Жизнь по Фрейду

— Я этого так не оставлю! — доктор Зигмунд ворвался в столовую, едва не перевернув накрытый стол. — Карл, мы возвращаемся в распроклятый 323 год до Рождества Христова к царю, укравшему моё будущее! Карл, остолбенев, уставился на учителя. Фрейд продолжал неистовствовать. Опрокинув сахарницу, он схватил со стола и отправил в рот незажжённую сигару, покорно ожидавшую его возвращения, и так яростно её прикусил, что та развалилась пополам. Посыпав ковёр распотрошёнными табачными листьями, Зигмунд немного остыл. — Хорошее курево испортил. А всё из-за Дхана Нанда, — сокрушённо вымолвил он. — Что случилось-то? — Карл искренне не понимал причин, заставивших Фрейда выйти из себя. Последний, бурно жестикулируя и вворачивая в монолог смачные ругательства в среднем через каждые пять слов повествования, поделился с учеником своим горем, пересказав неутешительные сведения, полученные от альтернативной версии дворецкого Миллера. — Но вы же сами посоветовали Его Величеству добиться, чтобы люди стали искренними. Любой ценой, — осторожно напомнил Карл. — Вот он и последовал совету. — То было отвлечённое рассуждение! — взвился Фрейд. — Меня на философию потянуло после чаши зелёного пойла! Я не думал, что Дхана Нанд примет мою нетрезвую болтовню за руководство к действию. И, тем более, я не предполагал, что он добьётся в этом деле хоть малейшего успеха! Как ему подобное удалось? — Фрейд задумался, пребольно дёрнув себя за седеющую бородку. — Люди тупые, упрямые, погрязшие в пороках… Как подданные царя Магадхи не переубивали друг друга, когда им разрешили стать абсолютно искренними в выражении чувств? — Миллер упомянул, что на протяжении первых двух десятков лет без жертв всё-таки не обошлось, — вставил реплику Карл. — Кроме того, вероятно, Его Величество нашёл к людям верный подход. Например, действовал, исходя из понимания коллективного бессознательного. Хотя откуда он мог знать мою теорию? — озадачился Юнг. — В отличие от вас я мужественно молчал, выпив того зелёного шнапса. А так мог бы рассказать Дхана Нанду много любопытного об архетипах и… — Как ты меня допёк своими архетипами! — снова разбушевался Фрейд. — Хочешь, скажу наихудшую новость? В этом мире наши теории никому не нужны! Психологам и психотерапевтам здесь вообще делать нечего. И эта катастрофа хуже Апокалипсиса! — Но ведь есть же какие-то пациенты? Такого попросту не может быть, чтобы все выздоровели? Вы сами говорили, учитель, что не бывает здоровых людей, есть те, кого плохо обследовали. — Да, говорил, — нервно отмахнулся Фрейд. — Но в этом мире, похоже, если психически нездоровые лица и существуют, то их болезни связаны с дурной наследственностью или опухолями мозга. Первое лечится смирительной рубашкой и опиумом, второе — скальпелем и хирургией, но, думаю, и тех, и других случаев немного. Основная масса населения здорова. Мы безработные, Карл! Даже если я напишу книги заново, восстановив по памяти, их никто не купит. И если ты запишешь свои безумные идеи, они бесполезны. Всё, конец! Прежний мир рухнул. — Но признайте, что новый мир, появившийся взамен рухнувшего, куда лучше прежнего, — улыбнулся Карл. Фрейд тяжело упал на стул. — Для кого? — обречённо спросил он. — Для большей части населения? Возможно. А для нас? Где пациенты, которых я мог бы лечить, проводя сеансы психоанализа?! У меня нет жены, детей… Есть свободные отношения с какой-то девицей, но не факт, что это Марта. Я боюсь идти и проверять, о ком мне сказал Миллер. Так и заразиться недолго. Да, у меня по-прежнему есть дом, и я могу оперировать… Наверное, могу, хоть давно не практиковался. Аппендицит удалю, руку ампутирую, шину наложу, утопленника реанимирую. Но меня это всё не устраивает! — он снова вскочил на ноги. — Карл, если ты желаешь, чтобы я признал истинной твою сумасшедшую теорию про архетипы, давай вернёмся в Магадху и исправим то, что я по глупости натворил! Карл не медлил ни мгновения. — Ради вас, учитель, я готов на всё! — пылко воскликнул он. — Даже уничтожить мир, о котором люди мечтали веками, — добавил он после короткой паузы упавшим голосом. Фрейд залпом выпил чашку кофе и настроил прибор Теслы на прежнюю дату, уточнив, что ему непременно надо попасть в столицу Магадхи — Паталипутру. Арка завибрировала и засверкала, открывая новый проход в причудливо переплетённых коридорах пространства-времени. Доктор Зигмунд и доктор Карл шагнули в неизвестность. *** — Как вовремя вы вернулись! — Дхана Нанд почему-то совершенно не удивился, когда в центре его тронного зала в ореоле золотистого сияния возникли гости из загадочной Австро-Венгрии, с которыми он уже имел счастье познакомиться на руинах Хава Мехел. — А я как раз размышлял, собрав светлейшие умы Магадхи, с чего лучше начать коренные изменения? Ничего дельного никто не предложил, и я понимаю, в чём причина. Моим брахманам ведомы писания про дэвов и асуров, про войну на Курукшетре, про Ситу, Раму, Равану, но с либидо они ещё не знакомы. Хотя в истории Раваны подавленное либидо, как мне кажется, мельком упоминается, но невнятно и между делом. Отчаявшись добиться от светлых умов годных идей, я вознёс молитвы Шиве, чтобы Он послал помощников. И вдруг явились вы! Одной мухурты не прошло. Вы и впрямь посланцы Шивы, я так считаю, а значит, — Дхана Нанд, радушно улыбаясь, спустился с трона. — Добро пожаловать в Магадху, о премудрые ачарьи! Оба доктора, не успев очухаться после нового перехода между временными отрезками, только моргали и потерянно озирались по сторонам, привыкая к окружающему их великолепию. Они не ожидали, что очутятся в тронном зале в присутствии множества свидетелей. Правда, свидетели те, обритые налысо и с косами, завязанными в узлы, вели себя подозрительно: безмолвствовали и не шевелились. Справа от престола Дхана Нанда в роскошных одеждах, с аккуратно уложенными по плечам густыми локонами, на резном кресле восседал Чандрагупта с видом цветущим и довольным. Красно-золотая уттарья не скрывала заживших рубцов от плётки, видневшихся на плечах, груди и боках юноши. Вспухшая багровая полоса тянулась наискосок от мочки левого уха к правой ключице бунтовщика. «Знатно царь его отходил, — отметил Фрейд. — Отвёл душу. Вероятно, спина смотрится ещё красочнее. Но, как я и думал, насмерть не запорол». Удовлетворённое лицо бывшего заговорщика никак не вязалось со следами побоев, и Фрейд мгновенно понял, что порка, имевшая место несколько дней назад, принесла юноше истинное наслаждение, а не страдания. Наглядным подтверждением этой теории служил насупленный аматья, расположившийся слева от трона, и намеренно не глядевший в сторону Чандрагупты. Судя по всему, понял Фрейд, о порке плетью юный заговорщик всегда тайно мечтал, не решаясь признаться никому в своих сокровенных желаниях. Теперь, удовлетворив насущную потребность, он расцвёл и со шрамами на теле выглядел намного счастливее, чем в прошлую его встречу с чужеземными ачарьями. Раненая рука Чандры зажила. Повязки на ней Фрейд не заметил. У подножия трона вальяжно расселись семеро мужчин в возрасте от пятидесяти до тридцати лет, все в богатых одеяниях, сравнимых по количеству золотого орнамента и драгоценных камней лишь с одеждами царя. Каждый из мужчин, не смущаясь, пожирал влюблёнными глазами своего спутника или спутницу, устроившихся рядом. Наиболее вызывающий вид имела кареглазая женщина с длинной косой и высокой копной чёрных волос на затылке, сидевшая возле старшего из семерых. Её прелестные груди, словно плоды сладкой дыни, возвышались над тонкой тканью розовато-дымчатого сари, почти не скрывавшего обольстительных изгибов тела. Верхнюю накидку женщина не носила. На услаждающих взор округлостях, подобных спелым фруктам, возлежали пять массивных ожерелий. Фрейд невольно подумал о том, что его благочестивая супруга, носившая лишь скромный серебряный крест, несомненно, согнулась бы под тяжестью таких украшений, но темноглазая красавица держалась прямо, как кипарис. Внимательно рассматривая незнакомку, доктор Зигмунд почувствовал несвойственное ему волнение и поспешил отвести глаза в сторону. — Как видите, я уже произвёл некоторые улучшения, полагаясь на ваш мудрый совет, — воодушевлённо продолжал Дхана Нанд, обращаясь к Зигмунду. — Чандрагупта после наказания получил приказ восстановить Хава Мехел. Я дал ему в помощь четыре сотни работников, чтобы у него не осталось времени строить заговоры или заниматься иными непотребствами, а то ведь юность — смутное время. По себе знаю. Завтра он отправится в Хава Мехел, чтобы руководить процессом. Я рассудил по справедливости: коли по его вине разрушился старый дворец, пусть он сам и восстанавливает разрушенное, а я потом проверю, хорошо ли удалось выполнить приказ. Если плохо — его ждёт порка кнутом на площади, — глаза Дхана Нанда алчно блеснули. — По-моему, всё справедливо? Фрейд заметил, что перспектива грядущего в случае неуспеха наказания вовсе не напугала Чандрагупту. Лицо парня просияло, словно ему пообещали мешок золота. «Мазохист-экстремал, — догадался Фрейд. — И лечению подобная склонность не подлежит. Готов побиться об заклад, в возрасте с трёх до шести лет его нещадно бил, сопровождая порку унижениями, привлекательный мужчина, который в сознании мальчика ассоциировался с отцом. Только этим можно объяснить склонность к гомосексуальному поведению вкупе с желанием получать наказания от сексуального партнёра». — Также буквально вчера, собрав народ на центральной площади, я представил Чандрагупту жителям Магадхи как своего спутника жизни, — продолжал свои откровения царь. — Никакой лжи, только искренность, как вы и советовали. Поступив честно, я настоятельно порекомендовал своим подданным в отношениях друг с другом вести себя подобным образом: не таить ничего и заявлять о своих намерениях откровенно, следуя примеру своего царя. Благодарю, ачарья Зигмунд! Я чувствую себя заново рождённым. Жить согласно вашему учению мне понравилось. Надеюсь, вскоре и остальные последуют вашим бесценным советам. Фрейд начал всерьёз опасаться, что глаза Карла выскочат из орбит. Юнга беспокоило то же самое, когда он смотрел на Фрейда. Брамины, сидевшие вдоль стен, усердно изображали статуи. Они боялись шелохнуться и издать хоть звук. Охрана поголовно выглядела слепоглухонемой, либо пришибленной палицами. А Дхана Нанд не умолкал… — Когда братья, — он широким жестом указал на семерых мужчин, расположившихся неподалёку от престола, — узнали о моём решении избавиться от подавленного либидо, они принесли мне с утра огромную стопу пальмовых листьев, на которых подробно изложили весь список собственных многолетних подавлений, начиная со дня рождения. Прочитав четверть списка — больше, увы, не осилил, — я повелел им немедленно расслабиться и исполнить свои тайные намерения. Как видите, они их успешно исполняют. К примеру, раджкумар Панду. Он всегда был мне как отец, — царь ободряюще улыбнулся старшему из царевичей, возле которого удобно устроилась красавица с ожерельями. — Оказалось, он четырнадцать лет подряд страдал от любви к моей личной служанке, являющейся матушкой Чандрагупты, но не решался сказать об этом никому, включая меня. И у Муры тоже внутри полыхал огонь, который она готова была разделить с кем-нибудь достойным, но дхарма вдовы не позволяла. Представляете, через какие мучения они оба прошли? Я-то свою беду терпел всего пять пакши, не считая двух пакши, потраченных на войну с Чанакьей, а бедный брат, — Дхана Нанд утёр скупую слезу. — Четырнадцать лет. Ужасно. Как хорошо, что теперь они с Мурой вместе. Стхулбхадру, друга Чандрагупты, мои воины поймали в том же лесу, где я, благодаря вашей неоценимой помощи, выловил и Чанакью. Стхулбхадра мужественно выдержал порку рукой аматьи Ракшаса и вернулся работать на кухню, ибо за него попросила Шипра, а этой девушке я не могу ни в чём отказать, ведь она — дочь моей любимой няни. Шипра сказала, что как только фигура жениха станет подобной стеблю лотоса, они немедленно поженятся. Сейчас Стхулбхадра питается исключительно водой, чечевицей и листьями бильвы, чтобы исполнить пожелание невесты. Очень хочет приблизить день свадьбы! Ведь если он не женится до конца года, то отправится на рудники к Чанакье. Я ему это пообещал. Брат Раштрапала ныне встречается с воином из армии Селевка — настоящим красавцем, — Дхана Нанд кивнул на статного мужчину лет тридцати с голубыми глазами и волосами пшеничного цвета, прильнувшего к сорокалетнему царевичу, разодетому, словно на свадьбу. — Говишанака, — Дхана Нанд указал на невысокого толстяка в зелёных шароварах, — скоро женится на одной из моих наложниц, с которой тайно грешил в последние десять лет, отчаянно боясь быть оскоплённым. Я его простил, конечно. Подумаешь, семь детей настругали! Я всё равно знал, что они не мои. Бхутапала соединился узами любви со старшим евнухом из своего гарема, наконец, открыто признавшись ему в своих чувствах. Другие братья тоже обрели счастье… Я никому не препятствовал, — самрадж снова с гордостью обвёл рукой царевичей, собравшихся у подножия его трона. — А теперь хочу у вас спросить, ачарья Зигмунд, как у вдохновителя этих преобразований: что делать дальше? Советники ещё не прониклись вашей удивительной идеей жить с открытым сердцем, а простой народ так и вовсе пребывает во мраке невежества. Как вы благоразумно предвидели, на них давит гнёт предыдущих поколений, считавших свободное выражение чувств адхармой. Аматья Ракшас говорит, что я творю безумие. Если все люди перестанут сдерживать чувства, нас ждёт хаос. Кшатрии возьмут оружие и поубивают друг друга, пронесётся волна насилия среди вайшьев и шудр, а больше я своим нововведением ничего не добьюсь. Я же уверен, что ничего подобного не случится, если действовать разумно. Скажите, кто прав: я или аматья? Кстати, я провёл вчера опыт. Пригласил в сабху двух кшатриев, двух шудр и двух вайшьев, имевших претензии друг к другу, и попросил их выразить свои чувства как можно откровеннее прямо передо мной, не стесняясь моего присутствия. Откровенная беседа во всех трёх случаях закончилась печально. Оба кшатрия умерли от проникающих ран в шею. У шудр оказались сломаны носы, челюсти и конечности. У одного подопытного вайшьи случилось сотрясение мозга и исчезли все зубы из ротовой полости. Второго вайшью, отделавшегося после драки подбитым глазом и вырванным пучком волос, пришлось отправить в темницу. Он обругал аматью Ракшаса неприличным словом, а такого, мне кажется, быть не должно даже при абсолютной свободе выражения чувств. Оскорбление первого министра, как и оскорбление царя, подрывает основы государства. По результатам этого происшествия я созвал сегодня совет, чтобы понять, как действовать дальше, но мои мудрецы приняли обет молчания сроком на год, — Дхана Нанд усмехнулся, показывая глазами на собрание безмолвных истуканов. — И что теперь делать, я не знаю. Может, убить их? Или заточить в подземелье? Ведь они это сделали нарочно, чтобы мои прекрасные нововведения потерпели крах, даже не начавшись, а это не что иное, как предательство. Карл перевёл взгляд на Зигмунда, ожидая ответа учителя. Доктор Юнг, откровенно говоря, желал бы вставить свои пять крейцеров в историческое обсуждение будущего магадхского народа, но опасался, что ему снова заткнут рот. — Нет-нет, Ваше Величество! Только не решайте вопрос насилием, если уж решились изменить мир! Наоборот, вы должны показать народу, что убийства, месть и жестокость ничего общего не имеют со свободным выражением чувств, — горячо заговорил вдруг Фрейд, словно забыв, с какой целью переместился в прошлое. — Беззаконие разрушительно. Свобода — созидательна. К хаосу, безумию и прочим болезненным проявлениям Ид люди приходят как раз из-за подавлений. Долго сдерживаемый гнев выплёскивается в насилие. В том-то и весь смысл, что выражать чувства надо раньше, чем они станут разрушительными и принесут кому-то вред. Если подавление исчезнет, анархии бояться не стоит. В людях не будет побуждений к насилию. — Вы можете доказать своё утверждение? — заинтересовался Дхана Нанд. — Привести примеры? — Могу. Ответьте, как у вас сейчас лечат буйных умалишённых? — Про это аматья знает, — спокойно ответил Дхана Нанд. — Полным уединением, ограничением в питании и чтением мантр, — буркнул Ракшас. — Мантры для больного читают гуру в ашраме. — И безумие проходит? — уточнил Фрейд. — Всегда. — Но ведь, по сути, ваши целители не лечат, а лишь оставляют человека в покое наедине с самим собой, и он постепенно приходит в норму. А потом его отпускают обратно домой, где болезнь вспыхивает снова? — Как вы догадались? — удивился Ракшас. — Действительно, через несколько пакши переболевшие вынуждены снова возвращаться в ашрам с той же болезнью ума. — И это доказывает лишний раз, что все подобные болезни, если их причина не лежит в органическом или физическом поражении мозга, вызваны взаимоотношениями с близкими людьми. Оттуда же растут и корни насилия. Если правильно выстроить семейные отношения, то стремление к насилию не исчезнет совсем, однако значительно ослабеет. — Хм. Близкие есть у всех, отношения с ними у многих не складываются, но болеют-то не все, — возразил Ракшас. — И склонность к насилию появляется далеко не у всех. — Да, — согласился Зигмунд. — Я объясню, в чём дело. С рождения все люди разные. Вам ли как брамину не знать об этом? У кого-то сильный ум, у кого-то — слабый. Заболевают те, чей разум не способен выдерживать малейшего давления. Однако даже самый крепкий ум постоянно находится на грани из-за подавлений. Его тоже можно сломать, приложив чуть больше усилий, поэтому, Ваше Величество, только вам решать, как быть дальше, — Фрейд повернулся к Дхана Нанду. — Правы и вы, и ваш первый министр. На начальной стадии задуманных вами изменений анархии не избежать. Каждый человек, стоит ему позволить свободное выражение чувств, выплеснет всё, что в нём копилось годами, и это будет мерзкое зрелище. Впрочем, последствия можно значительно смягчить, если брамины обучат людей, как правильно выражать эмоции, чтобы это происходило без смертоубийства и прочих низостей. Недавно я разработал специальные сеансы терапии, но ещё не применял их на практике. Я рассуждал так: мы — люди. В отличие от животных Господь нам дал разум и речь, а, значит, всегда есть возможность озвучить то, что нас беспокоит. Чувства, высказанные вслух, снижают свой накал и уже не так беспокоят пациентов. Конечно, я понимаю: надо иметь мужество, выдержку и такт, чтобы донести до других правду о себе, но говорить о своих переживаниях непременно стоит, иначе тайные чувства превратятся в гнойную опухоль, отравляющую тело и разум. Поначалу придётся учить людей правильно разговаривать друг с другом на тяжёлые для них темы под наблюдением хорошего психоте… ачарьи или лекаря, который не позволит случиться убийству во время такой открытой беседы. И вообще я считаю, что до того, как у кого-то возникнет желание прикончить обидчика или злейшего врага, всегда можно найти способ обрести с ним здоровые отношения, поговорив откровенно… — Вот согласен! — с неожиданным жаром перебил его Дхана Нанд, поворачиваясь к Чандрагупте. — Мог ты прийти и сказать, что тебя не устраивает в отношениях со мной, прежде чем приводить пятьсот вооружённых кшатриев под стены дворца?! Гуру правильно говорит: ты — человек, тебе даны разум и речь. Почему же ты ни тем, ни другим не воспользовался? Приди ты ко мне с открытой душой, я бы не выгнал тебя, ответив на все твои вопросы. Чандрагупта только виновато развёл руками. — На самом деле я уже шёл к тебе, чтобы поговорить, — попытался оправдаться он. — Точнее, чтобы вызвать на поединок, ведь я был зол. Но меня Чанакья поймал, связал и долго держал в лесу. Змей напускал, заставлял убивать их и представлять, будто каждая убитая змея — это ты. Гнусности всякие нашёптывал о том, как именно я должен предать тебя. Истории про муравьёв и объеденные корни дуба рассказывал. Питьё какое-то давал, от которого у меня перед глазами плыло и казалось, будто явь — это сон. А каждый сон становился отчётливым, как явь. А потом во мне что-то поломалось от всего этого, и я сдался, согласившись сделать всё, как он хотел. Прости, Дхана. — Видите! — Фрейд махнул рукой в сторону юноши. — Таких людей, как этот Чанакья, и следует наказывать. Парень честно пытался выразить всё, что накипело, но ему не позволили. Ещё и насильно удерживали в плену. Так быть не должно. — Что ж, преступник уже отбывает наказание, — спокойно промолвил Дхана Нанд. — Не убил я Чанакью лишь потому, что за него в последний момент попросила няня Дайма. Я ей ответил, что пока он не выплавит слитки из добытой его предшественниками пятилетней нормы руды, в Паталипутру не выпущу. Придётся няне подождать. Ничего, она терпеливая. Дождётся героя своей мечты. У неё тоже многое накипело, и кнут, вымоченный в настойке из мухоморов, всегда висит наготове. А что ещё вы посоветуете, уважаемый ачарья? — с почтением в голосе Дхана Нанд обратился к Фрейду. Отец психоанализа покраснел от удовольствия и заговорил снова: — Главное уже сказано, добавлю одно. Если человек, чьим поведением недовольны близкие, не желает меняться и обсуждать проблему, у членов его семьи или у брачного партнёра должна быть свобода уйти и жить с кем-то другим, не получив за такое решение всеобщего осуждения, наказания или штрафа, как, подозреваю, это имеет место быть сейчас. И тот, кого покинули, не имеет права преследовать того, кто от него ушёл. Вот о такой свободе я говорю. — Мудро, — согласился Дхана Нанд. — Поддерживаю. — Погодите, учитель, — Карл склонился к уху Фрейда, — вы же обещали, что восстановите нашу прежнюю жизнь. Зачем помогаете ему советами? Зигмунд замер, внезапно сообразив, что, клюнув на приятные сердцу восхваления его персоны, начисто забыл о главной цели их возвращения в Магадху и поступил совершенно не так, как собирался. Но признаваться в своей фатальной ошибке было выше его сил. — Как же отказать? Видишь, Его Величество вопросы задаёт. А я всегда честно отвечаю тем, кто интересуется моими исследованиями. В том, что касается работы, я никогда не лгу и не утаиваю сведения! — Ачарья Зигмунд, — торжественно проговорил вдруг Дхана Нанд, — я предлагаю вам прямо сейчас стать моим советником с таким же жалованьем, как у первого министра… Ракшас, негодуя, вскочил на ноги, но его обиженный выкрик заглушил голос императора: — … в размере пятнадцати тысяч золотых монет в год. Вы поможете мне осуществить постепенный переход к новому миру, обучив всех браминов методу свободных ассоциаций, вызвавшему столь сильный восторг у моего возлюбленного, — и Дхана Нанд одарил ласковым взглядом блаженно улыбающегося Чандрагупту. — Также вы обучите других гуру толкованию сновидений, — такое лечение весьма понравилось мне, — и гипнозу, о котором мы пока ничего не знаем. И да, вашу терапию, обучающую правильным беседам между врагами без смертоубийств, запускайте в дело тоже. Я разрешаю вам основать школу ачарьи Зигмунда в Паталипутре. Вы будете жить здесь, окружённый уважением, богатством и многочисленными красавицами. Или вам по душе юноши? — засомневался царь. — Нет-нет, красавиц достаточно, — торопливо отозвался Фрейд. — Для встреч с юношами я… ещё не созрел. — И сколько девушек вам потребуется для полного счастья? — Трёх будет достаточно! — выпалил Зигмунд и сам удивился своей оговорке, ведь он намеревался сказать «одной», но исправлять сказанное было поздно. Да и если быть откровенным, не хотелось ничего исправлять… — Зачем вам три, учитель? А как же Марта? — зашипел ему в ухо Карл, но Зигмунд только отмахнулся от надоедливого ученика. — Марты рядом нет, — совершенно справедливо заметил Фрейд. — И привычного мне мира нет. Возможно, мы с моей возлюбленной супругой больше не увидимся, а моё либидо от всего, что случилось в последнее время, очень сильно подавлено! Не терпеть же? Карл не нашёлся с ответом. — Вы неприхотливы, — бархатно рассмеялся Дхана Нанд. — Можете считать, что три девушки уже ожидают вас в личных покоях. А чего желает ваш ученик? Его бы я тоже взял на службу. Он неплох! — Его теория не проверена, — презрительно поморщился Фрейд, но доктор Юнг на сей раз не стал молчать. — Я исследую теорию коллективного бессознательного, — смело выступил он вперёд. — Там, откуда мы пришли, мои исследования постоянно пытались зарубить на корню, — и он метнул сердитый взгляд на Фрейда. Тот фыркнул и отвернулся. — Из-за этой несправедливости я сильно подавлен, — заключил Карл. — Больше никаких подавлений! Я стану платить вам шесть тысяч монет золотом в год, если все ваши новейшие исследования вы в первую очередь будете приносить мне и подробно знакомить меня с ними. Также моим требованием будет знакомство других браминов с некоторыми полезными фрагментами вашего учения. А я уверен, полезного там немало. — Согласен! — осознав, что его наконец оценили по достоинству, причём тот самый царь, от которого он подобного вовсе и не ждал, Юнг воспарил к небесам от радости. — Но… — неуверенно начал Фрейд, и Дхана Нанд быстро повернулся к нему: — Уважаемый советник чем-то недоволен? Он желает отказаться от должности и вернуться на родину? Замечу одно: с вашей помощью или без неё, но я всё равно завершу начатое, ибо я уже загорелся, и потушить мой пламень никому не удастся. Гуру Карл поможет. Он согласился, чему я весьма рад. Зигмунд призадумался. «Если сейчас уйти, — начал мысленно рассуждать он, — мир будет изменён согласно учению Юнга. Предатель уже согласился. Ещё бы! Шесть тысяч золотом, возможность учить целую страну ереси про коллективное бессознательное, получать славу… Не удержался, подлец! А что получу я? Вся психология основана на том, что людям сначала искусственно навязывают проблемы, которые потом приходится решать. И эти проблемы навязывают жрецы да цари… Но этот царь не такой, как другие. Он вздумал рубануть извечный гордиев узел, о наличии которого я ему по глупости сообщил. Так что меня ждёт в настоящем, если вернусь? Отсутствие имени, семьи, привычного почёта и обожания учеников? Бессмысленная жизнь. Да гори всё огнём! Дхана Нанд, определённо, стоит того, чтобы работать с ним. Будем рубить узел вместе». — Я остаюсь, — решившись, промолвил Фрейд. — Давайте создавать лучший мир. — И я с вами! — снова оживился Карл, положив руку на плечо своего учителя, подозревая, что сейчас его ладонь стряхнут, а самого обдадут ледяным презрением. Но Фрейд, вопреки ожиданиям, не отстранился. Наоборот, сжал свои пальцы поверх руки ученика. — Могу я, Ваше Величество, попросить только об одном? — осторожно заговорил Зигмунд. — Говори, — разрешил царь. — Когда появится долгожданный результат, и ваше имя начнут прославлять современники, возможно ли объявить народу, что автором идеи был всё-таки я? Вы останетесь в памяти людей как величайший реформатор, но и я не желаю лишаться своей части заслуг. Дхана Нанд изумился. — Как вы могли усомниться во мне?! Огромное бесчестие — присваивать себе чужую победу. Я никогда не отбирал достижения других, и вы — не исключение. Записи о том, как проходят изменения в обществе, будет вести аматья Ракшас, а он непременно укажет ваше имя. Я прикажу ему поступить именно так. — Нет-нет, — тонко улыбнулся Фрейд, подтолкнув Карла в спину, — записи о преобразованиях пусть лучше ведёт мой ученик. И Дхана Нанд, подумав, согласился. «Непременно увековечу анекдот про мумий, — подумал Карл, мысленно потирая руки. — Где-нибудь в середине текста или в примечаниях, чтобы Фрейд не заметил». Вероятно, если бы Зигмунд знал о коварных умыслах Юнга, он бы согласился, чтобы записи вёл аматья Ракшас. 21.06.2021г. Анекдот про мумий Доктор Зигмунд и доктор Карл сидели за завтраком и пили кофе. — Хватит! — неожиданно воскликнул Карл. — Больше нельзя откладывать. Мы немедленно едем в Египет смотреть на мумий! — Мумий?! — ужаснулся Зигмунд и потерял сознание. Он очень боялся смерти и мумий. Не дожидаясь, пока коллега очнётся, Карл схватил Зигмунда под мышки и выволок на улицу. Наняв такси, дотащил Фрейда до касс аэропорта, где тот, наконец, очнулся. — Куда вы летите? — вежливо спросила служащая в окошке. — В Египет. Смотреть на мумий, — бодро ответил Карл. — Мумий?! — ужаснулся доктор Зигмунд и опять повалился навзничь. — Нет, я не сдамся, — зло пробормотал Карл. Купив билеты, он подхватил бесчувственного Фрейда и потащил его в самолёт. Зигмунд пришёл в себя только в Каире, когда Карл пытался нанять проводника, способного довезти их до пирамид. — Нам необходимы выносливые верблюды, — объяснял он на ломаном английском местному парню. — Мы едем смотреть на мумий. — Мумий?! — Зигмунд опять упал без чувств. — Нет, ты так легко не отвертишься! — Карл втащил коллегу на верблюда, привязав меж горбов. Повернувшись к проводнику, скомандовал. — Едем! Когда они добрались до входа в пирамиду, им вручили по факелу, и проводник попросил следовать за ним. Факел Фрейда вскоре погас, и доктор в темноте обо что-то споткнулся. — Что здесь такое валяется? — недовольно спросил он. — Я чуть не упал. — А, не обращайте внимания. Мёртвая кошка, — спокойно ответил проводник. — Мёртвая?! — Фрейд снова потерял сознание. Недолго думая, Карл схватил его за ноги и, обливаясь потом, волоком потащил за собой. Наконец, они достигли саркофага. — Вот, смотри! — Карл подтащил очнувшегося Зигмунда к усопшему фараону и ткнул лицом в высохшее тело. — Это и есть мумия. — Мумия? — удивлённо переспросил Фрейд и, вопреки ожиданиям Карла, не потерял сознание. — Разве же это мумия? Это — пупия*! ______________________________________________________________ Анекдот построен на игре слов. Фактически всё это время Зигмунд думает, что Карл везёт его смотреть на «мамочку». Но в саркофаге обнаруживается существо мужского пола — «папочка», а «папочку» Фрейд не боится.