***
С того момента шатену больше нет покоя: он думает об этих руках днями и ночами, представляет их нежность, прикосновение, сравнимое с касанием любящей матери к новорождённому ребёнку. И если к ребёнку с такой нежностью люди касаются всего один раз в жизни, то для рук Кары, он глубоко уверен, это прикосновение характерно абсолютно всегда. Парень не может уже больше просто ходить по кораблю столько, сколько ему вздумается – теперь он покидает свою комнату только при крайней необходимости, и на все задаваемые вопросы по этому поводу, в частности от компании друзей, он беззаботно отмахивается, говоря, что ему просто нужно немного покоя и личного пространства. Никто и подумать не мог, что всё, что Коннору действительно было необходимо на данный момент – это руки светловолосого андроида, которые навсегда завладели его сердцем. А когда всё-таки случалось так, что он и Кара в какой-то определённый момент времени пересекались в коридорах корабля или взаимодействовали при работе, в основном касающейся дел сугубо важных и не требующих отлогательств, парень понимал, что просто–напросто сходит с ума. Ежедневные тесты своей программы уже давно ему не помогали: никаких неисправностей по–прежнему выявлено не было, разве что ставший почти постоянным повышенный уровень стресса, поэтому бывший детектив откровенно забил на внутреннюю диагностику. Что толку, если он сам прекрасно понимает, что дело далеко не в ошибках программы? К счастью, объект его глубокого обожания, кажется, совсем не замечала никаких странностей, связанных с причудливым поведением её знакомого или, по крайней мере, старалась делать вид, что не замечает, причём в этом случае Коннор был бы ей безумно благодарен. Ведь действительно, очень сложно сконцентрироваться на чём–то конкретном, когда на твои руки буквально в упор пялится бывший андроид–детектив.***
– Я не... Погоди, – парень недоумённо щурится, пытаясь понять, что же от него всё–таки хотят, – Почему Маркус не сказал мне ни слова об этой внезапной перевозке? – Потому что Маркус – лидер девиантов, Коннор, – снисходительно поднимает она уголок губ, и андроид со страхом замечает, что её улыбка, хоть и небольшая, но такая искренняя, снова заставляет его замереть, – И он поручил это дело нам с тобой, так что не отнекивайся и следуй за мной. С этими словами Кара, к величайшему ужасу девианта, пытается слегка взять его за руку, на что тот поспешно уворачивается и незаметно сглатывает. Девушка недоуменно приподнимает бровь, однако настойчивость всё также продолжает теплиться в ней желанным огоньком: – Ну же, пошли. И, как бы приглашая его идти за ней, девушка разворачивается и шагает по тёмному коридору корабля прямиком к лестничному проёму. Плохая идея. Очень плохая.***
– Что ж, – подытоживает она, кладя папку с документами на металлический стол и шумно выдыхая, оборачиваясь к нему, – Кажется, это был последний. Громадное помещение склада, где они сейчас находятся, ещё пару часов назад кишело сооружениями из картонных коробок и ящиков, разнообразного вида медицинскими приборами для питания биокомпонентов и просто различного рода хламом, не несущим, откровенно говоря, никакого смысла в своём существовании. Теперь же это помещение изнутри казалось одной большой опустошенной консервной банкой, из которой, не жалея, вытряхнули всё содержимое. И хотя через некоторое время склад должен был снова начать принимать необходимые предметы и вещи, пускай даже и не в таком количестве, как раньше, сей факт заставлял их почувствать некое подобие облегчения. Совсем скоро у них появится другой, новый дом, абсолютно отличный от этого старого и затхлого убежища. Через некоторое время, передохнув, девушка просит Коннора немного подождать её и принимается подписывать документы на временно расположенном по центру помещения металлическом столе, подперевшись одной рукой, нависнув таким образом над бумагами, и динамично чёркая ручкой, ставя витиеватую подпись в нужных местах. "Ох, ну почему именно сейчас?" умоляет он, зная, что не в его силах отказывать себе снова начать ходить по тонкому льду. Кажется, ни одно живое существо во всём мире ещё не было так зациклено на чём–то так же сильно, как Коннор на руках Кары. То, с какой непринужденностью она пишет, с какой мгновенностью она зачёркивает какие–то лишние фразы или же наоборот, дополняет их, быстро пробегает взглядом по тексту и едва хмурит тонкие брови – это заставляет его механическое сердце забиться в миллиарды раз быстрее, отбивать бешенный ритм, стучать настолько громко, что, кажется, сама Кара уже невольно могла это услышать. Всё доходит до того, что шатен уже совершенно не контролирует себя и откровенно пялится на безумной красоты кисти девушки даже тогда, когда она, наконец, закончив муторное дело, протягивает ему листы со словами, значение которых до девианта не доходит от слова совсем: – Вот, надеюсь, что я ничего не... Коннор? Даже сквозь тёмную ткань перчаток он видит, как идеально её пальцы скользят по страницам бумаг, складывая их в одну толстую стопку. Она продолжает стоять прямо напротив него, и её руки (её руки!) сейчас находятся так чертовски близко, эти желанные пальцы, соединённые хрупкой ладонью и продолжающиеся в виде подвижной кисти, чтобы затем сформировать лучевую кость и подняться выше, по предплечью. Невероятно. Абсолютно невероятно. Парень, улавливая краем слухового датчика то, как непроизвольно начинает углубляться собственное дыхание, наконец отрывается от созерцания его личного вида искусства и смотрит в её глаза, ощущая, как к чертям слетают все строгие ограничения, сформировавшиеся остатками программы и окончательно ломается система. Он больше не может терпеть. Такая мука слишком болезненна. Либо сейчас, либо никогда. Осторожным движением пальцев Коннор дотрагивается до шершавой поверхности и медленно берёт синюю папку в своих руки, через мгновение уже упавшую с глухим звуком на бетонный пол. Они не отводят друг от друга взгляд ни на одно мгновение, и искрящее напряжение можно прочувствовать каждым сантиметром искусственной кожи. Ощущая необыкновенное волнение, он прислоняет свою ладонь к её, нетерпеливым жестом снимая кожаную перчатку и отбрасывая куда подальше. Внизу живота у девианта нестерпимо всё пылает, когда он снова переводит взгляд на её руки и позволяет своим пальцам пройтись по внутренней части ладони. Покрытые лёгкой прослойкой холода, они оказываются ещё более прекрасней, чем когда находились в тепле. Очерченные неуловимой дымкой зимнего мороза, они притягивали одним своим потрясающим видом, изящностью и нескрываемой красотой. Каким же образом возможно, что у кого-то в мире руки – казалось бы, не созданные служить примером привлекательных черт у людей или андроидов – могут быть доведены до такого невероятного совершенства, как у этой девушки? Шатен с нескрываемым удовольствием притрагивается к поверхности её кожи губами, одаривая её своим тёплым дыханием, становящимся частым и до непозволительности глубоким. – Коннор... Он переходит чуть ниже, к месту, где энергично стучит одинокая тоненькая жилка, и с величайшей нежностью целует тот участок кожи, где она чувствуется больше всего, прикрывая глаза от чувства невыразимого удовлетворения. Как же долго он этого ждал. Помогая себе второй рукой, он аккуратно закатывает тёмно–зелёный рукав рубашки вместе с тканью кожаного рукава пальто и снова медленно спускается вниз, проводя своеобразную линию поцелуев от кисти до внутреннего сгиба логтя. Сквозь динамичные звуки пульсации голубой крови внутри звуковых датчиков он слышит, как томно она вздыхает, как в очередной раз шепчет его имя, почти беззвучно, одними губами, как уныло завывает ноябрьский ветер за окном пустого склада, ставший случайным свидетелем такой интимной и личной картины между двумя андроидами. Дурманящий аромат кожи девушки, соединённый с прохладными проблесками морозного воздуха, заставляет его продолжить прямую нежных прикосновений и уткнуться своим слегка холодным кончиком носа в её руку, чуть замерев на какое-то время. Когда он открывает глаза и вглядывается в ее серо–голубую невероятной красоты радужку, то внезапно ощущает острый приступ понимания того, что он делает, накатившего осознавания, пробежавшего ледяной волной по всему телу. Что он делает? Андроид резко и стыдливо отстраняется, заливается краской, часто и быстро моргает, вперив стеклянный взгляд в серый пол, старательно пряча его от обескураженной блондинки, неуклюже отступает на несколько шагов назад, сбивчиво тараторит самого разного рода извинения и оправдания тоном маленького мальчика, вдруг пойманного на каком–то безумно стыдном и глупом действии: – Прости–прости, я не... Должно быть, это какая–то внезапная поломка в программе, это... Боже, мне очень стыдно, Кара, я... Прости, прости, я не должен был... И пока парень безуспешно пытается найти оправдание совершённому поступку, в конечном итоге сокрушённо замолкнув, Кара, раздражённо выдыхая, быстрым шагом достигает парня, вплотную прижимаясь к телу девианта, легко скользит по его левому запястью рукой, вкладывая свою ладонь в его и переплетая пальцы, а затем притягивает к себе одним резким и не терпящем отлогательств движением другой руки, жарко целуя. И через пару минут вдобавок к толстой папке документов, одиноко покоящейся на холодном полу склада, поочерёдно присоединятся небрежно брошенные предметы одежды, о которых никто больше не вспомнит в течение последующих нескольких часов.