Your time has come.

Закрыв дверь кабинета Борис медленно опустился в кресло. Только теперь на него навалилась вся тяжесть пережитых событий, которые в виду того, что были сном, казались полнейшим бредом. Может быть, ему действительно нужно к врачу, или меньше работать... Взгляд министра сам собой упал на брошюрку атомной энергетики, — оказывается, в его кабинете тоже такая была, — и на душе стало не по себе. Пускай это и был сон, но сон вполне правдивый и ясный, слишком логичный, чтобы быть просто сном. Он тут же вспомнил Валерия. Воспоминания об этом вызвали у него некий дискомфорт, поскольку Щербина никак не мог понять, — у него была жена. Раньше была. Всю жизнь были девушки, и.. До того этот дискомфорт был сильный, что Борис начал шагать по комнате, лишь бы его прогнать его прочь от себя. На днях должно было состояться заседание у Горбачёва и, не видя на то должных причин, в самом деле, министр должен был поднять эту тему. Хотя, — как же глупо делать выводы на основании собственных снов, созданных больным, по-видимому, подсознанием, и при том ни черта не имея знаний в области атомов. Министр закрыл глаза. Пускай. Если он делает это не ради себя, то хоть ради человека, — ради людей, которые уже в его памяти пережили достаточно, чтобы заслужить свои несколько мгновений спокойствия. На этот раз ничего не должно было произойти. Никаких демонстраций на площади, странных врачей, — Борис убедился, что клиника вниз по улице была всё ещё обычной советской поликлиникой, в которой и близко нет молодых психиатров. Бабушка, сидящая на стульчике у входа, — импровизированная регистратура, — посмотрела на него совсем недоверчиво, когда Борис пытался спросить, есть ли у них психиатр, удивилась ещё больше когда разглядела партийный значок. Плитка под ногами всё ещё была старой, избитой и подтверждала, что человек, стоящий на ней стоит всё ещё просторе советских земель. Мир, словно и сам ещё не оправившись ото сна медленно возвращался на круги своя. Не стало кофейни на улице, — вместо неё обычная столовая, с обычным чёрным кофе в обычных фарфоровых стаканов, совсем без изысков. И хоть в этом уже не было смысла, Борис решил, не нарушая традиций, случайно оказаться там в послеобеднее время одним пасмурным днём. Люди вокруг были разные, и все заняты своим делом. Теперь уже реальность не была такой кинематически-серой, а прохожие такими одинаковыми, поэтому сейчас Бориса окружил бурный поток пёстрых тел в разных пиджаках и одеждах. Появился и этот мужчина, но теперь Борис готов был его отпустить. Не было никаких сомнений, что именно Валерий Легасов сейчас расплачивается на кассе за свой стакан кофе и, непосредственно, за сам стакан, поскольку оставаться здесь не хочет, и Борис уважал его выбор. Но судьба столкнёт их ещё раз, только на этот раз у министра уже не будет выбора. — Вы уронили. Дорога к министерству, лежащая через парк, оказалась не такой уж и пустынной. Борис обернулся и тут же столкнулся взглядом с рыжим мужчиной средних лет в больших квадратных очках. В руках он держал несколько рублей. — Спасибо. Господа, сами не зная почему, решили разделить дорогу, лежащую далее через безлюдную аллею. Первым протянул ладонь Валерий. — Приятно, Борис Евдокимович Щербина. Зампред с трепетом пожал его пальцы, избегая поднимать взгляд. В его душе, кажется, ломались с грохотом скалы. Валерий казался ему таким молодым, — слишком, слишком жива ещё была картина случившегося, а Борис, кажется, за одну ночь только постарел лет на 10. Ещё по пути, минуя ступеньки министерства, Щербина принял решение на счёт того, что будет после их с Валерием предполагаемого знакомства. Ничего. В этой реальности Борис не собирался делать совсем ничего, тем более, вешать на других ответственность за то, что происходит в его голове. Академик волен жить свою жизнь, лишённую тягот и мыслей о том, чему Щербина никогда не позволит случиться. Говорить о работе не принято у партийных людей, и мужчины шли совсем молча. Только когда на другом конце улицы уже показалось знакомое политику здание, он остановился. — Товарищ Легасов. Не исключено...что в скором времени партии потребуется Ваша помощь. — Он сказал это совершенно спокойно и равнодушно, но Валерию показалось, будто глаза незнакомца заговорчищески блеснули. — Готовы ли вы занять позицию главного эксперта в....Некой комиссии? Теперь уже Борису пришлось посмотреть на Валерия. Академик выглядел очаровательно, когда думал, и министр был только рад дать ему время на ответ. — Что за комиссия? В какой области? — Атомная энергетика. — Я могу...Посоветовать вам целую цепочку более компетентных людей, товарищ Щербина. Легасов, казалось, понял сразу, что это дело, требующее его личного участия и дело, преимущественно, только о них двоих, и никакой энный профессор тремя чинами выше не сможет справиться лучше, но ничего не мог поделать с формальностями. За такую проницательность Борис уважал его больше всего. Взгляд академика приобрёл некую заинтересованность, а сам он в привычной манере почесал подбородок. — Например... — Я уверен, Вы справитесь в случае необходимости. Всего Вам доброго. Борис отвернулся поспешно, чтобы учёный не мог видеть безудержную тоску, медленно проступающую в его глазах. Когда-то Валерий с точно таким же выражением изучал план атомной станции, только тогда в глазах его полыхал смертный ужас, а дрожащие пальцы сжимали сигаретный фильтр так крепко, что он грозился рассыпаться табаком по бумагам. Слишком стар уже Борис для того, чтобы любить с такой силой, и чтобы так много терять, поэтому просто оставил позади Валерия наедине с выданной ему информацией. Теперь он знал, что делать. Знал, что его ждёт, и вскоре обычный сон стал своеобразной стратегией. Комиссия, несомненно, была собрана, и Борис, несомненно, включил туда всех, кого хотел видеть. Пускай в этом на данный момент безумном плане не было ни капли смысла, министр точно знал, что так должно быть. — Товарищ Щербина...В чём такая срочность? — Вопросительно посмотрел на коллегу Горбачёв. Ещё несколько десятков столь же любопытных людей последовали его примеру. Щербина вдохнул глубоко, — без этого разговора обойтись не могло. — Насколько мне известно...Скоро реакторам предстоят испытания, — об этом вскользь упомянул мой коллега, — тут же оправдал себя Борис, — и перед этим неплохо было бы знать, что всё...— Здесь министр сделал паузу. Можно ли мягче сказать то, что нельзя таковым сделать? — Работает исправно. Эта фраза произвела именно этот эффект, который должна была, и среди присутствующих тут же занялся возбуждённый гул. Особо неуютно почувствовали себя люди, связанные с этим так или иначе, но стоило только зазвучать тихому голосу откуда-то из центра стола, как все тот час же замолчали. — Вы...Хотите сказать, что наши реакторы небезопасны? Борис усмехнулся горько, скорее сам себе. Он знал, что в любой реальности и без этого не обойдётся. — Нет, товарищ Чарков, это всего-навсего мера предосторожности. Должен ли я вам напоминать, что случилось в Ленинграде... — Ленинград в прошлом. Наши технологии шагают вперёд. И всё же, Вы действительно верите в то, что реакторы могут быть...неисправны? Повисла тишина. Более дюжины глаз устремили свой взор на Бориса и главу комитета госбезопасности. Чарков давил. Откровенно шантажировал сейчас Щербину его политической преданностью и верой в советский народ, апелируя нещадно теми словами, за которые министр был бы уже расстрелян. — Боле...40% всей энергетической промышленности полагается на работу АЭС. Скажите...Товарищ Чарков, как давно мы проверяли безопасность этих организаций? И вновь молчание. Безопасность не проверялась никогда. Горбачёв кивнул медленно, вдавил подбородок в шею и откашлялся. Кажется, так мыслительный процесс давался ему легче. — Решено. Я даю Вам два месяца на это, после же все работы должны быть завершены, а комиссия распущена. Большего Борису и не требовалось. — Кого Вы хотите видеть в составе? — Валерий Легасов. Андрей Шестов... Он называл те фамилии и имена, которые диктовала сейчас ему память. Случайностей быть не могло. — Ульяна Хомюк. — Чем вам...Может помочь преподаватель, недофизик и женщина-инженер? — Усмехнулся Чарков глядя на Бориса поверх своих очков. В его глазах теперь играл озорной огонёк тёмной насмешки. Министру даже показалось, будто от него ожидали большего. — Товарищ Чарков, прошу Вас. — мягко остановил председателя Горбачёв. — Я думаю...Товарищу Щербине понадобится поддержка военных сил. АЭС, — государственный объект. — Подал голос молчащий доселе Тараканов. Всё это время он наблюдал за Борисом с нескрываемым интересом. —...И генерал Тараканов. — Закончил Борис, бросив благодарный взгляд новоиспеченному коллеге. — Значит, решено. Приступайте к работе. — По лицу генерального секретаря было видно что ему наскучила эта тема, и он стремится от неё поскорей перейти к более важным делам. Только было открывший рот Чарков так и остался неуслышанным. — Вы...Смелый человек, товарищ Щербина. — Сказал генерал провожая Бориса на пути из Кремля. Министр вопросительно посмотрел на него, а после протянул руку, и они представились. — ...Вы всегда можете рассчитывать на нашу поддержку. — Под конец улыбка генерала стала совсем дружественной. Тёплый ветерок трепал его густые, чёрные волосы, — Тараканов ещё совсем молод. Борис помнил и его. Кажется, генерал умер задолго после Валерия. Ему повезло прожить счастливую жизнь. — И... — Странную игру Вы затеяли, товарищ Щербина. Мужчины обернулись на тихий голос, зазвучавший как гром среди ясного неба откуда-то сзади. За спиной, прикрытый тенью огромных колонн стоял Чарков. Его лицо было непроницаемо и безмятежно, и он как всегда улыбался своей странной кошачьей улыбкой. — Будьте осторожны, Борис. Мы наблюдаем. За окном стояло раннее утро, и пускай солнце уже довольно ярко светило сквозь окна, многие ещё спали. Воскресенье, — тихий, безмятежный день. — Здравствуйте, товарищ Легасов. Вас беспокоит Борис Щербина, министерство нефтегазовой промышленности. Вы включены в комиссию по оценке безопасной работоспособности... — Здравствуйте, товарищ Щербина! — Министра перебил совсем молодой голос, явно не пренадлежащий Валерию. — Да-да, я в курсе о создании комиссии, но понимаете, господин Легасов не очень компетентен в делах атомной промышленности, и.. Борис нахмурился. Юнец слишком быстро успел сказать слишком много лишних вещей. Ему такие не нравились. — Будьте добры передать Легасову, что он в комиссии, товарищ, иначе нам придётся встретиться лично. Всего доброго. Министр повесил трубку. Комиссия прибыла ровно в 9:00 28-го числа, и вот под зданием Кремля уже стоят двое. Первой появилась Ульяна Хомюк из Минского института атомной энергетики. Борис вежливо кивнул ей, после чего она ответила ему тем же и молча устроилась рядом. Лицо женщины казалось ему знакомым, — во всяком случае, Ульяна должна была присутствовать здесь, насколько он знал. — В чём заключается наша задача, товарищ Щербина? — Спросила коллега спустя пять минут пустого простаивания на морозе, чтобы хоть сколько-то развеять их тишину. Валерий явно задерживался. Борис усмехнулся, — типично для него. — Найти и устранить любые неполадки в работе атомных электростанций, если таковые имеются. — Министр смотрел внимательно на другую сторону улицы. — Вы считаете, что таковые имеются? — Добавила Хомюк спустя время. — Нет. Наконец-то впереди, среди прочих прохожих, замаячила знакомая Борису фигура. Валерий, когда прибыл, принёс глубочайшие извинения, но мысли его, тем не менее, были заняты соершенно другим, и подлинное раскаяние учёный решил оставить напотом. Борис окинул взглядом присутствующих, — не хватало только Андрея, но этот молодой человек, очень некстати, заболел на днях. Недаром, — его и быть и не должно. Просто Борис был обязан разнообразить свой список кем-то непримечательным. — Горбачёв выделил нам кабинет и доступ к некоторым архивам в рамках рабочей группы, — Сказал министр, отмыкая двери небольшого конференцзала. Там уже была собрана часть необходимых планов, документации и руководств, а потому физики незамедлительно приступили к работе. Вот Валерий внимательно изучает план Ровенской АЭС, тем временем как Ульяна осматривает Курскую. Министр охотно позволил экспертам их законное время, — хорошо знал, что здесь и сейчас ему делать нечего. Ответ лежит значительно дальше, но он должен позволить учёным найти его самостоятельно. Комиссия планомерно, лист за листом пересмотрела несколько станций, и тогда академик поднял голову. Не дожидаясь внимания учёный заметил: — Если уж мы...Ищем неполадки, нужно бы осмотреть Ленинград. Там, насколько я слышал, произошла авария в 75-ом году, и.. Борис едва заметно кивнул, улыбаясь. "Правильно, Валера." В руках учёных оказалась тонкая папка, взятая не без труда у заведующего архивом. День шёл за днём, и тема Ленинграда начала разбираться по мельчайшим кусочкам, действие за действием, секунда за секундой. Комиссия всё так же собиралась в Кремле, и первые несколько дней никто не смел нарушать их покой, но уже спустя неделю у двери зала начали появляться люди. Они стояли, вели совсем светскую беседу, иногда уходили курить, и неизменно меняли друг друга на вахте раз в четыре часа. Борис знал, зачем здесь нужны эти люди. Благо, учёные работали обычно в полной тишине, и агенты не могли услышать из-за двери совсем ничего. Физики собирались сутра, молча шли в кабинет, сидели до вечера и так же молча расходились разными дорогами, а Борис каждый раз ещё недолго стоял, чтобы просто попрощаться с Валерием, — учёный чаще всего задерживался, собирая какие-то бумаги себе. Вскоре, думалось министру, большая часть документации перекочует к академику. Порой Щербина замечал, — Валерий выглядит хмурым. Это была явно не обычная усталость, — что-то тревожило душу учёного, и всё равно это ещё не было поводом для особых беспокойств. Сейчас ему только 40, и учёный видимо полон сил, а значит, способен вынести многое — по крайней мере в этом старался убеждать себя Борис, пока его терпение не полилось через край. Он должен понять, в чём дело. — Вы забыли. Валерий обернулся на голос. В протянутой ему руке уже лежал тот план, который академик всюду таскал с собой. Легасов посмотрел на него рассеяно, зажёг сигарету. Его взгляд, блестящий за линзами толстых очков казался пустым и потерянным. Взяв протянутые ему бумаги Легасов наспех сунул их в портфель, отблагодарил коллегу кивком и развернулся, кутаясь лучше в своё пальто. Борис хотел спросить что-то ещё, но только окликнул Валерия, когда тот уже собрался идти. — Товарищ Легасов. — Учёный замер, не дойдя пары шагов до дороги. — Что? — Хорошего вечера. Постепенно стол, занимающий собой большую часть длинной, просторной комнаты оброс бумагами, — всюду валялись планы, рассчёты, и расследование в конце-концов зашло в полный тупик. — Как же Вы не понимаете... — Да нет же, дело не в этом! Одним солнечным утром Ульяна, перебываючи в до безобразия прекрасном настроении, — она кое-что знала, и знала, на самом деле, ого-го сколько! — Только приоткрыв двери стала свидетельницей премного интересной разборки. Валерий пытался донести Борису совсем ошибочную мысль, с которой министр никак не мог согласиться, но со своей стороны и при незнании причины этого спора Ульяна пока не могла понять, почему. — Коэффициент температурного расширения металла... — При чём здесь Ваш металл, товарищ Легасов? Борис хмурился. Валерий зашёл совсем не туда в своих размышлениях, и сейчас задача министра была в том, чтобы развернуть его назад, — академик вполне мог всё сорвать. Если товарищ Легасов уверен в чём-то, его уже не остановить. Ульяна нашла замечательным наблюдать, как двое мужчин, в пылу ссоры даже снявшие свои пиджаки теперь жарко пытались прийти к единому мнению, бросаясь остроумными аргументами, сверкая изумительно белыми рубашками в утреннем солнце. Валерий вздохнул. Он расхаживал туда-сюда под внимательным взглядом министра, ковырял пальцами кончик галстука. — Борис, как же Вы не понимаете! При усиленном взаимодействии частиц после выхода реактора из ксеноновой ямы... — Ксеноновая яма здесь ни при чём, —Ленинградский блок просто в ней не был. Вы совершенно правы, это привело к перегреву ТВЭЛов, но... Ульяна наблюдала за ним донельзя увлечённо, ведь только что академик ступил на тонкий лёд, — назвал Бориса его личным именем. Министр, кажется, не заметил этого, поскольку просто прододжил пояснять Легасову его неправоту. Щербина казался не абы каким экспертом, бросаясь такими заумными для обычного человека словами. Откуда в обычном министре было столько знаний Ульяне ещё предстояло выяснить, но она решила оставить все вопросы напотом. — ТВЭЛы здесь ни при чём. Как и металл. — Она громко хлопнула по столу блокнотом и раскрыла его, тем самым предотвращая назревающую ссору. Тут же мужчины прекратили разговор и склонились через её плечи. — Вы, товарищ Легасов, совершенно правы. Реактор был на пороге ксеноновой ямы, и совершенно правы в том, что..— Здесь она немного замялась. — Как сказал товарищ Щербина, ТВЭЛы начали плавиться, но дело было не в этом. Сразу после нажатия АЗ-5 произошло ещё кое-что: мощность отравленного реактора в долю секунды подскочила до невозможной величины, после чего упала к нулю. — Но ведь...— Собрался было возразить Легасов, и тут его лицо скосилось осознанием. — Это ведь...Невозможно. Борис, едва дышащий всё это время наконец вдохнул полной грудью. Теперь всё пошло как надо. Валерий шёл к ответу, Ульяна его нашла, и теперь они вместе доведут это дело до ума. Тут же в руках академика вновь оказалась папка с материалами по ЛАЭС. — Здесь...Не хватает листов. — Тихо сказал Валерий, оглаживая корешок бумаг. Ему, чтобы найти ответы, непременно понадобилась бы дополнительная информация про использование "АЗ-5", и Борис знал об этом. — Ульяна...Отправляйтесь в Ленинград, и поговорите с главным инженером энергоблока. Скажите, что вас послал Кремль. — Почему именно я? — Спросила Хомюк с каким-то особенным интересом. Борис бросил быстрый взгляд на Валерия, после чего сказал: — Вы больше всех внушаете доверие. Я, — министр, а Валерий преподаватель. Вы, — физик-ядерщик. К тому же, товарищ Легасов нужен мне рядом на случай, если появятся новые детали, или если нужна будет какая помощь по расшифровке непонятных терминов, или... Ульяна кивнула, после чего её улыбка приобрела и вовсе лукавый оттенок, а министр запоздало подумал о том, как нелепо звучат его аргументы.

***

— Вы сегодня назвали Бориса по имени. — На этот раз Хомюк делила дорогу домой с Валерием, ведь он вызвался проводить её на вокзал. — Разве? — В глазах академика мелькнул лёгкий страх, и он напряг все извилины, пытаясь вспомнить, когда же так оплошал. — Господи...Он никогда мне этого не простит. — Простит, — на лице учёной появилась уже присущая ей лукавая ухмылка. — Вам точно простит. — Вряд-ли. — Вы ему понравились. Валерий бросил на неё быстрый взгляд. — Что Вы имеете в виду? — Валерий, он только на Вас и смотрит. — Чушь! — Академик поднёс к губам сигарету. Тем не менее, Хомюк не могла не отметить, как изменилось что-то в выражении его лица. В окна заступал тёплый март. Борис вернутся к своей привычной работе, Легасов снова потерялся где-то в недрах института. Конечно же только на время, которое требуется Ульяне для получения соответствующих показаний, но уже через двое суток Борис начал невыносимо скучать. Отсутствие Валерия в жизни сказывалось на нём почти так же плохо, как отсутствие в жизни Валерия сигарет и, в конце-концов, подходящая возможность увидеть учёного подвернулась. Однажды вернувшись в зал за своими вещами Борис обнаружил, что Валерий забыл там портфель, пускай и совсем пустой. Было отличным решением наведаться к нему под предлогом возврата потерянной вещи, и сделать это министр мог только сейчас, пока ещё пары только закончились. В холле Курчатовского института, который, к слову, находился не так уже и далеко, его встретила милая девушка. Она тут же отложила косметичку и обратила всё внимание на пришедшего. В её глазах вспыхнули задорные огоньки, ведь Щербина в своих костюмах выглядел донельзя элегантно. — Здравствуйте. Где я могу найти Валерия Легасова? — На третий этаж и по коридору налево, кафедра атомной физики. — Улыбнулась ему девушка, и Борис только хмыкнул. Из неё так и сквозило очарование. Уже на подходе к кабинету министр почувствовал неладное. Из-за двери до него долетали довольно громкие голоса, и как ни надеялся Борис, что они исходят из любой другой запертой аудитории, — нет, разговор доносился именно из кабинета Валерия. — Ты не можешь так поступить! — Саша, успокойся. Кто-то за дверью возбуждённо вышагивал взад-вперёд. — Почему именно сейчас?! — Того требует работа. — Нет, Валера! Твоё место здесь, в университете, в этом кабинете, рядом с... Бориса пробрало до костей. Какой-то человек смел обращаться к профессору по имени, да к тому же повышать на него голос, и министр решительно распахнул дверь. С его стороны было крайне невежливым так просто вторгаться посреди беседы его никак не касающейся, но он просто не мог позволить так вульгарничать со своим учёным. Внутри стоял Валерий. Вего губах покачивалась горящая сигарета. Собой он подпирал письменный стол в совсем расслабленной позе, будто ничего не происходит, но по крепко сжатым рукам сразу было понятно, что академик уже на пределе. Против него, ближе к стене, стоял относительно молодой юноша лет 25. В его руке была смята какая-то бумага. Он, очевидно, злился, и стоило двери распахнуться, как парень тут же обратил свой взгляд на вошедшего. — Кто Вы? — Горячо спросил юноша. — Уходите. — Александр. — Голос Валерия звучал предупреждающе сухо. Только когда юноша под его взглядом совсем успокоился, академик устало посмотрел на коллегу. — Вы забыли. — Борис протянул товарищу его портфель. Легасов посмотрел на него хмуро, будто вспоминал, был ли этот портфель его вещью. — Точно. Спасибо, товарищ Щербина. Только из уст академика прозвучала эта фамилия, как юноша тут же встрепенулся. Теперь в его взгляде были видны отчётливо страх и ярость. Борис понял теперь. Человек перед ним, — Александр из телефонного разговора, — тот самый настырный мальчишка, который его перебил. — Товарищ Легасов, Вам не докучает этот молодой человек? — Вежливо поинтересовался министр. — Я?! Да как ты...— Парнишка рванул вперёд, норовя уцепиться руками за пиджак на груди обидчика, и тут уже поднялся со своего места Валерий. Он нервно подался вперёд, стоило пальцам Бориса сомкнуться у самого горла на рубашке лаборанта. Он без труда приподнял молодого мужчину над полом, отчего тот начал понемногу задыхаться. — Саша! — Не докучаю ли я тебе, а? Ответь! — Прохрипел парень метая глазами молнии. Он должен был уже выжечь дыру в груди Валерия, если бы его взгляд обрёл хоть сколько-нибудь материальную силу. — Как после стольких лет ты.. — Бога ради, Борис Евдокимович, подождите меня внизу. — Громко сказал Валерий, пытаясь перекрыть торт водопад безумных слов, что принялся извергать Александр, и его лицо приобрело совсем умоляющий вид. Борис выпустил рубашку лаборанта. — Лучше бы Вам следить за словами. — Спокойно посоветовал ему министр, хотя на деле готов был разбить о стену лицо этого настырного, вспыльчивого молодого человека. Учёный появился нескоро, и у Бориса было время поразмышлять. Его никак не могла оставить в покое фраза, сказанная Александром. "После стольких лет..." Министр нахмурился. Что-то ведь было в этом, верно? Не бросаются ведь просто так такими словами? Когда Валерий вышел вид у него был совсем скорбный. Борис позволил академику выкурить несколько сигарет, прогуливаясь вдоль площади, прежде чем наконец осторожно спросил: — Кто он? Академик вздохнул печально. — Александр...мой ассистент с незапамятных времён, — он пришёл ко мне ещё 17-ти летним мальчишкой. Валерий выглядел совсем разбито и так углубился в свои мысли, что не заметил, как оказался вместе с Борисом возле кафе. — Держи. Я знаю, ты любишь латте. Валерий дёрнул бровью, глядя на стакан. — Спасибо, но откуда? Они стояли возле того самого кафе, в котором Борис трижды проваливался непонятно куда. Теперь же это место было совсем обычным, и на столиках рядом сидели несколько престарелых мадам, то и дело поглядывая в сторону мужчин. — Позволь проводить тебя домой. — Серьёзно сказал Борис, пряча руки в карманы. Ему не хотелось оставлять Валерия в таком состоянии, да и к тому же, этот...Александр вызывал немало сомнений. Слишком много вещей успел этот юноша прокричать прежде, чем Валерий умолил своего товарища покинуть кабинет, и теперь эти слова пластинкой крутились в голове Борис. Министр знал точно, что это был больше, чем ассистент, если у него в доступе был личный телефон Валерия, и если он смел обращаться к нему по имени, и если...Говорил о скольких-то годах, прожитых вместе. — Да...Конечно. К тому же, там много бумаг скопилось, я занят был работой все эти дни, и...Не думаете, что лучше было бы продолжить работу комиссии у меня? Там уже лежит большая часть нужных расчётов. Валерий взглянул на коллегу немного встревоженно, и Щербине показалось даже, что его щёки укрыл лёгкий румянец. Тем не менее, он не подал виду и только кивнул уклончиво. — Думаю, можно. Борис шёл за Валерием знакомыми дорогами так, как будто шёл к себе домой, но старался делать вид, будто видит эти улицы впервые. Он дал себе клятву ни на каких правах не лезть в личную жизнь учёного, ведь реальность есть реальность, и даже если Александр был его любовником, Борису не стоило бы об этом знать. Тем не менее эта встреча ожидаемо легла на его душу тяжёлым камнем. — Валерий...— Борис трижды проклял себя за это решение. — Если этот юноша будет беспокоить тебя слишком сильно... — Нет, Борис. Всё в порядке. — Академик тоже остановился, беспокойно сжимая пальцы в кармане. — Он мой ассистент, и он недоволен тем, что я занят работой в правительстве. Это сказывается на его зарплате, вот и всё. Квартира Валерия не отличалась ничем от той, что министр видел однажды. Только, пожалуй, мусора вокруг было немного меньше. Заваленный стол, потёртые обои, заполненная до краёв пепельница, и..Кошки. Две кошки. Стоило только Борису явиться, как они тут же принялись виться в ногах, оставлять шерсть на штанинах. Щербина поморщился и пришёл в удивление, ведь в предыдущий раз у Валерия была всего одна кошка. Вторую, незнакомую ему он беззлобно толкнул ногой в сторону, ведь химчистка стоила довольно дорого. — Хорошо у тебя здесь. — Борис осмотрелся, симулируя любопытство, и когда очутился в комнате, взгляд его сам собой поднялся к люстре. Холод побежал по спине, стоило вспомнить безжизненное тело в морге. — Что-то не так? — Валерий внимательно наблюдал за ним, не глядя на то, что был занят подливанием алкоголя в свой стакан. — ...Ничего. Люстра забавная. — Усмехнулся Борис. Валерий поддержал его ухмылку своей. Сдавшись, наконец, Щербина позволил себе признать, что в действительности запал на Валерия. Именно сейчас, заливая кофе горькой водкой, в этих придурковатых зелёных штанах и белой рубашке, он был прекрасен. — Если у тебя нет никаких новостей я, пожалуй, могу откланяться. — Теперь уже Борис улыбался совсем по-идиотски. — Я думаю...Дело в паровом коэффициенте, но ничего точно сказать не могу, — нужно дождаться Ульяну. — Сказал Валерий. Дело было совсем не в нём, и когда-нибудь академик это поймёт. Следующая встреча состоялась ровно через два дня, когда Ульяна вернулась с вестями из Ленинграда. Теперь уже комиссия собралась в квартире учёного. Работать здесь правда оказалось удобнее, — было тихо, исчезла напряжённая обстановка, которая душила физиков в сквозь прослушиваемом Кремле. Комната Валерия шаг за шагом медленно обросла бумагами ещё больше, так, что теперь нельзя было ступить спокойно, не наткнувшись на какой-либо документ. — Итак, что Вы узнали? — Борис плавно размешивал сахар в своей чашке с чаем, любезно предоставленной ему хозяином квартиры и наблюдал, как учёная неспешно записывает что-то в блокнот. — Когда оператор нажал АЗ-5, мощность действительно на долю секунды очень сильно подскочила. Другие детали инцидента, думаю, были обусловлены только некомпетентностью персонала. — Мощность...Подскочила. — Эхом повторил Валерий, расхаживая по комнате. — Но почему? Борис отрешённо думал о чём-то, глядя в пространство, но когда учёный ухватил со стола папку с "Ленинградом" и принялся в ней рыться, мрачный взгляд министра был устремлён уже на него. Какое-то время академик напрасно листал их, надеясь ухватить хоть что-то. — Борис...— Сказал тихо академик спустя время. Он смотрел на политика почти умоляюще. — Нам действительно нужны недостающие страницы. Без них никак. Борис кивнул. Поздним вечером того же дня зампред появится в библиотеке в сопровождении Ульяны. Он невзначай сунет охраннику сто рублей и скажет: "Сходи, купи себе выпить". И охранник послушается, а Борису не станет жаль такой большой суммы, ведь то, что должно было произойти, не измерялось деньгами. У них будет целых пол часа чтобы переписать недостающие документы и раствориться, словно их никогда там и не было. Министр потратит время чтобы вночь уже завести документ Валерию, потому что будет знать, что учёный не сможет спать спокойной, не имея его под боком. — Добрый вечер, — Борис приоткрыл дверь, которую академик никогда не имел привычки закрывать. — Не помешаю? Валерий стоял над столом, читая какие-то записи. Министр не видел, но кажется его взгляд очень быстро бежал по страницам. — Нет конечно, не помешаешь. — Сказал академик спустя время. Он снял очки и протёр глаза, глубоко вздохнул и вышел навстречу гостю. За время, которые Ульяна провела в Ленинграде, они уже успели полностью перейти на "ты". Хомюк решила этому не удивляться. — Это...То самое? — Он внимательно взглянул на бумаги протянутые ему, и принялся читать. Но сейчас учёному, кажется, было глубоко всё равно на эти документы. Слишком туманно его глаза заскользили по строкам. Такой подход удивил Бориса, ведь Валерий ещё днём ровно сидеть не мог без этих страниц, а теперь... Из коридора донёсся звонок. Звонили не в дверь, — это был домашний телефон. Валерий тут же бросил документацию на стол и вышел из комнаты. Что же...Борис и сам не успел толком её изучить, — есть ли там ответы? Он позволил академику его законное время наедине с телефоном и принялся осматривать комнату. Взгляд упал первым делом на календарь. До катастрофы оставалось меньше месяца, и они обязаны были успеть. Когда министр поднял папку, из-под неё вылетели несколько писем. Словно опавшие листья они закрутились, рассыпались по полу и создали ещё больший беспорядок. Политик выругался про себя и принялся собирать с пола бумаги. Из коридора, тем временем, кажется, начала доноситься ругань, — её Борис старался игнорировать, — и тут взгляду попались красивые курсивные буквы: "...Глупо, глупо так просто бросать нагретое место ради невесть чего. Не знаю, что ты нашёл в этом партийце, но он просто болван. Валерий, прошу! Ты ведь ему даже не нужен. Твой А." Борис нахмурился, — неужели Валерий собрался уволиться? — но вместе с тем такие слова вызвали у него ухмылку. Значит, его догадки верны. — Нам не о чём больше с тобой разговаривать! — Валерий шумно повесил трубку. Когда учёный вновь оказался в комнате министр уже занял соответствующую позицию дальше от его рабочего стола. Письма лежали на месте. Академик выглядел не просто взбешёным, — он был в ярости, но пока ещё эта ярость держалась под контролем. — Спасибо большое, Борис. — Он зажал меж губ сигарету, взял документы со стола и подошёл к окну. — Премного благодарен. — Вы ведь...Были более близки, чем профессор и ассистент, верно? — Министру казалось, весь союз слышал, как провалилось его сердце в груди, когда он задал вопрос, такой неуместный в это время. — Что? — Валерий, кажется, не собирался оборачиваться, и тем не менее, стоял уже полубоком к министру, так же глядя в документацию. — С чего ты взял? — Письма на твоём столе. И все же он обернулся. Забыл даже, что хотел сделать затяжку, ведь теперь его ладонь замерла на полпути ко рту. — Почему ты к ним полез? — Теперь Легасов был зол и немного напуган в добавок к своему обычному раздражению. — Их снесло потоком воздуха, когда я брал со стола папку. Валерий нервно усмехнулся. Кивнул самому себе и сделал пару шагов в сторону, положив тем самым начало нервным похождениям вдоль подоконника. — И что теперь? Прикажете расстрелять меня? — В его голосе всё больше сквозило горькое отчаяние, но похоже будто он давно уже смирился со своей участью. — Нет конечно, просто... — Это было совсем не Ваше дело, товарищ Щербина. Если Вы захотите сдать меня, — знайте, я не боюсь. Некоторое время мужчины молча смотрели друг другу в глаза. Борис не нашёлся, что ответить, — не смог проглотить ставший в горле ком и просто наблюдал, как человек, которого он любил больше всего на свете уверовал будто его хотят расстрелять. Академик отвернулся. — Валерий... — Доброй ночи, товарищ Щербина. Никогда ещё его тон по отношению к кому-либо не звучал так сухо, и тогда Борис понял, что нужно отступить. На следующее утро Валерий будет вместе с Ульяной непонимающе изучать все эти документы, а Борис наблюдать вдвое внимательнее, — теперь уже нельзя позволить учёным сделать ошибочные выводы. Вчерашняя ссора висит в воздухе тяжёлой тучей, и её чувствует, кажется, даже Хомюк, которая украдкой смотрит то на Бориса, то на Валерия. Академик читал бумаги молча, постоянно курил и не поднимал от них взгляд. — Ничего не понимаю...— В конце-концов почесал затылок учёный. — Может, стоит ещё раз рассмотреть особенности парового коэффициента? — Нет. Дело не в нём. — Не Вам знать, товарищ Щербина. — огрызнулся Валерий вполне вежливым тоном. Ульяна удивлённо глянула на Бориса, ведь ещё сутки назад мужчины были чуть ли не лучшими друзьями, но министр только вздохнул и смирился с тем, что здесь его слово теперь теряет свой вес. — Я внимательно изучил весь принцип работы АЗ-5 и не нашёл в нём для себя ничего нового, — опять подал голос Валерий, но обращался он вовсе не к Борису, а к сидящей рядом Хомюк. Сегодня он был особо уставшим, и теперь уже даже толстые линзы очков не могли скрыть синяков под глазами. — В этом нет смысла, мы ищем не там. Борис глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Похоже, сегодня мужчины не спали на пару, но не было похоже, чтобы они делали это вместе. — Проверьте...— Ему пришлось долго подбирать слово, чтобы не показаться случайно гением в области, в которой он не должен знать вообще ничего. Ещё дольше пришлось подбирать их так, чтобы снова не натолкнуться на едкий ответ Валерия— ...Штуки внутри реактора. Хотя давно уже Борис, по крайней мере Ульяне, казался подозрительно хорошим специалистом в совершенно не присущей ему области. Повисла тишина, — по-видимому, Валерий никак не мог решить, проигнорировать ли ему министра на этот раз или нет. — Какие штуки? — Турбогенераторы, активную зону в ядре, и стержни. Хомюк слушала разговор с крайним интересом, насторожено наблюдая за тем, как Валерий в очередной раз избегает поднимать от бумаг взгляд. — Турбогенераторы не имеют значения, активная зона, стержни...— Учёный принялся чертить схему на листочке. — Стержни... Сделаны из... Руках остановилась. Академик снял очки. Хомюк внимательно посмотрела на лист, и совсем скоро её лицо приобрело примерно тот же вид. — Это...Это невозможно. Дальше Борису пришлось наблюдать что-то невероятное. Двое учёных разом забегали по комнате, перекидывая друг другу какие-то термины, уравнения, листы из блокнотов, оба что-то напряжённо писали, и министр не стал их тревожить. Он только выдохнул тихое "наконец-то" и расслабился в кресле закрыв глаза. Его дело здесь было сделано. Вечером, когда радость открытия улеглась работа вновь пошла спокойно, но Борис уже не видел для себя смысла оставаться. Он знал, что Ульяна и Валерий будут работать до утра, пытаясь привести всё это в должный вид, и ему до смерти не хотелось доставлять им дискомфорт своим присутствием. — Позвольте Вас провести. Я хочу взять себе кофе. Борис стоял у двери, когда его окликнула Ульяна. На ней уже было пальто, и немыслимым образом учёная смогла обуться раньше него. Министр встретился с ней взглядом и понял сразу, что эта женщина хочет сейчас чего угодно, только не кофе, и затем взглянул за её спину. Валерий отлучится на балкон покурить, — комната и так сплошь была заполнена едким дымом, и возвращаться пока что не собирался. Политик кивнул. Ночь встретила двух людей морозной и безмятежной прохладой, — улицы были пусты, только совсем редкие прохожие, укутавшись воротниками спешили домой. Борис никак не мог забыть о присутствии рядом Ульяны, пускай она и молчала. Что-то ведь нужно было этой женщине, раз она шла здесь и сейчас по его левое плечо, то и дело бросая короткие взгляды? И всё же, прежде всего сейчас его мысли занял Валерий. Действительно, — не важно, что будет дальше. Даже если он никогда больше не увидит его после развала комиссии, министру будет достаточно знать, что он жив. Будто огромный камень валился с души Бориса, когда он думал, что теперь, вероятно, Валерий имеет шанс не закончить с раком лёгких в петле, и вместе с тем падал обратно, когда министр понимал, что больше никогда его не увидит. — Вы ведь...Не искали ответов, товарищ Щербина. — Начала Ульяна. — Вы их знали. Борис усмехнулся. Хомюк с самого начала казалась ему черезмерно умной и наблюдательной, и, конечно же, давно уже о таких вещах догадалась. Но не мог ведь он позволить этой женщине так скоро осознать свою правоту? — В каком смысле? — Вы не искали ответов, может ли реактор РБМК привести к катастрофе. Вы точно знали, что может. — Ульяна потрясающе, восхитительно держала зрительный контакт, и у министра совсем не было шанса уклониться от её внимательных глаз. — Возможно. — Уклончиво протянул Борис, пряча руки в карманы. Спустя некоторое время Ульяна кивнула и вновь посмотрела на сияющие ярким пламенем фонари. Мимо мелькали кварталы, дома, а тротуар вдоль дороги всё так же оставался пустым. Где-то рядом в далёком окне зажгли свет. — Что случилось? — Перестаньте говорить загадками, товарищ Хомюк. — У Вас и Валерия. Вы поссорились. Борис медленно кивнул. — Возможно. — И Вас ведь это тревожит, верно? — Не думаю. Товарищ Легасов волен злиться на меня столько, сколько сам посчитает нужным. В самом же деле, естественно, Бориса это волновало. Даже сильнее, чем следовало бы, — ему чудовищную боль причиняла мысль о том, что Валерий, возможно, не захочет больше иметь с ним дел. — Борис. Ульяна снова остановилась. — Прекращайте. Вы нужны ему. Сильнее, чем думаете. Министр нахмурился. Только что эта женщина ступила на очень тонкий лёд. — В каком смысле? — Вы отлично понимаете, о чём я говорю. Сзади, завернув из переулка показалась машина. Её заметила и Хомюк, хоть и стояла спиной к повороту, а потому коротко кивнула. Борис проводил взглядом чёрный Опель, неторопливо едущий мимо них. — Доброй ночи, товарищ Хомюк. — Доброй ночи, товарищ Щербина. Когда дверь закрылась за спиной Ульяны, Валерий уже был в комнате и энергично переписывал что-то в блокнот. Теперь он не выглядел таким уставшим, — вероятно, ночной воздух имел свойство бодрить даже самых измученных жизнью людей. Мужчина, кажется, не заметил бы возвращения гостьи, если бы она не положила свою ладонь поперёк его записей. — Нужно поговорить. Академик вздохнул, но бумаги всё же отложил, и уже через десять минут на кухне пахло свежесвареным чаем и мягким печеньем. — Что случилось у Вас с Борисом? Валерию казалось, будто внимательный взгляд Ульяны готов проделать в нём сколько-то сот дыр. — Ничего. — Неправда. Что-то произошло. Кот, мерно шагающий по полу гладил нежно хвостом ноги учёной. Валерий молчал. — Валерий...Я вижу больше, чем тебе кажется. Академик покачал головой. — Что же у вас у всех за привычка, — в чужую жизнь-то лезть.. — Значит, он что-то узнал? Что-то, чего знать не должен? Учёный встал из-за стола. — Я не намерен это об... — Ты его любишь. Ульяна сказала это чётко и ясно, чем заставила учёного обернуться. — Конечно нет, что за вздор? — Валерий нахмурился, хоть и знал, что всеми усилиями даже не убедит Ульяну в обратном. К тому же он слишком устал. — Этот человек нужен вам, товарищ Легасов. — Он... Узнал, что у меня есть любовник. Валерий закусил губу. — Точнее, был, и...Я накричал на него. — Боже мой..— Хомюк покачала головой. — В голове не укладывается как вы, два идиота, успели за несколько дней натворить столько дел. Валерий так же насторожено посмотрел на неё, и учёная вздохнула. — Любовь, Валерий, это личный выбор каждого, — я здесь не для того, чтобы тебя осуждать. Учёный кивнул, но в его ещё осталась тень лёгкой тревоги.