а Тодд специально избегал к ним заходить. Фара с Тоддом тоже часто проводили время вместе, Дирк в этом уверен, потому что, хотя Тодд часто опаздывает на завтрак, по сравнению с Фарой «Встаю-В-Шесть-Тридцать» Блэк, Дирк зачастую просыпает обед в выходные. Не то, чтобы Дирк не пытался утроить им с Фарой время для двоих. Кажется, он больше ничем не занимается, кроме как пытается застать Фару одну, чтобы в ту же секунду его прервал объект зарождающейся дискуссии. Если Дирк пытается встать пораньше и встретиться с Фарой за завтраком, он выползает полусонный из комнаты только чтобы наткнуться на Тодда на пять шагов впереди себя, уже здоровающимся с Фарой на кухне. Дирк приглашает Фару пойти с ним в новый чайный домик, Тодд тут же говорит, что пойдет с ними, потому что рядом есть кофейня, которую он хотел показать Фаре. Однажды вечером, когда Дирк уже наполовину раздет, он понимает, что Фара, скорей всего, сидит в офисе одна, сортируя документы. Он быстро набрасывает обратно рубашку, чуть не скатывается вниз по лестнице, буквально проскальзывает на носках в офис… и Тодд уже там. (Этим вечером Дирк торчит в офисе из чистого упрямства, надеясь пересидеть Тодда и поговорить с Фарой перед сном. В конце концов, конечно, Фара уходит первой, и оставляет двух своих лучших друзей избегать взгляда друг друга, бормотать друг другу одинаково бессмысленную чепуху о том, насколько уже поздно, чтобы потом вместе разойтись по спальням.) Дирк доходит до того, что ждет, пока Тодд ляжет спать, чтобы попытаться застать Фару в ее комнате посреди ночи, но нет… нет, Тодд и этому мешает. Стоит только Дирку сделать шаг из своей комнаты, Тодд материализуется из теней буквально в нескольких футах дальше по коридору, как Призрак Сексуальных Фантазий Прошлого, Настоящего и Будущего. Дирк, и так уже на нервах от сверхъестественной способности Тодда пресекать любые его попытки поговорить с Фарой, выдает дурацкую ложь о том, что ходит во сне, чувствует себя виноватым за то, что соврал Тодду, отматывает эту ложь назад и врет о том, что шел в ванную, думая о том, что сможет сделать это заявление правдивым, сходив в ванную потом, паникует и сбегает обратно в свою комнату. Он еле успевает закрыть дверь, когда понимает, что про ванную, получается, он тоже соврал, матерится, понимает, что сделал это слишком громко и ругается снова, но уже тише. Дирк очень боится, что ведет себя странно, даже учитывая то, как он втянул в свою жизнь Тодда и Фару. Ему сложно не быть напряженным и на взводе по множеству причин. Он все еще никак не может забыть, как Тодд лежал под ним в отеле, и с той ночи, когда он видел сон о том, насколько более физически приятно могли развиваться эти события, его тянет к Тодду все сильнее. Он измучен бурей внутри себя, но еще где-то неделю он не дает себе волю, и это означает, что его либидо достает его больше обычного, и он чувствует себя виноватым. У него не было такого с тех пор, как он был подростком. Тодд же выглядит отстраненным и измученным, и попытки Дирка застать Фару одну еще сильнее подчеркивают тот факт, что раньше они с Тоддом проводили больше времени вместе. Дирк очень старается об этом не думать, потому что сейчас это совершенно не помогает. «Время, которое мы проводили вдвоем с Тоддом» – тема, которая охватывает множество вещей, и сейчас думать о них больно; значимые и незначительные моменты, время, когда они были на волоске от смерти и когда наступало спокойствие. Воспоминание о том, как они с Тоддом, в одних пижамах, лежат перед телевизором на диване под одним одеялом… думать о них сейчас так же опасно, как и о тех моментов, когда Тодд притягивал Дирка очень близко к себе, злясь и желая высказать ему, какой он придурок. И когда Дирк думает о том времени, что они проводили вместе, он не может игнорировать то, как мало этого времени теперь. Они с Тоддом не неделями не оставались наедине умышленно и достаточно долго. И может… это не совпадение. Вместе с виной и сексуальным напряжением, Дирк постоянно параноит, что Тодд каким-то образом узнал о его тайных фантазиях, что он догадался и теперь ненавидит Дирка за это. Это бы объяснило, почему примерно через месяц после инцидента в отеле Тодд все еще не смотрит Дирку в глаза. Или почему, когда они остаются в комнате одни, Тодд использует любой предлог, чтобы сбежать, будто быть наедине с Дирком для него просто невыносимо. Эти мысли не просто толпятся на краю сознания, они вгрызаются в сердце Дирка настолько сильно, что он снова задается вопросом, не так ли ощущается приступ парарибулита. Дирка никогда не били ножом в сердце, но ему попадала стрела в грудь, и чувство, которое он ощущает, когда думает о том, что Тодд может не хотеть находиться с ним в одной комнате, что ему с ним неуютно… очень похоже на то. Дирк пытается убедить себя, что он надумывает. Он знает, что склонен нервно реагировать на отказы, в ужасе от мысли, что те немногие привязанности, которые он нашел в своей жизни, могут внезапно исчезнуть. Сейчас это уже скорее иррациональный страх. Он пытается убедить себя не проецировать свою вину на Тодда, и что если бы Тодд как-то выяснил, что Дирк хочет его, то глупо было бы ожидать, что от гей-паники он попытается разорвать их дружбу, даже не поговорив. Тодд смирился с тем, что Дирк разрушил его жизнь, сделал его одним из самых разыскиваемых ФБР людей на целых три месяца и буквально протащил по разным временам и измерениям. На данный момент весьма маловероятно, чтобы неразделенная любовь и тайная мастурбация могут стать последней каплей. Все же, а если так и есть? Если это слишком, слишком крипово, слишком смущающе… что если Тодд уже ищет новую работу, новую квартиру и нового лучшего друга и не пройдет и месяца, как Дирк потеряет его совсем? И эти мысли не дают Дирку уснуть ночью. Он ворочается в постели, пытается не плакать, но потом сдается, но пытается делать это тихо. Кажется, в последнее время он слишком много сил тратит на то, чтобы сдерживаться и не выдавать себя, и он знает – он знает, что ничем хорошим это не кончится. Он постоянно в напряжении, будто он снова парализован, не может двинуться, но не может и упасть, заперт внутри собственного тела, в мучительном ужасе от того, что с ним происходит. Капля дождя, все еще покачивающаяся на краю, но намеренная не падать. Тревога, вина, разочарование и трещины, медленно ползущие по его сердцу – все это копится и копится, но не выплескивается. Ему надо поговорить с Фарой. Ему необходимо поговорить с Фарой, или он наделает глупостей, например, признается однажды утром Тодду под грузом томления, сексуального напряжения и отсутствия сна. После одной из таких тревожных и мокрых ночей Дирк просыпается куда раньше утром, чем хотел бы, чувствуя себя откровенно дерьмово. Также, он чувствует себя достаточно… неудобно, уже привычным образом, не совсем голодным, а скорее жаждущим прокрутить в голове заново все те фантазии, которые включают в себя Тодда и тот стенной шкаф, в котором им пришлось прятаться пару месяцев назад. Более эмоциональная же его часть не хочет не то, что подрочить на это, даже вспоминать, а рациональное же зерно его разума напоминает, что сделать что-то с непрошенным возбуждением, не привлекая при этом мысли о Тодде, будет сложно. И снова, Дирк может прийти только к одному заключению: он не знает, сколько еще сможет продержаться. Он лежит в кровати, не двигаясь, еще несколько минут, мечтая снова заснуть без снов. Он уже чувствует, как начинает раскалываться голова. Он переворачивается и старается игнорировать это, ему почти удается, когда его живот начинает бурчать, напоминая об ином, менее драматичном виде голода. Этот голод, по крайней мере, легко утолить. Сейчас утро воскресенья, и это означает, что продаются свежие маффины в пекарне рядом с любимой кофейней Фары. Кто-то пойдет за кофе и вернется с маффинами, и как только этот доброволец придет, Дирк сможет… нет… Нет, погодите, о нет, вот дерьмо – Дирк – тот доброволец сегодня. Ранняя версия Дирка, Дирк за тридцать шесть часов до этого момента, который еще не проплакал всю ночь по любви к лучшему другу, Дирк, который искренне и точно верил, что сможет встать вовремя и быть на пороге квартиры в восемь. Сегодняшний же Дирк, с заплаканными глазами и головной болью, нащупывает телефон. Уже без пяти восемь. – Блять, дерьмо, дерьмо, дерьмо… – Дирк выскакивает из кровати, матерясь, пока торопится, сдирая с себя пижамные шорты и просматривая шкаф в поисках чистой пары джинсов. Он нюхает футболку, в которой спал, снова выругивается и поспешно надевает поверх нее свитер. Бросает взгляд в зеркало, чтобы посмотреть на свои волосы. Ужасно. У него нет времени возиться с прической. Но Дирку не нравится выходить из дома таким неопрятным, как он выглядит сейчас, но он обещал Фаре, и уже восемь. Маффины все продадут к девяти, иногда и к половине девятого, и Фара любит, чтобы ее кофе был вовремя, и она никогда ничего не говорит, если Дирк просыпает и не встает вовремя, когда обещал, она идет за кофе сама, не говоря ни слова возражения, но он, Дирк ненавидит подводить Фару, и он – ужасный друг и… хватить себя накручивать. Последняя мысль звучит очень похоже на Тодда. Дирк старается игнорировать трепет в животе. Он хватает что-то, чтобы прикрыть волосы, нацепляет это себе на голову и спешит из комнаты в коридор, будто он может избежать от мыслей о Тодде, оставив их в спальне… не думай о Тодде в своей спальне. Дирк ускоряется, забегая в гостиную, как поезд, сошедший с рельс. Но ударяется бедром о край дивана, тянется в ящик с обувью, спотыкается о растоптанные кроссовки Тодда и чуть не падает на стойку с зонтиками. Фара появляется как раз вовремя, чтобы поймать Дирка и предотвратить поездку в больницу. Дирк отталкивает ее руки, но потом понимает, что без поддержки его начинает шатать. Он хватается за стену одной рукой, чтобы стоять прямо, но пытается сделать это обыденно. – Я в порядке! В порядке! Я точно в порядке. Прости. Прости. Да, прости. Просто собираюсь за кофе. Дирк понимает, что сейчас его шанс. Он может пригласить Фару с собой, они пойдут за кофе вместе, и Дирк может использовать эти полчаса или около того, чтобы проснуться, потусовать со своей лучшей подружкой и ненавязчиво начать беседу о том, что медленно сходит с ума от любви и не знает, что с этим делать. Фара уже одета, волосы в порядке, куртка на плечах, она готова идти, он поймал ее буквально у двери. Но его снова грызет вина, ведь если Фара пойдет с ним за кофе, это сделает бессмысленным его попытку принести кофе для нее. Вернемся на первую клетку, напрямую в Тюрьму-Для-Плохих-Друзей, даже не заходя в Любовь-И-Поддержку и не получая Утешение-И-Совет. – Дирк, – спокойно говорит Фара, отдирая его от стены, как особенно упрямого паучка, – ты не пойдешь за кофе, сядь, – она усаживает его на диван. – Почему на тебе эта ковбойская шляпа? Я поверить не могу, что ты ее оставил… – О, так вот, что я надел? – Дирк рассеяно отмечает отвратительный желтый отблеск от шляпы. – Я… да. Да, я надел свою любимую ковбойскую шляпу. Пробую новое. – Ты сказал, у тебя от нее глаза болят. – Ну, если я надену ее на голову, то мне не придется на нее смотреть, не так ли? Фара наклоняется к нему, смотря прямо в глаза. – Ты хоть спал? Дирк пожимает плечами и издает непонятный звук. Когда ему не удается убедить Фару, он пытается ободряюще улыбнуться. Фара отстраняется, явно обеспокоенная. – Дирк. Он сдается. – Ладно… – он потирает глаза, голова начинает болеть с новой силой. – Если говорить… на чистоту. Я не спал. Краем глаза он видит, как Фара садится рядом. Не смотря на нее, он знает, какое у нее выражение лица – одно из озадаченных, брови сведены, будто она может решить проблему, просто достаточно сильно сосредоточившись. Дирк, тем не менее, не может заставить себя смотреть на нее. Он думал, что когда время поговорить с ней придет, это случится так же, как и большинство вещей в его жизни – быстро и драматично, слова польются сами собой под влиянием гравитации, и немного болезненно. Он не ожидал странно-нормального разговора и не думал, что все будет так внезапно, что он не будет знать, с чего начать. И старый инстинкт, который помогал ему выживать говорит ему пошутить, смыть беспокойство Фары, спрятать чувства за облаком веселья и сбежать, прежде чем придется открыться и сделать из себя посмешище или что похуже. Фара твой друг, говорит голос у него в голове. Она не сделает тебе больно. Дирк заставляет себя посмотреть на подругу. И, конечно, ее лицо именно такое, как он ожидал: сведенные брови, сосредоточенный взгляд, но если говорить прямо, то он видит и беспокойство, тревогу. И терпение. – Фара, – говорит Дирк, хотя и получается тише, чем он сам бы хотел, – можем мы… поговорить? Выражение лица Фары, уже нежное, смягчается еще сильнее. Она смотрит на часы и прикусывает губу. – … Мы можем поговорить, но… Идиот. Глупый, глупый Дирк, вечно перекладываешь свои проблемы на других… – Конечно, не… неудачное время, – Дирк кивает, заставляя голос не дрожать и пытаясь улыбнуться. – Не беспокойся, ничего важного, глупости одни… Фара хватает его за руку, прежде чем он успевает встать. – Нет, нет… Дирк, я хочу поговорить, правда, ладно? Но мне правда нужен кофе, а ты выглядишь ужасно… Может я быстро сбегаю? Я возьму тебе твой любимый шоколад, а ты быстренько примешь душ, а когда я вернусь, мы поговорим. Дирк сомневается. Он говорит тише: – Можем мы..? Можем мы поговорить у меня в комнате? Вдали от… в смысле, наедине? Глаза Фары широко раскрываются от понимания. – Оу… да! Мы можем, как только я вернусь, обещаю. Она выглядит одновременно успокоенной и благодарной, хоть Дирк не понимает, почему. – Ты уверена? – спрашивает он с нажимом. Что-то в выражении его лица, видимо, смущает и расстраивает ее, и она делает паузу, прежде чем неожиданно притянуть его в крепкие объятия. Край его ковбойской шляпы стукает ее по лбу, но она только обнимает его сильнее. – Все, что ты хочешь, – говорит она. Дирк еле успевает отреагировать и обнять ее в ответ, прежде чем она крепко сжимает его, будто стараясь защитить, и это пробуждает полузабытые воспоминания, и он чувствует такую сильную любовь к ней, что все, что беспорядочно кружилось вокруг, на мгновение застывает. Когда она поспешно отстраняется, она чуть резка, но не смущена, а тревога в груди Дирка кажется слабее. Она не исчезла, но он может ее сдержать. Впервые за много дней Дирк верит, что все будет хорошо, и уже это ощущается, как передышка. Фара встает и тянет Дирка за собой, он лишь слегка покачивается. Она поворачивает его лицом к коридору, смотря на него укоризненно, и он идет вперед, посылая ей смущенную улыбку через плечо, в ответ на что она закатывает глаза. Когда Фара начинает искать свои ключи, Дирк останавливается у двери в коридор и спрашивает еще раз: – Ты в порядке, собираешься просто пойти за кофе? – Я в порядке, – она снова строго смотрит на него. – А тебе надо пойти принять душ, ладно? – Хорошо, хорошо, просто проверяю, – Дирк приподнимает свою шляпу, и она фыркает. – Возвращайся скорее! Она просто машет ему рукой, все еще ища свои ключи. Дирк направляется в ванную, ему уже немного легче. Он кидает ковбойскую шляпу на пол и достает свежее полотенце – потому что сегодня он точно заслуживает свежее полотенце – и уже раздевается, когда слышит, что Фара открывает и закрывает дверь, уходя. Горячий шоколад, свежие маффины и облегчить душу одному из лучших друзей. Может, сегодня будет и не такой плохой день. Дирк уже собирается залезть под душ, когда понимает, что его любимый шампунь, дорогой, который пахнет пионами, закончился. Ах, не важно. Хорошая попытка, Вселенная, но ты так просто не подловишь Дирка Джентли. Он уже почти находит новую бутылочку в тумбочке под раковиной, когда слышит уверенный стук в дверь. Дирк испытывает секундную панику, как бывает, когда кто-то стучит в дверь внезапно, а вы – голый и посреди ванны. Проходит всего секунда, но он не успевает ответить, даже рот открыть не успевает и уже слышит голос Тодда с другой стороны двери. – Фара? Слушай, я… эм. Хорошо, так. За эту короткую паузу Дирк успевает встать, намереваясь поправить Тодда, но тот снова начинает говорить, часто сбиваясь и останавливаясь. – Я знаю, я немного наехал на тебя недавно, мне очень жаль, и ты… была права. Ты права. Я вел себя странно. Я знаю, что вел себя странно. Что? – И я думаю… нет, ладно, я знаю, что мне надо поговорить об этом. Мне кажется, я схожу с ума. Фара, просто. Если ты не хочешь в это все влезать, все нормально, останови меня в любой момент. Но если ты все еще не против слушать, просто… просто дай мне выговориться, прежде чем скажешь что-то. Потому что я думаю об этом уже давно, и мне кажется, мне будет легче говорить, не смотря тебе в глаза. Что?! – Итак, эм. Если ты не хочешь слушать, останови меня сейчас? Дирк замирает, сидя на корточках на полу ванной, наполовину повернувшись к двери, как очень удивленная статуя, даже без листка, чтобы прикрыть себя. Он не уверен, что ему делать, и его мозг совсем в этом не помогает, концентрируясь на том, что между ним и Тоддом – лишь хлипкая деревянная дверь. Он хотел бы, чтобы мозг заткнулся, потому что дело совершенно не в том сейчас, и заострять на этом внимание просто непристойно, и Тодду в любом случае все равно… Тодд думает, что Дирк – это Фара, и он пытается… признаться в чем-то? Фаре? Когда не знает, что это на самом деле Дирк? Дирку, очевидно, стоит сказать ему. Это очевидное решение, и Дирк очевидно так и поступит. Только… Тодд плохо звучит, так, как когда пытается противостоять тому, что очень долго сдерживал, и Дирк не может за него не волноваться… а еще, ему дико любопытно. Он же тоже друг Тодда, так? И два друга, конечно, лучше, чем один, если речь идет о том, что ты долго скрывал в себе, по крайней мере, так он слышал. Так что, наверное, будет не так плохо или неэтично, если Дирк просто… позволит Тодду думать, что он Фара и даст высказать то, что он хочет Фаре-которая-на-самом-деле-Дирк. И в любом случае, Дирк всегда лучше умел утешать Тодда и помогать ему принять то, что он долго от себя скрывал. А потом Дирк может передать все Фаре, после, так ведь будет лучше? Да, лучше, очень удобно для всех, и это не имеет ничего общего с тем, что Дирку любопытно, и он немного обижен, что Тодд пошел напрямую к Фаре, даже не подумав поговорить сперва с Дирком. Нет. Нет, в его мозгу загорается красный свет, который кричит о том, что притворяться Фарой, чтобы узнать, в чем хочет признаться Тодд – не самая лучшая идея. Наверное, на одном уровне с его стратегическим недоговариванием, которое вылилось в много крика и чувство предательства. Он должен сказать Тодду, что это он, пока тот не продолжил. – Хорошо, эм. Спасибо, – говорит Тодд, приняв долгое молчание Дирка за знак согласия. … Блять. Дирк отмирает и поднимается на ноги, хватая полотенце и оборачивая его вокруг бедер. Он просто ответит. Может, он сможет притвориться, что слушал музыку. Или уснул. Или еще что. Но Тодд уже продолжает говорить. – Ты уже… я думаю, ты уже и сама поняла, но это. Про. Дирка. Дирк снова замирает. – Эм. В основном, я просто… Сердце Дирка, вероятно, работает не очень хорошо. Наверное, ничего хорошо не работает, потому что в крови бурлит адреналин и страх, и ужас, но все эти чувства сдержаны молчанием Тодда. «Просто» что? Просто ненавидит меня? Просто ему неуютно рядом со мной? – … типа… Типа выяснил, что я люблю его, и думаю о нем, и думаю, когда делаю всякое такое, что не должен делать, и теперь он ненавидит меня и ему со мной неуютно… – … испытываю что-то к нему? – заканчивает Тодд. Дирк тяжело садится на край ванны, ему внезапно отказывают ноги. – Аргх, нет, – Тодд уже продолжает, и Дирк испытывает момент агонии, прежде чем он говорит. – Я говорю, как ребенок. Это не просто что-то. Я просто по уши… у меня к нему? Чувства? Знаешь? Дирк смотрит на плитку напротив, крепко держась за край ванны, чтобы не упасть. Ему кажется, что они слишком часто пытается упасть сегодня… хотя, ему сложно себя винить после таких-то открытый... – Я… я люблю Дирка, – эти слова сопровождаются чудесным звуком – почти неслышным нежным смешком. Дирк всего несколько раз слышал, чтобы Тодд так смеялся, обычно – на пике дела, когда он видит что-то настолько удивительное или красивое, что может только улыбаться, широко раскрытыми глазами смотря на чудеса Вселенной, которые нашел сам. Услышать это сейчас, сразу после того, как Тодд сказал… Ох, сердце Дирка пропускает удар, а потом начинает биться быстрее. – Прямо очень, очень сильно, Фара. Я даже не знаю, что делать. И после того случая в отеле… Я знаю, выглядело так, будто я был без сознания, но это было не целиком так, я мог чувствовать… – он замолкает. – Слушай, ты, наверное, и сама поняла. Я просто… не могу перестать думать об этом, как это чувствовалось… Тодд прерывает сам себя, но Дирк уже чувствует знакомое нервное тепло в животе, и неожиданно оно больше не причиняет боли. – Если честно это… это началось не тогда, это, эм… Я чувствовал это по отношению к Дирку с… всегда. Просто, очевидно, когда он лежал на мне, это стало более… ну ты знаешь? Оу, я знаю. Дирк точно чувствует, как зудят кончики пальцев. Он ощущает себя, будто не совсем в своем теле, летящим… а Тодд продолжает говорить. – Я так странно себя чувствую, потому что я знаю, что он видит во мне друга, и… Что? Как? Что?! – Я же… ебучий извращенец, да? Можешь не отвечать. Эм. Но я не знаю, как остановить… это все. Я не думаю, что могу перестать чувствовать это. Честно, я не… думаю, что хочу останавливаться. Любить, в смысле. Вот это все. Любить. Любовь. Тодд любит меня. Дирк выходит из шока только для того, чтобы упасть обратно в него. У него кружится голова, будто он только что упал, он полон бурлящих чувств: счастья, изумления и необузданной радости, которые переполняют его так, что он закрывает глаза, чтобы насладиться ими. Тодд чувствует то же самое. Тодд чувствует точно то же самое. Дирк чуть не плачет от облегчения и ощущения чуда. И в то же самое время он чувствует себя дураком в самом лучшем смысле – новый кусочек мозаики встал на место, и теперь он любуется тем, что просто все это время неправильно смотрел на этот самый кусочек. Конечно, Тодд понимает. Конечно, он чувствует то же самое. Это же Тодд. Это мой Тодд. О чем я вообще волновался? Дирк, с новым приливом удовлетворения, понимает, что это значит… Это значит, ему больше не надо сдерживаться. Он может чувствовать то, что хочет, не испытывая вины, потому что Тодд тоже любит его и чувствует то же самое и, о боже, Тодд тоже думал об отеле… Дирк может выйти прямо сейчас. Он может броситься Тодду в объятия и сказать, что любит его, он может позволить себе упасть… – Фара? Головокружительная высота, на которую Дирк взобрался за последнюю минуту, лопается, как мыльный пузырь. Он падает обратно в реальность: он сидит в ванной, притворяется Фарой, отговариваясь сомнительными с точки зрения морали обстоятельствами, и он одет в одно полотенце. Тодд точно начинает нервничать от его молчания, потому что он неловко смеется. – Ты можешь… теперь ты можешь говорить. Ты, эм… я знаю, что ты, наверное, считаешь меня полным придурком, и Дирк – и твой друг тоже, и… Можешь сказать хоть что-то, пожалуйста? Оу. Ох, блять. Дирк оглядывается вокруг, ища путь бегства, и сначала хочет вылезти в окно, но вспоминает, что он на втором этаже. Тупая чертова ванная с только одним жалким выходом, почему сейчас не может открыться какой-нибудь межпространственный портал… такие штуки никогда не оказываются под рукой в тех ванных, в которых они больше всего нужны… – Фара? Ты в порядке? Тихий голос в голове Дирка начинает повторять дерьмо-дерьмо-дерьмо-дерьмо-дерьмо. Он встает, сам не зная, зачем и как это поможет ему найти место, чтобы спрятаться в небольшой ванной с его ростом в шесть футов. Если б он только мог сложиться, как бумажный листок и втиснуться под тумбочку под раковиной. – О, боже, я совсем не вовремя, да? За дверью раздается шорох, и Дирк еще раз беззвучно оглядывается в панике, а потом делает то первое, что приходит ему в голову. И это очень глупо. – Н-неээээт! – отвечает он тонким голосом, который точно не звучит, как Фарин. – Всеооо хорошо! Абсолютная тишина, которая следует после его слов говорит о том, что это была не лучшая актерская игра в его жизни. Тодд точно не может найти, что сказать, и хотя у Дирка нет никаких подобных ситуаций для сравнения, он полагает, что Тодд, скорей всего, молчит от того, что он в ярости, или ужасе, или в причудливой комбинации того и другого. Дирк снова обдумывает план с окном, план с тумбочкой и порталом, прежде чем понимает, что два первых физически невозможны, а третий вообще рожден его отчаявшимся мозгом. Короткое мгновение он решает, не спрятаться ли ему за шторой в ванне, как в старые добрые, а потом решает, что прятаться в ванной и оставить Тодда наедине с его чувствами будет, как говорил один из его университетских тренеров «не спортивно». Дирк сглатывает бьющееся в горле сердце. Потому он проверяет свое полотенце. Он подходит к двери. И очень медленно, очень осторожно открывает ее, совсем чуть-чуть. За ней стоит Тодд, необычно бледный, все еще в пижаме, и его вид – настоящего и влюбленного в Дирка – наполняет Дирка смесью эмоций. В нем бурлят удовольствие, облегчение, восхищение и любовь. В основном, конечно, любовь. Но и большой кусок «ох-черт-я-облажался-и-теперь-в-беде». Поэтому ему сложно выглядеть серьезно и спокойно, и Дирк чувствует, как от усилия напрягается каждый мускул на его лице. Увидев Дирка, Тодд бледнеет еще сильнее. – Оу, – слабо говорит он. – Так, Тодд, – с волнением говорит Дирк, стараясь держать чувства в узде, – я очень прошу тебя не злиться. Тодд смотрит в лицо Дирку, будто надеется, что, если он не будет моргать, тот каким-то образом трансформируется в Фару. Это, очевидно, не происходит. Вместо этого взгляд Тодда перескакивает ниже, захватывая то, что видно в щель приоткрытой двери: голые ключицы Дирка, его голую грудь, живот… взгляд Тодда натыкается на край полотенца. Он начинает белеть еще сильнее, хотя, казалось, куда бы, а потом так быстро захлопывает дверь, что ее ручка выскакивает у Дирка из руки. Дирк моргает, глядя на гладкое дерево. Он хмурится. Он снова открывает дверь со своей стороны. Тодд все еще там, все еще бледный и смотрит на дверь. Дирк открывает рот, чтобы заговорить, но Тодд снова захлопывает дверь. Дирк снова ее открывает. – Это глупо. У меня преимущество, дверь закрывается изнутри. В ответ Тодд снова громко захлопывает дверь. Дирк фыркает и тянет за дверную ручку, но ему удается приоткрыть дверь лишь слегка, прежде чем Тодд начинает тянуть ее с другой стороны. Они начинают заниматься перетягиванием двери: Дирк тянет со свой стороны, Тодд умудряется захлопнуть ее на мгновение, но Дирк снова ее открывает, после чего Тодд тянет ее обратно, пока Дирк пытается ее удержать – дверная ручка протестующе скрипит, дерево трещит. – Ладно, – бормочет Дирк, пытаясь удержать дверь открытой достаточно долго, – можешь ты просто..? Тодд не отвечает, но его лицо, мелькающее в проеме открытой двери, выглядит мрачно-уверенным. Дирк не уверен, чего Тодд хочет добиться тем, что не дает ему открыть дверь, но ему кажется, что Тодд абсолютно отказывается иметь дело с той ситуацией, в которой оказался. – Правда же… Просто, по… Тодд! Дирк тянет дверь на себя сильнее. Тодд чуть не теряет равновесие, но потом прикладывает весь свой вес, пытаясь закрыть ее обратно, Дирк видит тень ужаса в его глазах и боится, что сейчас Тодд сбежит, так что сует руку в открывшийся промежуток. – Оу… блять! – Дирк прижимает руку к себе и шипит от боли. Дверь захлопывается. – Оу! – выразительно говорит Дирк. – Я второй раз на это не куплюсь! – кричит Тодд с другой стороны двери. Дирк морщится, все еще прижимая ноющую руку к груди. – Нет, в этот раз мне действительно больно… – Ох, черт, – Тодд распахивает дверь в панике, впечатывая ее прямо Дирку в лицо. – Оу! – Дирк отступает, прижимая ладонь ноющей руки к лицу. – Черт возьми, Тодд! – Ох… прости! Прости! Дирк слепо находит рукой раковину, чтобы на нее опереться, спотыкается и встает ногой на что-то, что издает громкий треск, а потом его за плечи ловят знакомые руки. – Прости… мне не стоило… я не пытался… Тодд сбивчиво извиняется, сажая Дирка обратно на край ванны, и когда Дирк открывает болящий глаз, первый, кого он видит – Тодд, который выглядит куда более виноватым, чем обычно после их перепалок. Второе, что он видит, проследив взгляд Тодда – его ковбойская шляпа, которая лежит раздавленная на полу. – Черт, твоя шляпа, прости… Дирк отпинывает ее подальше. – Все хорошо, – пытается сказать он, но Тодд не замолкает. – Прости, Дирк, я не знал… Ты в порядке? Прости, я не хотел этого делать… Дирк ловит руку Тодда на своем плече. Он хочет пожать ее, чтобы успокоить Тодда, но тот отдергивает руку, будто боится оскорбить Дирка. – Прости, прости, – говорит он снова, отступая. – Нет, послушай… все хорошо, со мной все в порядке… – Я сделал тебе больно. Дирк фыркает, разминая руку. – Ну, наверное, мне не стоило совать руку в дверь. – Мне не стоило захлопывать ее, – говорит Тодд, – мне жаль… я чертов идиот, боже, прости… Дирк наблюдает за тем, как потрясенное выражение лица Тодда меняется на слишком хорошо ему знакомое – тихую самоненависть. С болью в груди он осознает, что Тодд извиняется не только за то, что защемил ему руку дверью. – Нет, Тодд… – Дирк снова тянется к Тодду, пытаясь показать ему, что он в порядке. Пытаясь притянуть его обратно. – Вернись, пожалуйста, все хорошо… Но Тодд все еще переживает, сжимает и разжимает кулаки, совершенно его не слушая. – Я такой идиот, мне стоило… Или мне не стоило… – Тодд качает головой. – Я не знаю, почему я подумал, что это хорошая идея, прости, Дирк. Напрягшись, Тодд поворачивается к двери, явно собираясь сбежать. Дирк паникует и вскакивает, прежде чем Тодд успевает уйти, Дирк хватает его за запястье. – Я тоже тебя люблю! Все совершенно не так нежно и красиво, как он хотел. Слишком отчаянно, но сказать эти слова все равно ощущается чудесно. Тодд останавливается. Мгновение он просто стоит и смотрит на дверь, его держат рука Дирка, и сердце Дирка замирает от ужаса… о боже, он что-то не так понял, теперь он точно все испортил… Потом Тодд медленно и неуверенно поворачивается. Он хмурится в замешательстве, будто Дирк внезапно заговорил с ним на французском. – Ты… – он качает головой. – Нет. Погоди. Что? Нет, не любишь. Он говорит это так просто, тоном, говорящим о том, что идея того, что Дирк любит его – просто абсурдна. Это было бы мило, если бы не разбивало Дирку сердце. – Ну, я думаю, что мне лучше знать, и я могу уверить тебя, что люблю. Так странно говорить это так просто, будто он говорит о любимой еде, а не о всеобъемлющем и сбивающем с толку чувстве, которое грызло его изнутри месяцами. От этого вся ситуация кажется нереальной, и Дирк чувствует, как в груди рождается немного истеричный смех, чисто от нервов. – Я… правда люблю. Тодд просто продолжает хмуриться, смотря на пол. Дирк подходит к нему, становясь ближе. – Мне стоит… наверное, начать поближе к началу, – Тодд не отвечает, так что Дирк медленно продолжает. – То, что ты сказал Фаре… в смысле, мне, потому что ты говорил со мной, хоть и думал, что говоришь с Фарой… Тодд начинает выглядеть раздраженным от одного упоминания. Дирк сдает назад. – Нет… это я не специально… не прям специально, я не имею привычки притворяться Фарой, – поспешно добавляет он, – мне, наверное, стоило вставить пару слов в какой-то момент… «Раздражение» Тодда эволюционирует в «почти злость». Дирк берет Тодда за локоть, не давая отстраниться. – Но-я-клянусь-я-просто-был-в-шоке-потому-что-не-мог-поверить-тому-что-слышу-не-злись-пожалуйста? Тодд вздыхает, его взгляд снова становится просто обеспокоенным. Такое выражение у него часто бывает, когда он решает простить Дирка за то, что он сломал посудомойку в третий раз за месяц. Дирк обычно принимает это за зеленый свет. – Прости, что ничего не сказал. Я правда просто… не мог поверить, что ты… Он не может заставить себя произнести это, все еще слишком ново и чудесно для него. Слишком много за один раз. Ему кажется, что, если он произнесет эти слова, они растают и снова превратятся в фантастический сон. Тодд смотрит на их соединенные руки. Морщинка между бровей становится глубже, Дирк видит, как он пытается сложить два и два и все никак не может получить четыре, потому что по какой-то причине, вероятно, убедил себя в том, что четыре вообще никак не может существовать. – Дирк, когда я сказал… я серьезно. Я… – Тодд сглатывает. Он замер, Дирк чувствует, что он стоит абсолютно неподвижно, еле решаясь дышать. Он все еще не смотрит Дирку в глаза, но он говорит, сбивчиво. – У меня не просто что-то к тебе или… я… мне надо, чтобы ты был серьезен. – Я серьезен, правда… Дирк говорит слишком быстро или слишком радостно, но Тодд отнимает у него свою руку. – Нет, ты не понимаешь… я… я чувствую… – И я… – Я думал о тебе, Дирк, об отеле и… – Так и я! Это заставляет Тодда остановиться. Его щеки слегка краснеют. – Чт… правда? – Да, ты просто… Слушай, ты хочешь меряться таким? Как ты думаешь, я себя чувствую? – требовательно говорит Дирк. – Для меня это все тоже внезапно, я был настолько удивлен, что буквально застыл… ты знаешь, как часто это происходило со мной в жизни? Мной? Бесконечным бурным потоком слов и действий? Тодд краснеет сильнее. – Ну, ты никогда не говорил… – Я пытался с тобой флиртовать! – Я тоже! – отвечает ему Тодд. От этого Дирк резко замолкает. – Ты… правда? – говорит он через мгновение. В животе снова екает, а волнение превращается в любопытство. – Когда? Тодд издает звук, что-то среднее между смешком и стоном. – Да. Ну… Мои навыки флирта не очень… – Когда? Тодд теперь очевидно покраснел. – Ну. Я не знаю. Не то, чтобы я когда-то решал это сделать, я просто… – он всплескивает руками. – В Бегсберге. Когда ты волновался, в один из тех раз. И я сделал это глупое выражение лица… Дирк тихо нервно смеется, видимо, он задолжал этот смех еще с того раза, когда смог сдержаться. Тодд становится еще краснее, но Дирк качает головой, улыбаясь. – Нет, это… твой британский акцент? Безудержная нежность звучит в голосе Дирка, хотя, очевидно, Тодд смущен и все еще протестует. – Можем мы просто… не вспоминать… – Я думал, ты меня утешаешь. – Ага, – смущенно говорит Тодд, – я так и делал… и еще, вроде, флиртовал с тобой? Дирк вспоминает тот момент, неловкую улыбку Тодда, и как это помогло немного рассеять тучи над его страдающим сердцем. – Почему? Тодд выглядит ошеломленным. – Потому что я хотел, чтобы ты улыбнулся, – говорит он, удивленный собственной откровенностью. Он снова краснеет, смотрит вниз и тихо добавляет. – Просто потому, что… хотел, думаю. Дирк чувствует, что и сам краснеет. – Так… так давно? – Ага, – Тодд неуверенно смотрит вверх, пытаясь скопировать выражение лица Дирка. – Недавно тоже. Много раз, – и прежде чем Дирк успевает спросить про эти разы, Тодд вздыхает и признает, – я просто думал, что, если ты… если ты заинтересован во мне, тогда я узнаю. Просто, учитывая, как ты настаивал на том, что мы друзья… – Ну, учитывая, насколько ты уверял меня в том, что мы друзья, не согласишься ли, что то, что я не был уверен в твоей романтической увлеченности – оправдано? – возражает Дирк. – И если честно… Он сомневается. Тодд нервно переминается. – Что? – Нет, ничего плохого, просто… я был… – Дирк пытается правильно сформулировать, – немного на нервах. Некоторыми недавними, эм… изменениями. Я всегда… я так давно «интересуюсь» тобой или, знаешь, мы так много времени провели вместе, что можно сказать, что я всегда «интересовался» тобой… Тодд все еще красный, по нему видно, что он не то, что не знает, как принять это все, но даже, как понять. – Было кое-что еще, что… нервировало меня. Это, эм… ну, это…. – Дирк, что… Дирк решает сделать все быстро. – Я влюбился в тебя с первого взгляда, но начал испытывать сексуальную тягу к тебе только не так давно, и я не знал, что делать, потому что раньше со мной такого не происходило. – Ты… Ты никогда..? У Тодда в глазах снова поселяется ужас, и Дирк уже успевает подумать о худшем, прежде чем Тодд снова открывает рот, чтобы извиниться. – Ты ас… черт, прости, о боже, я… – Так, хватит, – Дирк шлепает Тодда по руке. – Хватит извиняться. Правда, я впечатлен, что ты вообще знаешь это слово… – Первая девушка Аманды была, – Тодд трет лицо ладонями. – Боже, Дирк, прости… мне, наверное, стоило сказать… Дирк бьет его снова, в этот раз сильнее. – Тодд, можешь ты заткнуться и послушать, пожалуйста? Я не… я думал, что я асексуален, и, вероятно, это так, но… скорее демисексуален, думаю. Или в серой зоне. Может, просто Тоддо-сексуален, мне это не важно, я считаю такие ярлыки слегка… холистическими. Дело в том, что я чувствую то же, что и ты, очень-очень сильно, так что, отчасти поэтому мне и было так тяжело… осознать все это и сделать что-то по этому поводу, потому что я по-идиотски верил, что не интересен тебе, я был… я никогда ни в кого так раньше не влюблялся. В конце его страстной речи, Тодд молчит. Дирк видит, как его мозг осознает то, что он пытался донести до него – тот факт, что Дирк любит его – он начинает пробиваться через шок, отрицание и катастрофу, связанную с его предполагаемой асексуальностью. Он видит, как все, что он говорил Тодду в последние десять минут, наконец проникает в него, проскальзывает через все слои защиты, напрямую в сердце. Медленно, но верно глаза Тодда начинают сиять, хоть и осторожно. Этот взгляд будит одно из давних желаний Дирка, и впервые он позволяет себе не сдерживаться, без вины и сомнений. Он придвигается и нежно берет лицо Тодда в ладони. Он чувствует, что Тодд снова сдерживается, контролирует каждый вдох. – Тодд, – говорит Дирк, глядя ему в глаза, чистые и голубые, больше не запретные. – Ты слышишь меня? Я чувствую то же. Все, что ты сказал… Я чувствую себя точно так же. – Ты… – Тодд снова пытается что-то сказать, и Дирк видит, как он осторожно подбирает каждое слово, будто учит новый язык. – Ты… любишь… меня? – Я люблю тебя, – говорит Дирк, и в этот раз все ощущается реальным, в этот раз он чувствует тяжесть в груди, будто его сердце пытается взлететь. Он улыбается и позволяет себе повторить. – Я люблю тебя, Тодд. Тодд слышит его слова, видит его улыбку и выглядит пораженным. Ему идет такой вид, если спросить Дирка, то он считает, что в этом есть что-то завораживающе нежное. Это заставляет Дирка поддаться еще одному импульсу, что он и делает, тихо радуясь тому факту, что теперь может. Он проводит пальцами по щекам Тодда и прижимается сильнее, его сердце снова пропускает удар, когда Тодд прижимается в ответ, кладя руки Дирку на талию. Тодд, кажется, сам не осознает, что делает, он глаз не сводит с лица Дирка, и улыбка медленно появляется в уголках его губ. Дирк ровно так же заворожен и потерян в моменте, он очень хочет поцеловать эту улыбку, как только она появится. У Дирка снова кружится голова, и он хочет потеряться в этом ощущении. Все остальное отходит на задний план, теснота ванной, тихие звуки в квартире – все не важно, пока руки Тодда обнимают его. – Дирк, – шепчет Тодд, находя совершенно новый способ произнести его имя, так что у Дирка снова внутри все переворачивается. Впервые за несколько минут Дирк вспоминает, что на нем одно лишь полотенце. Но тихий звук в коридоре становится уже не таким тихим – это шаги, и чей-то голос грубо врывается в мечты Дирка. – … как раз вовремя, и я взяла последние маффины! Дирк и Тодд отскакивают друг от друга, услышав голос Фары, но Дирк делает это чуть слишком активно. Он врезается в край ванны и почти падает, но Тодд успевает ухватить его за талию. – Остался только один мятный шоколад, но я ходила за кофе, так что, когда Тодд проснется, он может… – Фара подходит к открытой двери ванной, у нее в руках бумажный пакет и стаканчики с кофе, – … взять его себе. Фара смотрит на сцену перед собой – Дирк полуголый висит в руках Тодда над ванной, оба они красные, Дирк отчаянно старается удержать полотенце на месте – и быстро поднимает глаза к потолку. – Ахах, ладно! Эм, да! Так! – она странно трясет головой, как делает всегда, когда не может найти слов, будто вытряхивает воду из ушей. – Эм… я… я пойду погуляю. Да. Я оставлю ваши напитки на столе и, эм, ваши маффины, и просто пойду погулять. Тодд поднимает Дирка и ставит на ноги, но Фара уже повернулась, а ее голос удаляется по коридору, будто она выбегает из квартиры. – Прекрасный день для прогулки. Очень долгой прогулки. Невероятно долгой. На самом деле, – кричит она им уже из гостиной, громыхая там чем-то, – знаете, что? Я сделаю себе подарок, я думаю, я… я пойду поужинать одна в ту милую закусочную, которая у доков, так что… да-не-ждите-пока! Вдали захлопывается дверь. На несколько мгновений в ванной наступает тишина. Потом Тодд, вероятно, осознавший, что держит Дирка за талию, отпускает его и бормочет извинения, снова краснея. Даже Дирку приходится признать, что он слегка смущен тем, что один друг застал его не совсем одетого наедине с другим другом. Но второй друг – это Тодд, и Дирк очень не против быть рядом с ним не совсем одетым, и он только что узнал, что Тодд тоже не против быть рядом с ним не совсем одетым, так что все не так уж плохо. К тому же, Фара почти наверняка улыбалась, когда уходила. Дирк дает Тодду передышку и использует это время, чтобы поправить полотенце. Его движения, видимо, напоминают Тодду, что на Дирке сейчас ничего больше и нет, и полотенце не так уж хорошо справляется с тем, чтобы скрывать от него Дирка. Тодд краснеет еще сильнее. – Прости. Эм. Ты хотел принять душ. Я прервал… – он замолкает, снова уставившись на грудь Дирка. – Не стоит извиняться. Пошлая и шутливая часть Дирка – та, что лучше всего взаимодействует с его физиологическими потребностями – хочет спросить, нравится ли Тодду то, что он видит. Остальной же Дирк весь пригвожден к полу взглядом Тодда и пытается осознать, что Тодд… смотрит на него. Смотрит так. Наверное, ему стоит принять душ. Он правда плохо спал, у него болит спина, и хотя головная боль исчезла, он все еще чувствует себя недостаточно хорошо для романтики. И в то же время, он не хочет выпускать Тодда из поля зрения, частично потому, что Тодд смотрит на него так, будто Дирк как раз подходит для романтики, и потому что Дирк до сих пор беспокоится, что стоит ему перестать смотреть, и Тодд исчезнет, и все, что случилось – тоже. Так что он не хочет отпускать Тодда, но все еще хочет в душ. Внутренний голос говорит ему что-то о том, как можно убить двух зайцев одним выстрелом. Дирк начинает говорить: – Ты мог бы… Тодд говорит одновременно с ним: – Если ты хочешь, сегодня… Они оба замолкают, немного глупо улыбаясь друг другу. Вернее, Дирк уверен, что он глупо улыбается, а Тодд хоть и выглядит слегка одурманенным, все равно смотрится великолепно, когда он такой счастливый и робкий. Потом взгляд Тодда снова падает к краю полотенца, а потом – снова находит лицо Дирка, и внезапно он уже не выглядит таким робким. И смотря на Тодда сейчас, Дирк понимает, что уже видел этот взгляд – полный тепла и желания. Дирк ловил его иногда, лишь отблесками, но он все тот же, а Дирк так долго принимал его, как должное. Не понимал его истинного значения. Понимание обрушивается на Дирка новой волной удовольствия, так что вместо того, что он хотел сказать, он говорит: – Ты правда хочешь меня? Это скорее риторический вопрос, но Тодд отвечает. – Да! – Тодд отвечает так, будто глупо было даже спрашивать, и это забавно, потому что после этого он снова неуверенно сводит брови. – Дирк, ты уверен, что… – Да! – настаивает Дирк и делает шаг к Тодду, не желая, чтобы Тодд сомневался ни минуты. – Да на все, что ты хочешь сказать – я хочу тебя, я хочу то, что хочешь ты, да на все, я… я… – у него заканчивается дыхание, когда Тодд снова притягивает его к себе, в этот раз – за бедра, его пальцы опасно играют с краем полотенца. – Я люблю… я так тебя люблю… Дирк чувствует, как Тодд изучает его лицо, но его собственные глаза не покидают губ Тодда, и он видит, как они формируют то, что Тодд говорит ему. – Я люблю тебя. Дирк чувствует комок в горле, он почти готов заплакать. – Можно я… – голос подводит его, и он почти успевает добавить «ничего, если я…», когда Тодд отвечает: – Пожалуйста. И, наконец, Дирк кладет дрожащие руки ему на щеки и наклоняется, чтобы поцеловать Тодда. И Дирк мгновенно осознает, что все его многочисленные и очень детальные мечты совершенно не подготовили его к реальности. Небольшая его часть пытается быть здравомыслящей – раньше, иногда Дирк пытался утешить себя тем, что реальность будет хотя бы не настолько всепоглощающей по сравнению с его фантазиями. Вместо того Дирк быстро осознает, что его фантазии бледнеют в сравнении с реальностью. Будто они снова в отеле, и он чувствует, как тело Тодда прижимается к нему. Но в этот раз нет ни вины, ни наркотиков, а все детальки мозаики, наконец, на местах, и Дирк может потеряться в ней. Дирк всегда представлял, что губы Тодда будут мягкими, но никакие представления не приготовили его к настоящим ощущениям, и тому, как хорошо это чувствуется. Дирк мог провести часы, дни и ночи мечтая о том, как будет чувствоваться каждый поцелуй, но ничто из этого не подготовило его к реальности: тому, как их губы совпадают в один момент, а потом движутся, как сдержанность Тодда контрастирует с жаром его рта. Как эти ощущения, поначалу легкие, как первые капли летнего дождя, быстро накапливаются, превращаясь в бурю, которая обволакивает Дирка, а Тодд прижимается к нему, и его лицо – все еще в руках Дирка. И последнее, к чему Дирк был готов – то, как осторожно Тодд целует его, почти нерешительно. Дирк бы решил, что он Тодд этого не хочет, если бы не ощущал напряжения во всем его теле. Тодд не не_желает его, он наоборот, сдерживается, целуя Дирка так аккуратно, как может, будто Дирк в любой момент может передумать. И Дирк понимает, что держать себя в руках приходилось не только ему. И от этой мысли ему, хоть и грустно, становится уютно. Он никогда не был один, ни на секунду. Но как бы приятно это ни было, как бы ни было мило целоваться так осторожно, Дирк чувствует подо всем этим что-то куда более интригующее. Дирк чувствует желание. В том, как напряжено тело Тодда, в том, как он сдерживается, Дирк ощущает желание большего. Есть что-то темно-сладкое подо всем этим спокойствием, Дирк чувствует это в дрожании губ Тодда, в легких касаниях его языка, сладость, подобную меду. Его мечта – чтобы Тодд хотел его, это было в каждой фантазии, в каждом грязном сне, это – основа его мечтаний. И теперь Дирк ощущает лишь намеки, хоть и милые, но сдержанные. Ну, правда. Так не пойдет. Дирк прослеживает пальцами край челюсти Тодда, спускается сначала на шею, потом на плечи. Тодд вздрагивает, совсем немного, и Дирк ощущает, как от этой паузы то темное и сладкое, что он хочет попробовать, прячется глубже. Потом Тодд, с очевидным усилием, продолжает целовать Дирка так, будто он стеклянный. Сообщение не доставлено. Ладно. Ясно. Дирк засасывает нижнюю губу Тодда и, просто чтобы прояснить свои намерения, он легко кусает его, и вознаграждается тем, что Тодд вздрагивает, стонет и, наконец, ломается. Последние капли его нерешительности испаряются, и через мгновение Дирк переходит от того, чтобы представлять себе, как это будет, если Тодд будет хотеть его к тому, чтобы полностью и всем сердцем это прочувствовать. Это более, чем головокружительно, более, чем всепоглощающе. Больше, чем зависимость, Дирк это уже понимает. В тот момент, когда Тодд позволяет себе хотеть, поцелуй меняется – он углубляется и вспыхивает, руки Тодда оказываются в волосах Дирка, а поцелуй становится голодным. Дождевые капли превращаются в гром, и Дирк внезапно вспоминает сон об отеле, и как Тодд целовал его, будто он тонет, перед самым пробуждением. Поцелуй из сна не похож на реальность. Лишь в каком-то смысле, но реальность происходящего делает все несоизмеримо лучше. Дирк все еще чувствует боль в спине от того, что неудобно спал, как и то, что у него застыли ноги от стояния на холодной плитке, но боже, губы Тодда, руки Тодда, то, что Тодда хочет его, целует его, не так, будто тонет, а будто он умирает от жажды, и Дирк – единственное, что способно напоить его. Все это куда более реально, чем любые неудобства, и Дирк не может не удивляться тому, что, не смотря на то, в каком он состоянии, что его волосы в беспорядке и у него заспанное лицо, Тодд все равно его хочет. И будто услышав незаданный вопрос, Тодд кусает его в ответ. Дирк от удивления вздрагивает и стонет громче, чем собирался. На мгновение Дирк пугается, но Тодд уже улыбается в поцелуй, проводя рукой по его шее и притягивая его ближе. Дирк чувствует, как от того места, где ладонь Тодда касается его одновременно нежно и решительно, по спине и всему телу распространяются искры. Комок в животе Дирка мгновенно превращается в тепло. В конце концов, Дирку приходится признать, что как бы ужасно сегодняшний день ни начался, последние… события начинают подсказывать ему пути развития, которые внезапно стали очень даже возможными. Что, если быть честным, дает много пищи для размышлений, учитывая, что он проснулся с головной болью и болезненным стояком, который он собирался игнорировать. Ему почти слишком много – восхищения, нервов, всего-и-слишком-за-раз. Опять же, Дирк стоит на краю, пьяный от головокружения, но в этот момент, сейчас ему больше не надо ходить по грани. Ему позволено упасть. На самом деле, Дирк уверен, что, судя по тому, куда двигаются руки Тодда, касаясь края полотенца, ему позволено прыгнуть. Именно с этими мыслями в голове он отстраняется. – Тодд, если… Тодд даже не останавливается, чтобы послушать, не то, чтобы дать ему договорить. – Да, я уверен, абсолютно уверен, – говорит он и пытается притянуть Дирка в очередной поцелуй. – Нет, Тодд, – Дирк снова отстраняется и смеется, – в смысле, я… я даже еще не умылся… – Ты прекрасен, – говорит Тодд именно с той голой честностью, которая всегда казалась Дирку особенно ужасающей. И пока Дирк пытается снова начать дышать, Тодд снова крадет его дыхание, он тянется и целует Дирка, в этот раз – требовательно. Его палец в опасной близости от края полотенца гладит ребро его бедренной косточки, и Дирк чувствует мгновенное возбуждение, прежде чем находит силы снова отстраниться. – Спасибо… Да, ты… замечательный, но я хотел бы… освежиться, – Дирк ловит взгляд Тодда. Он очень надеется, что его не поймут неправильно, но, если все пойдет так, как он надеется, ему хотелось бы убедиться в том, что он хотя бы не пахнет ужасно. – Только пять минут. Мне правда надо умыться. И избавиться от этого полотенца. Кажется, попытки Дирка говорить глазами увенчиваются успехом, потому что Тодд смущается, но скорее в приятном смысле слова. В хорошем смысле. – К-конечно! Ага. Эм. И все же, для протокола, полотенце… Тодд тушуется и краснеет, и не продолжает, хотя Дирк заинтересованно смотрит на него. Возможно, именно потому что Дирк заинтересованно смотрит на него. Тодд откашливается и говорит снова: – Конечно. Пять минут? – Пять минут. Тодд выходит и закрывает дверь, Дирк слышит, как он спешит вперед по коридору. Дирк умывается и освежается так быстро, как может, чувствуя, как у него от нервов дрожат пальцы. Он хочет сделать что-то со своими волосами, потому что ему приятно думать о том, что в такой беспорядок привел их именно Тодд, но потом он решает просто расчесать их пальцами. И надеется, что это вдохновит Тодда снова их взлохматить. Внутри у Дирка все переворачивается от мысли о пальцах Тодда в его волосах, и когда он выпрямляется, он снова смотрит на свое отражение в зеркале. Его поражает, насколько оно отличается от того, которое он видел после сна об отеле. То отражение было несчастным и мутным, а это выглядит крепко зацелованным и невероятно счастливым. И да. Немного нервным. – Хорошо, – шепчет Дирк своему отражению. – Ныряем головой вперед. Очень в моем стиле. Поехали.