Как друзья

Рэю недавно исполнилось десять. Друзей он по-прежнему не завёл, однако день рождения всё равно проводит с целой полудюжиной гостей: мама настояла, чтобы Рэй пригласил к себе одноклассников. «Нельзя всё время быть одному, милый! Неужели тебе не хочется с кем-нибудь поиграть? Хотя бы попробуй подружиться с кем-нибудь! Как зовут того мальчика, с которым ты разговаривал возле школы, в тот день, когда я провожала тебя?» Того мальчика зовут Линиар Соро, и приглашать его к себе Рэй отказывается наотрез, не объясняя причин. Он не желает рассказывать маме, как одноклассник, с которым Рэю действительно начало нравиться общаться, при виде помахавшей ему на прощание Шейлы скривился и протянул брезгливо: «фу-у-у, полукровка! У твоих родителей что, нормальных слуг не нашлось?» И тем более он не собирается говорить ей о том, что, зайдя в школу, подальше от маминых глаз, он вызвал бывшего приятеля на дуэль. И, в десяток ударов выбив у него меч, заставил принародно извиниться и перед отсутствующей Шейлой Грансдори, и перед демонами-полукровками в целом. О своём поступке он ничуть не жалеет. …После этого «благородная» половина класса во всеуслышание объявляет его своим врагом и начинает распускать о нём разные глупые сплетни. Вроде того, что Рэй, на самом деле – незаконнорожденный, которого отец сразу после рождения сбагрил на попечение приёмным родителям. Считается, что он должен на это обижаться. Рэю всё равно. По сравнению с тем, что было на самом деле, эти глупые слухи выглядят почти доброй сказкой. А вот прощать оскорбление мамы он не желает, и за следующую неделю дерётся ещё три раза, и ещё однажды отбивается в одиночку сразу от четверых, решивших устроить ему «тёмную». Мама, конечно, ничего не узнаёт. Школьный целитель быстро излечивает сломанную руку, а учительница их класса оказывается так добра, что восстанавливает изорванную форму с помощью заклинания «Айрис». Зато после этого его отношения с другими чистокровными становятся уважительно-ровными и приобретают форму «вооружённого нейтралитета». Слово «нейтралитет» Рэю откуда-то знакомо. Как и то, что оно должно означать. А вот учительница почему-то удивляется, услышав это от него, и долго хвалит его эрудицию. После всего случившегося ученики-аристократы объявляют ему негласный бойкот. Что самого Рэя абсолютно устраивает. Зато полукровки, наоборот, проникаются симпатией и начинают наперебой предлагать дружить. Принимать эти предложения Рэй не спешит. Но уговорам мамы всё-таки уступает, и без особой охоты приглашает всех шестерых к себе на день рождения. Он не очень хорошо представляет себе, как должен выглядеть подобный праздник. До пяти лет день рождения был для Рэя, тогда ещё носившего фамилию Леста, самым тяжёлым днём в году. Днём, когда ему приходилось много часов к ряду «вести себя должным образом», принимать полные официоза поздравления друзей и коллег отца и стараться ничем не вызвать недовольства родителей. После пяти они всегда проводили этот день вдвоём с мамой. И Рэю меньше всего хочется делить их личный праздник с кем-то посторонним. Но мама хочет, чтобы он нашёл себе друзей… а он – чтобы она улыбалась. Поэтому он приглашает к себе тех, с кем общается нормально, и изо всех сил старается получать удовольствие от игр со сверстниками. …Вечером мама зайдёт в его комнату. Помолчит, вздохнёт тяжело. Поставит на подоконник рядом с ним кружку горячего какао и без слов обнимет. - Всё хорошо! – поспешно говорит он, не дожидаясь, пока мама спросит что-нибудь. – Я просто устал. Он почти не врёт. Ничего плохого не случилось и, наверное, можно сказать, что они отлично провели время. И неважно, что ему неинтересно ничего из того, что с таким жаром обсуждали его одноклассники. Его вообще мало что интересует кроме мастерства меча. Зато он, как мама и мечтала, был не один, и даже получил приглашение на приближающийся день рождения одного из своих новых приятелей. Но… Он не знает, как признаться, что во время этого праздника, который мама с таким вниманием и любовью готовила, ему было почти так же скучно и неуютно, как и во время устраиваемых бывшим отцом светских раутов. Мама понимает без слов. - Давай продолжим вечер только для нас двоих? – предлагает она с энтузиазмом. – День ещё не закончился… как насчёт того, чтобы лечь сегодня попозже, а, Рэй? И Рэй, удивлённо вскинув голову, видит за её задорной улыбкой печаль и какое-то виноватое сочувствие. Он сглатывает, чувствуя, как начинает щипать глаза. И, с облегчением кивнув, молча прижимается головой к маминой груди. …Он рад был бы найти друзей. Но почему-то не может заставить себя назвать другом ни одного из тех шестерых мальчишек, которые пришли сегодня на его день рождения. Он ещё не понимает, что всего лишь чувствует в людях ту червоточинку, которую герой Канон из его снов научился определять, лишь получив меч в спину. Но скоро поймёт. Через три дня всё те же четверо чистокровников устроят ему засаду на школьном стадионе и изобьют до потери сознания. А «друзья», остановленные одним повелительным окриком («эй, куда пошли, не вздумайте позвать взрослых!»), будут послушно сидеть на своих местах и смотреть, как его калечат. Позвать на помощь потом, когда всё закончится, тоже не решится никто. Найдут его уже под утро, на этом же стадионе; и этим же утром мама, чуть не сошедшая с ума за бессонную ночь, попадёт в больницу. В тот день он впервые услышит диагноз «духомор». Шесть дней до маминой выписки он просидит сначала под дверьми её палаты, куда его долго будут отказываться пускать, потом – на широкой кушетке рядом с её постелью. В школу Рэй Грансдори вернётся только через неделю. Приятели (или, лучше будет сказать, уже «бывшие приятели»?) будут отводить глаза и делать вид, что ничего не случилось. Извиниться мужества хватит лишь у двоих. Рэй не станет мстить трусам. Спрашивать, «почему» - тоже. Просто перестанет пытаться дружить с теми, в ком чувствует знакомую уже душевную гнильцу. …Нападавших так и не накажут. Точнее, просто не найдут. Ни один из зрителей не решится указать на нарушителей правил. А Рэй побрезгует жаловаться взрослым, с каким-то незнакомым, недетским цинизмом догадываясь: даже если четверых подлецов вычислят, наказание будет совсем смешным. Поэтому на вопрос «кто» он просто пожмёт плечами и промолчит. Только соломенноволосая тень за плечом нахмурится, опуская руку на рукоять меча. Да зачинщик ночного нападения, встретив неожиданно холодный взгляд избитого одноклассника, вдруг вздрогнет и сядет мимо стула, на миг увидев в безмятежных синих глазах что-то, что напугает его до икоты. *** Низко нависающее над городом небо глухо ворчало, словно готовясь оплакивать погибших в битве, что вот-вот должна была разразиться. В тяжёлых тучах то и дело прокатывались глухие угрожающие раскаты, воздух был до предела насыщен влагой. Канон стоял, заслоняя проход к центральному мосту, и молча смотрел на приближающегося от границы леса врага.* Будь его воля, он предпочёл бы отложить сражение до тех пор, пока погода не успокоится. Гроза не несла ничего опасного – в отличие от приближающегося врага. Но большинство людей куда твёрже верили в победу своих героев и светлое будущее, когда на небе ясно сияло солнце, нежели в часы, когда свинцовые полотна облаков почти цепляли макушки городских башен. А без поддержки и веры жителей даже его сила против приближающегося монстра – не более чем пепел на ветру. Канон стоял, опустив руку, в напряжённом ожидании мига, когда настанет пора вступить в бой. Рукоять Эвансманы настойчиво покалывала ладонь, словно мечу духов, богов и людей тоже не терпелось вступить в схватку. Он не торопился. Правило «Ударивший первым – побеждает» с тираном-владыкой Тьмы обычно работало с точностью до наоборот. …Он шёл от границы леса, где появился из ниоткуда, с такой лёгкостью, словно Гейрадит был его собственной вотчиной, а не защищённой всеми возможными щитами столицей королевства людей. Просто шёл, и закрывающие город магические заслоны рассыпались со звоном, словно были простым стеклом. Канон почувствовал, как сжимает сердце холодок страха. Они считали, что координаты столицы противнику неизвестны. Были уверены в надёжности своих щитов. Но вот он – самый страшный враг человечества, жестокий завоеватель, не оставляющий от посмевших стать на его пути даже пепла. Идёт навстречу, так легко, словно никаких щитов и вовсе нет. - Тиран-владыка Тьмы, где твоя армия? – сквозь зубы процедил Канон, когда между ними осталось не больше десятка шагов. И пригнулся, упрямо выставляя вперёд плечо в ожидании атаки. Прищурился, глядя на невозмутимо продолжающего идти врага. И не сдержался: – Ты же не настолько глуп, чтобы идти на штурм в одиночку? …Сказал – и сам ощутил, как фальшиво прозвучали его слова. Не настолько?.. Но король демонов здесь. Один. Не потому ли, что ему просто не нужны больше армии, чтобы сравнять главный оплот людей с землёй? Очередной, мерцающий зеленью, щит вспыхнул между ними. Анос Волдигод лишь немного замедлил шаг, буквально продавливая способную даже дракона убить преграду собственным телом. Громкий бессильный звон – и ещё одним щитом между королём демонов и Гейрадитом стало меньше. Но король демонов, вместо того чтобы начинать атаку, остановился. - Не торопись так, - ровным тоном откликнулся он. В его тяжёлом взгляде стыло опасное, слишком хорошо знакомое Канону по бессчётным сражениям спокойствие. – Сегодня я пришёл поговорить с тобой, герой Канон. Ему показалось, что он ослышался. - Поговорить?! – возмущённо воскликнул он, и стиснул зубы, чувствуя, как сводит от гнева скулы. Демон не обратил на его выкрик ни малейшего внимания. - Тебе не кажется, что пора положить конец этой войне? – тяжело спросил он, глядя прямо в глаза Канону. Положить конец? После всего, что сотворило это чудовище?.. - Не тебе об этом говорить, тиран-владыка Тьмы Анос! – сквозь зубы отрезал Канон, с трудом сдерживая всё разрастающийся холодок в груди. Он не понимал, что происходит. Чего ждать от врага. В предложение мира от жестокого повелителя демонов он не верил. А угадать его истинный план никак не мог. А Анос Волдигод нахмурился, и в его едва заметно подсвечивающих багровым глазах мелькнуло что-то, напоминающее даже не гнев, а досаду. - Вообще-то не только люди мечтают о мирной жизни, - сухо сообщил он, не делая ни малейшей попытки напасть. И в его голосе Канон вдруг потрясённо услышал печаль и усталое сожаление. Он растерянно выпрямился, невольно расслабляя стиснутые на рукояти Эвансманы пальцы. И, не веря себе, уже совсем другим взглядом окинул безоружного противника. Может ли быть так, что на этот раз тиран-владыка Тьмы, в самом деле, пришёл не ради сражения?.. А Анос Волдигод продолжал говорить, и голос его был непривычно мягок: - Ты истинный герой, Канон, милосердный даже к порождениям Тьмы. Я очень хорошо тебя знаю. Странно было слышать это признание из уст врага. И ещё более странно было осознавать: да, так и есть. Вряд ли даже родители знают его теперь так же хорошо, как это почти всемогущее существо, раз за разом убивающее его в их бесконечных поединках. Эвансмана жёг ладонь, рвался в битву. Канон не поддавался его напору. Он хотел услышать то, что пришёл сказать тиран-владыка Тьмы. Хотел понять, чего на самом деле хочет это чудовище. Анос Волдигод словно угадал его мысли. - Чего ты желаешь на самом деле? – серьёзно спросил он. – Истребить врагов под корень? Канон невольно вздрогнул. Под корень? Демонов, безжалостных врагов человеческой расы?.. …Мужчин, женщин, детей – ведь они у демонов тоже есть: он помнит того мальчишку, которого не хватило мужества добить... Всех? Рука словно сама собой соскользнула с рукояти меча. Он потерянно взглянул в глаза демона: и вдруг осознал, что в них нет ни гнева, ни жажды убийства. Лишь тяжёлая готовность к новому сражению и полная горечи усталость. - Я хочу… - почти не осознавая, что говорит, медленно проговорил Канон. И запнулся. Чего он хочет? На самом деле хочет, а не смиряется с неизбежностью? Окончания войны? Уничтожения врагов? Прекрасного светлого будущего, где все будут друг другу братьями? Последнего не будет, да и второе вряд ли под людям под силу. Но прекратить войну… Если тиран-владыка Тьмы действительно готов пойти на переговоры… Договорить он не успел. Повисшую тревожную тишину разорвал полный ненависти крик. И в следующий миг пронёсшийся мимо него учитель буквально врезался во вспыхнувший перед королём демонов щит, занося для удара светящийся от магии кулак. Пальцы его левой руки вцепились в магическую преграду, и Канон, не веря своим глазам, увидел, как почти неразрушимый щит на глазах сминается, не выдерживая давления. Сейчас, пусть и на краткий миг, пока действует «Асура», магистр Джерга почти сравнялся силой с богами. Канон застыл, буквально оцепенев от неожиданно острого ощущения неправильности происходящего. Что с ним? Разве не должен он сейчас присоединиться к своему учителю, чтобы воспользоваться редким шансом уничтожить короля демонов, пока он один и на вражеской территории? - Магистр Джерга! – взволнованно выкрикнул он, не в силах оторвать взгляд от медленно рвущегося магического щита. И сам не смог понять, что собирался сказать: предостеречь учителя от боя с почти всемогущим тираном-владыкой тьмы? Остановить его, в надежде, что не поздно ещё продолжить так не вовремя прерванные переговоры? - Не слушай его вздор, Канон! – буквально прорычал в ответ магистр, оборвав его на полуслове. – Пока дышит это исчадие, мира не видать! И Канона ознобом пробрало от непримиримой ненависти, которая сочилась из голоса учителя. Он шагнул было вперёд – и застыл, разглядев выражение на лице короля демонов. Анос Волдигод смотрел на задыхающегося от ненависти магистра Джергу совершенно бесстрастно, и во взгляде его не было не то что злобы – даже гнева. Лишь досада и хмурое неодобрение. А магистр Джерга вцепился в уже трещащий от напряжения щит обеими руками, буквально раздирая его на части, и выплюнул с ненавистью прямо в лицо врагу: - Владыка Тьмы Анос, твоя смерть – вот самое страстное желание человечества! И Канон, содрогнувшись, вдруг осознал: мирные переговоры закончены. …Но разве этого, на самом деле, желает человечество?.. Сияющие лучи «Аска» ударили в магистра Джергу, облекая его светом, словно бронёй. Канон всё ещё стоял, не в силах заставить себя сдвинуться с места. Два противоположных, но одинаково сильных желания разрывали его: броситься на помощь учителю, не упускать столь редкий шанс одолеть короля демонов… …и, напротив, всё-таки выслушать предложения Аноса Волдигода, который пришёл один и со словами мира. - Ты убивал моих собратьев!.. – словно распаляя свою ненависть, прорычал магистр Джерга, и Канон молча стиснул зубы. Да. Бессчётное количество. А Джерга голыми руками рвал магический щит, и Канон потрясённо увидел, как тот всё заметнее поддаётся, не выдерживая такого напора. Ненависть тоже может быть святой. Боль тоже может давать силы. А боль магистра… - Погубил семью! – почти прохрипел учитель, бросая в лицо врагу обвинение в том, за что простить невозможно было никогда. И магистр, знал Канон, не простит. - Сегодня я покончу с тобой! Щит с треском разлетелся на куски. Канон невольно прищурился, почти ослеплённый яростным сиянием, которое окутывало его учителя и командира. Вера жителей Гейрадита и собственная ненависть к врагу – вместе они порождали поистине непобедимую силу. Он не имел права вмешиваться в то, что было, знал Канон – священной местью потерявшего семью магистра. …Он не хотел вмешиваться. Не желал превращать поединок двух равных – в подлое убийство превосходящими силами того, кто пришёл, как парламентёр. А магистр Джерга торжествующе выпрямился, ненавидяще сверля взглядом наблюдающего за ним с равнодушным интересом демона. Вокруг его правой руки вспыхнул, разливая вокруг слепящий белый свет, шар священного огня. - Узри же силу людей! – яростно прорычал магистр, замахиваясь. На миг Канону показалось, что сейчас всё закончится. Война, ненависть, потери… Один удар – и тиран-владыка Тьмы обратился в пепел, сожжённый дотла силой человеческой любви. - Кха-а-ах… В первый миг он не осознал, что случилось. Потом… Магистр медленно повалился на колени. Он ахнул, дёрнулся было на помощь… И замер, остановленный выражением глаз короля демонов: мрачный сарказм пополам с полным сожаления разочарованием. - Моя родная мать погибла от рук людей, - едва размыкая губы, глухо сообщил Анос Волдигод кашляющему магистру. И Канон, уже почти сорвавшийся было с места, остался стоять, где стоял, потрясённый горечью в голосе демона. Он не хотел признаваться себе. Но знал, что – да. Люди не надеялись на пощаду от порождений тьмы, но и сами не щадили. Никого. А Анос Волдигод взглянул ему прямо в глаза, и Канон бессильно стиснул кулаки, отчётливо осознавая: если бы демон хотел убить магистра Джергу – уже сделал бы это. - Если тебе интересно моё предложение, приходи ко мне в Делзагейт, - с мрачной решимостью сообщил он, прежде чем исчезнуть в синем столбе перемещения. И лишь теперь Канон опомнился. - Магистр Джерга! Он упал на колени рядом с командиром, боясь увидеть, что помочь уже ничем нельзя. И с облегчением понял, что рана, хоть и страшная, всё-таки не смертельна. Заклинание исцеления уже работало, неторопливо исцеляя разорванные лёгкие. Магистр, подтверждая его наблюдение, с трудом отмахнулся головой: - Оставь меня… - сипло приказал он. – Лучше успокой людей. Канон несогласно вскинулся. Но генерал не позволил ему подобрать слова для возражений. - Скажи им, что герой Канон отбил нападение тирана-владыки Тьмы, - с нажимом, глядя прямо в глаза, отчеканил Джерга. И Канон невольно отвёл взгляд. В груди что-то тяжело сжалось. Герой Канон? Да уж, отбил, называется… Стоял, словно в ступоре, слушал ничего не стоящие предложения мира от чудовища, уничтожавшего людей целыми городами, и даже не пытался прийти на помощь своему командиру… Вряд ли магистр хотел добиться именно этого – но он ощутил, как вспыхивает огнём стыда лицо. И ведь главное – почти поверил… - Магистр… - не в силах взглянуть учителю в лицо, с отчаянием выдохнул он. – Правда ли, что всё закончится, если убить его? …Убить – того, кто предлагал мир… И тут же пролил чужую кровь, яростно напомнил себе Канон, вздрогнув от осознания того, что почти пытается оправдывать врага. Магистр Джерга, казалось, что-то понял по его лицу. - Не сомневайся, Канон, - жёстко произнёс он. И ему показалось, что эти слова – не столько ответ на его вопрос, сколько требование. Предостережение против того ложного сочувствия, что проснулось в его сердце на словах об убитой матери. Смог бы простить убийц он сам, если бы жизнь его мамы унесла чужая злая воля, а не моровое поветрие?.. А магистр поймал его взгляд – и произнёс ещё настойчивее, с отчётливым гневом: - Порождения тьмы созданы, чтобы убивать людей. Мы не можем сосуществовать! И в его полной ненависти голосе Канон невольно услышал горький упрёк: «А ты – смеешь сочувствовать им? Верить, что с ними можно говорить, как с разумными существами?» …Но что он мог сделать, если не хватало сил вырвать из себя это сочувствие, выкорчевать безжалостно, как сорную траву? Если всё труднее было сходиться в битве и убивать, убивать, убивать, не позволяя себе даже задуматься о том, что каждый сражённый им враг – чей-то отец, брат, муж… Канон вдруг понял, что больше не в силах продолжать этот разговор. Он должен был всё обдумать. Один. - Я скоро вернусь… - виновато пробормотал он, поспешно вставая на ноги. Лицо магистра уже утратило жутковатую предсмертную белизну, хотя выглядел он, всё равно, неважно. «Я позову целителей», - мысленно закончил он про себя, зная, что Джерга будет против такого проявления слабости. И, коротко поклонившись, бросился бежать к городу. Он не знал, что чувствует сейчас. Но одно понимал точно: сегодня случилось то, чего случиться не могло по определению. Монстр, не знающий ни пощады, ни усталости, пришёл предлагать мир. Пришёл один, без оружия. И нанес удар лишь тогда, когда сам подвергся нападению. Пощадив и не добив поверженного противника, хотя мог бы сделать это безо всяких усилий. «Кто же ты такой, тиран-владыка тьмы Анос Волдигод? Кто ты такой, и чего ты хочешь на самом деле?..» …В полночь, когда город погрузился в тяжёлый тревожный сон, он беззвучно соскользнул с крепостной стены и, сдёрнув за свободный конец хитрым узлом завязанную верёвку, зашагал в сторону границы. Он не верил королю демонов. Как ни пытался себя убедить, не смог заставить себя – поверить тому, кто без счёта убивал его сородичей. Но убедиться в своей правоте был обязан. Даже если в итоге путь назад придётся прорубать с боем. В крайнем случае, у него будет шанс убить тирана-владыку тьмы. И что с того, что самому ему, в этом случае, живым из Делзагейта не выбраться? Он должен был хотя бы попытаться остановить войну. *** - Рэй, милый, быть может, мне лучше проводить тебя? – мама заботливо глядит на него, и глаза её полны тревоги. Ей нельзя волноваться, и Рэй согласно кивает, послушно беря её за руку. Ему уже десять лет, и ходить в школу с такой охраной ему не слишком нравится. Но маме так спокойнее, и он не протестует. Шейла провожает его до ворот и встречает после уроков, и Рэй видит, как светлеет мамин взгляд, когда он выходит ей навстречу. Видит, как она обеспокоено обшаривает его глазами, словно боясь увидеть новые следы крови. Рассказывать маме, что он выучил, при молчаливом попустительстве уставшего латать его школьного целителя, заклинание восстановления «Энто» Рэй, разумеется, не собирается. По крайней мере, до тех пор, пока мама верит, что он больше не дерётся в школе. Одноклассников его «конвой», разумеется, веселит и служит поводом для бесконечных пересудов. Рэя насмешки сверстников беспокоят слабо. Если точнее – ему просто всё равно. Четверо инициаторов «тёмной» за прошедший месяц успели попасть в больницу по несколько раз, а сам Рэй – получить десяток предупреждений от директора, озабоченного, по его выражению, «резко возросшим уровнем детского травматизма». Рэй в ответ на эти упрёки только невинно улыбается и безмятежно отвечает: «это был поединок». На самом деле, он не совсем честен. Во всех случаях, кроме первых четырёх сражений, случившихся на глазах у всей школы, это была свалка толпой на одного. Но Рэй сомневается, что директор будет рад услышать такой ответ. …Нет, сам он в спину не бил – ни разу. И засад не устраивал. Но и запомнившихся по снам приёмов с лихвой хватило, чтобы надолго отбить у одноклассников желание поднимать оружие против Рэя Грансдори. Молчаливая тень по имени «герой Канон» невесело усмехается из-за его плеча: ему тоже не впервой сражаться в одиночестве против войска. Своими победами Рэй не гордится. Ничуть. Но и стыда за то, что не пожелал молча простить боль, которую испытала мама в ту ночь, когда он не вернулся домой, у него нет. Впрочем, особой охоты продолжать негласную, вялотекущую войну – тоже. Однако намёков четверо чистокровных придурков не понимают, от попыток загнать Рэя в угол и отомстить отказываться не желают, а вернуться к нейтралитету готовы лишь на условиях принародного извинения Рэя перед ними. Извиняться Рэй, разумеется, не намерен. Ученики из аристократических семей считают его зазнайкой. Полукровки восхищаются и молча (и не только молча) завидуют той уважительной неприязни, которую с некоторых пор демонстрируют в отношении него главные заводилы класса. Учителя в открытую вздыхают и вслух сетуют на то, что юное дарование совершенно не умеет читать атмосферу. Вместо того, чтобы заводить полезные знакомства, он приобретает влиятельных врагов, которые в будущем вполне могут помешать его карьере. Он не обращает внимания ни на тех, ни на других, ни на третьих. Атмосферу он читает отлично. Она просто его не устраивает. Фехтование увлекает его куда больше, чем сплетни и интриги, а возможная месть и разговоры за спиной пугают намного меньше, чем волнение в глазах мамы. Рэю Грансдори десять лет, и в своей школе он всё отчётливее приобретает славу помешанного на фехтовании одиночки. Садиться с ним на уроках не решается почти никто; заводить же отношения вне школы не торопится сам Рэй. …Из шестерых приятелей, гулявших совсем недавно на его дне рождения, не притворяются, будто впервые видят его, только двое. Те самые, что решились попросить прощения. Рэю всё равно. Пытаться вновь подружиться с ними или искать новых товарищей Рэй Грансдори не испытывает никакого желания. Он не хочет больше разочаровываться. …Почему-то ему кажется, что тот, из воспоминаний героя Канона, не смолчал бы и не струсил вмешаться в бой, если бы Рэй попал в беду. В большинстве его снов они – враги, Рэй помнит это. Но даже в битве он никогда не опускался до подлостей, даже если это могло принести лёгкую победу. И мир – это Рэй тоже помнит очень хорошо – мир он тоже предложил первый. Точнее, единственный. Ощущения кого-то надёжного рядом, спиной к спине в любом сражении, не хватает почти до физической боли. Рэй очень надеется, что срок ожидания истечёт уже скоро. Но если и нет – он дождётся. Даже если придётся ждать ещё две тысячи лет.