you love me (or you want me dead)

Последний софит, резанувший ему по глазам перед выходом, был синим. Не той глубокой кобальтовой синевой, приятно ласкающей темную радужку, не благородным сапфировым и не теплой лазурью, напоминающей море и дом. Электрик рваными бликами падает на гриф любимой гитары, уродливо искажая формы, хаотично накладывается на лица в зале, смазывая разношерстную толпу в сплошной безликий кисель. Так хорошо — Атсуму на каждого из них наплевать, им на него, в сущности, тоже: они гогочут, прикладываются к бутылке и бесстыдно пожирают его взглядами, пока он кровоточит на сцене, выворачивая случайным свидетелям душу за хороший оклад и возможность бесплатно до беспамятства накидаться позже. Бар тут, конечно, так себе, ни в какое сравнение с «Donnie's», но по четвергам альтернативы у него нет. К последнему треку сета синий, по ощущениям, заползает в ноздри, под веки, просачивается прямиком в ребра и заполняет грудную клетку. Его слишком много, он просто везде и, черт, этим парням нужно конкретно поработать с аппаратурой, если они не хотят сводить артистов с ума. Атсуму едва дожидается окончания — сегодня он не один, позади него чувак с басом вытворяет нечто такое, что заставляет инертную массу чуть больше интересоваться происходящим. Ничего особенного, честно, он сам бы выдал покруче — если бы не сосущее под ложечкой что-то и нервное возбуждение в каждой конечности, отдающее в кончики пальцев током. Электрик же, точно. Свет прожектора меркнет одновременно с рвущимися из кабинета звуками; в краткий миг между блаженной полутьмой и стандартным освещением Атсуму взглядом ловит в киселе его. Атсуму не парится с поиском кожанки, хватает чужую ветровку, натягивает по пути, смиренно обещая вернуть владельцу потом (конечно же, нет), вываливается на улицу, жадно заглатывая свежий воздух. Смеркается, ветер холоднее, чем утром, но после духоты бара он кажется божьим даром. В ветровке ожидаемо находятся сигареты — блядский мальборо фьюжн, что поделать, родная зажигалка дожидается часа в заднем кармане джинс. Жизнь снова приятна и беззаботна, впереди — оплата и пьянка, потом домой на боковую — «снова огребать от Саму», думается, пока всплывает в голове, что они разъехались с пару месяцев уже как. До сих пор ужасно непривычно возвращаться в пустую квартиру, пусть это крохотная студия на одного, которую Атсуму обнаружил недавно через очередного приятеля Тендо и влюбился с первого просмотра в каждый кирпичик. Зато она относительно в центре, транспортная развязка и все такое, круглосуточная табачка и продуктовый под окном — все при ней. А одиночество — наживное, все равно он ебырей таскает пачками, так хоть графики составлять и ванную делить больше не надо. Все в башке у Атсуму удивительно прекрасно складывается — возможно, поэтому некто на небесах решает дать ему мощнейший пинок под зад, а глубокий голос за спиной с интонацией «почему я здесь» со всей серьезностью вопрошает: — Какой твой любимый цвет? Атсуму оборачивается быстрее, чем успевает подумать, и утыкается взглядом в — Флэшбэк из зала — одна штука, пожалуйста. Да, спасибо, сдачи не надо. Этот парень — очень красивый. Не, не так. Очень красивый. На сцене трудно разглядеть что-то действительно хорошо, особенно в сегодняшней световой гамме, но за это лицо он цепляется долбаную миллисекунду и уже готов за него убивать. В смысле, ничего особенного, просто все фетиши Атсуму в одном человеке — слишком большое потрясение, чтобы вручать ему его вот так, возле стремного клуба после очевидно провального сета с самой химозной сигаретой из всех. Он неверяще шагает вперед и едва не стонет, понимая. Красавчик еще и выше его на несколько сантиметров. Ангелы поют над их головами, Купидон насильно заталкивает лепестки в глотку, а Атсуму срочно нужно проораться в пустом помещении. И придумать внятный ответ. — Ты охренительный, — явно не то, потому что парень неприязненно морщится, отшатываясь назад. — Цвет, — раздраженно подсказывает он, постукивая пальцем по бедру. — Э-э, синий. — Ясно. Атсуму предусмотрительно молчит. На часах девятнадцать пятьдесят семь. Они смотрят друг на друга три минуты прежде, чем незнакомец разворачивается на пятках и резво скрывается в дверях клуба. Три минуты Атсуму просто размазывает по сознанию визуальный образ. И хочет позорно признаться: синий он ненавидит до безобразия.