(Не) хочу тебя помнить

Погода становилась лучше и лучше. Луи всегда любил легкий ветерок, потому что он мог надеть на прогулку спортивную одежду, и ему не было жарко. Вычурно одеваться ему никогда не нравилось, да и прическа всегда была у него в легком беспорядке. То ли дело Зейн, он всегда тратил много времени, чтобы удостовериться — внешность у него на миллион долларов. Томлинсон сказал, что согласен на экскурсию только в том случае, если Малик не будет долго торчать перед зеркалом, и Зейну пришлось принять его условие. На самом деле он бы и так согласился, — отказывать этому Зейну Луи не умел — но ему нужно было получить хоть что-то, раз уже его вынудили работать гидом. Он даже не знал, что будет показывать, решил действовать по ситуации — идти туда, куда ноги несут. Единственное, чего Луи бы действительно не хотелось — наткнуться на кого-то из знакомых. В последнее время он упорно избегал общения с друзьями, словно они оба потеряли память. На самом деле ему просто не хотелось объяснять всем и каждому, что случилось в их жизни. В его жизни и жизни Зейна, потому что пресловутое «мы» больше не существовало. Он игнорировал группу поддержки и жалость приятелей тоже была ему не нужна. – Здесь мы гуляли? – спросил Зейн, озираясь по сторонам. – Ну, иногда мы проходили по этой улице, когда шли обедать или ужинать в один ресторанчик на углу, – оторвавшись от своих мыслей, ответил Луи. Зейн с сомнением посмотрел по сторонам. – Это нормально, что ты не помнишь. Прозвучало почти естественно, и Луи даже порадовался про себя. Всё налаживается. Даже боль уже не казалась такой резкой. Просто тупо отдавалась внутри, как старое огнестрельное, зажившее снаружи. – Тоска напала, – вздохнул Зейн. – И она пройдет, – ответил Луи, сочувственно посмотрев в его сторону. – Сейчас тебе фотографировать не нравится, но когда ты найдешь, чем заняться, станет полегче. Ты дезориентирован, это нормально. Если бы только кто-то мог сказать Луи: «это нормально, чувствовать себя растерянным и разбитым». Вот только ему не хотелось, чтобы его анализировали чужие люди. Если бы рядом была мама... что ж, возможно, ему судьбой начертано быть одиноким. – Я ходил смотреть на взорванное здание, – внезапно сказал Малик. – Они еще не убрали обломки. – Что почувствовал? – Ничего, – отмахнулся Зейн. – Я не помню здание, не помню, как был там. Меня не тянет к нему или типа того. Я просто подумал, может, я вспомню то утро. Самое обидное — Луи тоже не помнил то утро. Он проснулся уже после полудня. Наверное, ожидал, что Зейн разбудит его своим присутствием, пока будет в холле. Этого так и не случилось. Луи чувствовал себя неприятно, противно после ссоры. Однако он и представить не мог, какая случилась трагедия. Тогда Луи решил, что Зейн снова его обманул. Он даже не подумал, что с ним могло что-то случиться. – Ты ушел очень рано, – сказал Луи, глубоко вздохнув, чтобы прочистить легкие. Он слишком долго пытался бросить курить, чтобы снова начинать. – Наверняка было тихо и безмолвно, как и всегда по утрам. А Тоби что думает? – Не знаю, – ответил Зейн. На его лице снова появилось раздражение. – Мне не очень интересно с ним разговаривать. – Разве он не твоя вторая половинка? – уточнил Луи, вскинув брови. На миг ему почудилось, что Зейн его ударит. – В следующий раз, когда начнешь говорить такие вещи, надень свой рыжий парик и красный нос, – посоветовал Зейн. – Раньше у тебя не было таких фетишей, – непринужденно заметил Луи. Зейн скорчил недовольное лицо, но всё-таки посмеялся. Из-за облаков вынырнуло солнце, и они одновременно повернулись к нему. Даже улица, сперва показавшаяся Зейну скучной, немного преобразилась. Луи знал, она красива на солнце. Малик раньше очень любил её фотографировать и всё сокрушался, что не очень хорошо рисует. – Всё не так, понимаешь, – произнес Зейн с каким-то отчаянием. – Я пошел в клуб, снял парня. Я точно знаю, что куда вставить. Член у меня вроде нормальный... Луи невольно засмеялся. Конечно, его снова кольнуло, когда Зейн вернулся на тему своих похождений, но последнее замечание действительно показалось ему забавным. – Что? – нахмурился Малик. – Нормальный-нормальный, – махнул рукой Томлинсон. Но Зейн уже встал на рельсы и довольно агрессивно скрестил руки на груди. – Типа что-то было не так? – уточнил он. – Нет, я посмеялся, потому что не думал, что тебя это так волнует, – честно ответил Луи, хлопнув Зейна по плечу. – Ты много кого приволок за это время и, кажется, все были довольны. Даже слишком. Откровенно говоря, от Зейна все были без ума. Он всегда знал, что ему очень повезло, но никогда не рассматривал ситуацию с другой стороны. Ему и не хотелось. – Я не был доволен, – помолчав, произнес Зейн. – Ну то есть, да... было неплохо. Но неплохо — это ведь не то. Блять. Не знаю, что мне надо. Мы с тобой делали что-то особенное? Луи слабо усмехнулся. – Воском я тебе на соски не капал, если ты об этом, – протянул он, вскинув брови. – Значит, те ожоги не от тебя! Ну ладно, – Зейн притворно махнул рукой. – Ну хотя бы шрам на заднице — твоих рук дело? – Тут ты меня подловил, – сказал Луи, подняв руки вверх. Его взгляд упал в сторону небольшой забегаловки, над которой развевался трехцветный флаг. Сердце приятно дернулось. – Хочешь зайдем? Там потрясающие канолли. – Да, почему нет? Видеть, что Зейн не узнает кафе, которое раньше им очень нравилось, было грустно. Луи стоило бы привыкнуть, но это выглядело, как личное оскорбление. Они провели много вечеров в этом маленьком уютном месте. Здесь можно было спрятаться от дождя и чужих заинтересованных глаз. Столиков было совсем немного, три или четыре, выпечку по большей части продавали на вынос, но им всегда нравилось задержаться внутри, у окошка. Малик смотрел на всё с легким любопытством, пытаясь понять, что такого примечательного в этом уединенном месте, зато канолли оценил по достоинству. Сперва он попробовал трубочку настороженно и тут же закинул в рот остатки. Стало понятно моментально — теперь его за уши не оттащишь от итальянской кухни. – Вот черт, – Зейн справился со своими трубочками в мгновение ока и хищно посмотрел на канолли, к которым Луи так и не притронулся. – Это невероятно. – Нравится? – спросил Луи, придвигая Зейну свои трубочки. – Безумно, – ответил Малик, чье лицо выражало крайнюю степень восхищения и удовольствия одновременно. – Мне они раньше нравились? – Да, очень. – Стоило потерять память, только чтобы попробовать их снова, – сказал Зейн, с наслаждением заталкивая трубочку в рот. – Интересно, мне можно так говорить? Это никого не оскорбляет? До этого момента Луи даже не задумывался. Наверное, если бы Зейн не был таким засранцем, для Томмо это была бы больная тема и по сей день. Но Малик ясно дал ему понять, что он должен уважать его личную жизнь. – Ну, покуда это говоришь ты, думаю, что проблемы нет, – ответил Томлинсон. – Сам понимаешь, меньшинствам можно шутить про меньшинства. Я бы пошутил про свою задницу, но это была бы шутка для большинства... Малик подавился смехом. – А ты точно не будешь свои канолли? – спросил он, заметив, что на тарелке осталась лишь одна трубочка. – Мне нравится смотреть, как ты ешь, – честно ответил Луи. – Тебе всегда нравилось или сейчас понравилось? Почему-то у Луи сложилось впечатление, будто Зейн спрашивает не просто так. По крайней мере, он даже на миг оторвался от десерта. – Ну... раньше я не обращал внимание, если честно, – произнес Луи, помолчав. – Но теперь мне нравится. Зейн как-то очень солнечно улыбнулся. – Мне нравится, как ты смотришь, – серьезно проговорил Зейн. – Наслаждайся, пока не переехал, – ответил Луи, упорно игнорируя трепет в груди. Для него это было серьезно. Пусть Зейн и не акцентировал внимание на подобных моментах, Луи считал их важными. Вся его жизнь была чередой моментов. То, что они сейчас сидели в кафе, не относилось к тому прошлому, что стоило забыть. Он снова оказался героем своей истории, пусть им и предстояло идти разными путями. – А ты как будешь тянуть аренду? – поинтересовался Малик. – Соседа найду, – машинально ответил Луи. Зейн собрал крошки с губ и демонстративно отправил их в рот. – А потом? – Что потом? – спросил Луи. – Что будешь делать потом? – с легким раздражением спросил Зейн. Наверное, ему показалось, будто Луи намеренно тянет с ответом, но Томлинсон действительно всё ещё был в раздумьях. Он так боялся снова обжечься. Откровенно говоря, ему больше нечего было обжигать. Луи только учился дышать. – Не знаю, – проговорил Луи, вновь обведя взглядом кафе. – У меня нет четкого плана. Я планировал завести семью с человеком, которого люблю, но мои планы рухнули, — в буквальном смысле — так что теперь я предпочитаю ничего не планировать. – Знаешь, теперь я подумал, тебе точно нельзя над этим шутить, – сказал Зейн и невозмутимо откинулся назад. – Как ты понял, что любишь меня? Никогда Луи не думал, что Зейн спросит у него об этом. Он тоже был героем истории, но... пора было привыкнуть. Кто бы знал, как тяжело выработать новый условный рефлекс, когда старый подкрепляли годами. – Это случилось, когда мы играли в приставку, – пожав плечами, проговорил Луи. – Ровно за минуту до того, как ты меня поцеловал. Наверное, я уже любил тебя, просто тот вечер был особенный, и я всё понял. Посмотрел на тебя и подумал, что не могу без тебя жить. – А я как понял, что люблю тебя? – требовательно поинтересовался Зейн. – Это случилось секунд через сорок после того, как я посмотрел на тебя. Ты смотрел на меня, на мои губы, и мы поцеловались. Просрали катку, конечно. Но момент и правда был особенным. Зейн невольно усмехнулся. – Переспали? – уточнил он. – Ага, – Луи подпер подбородок кулаком и воспоминания окончательно забрали его в свой теплый плен. – Трахнулись прямо на диване. Пригубив холодного чая, Зейн одобрительно кивнул. – Хорошо. А то я боялся, что был ссыклом каким-то.