***
Султан Селим Хан направлялся в покои своего единственного сына. Дворец оказался сегодня слишком переполнен гостями и шумными слугами, а желания выходить в сад вместе со стражей у него, разумеется, не возникло. В тишине и покое, без лишних ушей, он хотел побыть наедине со спящим ребёнком и главное с самим собой. Шехзаде Мурад практически никогда не огорчал отца, поэтому сейчас тот, не найдя себе места более уединённого, шёл через гарем в его опочивальню, надеясь поднять свой дух с помощью своего маленького наследника. В этот момент, он уже был на втором этаже длинного коридора, проходящего над окнами большой общей комнаты, где сейчас должно было разворачиваться веселье в честь его восшествия на престол, когда его остановил удивлённый голос Нурбану. — Что там происходит, Джанфеда? — его фаворитка кажется была чем-то очень сильно возмущена, что впрочем не удивительно для неё. Падишах подошёл к окну коридора, из которого снизу вверх открывался вид на огромную залу, набитую разношёрстными красавицами, и нашёл взглядом Калфу.***
— Госпожа, — верная служанка поклонилась обратившейся к ней Хасеки, — Девушки распускают непристойные сплетни о Вас и нашем Повелителе. Они, видимо, сильно расслабились в суете праздников, но я займусь их поведением, не беспокойтесь. — Сплетни, значит? — венецианка поднялась с тахты и спустилась в центр комнаты, подходя к недальновидным смутьянкам, — Неужто вы чем-то не довольны? Или Джанфеде Калфе показалось? — угроза, исходящая от девушки, была практически осязаема. Но на удивление оправдываться никто не поторопился. Девушки прикусывали губы, стоя перед Госпожой, и только переводили злые взгляды с неё на её протеже, — Отвечайте же! Вы можете повторить то, о чём говорили сейчас? — Девушки всё также молчали, не желая ни говорить смертоносные слова, ни падать в колени разгневанной фаворитке, — Языки проглотили? — Простите, Нурбану Султан, я сейчас же уведу их, — Калфа подтолкнула одну из девушек к выходу, — Завтра они не получат ни крошки еды. Будут наказаны. — За что, Джанфеда Калфа? — Хаят Хатун выступила вперёд и подняла голову, глядя на служащую гарема, — Мы разве сказали хоть слово ложное? Здесь все так считают, мы не виноваты в чужих грехах. За что нас наказывают? — Думай, что говоришь! Ты хоть осознаёшь о ком ты сплетни распускаешь? Не стесняясь клевещешь на нашего Падишаха, да ещё и так дерзко разговариваешь при Госпоже! Тебе надоела твоя беспечальная жизнь, Хатун? — напряжённо оглядываясь на Нурбану, Калфа подошла к девушке, схватив её под локоть, и потянула на себя, желая скорее исчезнуть с глаз Султанши вместе с нерадивыми рабынями. — Нет уж, — девчонка вырвала руку из захвата служащей, и повернулась к её Госпоже, не склоняя головы, как того требовали законы гарема, — Простите, но Вы не можете наказать меня, Султанша. Я служила у Шехзаде, принадлежала к гарему покойного Повелителя, а Вы приехали во дворец и тут же приказали нас всех разжаловать в обычные рабыни. Кем Вы возомнили себя? Хюррем Султан? Валиде Султан? — Ах, ты дрянь! — главная фаворитка Падишаха с размаха влепила рабыне звонку пощёчину такой силы, что девушка едва устояла на ногах. Впрочем она быстро пришла в себя и злобным взглядом заслезившихся глаз дерзко уставилась на обидчицу, — Да кто ты такая, что бы так разговаривать со мной?! — Султанша буквально пылала от злости, яростно крича на смутьянку, — Я мать Шехзаде, Хасеки Султан! Я родила четверых детей нашему Повелителю! Я Его любимая женщина! А ты жалкая невоспитанная рабыня, которая видимо совсем забыла что такое страх! Но я напомню тебе об этом! Если понадобиться, вы все вспомните, что это такое! — наложницы зашептались, а кто-то из них даже осмелился ответить женщине. — Не запугивайте нас, Госпожа! Мы ничего не сделали, — голос раздался откуда-то из толпы, но девушки не стали расходиться перед взором Нурбану, чтобы раскрыть личность храброй девушки, — Но вы не можете так с нами обращаться! Мы не Ваша собственность. Мы принадлежим Повелителю. — Вы принадлежите династии! — искать говорившую было бессмысленно, а злость, уже давно перевалившая за любые пороги, не позволяла держать себя в руках. Наложницы, кажется, даже не пытались проявлять уважение к ней, они просто в наглую спорили с ней, как будто она была обычной фавориткой с верхних комнат. — Верно, Госпожа, — громко выкрикнула Хаят, — Но вы не относитесь к этой династии! Вы такая же рабыня, как и мы! Пусть у Вас и есть Шехзаде! Поверьте вы ненадолго останетесь единственной Хасеки. В конце концов, наш новый Султан так часто бывает пьян, что и не различит подмены, даже если к нему днём придёт белёсая гречанка! Да и какой из этого Султан… Гордиться Вам нечем… В мгновение разъярённая Султанша схватила рабыню за волосы одной рукой, а другой впилась пальцами в острый подбородок, и едва не зашипела ядовитой змеёй, но по комнате раздался зычный голос Сюмбюля Аги, и она отскочила от девчонки будто ужаленная, склонив голову в поклоне. — Дорогу! Михримах Султан Хазретлери! — комната погрузилась в моментальную тишину, никто не посмел продолжить спор при луноликой Госпоже. Наложницы выстроились в ряды ближе к центру комнаты и исподлобья наблюдали, как девушка вплыла в комнату с ледяным спокойствием на лице. — Что здесь происходит, Нурбану? — остановившись посередине комнаты, в нескольких метрах от главных участниц представления, она холодно оглядела их и остановила свой взгляд на черноволосой красавице, всем своим видом показывая, как интересно ей услышать её оправдания. — Простите, Госпожа, — девушка кивнула на Хаят, попутно окинув её презрительным взглядом, — Эта девушка сумасшедшая! Она на весь гарем оскорбила меня, а затем и нашего Повелителя! А многие здесь, — она обвела рукой помещение, — Решили, кажется, поддержать эту… невоспитанную! Слышали бы Вы, какие речи она здесь произносила! Завтра же я прикажу казнить её! А остальные будут серьёзно наказаны за своё бунтарство! — А я всё слышала, Нурбану, — Султанша остановила её взмахом ладони и повернулась к так называемой обидчице Хасеки, — Это, пока что, не в твоих полномочиях. Разве тебя уже назначили управлять гаремом Падишаха? Не думаю. А пока на этой должности никого нет, не забывай, что эти девушке действительно принадлежат моей семье. Ты не можешь разбрасываться их жизням направо и налево. — Нурбану Султан хотела было что-то ответить, но Госпожа уже отвернулась к наложницам, — Что же до вас, то вы не смеете вести такие речи о нашем Повелителе. Он наш Султан, законный правитель Османской Империи! Вы все находитесь здесь по Его милости и принадлежите нашей династии! Зарубите себе на носу, что отныне любое неуважительное слово о членах султанской семьи будет немедленно караться жестоким наказанием по законам нашего государства! — обернувшись к Хаят, Михримах сделала пару шагов к ней и, смотря прямо ей в глаза, добавила, — То же касается и Нурбану Султан! Никто не смеет проявлять неуважение к матери наследника и главной Хасеки Падишаха. Это ясно? — в ответ не прозвучало ни слова. Удовлетворённо кивнув, сестра Султана развернулась и, махнув рукой музыкантам, которые тут же возобновили игру, направилась к роскошным тахтам, где недавно сидела Хасеки. — Продолжайте праздник, ничего страшного не произошло, не будем портить такой исторический день, — проходя мимо Нурбану она бросила через плечо, — Приведи себя в порядок и иди за мной. Не веди себя как вздорная наложница. Успокоиться для Нурбану Султан было нелёгким делом. Сначала эти проклятые наложницы, совсем растерявшие остатки данного им воспитания, а потом и Михримах Султан, которая и вовсе ввела девушку в ступор. Она одновременно и защитила её перед рабыням, возвысив над этими гаремными змеями, и одновременно опозорила перед ними же, снова надавив на её не состояние решать судьбу обитателей дворца. Однако как только Нурбану заставила себя прийти в себя и вернулась к углублению, отведённому специально Госпожам, всё словно магически стало на свои место: девушки продолжали танцевать и веселиться, а Султанши, восседая на мягких софах и пробуя на вкус изысканные щербеты, приготовленные Шекером Агой, наблюдая за ними, завели непринуждённую беседу об успехах Шехзаде Мурада и его красавицах сёстрах. Но не прошло и двадцати минут, как у ступеней их своеобразной ложи появился взволнованный Сюмбюль Ага: — Госпожа моя, — он поклонился обеим Султаншам, но обращался очевидно к своей покровительнице, — Вас хочет видеть Повелитель. Михримах Султан даже вздрогнула от неожиданности прозвучавшей фразы. Султан Селим пожелал видеть её? В голову не приходил ни один исход этой встречи, который можно было бы, хотя бы с натяжкой, назвать положительным. А поэтому девушка сдвинула тёмные брови, и взглянула на свою собеседницу, будто желая прочитать по её лицу, что может понадобиться от неё Падишаху. Но та, видимо, тоже была удивлена этой новостью, и смотрела на Госпожу не менее задумчивым взглядом. В выражении её лица тоже читалось ожидание чего-то плохого. После скандалов с сестрой Селим обычно становился абсолютно неуправляемым и полностью выходил из себя. Эта перспектива непременно сулила Нурбану долгие ссоры и полное незамечание её собственной персоны, что несомненно замедлило бы осуществление её планов. Всё это в едином ключе отражалось в её зелёных глазах, и сестра Султана на этот взгляд лишь ещё сильнее нахмурилась.***
— Повелитель, — Газанфер Ага вошёл как всегда тихо, низко поклонившись своему Султану, — Михримах Султан пожаловала. -Зови, — сейчас ему предстоял очень тяжёлый разговор с сестрой, с которой он не обмолвился ни словом за последние три года. Но он был не избежен с самого начала. Селим думал об этом решении очень долго, и откладывал его до последнего момента, ища себе оправдания, а попутно и другие варианты развития событий. Но события определили всё сами, без участия Великого Падишаха этого мира. Просто то, что только что произошло в гареме на его глазах, оказалось способно решить всё за него. И это немного вселяло в него уверенность, прикрывая его слабость, которую он сейчас должен был запрятать как можно дальше, своей необходимостью. — Повелитель, — ярким пятном она словно воспламенилась посреди его покоев, окутанных мрачной атмосферой. Возможно, это были отблески дорогих украшений и золотой нити, которой было расшито мягкое платье, но, казалось, что от неё буквально исходило свечение. И этот алый пожар, стоящий перед ним, смотрел ему прямо в глаза с холодом древних ледников. От такой резкой контрастности, он не смог удержать еле заметное содрогание, но смотрел на неё так же прямо и не менее уверенно. Она молча поклонилась, не отрывая взгляд. — Михримах, — он кивнул, — Добро пожаловать, — выйдя из-за спинки стула и обойдя стол, он сделал шаг к ней, остановясь в двух ярдах от неё. В ответ молчание, — Как ты? — Благодарю, — тишина давила, но девушка не предпринимала никаких попыток заговорить и вообще выглядела так, будто её это вовсе не смущает. Что ж, видимо, прийдётся переходить сразу к делу, а это уже не хорошее начало. — Присядешь? — он было шагнул в сторону дивана, стоящего за её спиной, но она сделала шаг назад и подняла руку, прося остановиться. — Не стоит, Повелитель, давайте закончим поскорее. Меня ждет долгая дорога. Но навряд ли Вы позвали меня, чтобы попрощаться, верно? — Как раз об этом и пойдёт речь, — в ответ она вскинула на него удивленный взгляд, полный недоверчивой насмешки, — Я вынужден… — мужчина сомкнул руки за спиной и приложил немало усилий, чтобы не отвести взгляд от её лица, — Я вынужден просить тебя остаться, сестра. — Не смей, — она моментально ощерилась, словно дикая львица, готовая броситься на своего обидчика, и растеряла напускную учтивость, но тут же взяла себя в руки. Впрочем выражение отвращения на своем лице она не посчитала нужным скрыть, — Вам не стоит называть меня сестрой, Повелитель. И просить меня оставаться здесь дольше Вам тоже не стоит. Я не останусь. — Как же ты хочешь что бы я называл тебя?! Михримах Султан? Так мне обращаться к тебе?! — она всегда била по самому больному! И вот её слова снова попали в самую цель. — Никак, — отвратительно ледяная маска снова по осколкам собралась на её лице и застыла. Это качество она явно унаследовала от отца, Валиде никогда не умела держать эмоции под контролем, её гнев сотрясал стены Топкапы, — Я уеду достаточно далеко, что бы не напоминать о себе случайными встречами, и достаточно скоро, что бы Вам больше не пришлось как-либо ко мне обращаться после того, как я выйду из этих покоев. — Ты что издеваешься надо мной?! — он снова сорвался. Неужели это никогда не прекратится? Теперь он стоял всего в шаге от неё, возвышаясь над ней на две головы, и кричал. Снова кричал, — Не испытывай моё терпение, Михримах! Я больше не твой младший брат! И ты не будешь так разговаривать со мной! — Верно, — она слегка улыбнулась, заглядывая ему в глаза снизу вверх, и от этой улыбки что-то внутри него защемило, гнев разом будто исчез. Она смотрела на него как-то иначе сейчас, — Ты уже давно не мой младший братец! Нет, вовсе не потому, что ты стал Султаном. Это случилось давно, несколько лет назад, когда ты потерял себя в этой жажде, в своем собственном страхе. И когда я потеряла тебя, Селим, — она опустила голову и сложила руки перед собой, слегка склоняя голову перед ним, — Вы правы, Повелитель, вы больше вовсе не мой брат. — Замолчи! — он отшатнулся от неё, будто пронзённый стрелой. Едва сдерживая не пойми откуда взявшиеся слёзы и рвущийся из горла рык, он отвернулся от Султанши, опираясь руками на дубовый стол, и глубоко дышал, — Молчи, Михримах, не произноси больше ни слова! — Как Вам будет угодно, Повелитель, — она поклонилась и собиралась, видимо, уйти. Но не успела она сделать нескольких шагов, как сильная рука схватила её за запястье и развернула обратно. Девушка дернулась и испуганно посмотрела на мужчину. Собравший, вероятно, все оставшиеся силы в кулак, он снова твердо смотрел на неё. И перед тем как она открыла рот, чтобы возмутиться, он заговорил: — Я прошу тебя остаться здесь! И выслушать меня сейчас! — девушка вырвала свою ладонь из его руки, но молчала, — Я хочу, чтобы ты осталась в Топкапы и возглавила гарем, — девушка в удивлении приподняла и приоткрыла рот, смотря на брата, как на сумасшедшего, но он не позволил ей ответить, — Ты долгое время управляла гаремом отца, это не станет для тебя трудным. Сейчас ты нужна мне здесь, что бы восстановить порядок во дворце и в самой столице! — на это заявление Михримах Султан сделала еще более удивленно лицо, на этот раз даже медленно махая головой из стороны в сторону, будто мысленно звала лекаря для свихнувшегося брата у себя в голове, — Тебя уважают и ценят! Я прекрасно знаю, какими связями и властью ты обзавелась при дворе, сколько пашей и беев тебя поддерживали. Я… — он замялся всего на мгновение, но продолжил, — Я прошу тебя помочь мне… Хотя бы пока всё не уладится… — Что Вы от меня хотите, Повелитель? — она вскинула голову, будто оскорблённая его словами, и в голосе её зазвучала издёвка, — Вы хотите, чтобы я осталась здесь, каждый день проходя по коридорам дворца, где провела детство? Где потеряла свою семью? Каждый день встречаться с Вами, Повелитель, и Вашими подхалимами и делать вид будто не помню того, что они сделали, думаете это возможно? Нет уж, никакой силой Вы не удержите меня здесь! — кажется у неё начиналась истерика, ну или же ему просто показалось, что её глаза заволокло мутной пеленой, что впрочем мало вероятно, — Я не стану помогать Вам и никогда не встану рядом с Вами, чтобы сыграть свою роль в Вашем завоевании собственного государства! Об этом Вы должны были думать раньше! Прежде чем настраивать против себя всё государство, прежде чем превращаться в вечно пьянствующего неотёсанного мужика, и прежде чем предавать нашу семью! — Я никогда никого из вас не предавал, Михримах! Всё, что я делал, меня вы заставили сделать! — как вообще можно было оставаться спокойным в разговоре с этой женщиной? — Я всего лишь пытался выжить! А будучи Шехзаде это не просто, как ты знаешь! Вы все: ты, Валиде, отец, тётушки, все поддерживали моих братьев! Никто из вас не проявлял такой благосклонности ко мне! Я всегда был проблемой на вашем пути, которой вы время от времени пользовались в своих целях! Поэтому не обвиняй меня в предательстве, Михримах. Это вы отвернулись от меня, вы оставили меня одного бороться за жизнь! Я всего лишь защищался! — сестра поражённо смотрела на него, абсолютно не веря своим ушам, и молча, медленно переваривала обвинения брошенные ей в лицо. Ответить она смогла лишь через пару минут, когда Селим уже смог выровнять дыхание и взять себя в руки. Оба так и стояли неподвижно. — Так это и есть то, что ты сказал ему? — Падишах дёрнулся, вопросительно наклонив голову. Он ещё не был уверен, о чём она говорила, но горькое предчувствие уже отбивало опасно быстрый ритм где-то в груди, — Это ты сказал Баязету, когда приказал опустить на его шею шёлковую верёвку? Это ты рассказал его детям перед тем как убить их? Так ты оправдывал себя сидя в его покоях в Кютахье? — он не отвечал, — Неужели этого хватило тебе, что бы жить после этого? — подняв голову она увидела, как, сделав шаг назад, он смотрел на неё с ужасом в глазах. С таким искренним ужасом, что по её спине побежали мурашки…