Помни, ты хотел этого

      Нервно встряхивая стакан, так, чтобы подтаявшие льдинки издавали звон, он бездумно смотрел в пустоту. Ладони были влажные, от конденсата на стенках стакана или от волнения — он не знал. Холодная капелька упала в прорезь джинсов на колене, заставив вздрогнуть.       — Я дома, — голос его парня разнесся по небольшой квартирке. Хосок шумно сбросил ботинки, разделся и, подхватив пакеты, отправился готовить быстрый ужин. Сквозь шум телевизора Чимин слышал, как он начал что-то негромко напевать, звенеть посудой, пару раз хлопнула дверца холодильника.       Чимин все так же сидел на диване в гостиной, поджав под себя ноги. Двигаться не хотелось, на душе было паршиво. Стоило только подумать о продолжении вечера, о том, как они будут ужинать за очередным сериалом, потом уберут со стола, по очереди сходят в душ, возможно, лениво займутся сексом, прежде чем уснуть, и настроение стремительно уползло на отметку ниже нуля. Ему надоело, приелось. И слова Хосока не шли из головы. Он не думал об этом специально, нет. Но невольно представлял, хотел ощутить, хотел узнать каково это. Старший был его первым и Чимин просто не знал, каким еще может быть секс — Хосок был внимателен, нежен, всегда заботился о нем и никогда не колебался, выбирая между своим и его удовольствием.       — Прелесть, пойдем, ужин готов, — со спины обняли такие знакомые, теплые руки. Мягкий выдох в затылок и легкий поцелуй идеально вписывались в характер Хосока, Чимин просто утопал временами в нежности старшего. Молча встав с дивана, он перешел за стол, невольно сглатывая набежавшую слюну. Он был голоден.       Ужин подходил к концу, Чимин вяло ковырял мороженое десертной ложкой, все так же не поднимая глаз. Молчание первым нарушил Хосок.       — Я не должен был тебе это рассказывать, — протянув руку через стол, он осторожно взял младшего за руку. — Я так и знал, что ты во мне разочаруешься.       — Нет, хен! — Чимин вскидывает на него удивленные глаза. — Я не…я просто…       Он не заканчивает фразу, неловко отнимая ладонь и отворачиваясь. Хосок подается вперед, начинает говорить сбивчиво, быстро:       — Чимини, малыш, ну прости, я ничего такого не имел в виду, ты мне так нравишься, ты такой красивый, такой нежный, я…я жалею уже о том, что рассказал… Я пойму, если я стал тебе противен, пожалуйста, не думай обо мне плохо, Чимини, пожалуйста…       — Хен, — Чимин убирает светлые волосы со лба привычным движением, нерешительно прикусил губу. — Я хочу попробовать.       Хосок запнулся на середине фразы, замер на мгновение. Произнес всего одно слово:       — Повтори.       — Я, — Чимин вздохнул глубоко, закрыл глаза и сказал еще раз. — Я хочу попробовать. С тобой.       — Почему? — Взгляд старшего нечитаемый, тяжелый, сам он как будто стал больше.       — Потому что…я не знаю, просто хочу, — Чимин выглядел растерянным, словно и правда не задумывался об этом.       — Ты думаешь, это похоже на игру? — может ему кажется, но старший никогда раньше не использовал такой тон. Низкий, пугающий, почти рычащий, он проникает прямиком в мозги. — Думаешь, я просто слегка отшлепаю тебя, трахну одной из игрушек, а потом позволю тебе оседлать мой член? Нет, так не будет. Ты не знаешь, на что соглашаешься. Я не буду делать это с тобой.       — Но почему? — удивлен он или возмущен, Чимин сам не знает. Почему-то становится обидно, что ему отказывают.       — Потому что я не смогу удержаться, чтобы не выяснить твои пределы. Я знаю, что тебе нравится, как заставить тебя откликнуться даже на самые грязные ласки, в какой позе нужно тебя взять, чтобы ты кончал с моим именем на губах. Этого достаточно.       — Хен! — лицо Чимина почти пунцовое, румянец медленно переползает со щек за ворот широкой домашней футболки. Хосок, его милый светлый Хосок, говорит такие откровенные вещи совершенно будничным тоном, так они могли бы обсуждать список покупок. Он вообще знает своего парня?       — Что? — Хосок улыбается зло. — Ты же хотел попробовать. Я всего лишь сказал тебе правду. Причину, по которой мы не будем этого делать. А ты уже готов сбежать.       — Хен, нет! — Чимин неожиданно хлопает по столу открытой ладонью. — Я не хочу. То есть хочу, но не сбежать. Я хочу попробовать.       — Ты пытаешься надавить на меня? — старший саркастически поднимает бровь. — Будь мы в тех отношениях, о которых ты так просишь, это было бы поводом для наказания.       Есть что-то томное и тягучее в тоне Хосока, что-то такое, от чего Чимину становится не по себе. Взгляд карих глаз, прямой и жаркий, не делает лучше. Неосознанно Чимин сжимает бедра теснее, ерзая на стуле.       Хосок замечает это и продолжает, усмехнувшись:       — Наказания бывают разные. Кому-то нравится управление оргазмом, кто-то практикует бондаж и сенсорную депривацию, кому-то нравятся игры с эмоциями. Я же считаю, что нет ничего лучше старой доброй порки.       Чимин слишком громко вдыхает воздух, это больше похоже на легкий стон. Он чувствует, как начинает заводиться, хотя его еще даже пальцем не тронули.       — Я представлял иногда, какой красивой будет твоя задница после того, как я хорошенько отшлепаю тебя. Думал, что для первого раза не буду давать тебе слишком много, с непривычки это может оказаться ошеломительным. Но одна мысль о том, как ты хнычешь и умоляешь меня прекратить, как принимаешь удар за ударом, как слезы бегут по твоему лицу, как ты теряешься от того, что боль перерастает в удовольствие, заставляет мой самоконтроль лететь к черту. Поэтому, Чимин, — Хосок встает из-за стола, — не настаивай. Я не буду этого делать.       Он почти выходит из кухни, но тихий стон заставляет его обернуться. Чимин, весь раскрасневшийся, упирается одной рукой в стол, вторую положив на ткань домашних шорт, как раз туда, где они топорщились, выдавая возбуждение. Он сжимает ладонь сильнее и стонет громче, снова заливаясь краской:       — Хее-оон…       Хосок борется с собой долгие несколько минут, слушая чужие высокие стоны. Он скучал по этому, правда, но не настолько, чтобы ломать и переделывать под себя того, кого любил больше жизни. Но как быть, если он сам просит, даже требует и дает разрешение, даже не понимая, на что идет?       — Хен, пожалуйста. Я хочу этого, правда, — Чимин все так же сидит за столом, вполоборота к нему, и дышит тяжело, надрывно. Хосоку все сложнее держать своих внутренних демонов на коротком поводке. И он слышит его треск, когда Чимин добавляет:       — Пожалуйста, я буду послушным…       — Ты точно уверен, что хочешь этого? — последняя попытка, больше для очистки совести. Хосок подходит ближе, заставляет Чимина ровно сесть на стуле, вставая за его спиной. Дожидается судорожного кивка, негромко приказывает:       — Руки на стол.       Чимин выполняет быстрее, чем последний звук успевает сорваться с губ Хосока. Старший усмехается, поражаясь такому рвению. Делает глубокий вдох, вспоминая, беря эмоции под контроль. На нем с этой секунды — ответственность за двоих.       Он кладет руки Чимину на плечи, разминает легко и неторопливо, начиная говорить:       — С этой минуты начинается сцена. Так как ты не знаешь правил, я тебе их объясню, — Чимин пытается издать какой-то звук, но Хосок прикрывает ему рот ладонью. — Тихо. Первое — ты выполняешь и принимаешь все, что я захочу с тобой сделать, при обязательном условии, естественно, что я не причиню тебе вреда и не нанесу никаких травм. Второе — тебе запрещено ласкать себя без моего прямого приказа. Третье — ты не кончишь, пока я тебе не разрешу, — руки Хосока плавно перемещаются с плеч на шею младшего, одна ладонь ложится под челюсть, удерживая, вторая осторожно оттягивает голову за волосы назад, заставляя упереться затылком в живот старшего. — Пока все понятно?       Чимин кивает, чуть помедлив.       — Нет, мой хороший, — голос Хосока — как кинжал, завернутый в шелк. Мягкий и обволакивающий, таящий в себе угрозу. — Когда я спрашиваю, в ответ я хочу услышать твой голос.       — Да, — сделав над собой усилие, произносит младший. Его руки на поверхности стола подрагивают. — Все понятно.       — Дальше, — Хосок слегка сжимает ту ладонь, что лежит на чужом горле. — Что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал?       Чимин смотрит на него и внезапно заливается краской.       — Отвечай мне, Чимин, — в маленькой кухне голос Хосока звенит сталью. — Иначе мы на этом и закончим. Без доверия между нами ничего не получится.       — Я, — Чимин звучно сглатывает, — я хотел, чтобы…я представлял, что ты можешь…можешь связать меня. Или, — он облизывает внезапно пересохшие губы, — или ты мог бы…трахнуть мой рот. Или…боже, почему это так смущает… — не в силах справиться с собой, он прячет алеющие щеки в ладонях.       — Чимин, — Хосок отходит на шаг, — где должны быть твои руки?       Чимин понимает, что успел налажать, даже не начав толком.       — Ты обещал быть послушным, так ты выполняешь обещания? — Хосок кривится, а потом говорит, отрывисто и остро:       — На колени.       Чимин колеблется, теряясь на мгновение. Он не узнает своего парня — он словно стал выше ростом, шире в плечах, выражение лица жесткое, властное, от него буквально исходит странная, подчиняющая волна уверенности в собственных действиях. Он стоит, зацепив пальцы за пояс брюк, и ждет. Ни тени сомнения, что приказ не будет исполнен.       — Чимини, — мягко зовет Хосок. — Если ты не хочешь, мы можем прекратить. Все хорошо, слышишь?       Чимин кивает и соскальзывает на пол.       — Не вались вперед, — голос Хосока вновь меняется, он холоден как лед. — Скрести руки за спиной, опусти подбородок, выпрямись. Разведи колени шире. Вот так. Хороший мальчик.       Чимин вздрагивает, прикусывая щеку изнутри. Он чувствует, как на головке его болезненно возбужденного члена выделяется капелька смазки и впитывается в белье.       — Следующее, — Хосок садится перед ним, скрестив ноги, и снимает с него футболку. — Верни руки за спину. Мы ни разу не делали этого, я не знаю, что тебе нравится, а что нет. Поэтому для того, чтобы дать мне знать, не слишком ли я далеко зашел, ты будешь использовать стоп-слова. Если все пройдет хорошо, выберешь потом себе что-нибудь, сейчас же предлагаю воспользоваться той же системой, что и у светофора. Красный — стоп, желтый — помедленнее, зеленый — все хорошо. Ты сможешь этим пользоваться?       — То есть, — Чимин снова сглатывает, — если ты будешь делать со мной что-то, что мне не понравится…       — Тебе достаточно сказать «красный», и я остановлюсь, что бы я ни делал, — Хосок убирает с его лба мешающую челку.       — В любом случае?       — Абсолютно, — старший выглядит таким уверенным. И господи боже, Чимин так хочет его прямо сейчас.       — Да, — Чимин кивает, чувствуя, как начинают болеть колени и ныть плечи от непривычной позы. — Да, я запомнил.       — Хорошо, — Хосок берет его лицо в ладони, подается ближе. — Я собираюсь поцеловать тебя.       Чимин не успевает сказать ничего, вообще ничего. Он не успевает даже вдохнуть, когда Хосок просто накрывает своим ртом его рот, и языком мажет по приоткрытым губам. Скользит им по чужому языку, прикусывает и сосет его, заставляет Чимина открыть рот шире и углубляет поцелуй, зажимая его нижнюю губу зубами. Оттягивает ее, смотря младшему прямо в глаза и отпускает с влажным хлопком.       — А теперь, — хрипло говорит Хосок, — проверим, возненавидишь ты меня или нет.       Он рывком встает, возвышаясь теперь над младшим. Говорит негромко:       — Мне нравится причинять боль партнеру по сцене. Как ты относишься к этому?       — Я… — голос подводит Чимина. — Я не против.       Хосок удивленно вглядывается в своего милого мальчика. Это точно его Чимин? Его легкий, игривый Чимин, вскрикивающий оттого, что ударился локтем о мебель? Но покрасневшее лицо и смущенный взгляд говорят сами за себя.       — Хорошо, — кажется, он повторяет это слишком часто сегодня. — Тогда скажи мне, о чем я просил тебя десять минут назад?       Чимин смотрит на него, ничего не понимая. Открывает рот, чтобы ответить что-то, но передумывает и пожимает плечами.       — Я просил тебя держать руки на столе, — Хосок снова садится перед ним, на этот раз на корточки и гораздо, гораздо ближе. — Ты не можешь сделать даже это?       Внезапно Чимин чувствует, как пощечина обжигает его щеку. Хосок цепляет пальцами его подбородок, внимательно следя за реакцией, и продолжает:       — Такой плохой, такой бестолковый мальчик. Не справился с таким простым делом. Что делают с плохими мальчиками, Чимини?       Его лицо горит, от стыда, удара и возбуждения, и вместо ответа с губ срывается тихий стон. Хосоку нравится такой Чимин, и он сам отвечает на свой же вопрос, вздергивая младшего на ноги:       — Плохих мальчиков принято наказывать, Чимини. Пойдем.       Он приводит их в спальню, оставляет младшего у двери и садится на кровать, откинув покрывало в сторону. Начинает закатывать рукава черной классической рубашки — так и не переоделся после работы. Говорит, не повышая голоса:       — Подойди.       На деревянных ногах Чимин подходит к кровати, чувствуя при каждом движении, как ткань трусов трется об эрекцию. От этого почти больно, хотя трение дарит хоть какое-то облегчение, нестерпимо хочется коснуться себя, но Чимин держится. Он помнит, что нельзя.       — Раздевайся. Полностью.       Непослушными руками Чимин тянет одежду вниз, снимая сразу все. Он цепляет резинкой белья колом стоящий член и шипит, переживая не самые приятные ощущения. Хосок напротив шире разводит колени и похлопывает себя по бедрам, приказывая:       — Ложись.       Чимин колеблется, не понимая, как лечь так, чтобы уместиться. Хосок подсказывает:       — Ляг мне на ногу, дальше я помогу. Быстрее.       Чимин делает, как сказано, и чувствует себя внезапно маленьким и беззащитным. Он может опираться локтями и коленями о постель, лежа животом на чужих бедрах, и чувствует руки Хосока на своей заднице. Понимание того, что произойдет дальше, заставляет его рвано, прерывисто вздохнуть и опустить голову. Слишком поздно он понимает, что от этого движения его спина прогибается так, чтобы приподнять бедра и ягодицы для удержания равновесия. Он такой раскрытый перед старшим, о черт. Чимин всхлипывает, осознавая, что, возможно, пожалеет о том, что будет сейчас.       — Малыш, какой цвет? — Хосоку не нравится затихший младший, он ласково гладит его по спине, дожидаясь ответа. — Чимини?       — Сейчас… — Чимин чувствует слишком много. Возбуждение мешается со страхом, боязнь боли почти парализует, но попробовать хочется больше, чем отступить. — Зеленый.       — Ты уверен, мой хороший? — У Хосока во рту скапливается слюна от вида розовых манящих половинок на своих коленях, но он не простит себе, если сделает что-то со своим мальчиком против его воли. — Еще раз назови мне цвет.       — Зеленый. Я уверен, зеленый, — произносить подобное странно, он не привык к такому. Понимание того, насколько Хосок нежен и осторожен, сейчас очень помогает отпустить все. Неожиданно для себя он сильнее сжимает ноги, пытаясь потереться членом о бедро старшего, потому что внезапно осознает, насколько возбужден. Насколько хочет, чтобы к нему прикоснулись.       Одна рука Хосока придерживает его поперек поясницы, обрывая всякое движение. Второй же он растирает его ягодицы, скользя сверху вниз, ныряя между его бедер, задевая пальцами чувствительное место в промежности, между яйцами и входом в его тело. Возвращается обратно, отрывает ладонь и со звонким хлопком опускает ее на нежную кожу.       Чимин вскрикивает. Боль не сильная, но ошеломляющая, перекрывается тут же легкими поглаживаниями. Как сквозь вату Чимин слышит, как Хосок говорит ему:       — Как ты, хочешь еще?       Чимин кивает, пытаясь вдохнуть. Руки на его ягодицах сжимаются крепче, под животом он ощущает твердый член старшего. Даже через костюмные брюки он такой горячий.       — Нет, малыш, я хочу слышать твой голос. Скажи вслух.       — Да, — черт, он так жалобно звучит, никогда бы не подумал. Чимину почти стыдно за то, что он такой чувствительный. — Да, я буду хорошим…       Хосок чуть не вздрагивает, когда слышит это. Как ни в чем ни бывало он продолжает гладить Чимина по спине, решает добавить еще ощущений и приказывает:       — Ляг плечом и щекой на кровать, освободи руки и сожми соски, — и шлепает его еще раз, по другой ягодице. Чимин стонет, и щиплет себя, сжимая потом, как было велено. Хосок разогревает его легкими, дразнящими шлепками, тщательно следя, чтобы не оставить ни кусочка задницы нетронутым. Больно совсем слегка, это не похоже на острую боль от травм или ударов, которые Чимину приходилось испытывать когда-либо. Он чувствует, как зарождается тянущее ощущение в животе, как становится трудно сдерживать стоны, трудно оставаться неподвижным и не тереться об Хосока в надежде получить хоть какое-то облегчение. Кожа горит от ударов, этот жар сбегает от ягодиц вниз, к промежности, заставляет стонать и подаваться навстречу новым обжигающим шлепкам, а Хосок совсем не жалеет его.       Старший меняет силу ударов, на коже Чимина остаются ровные следы чужих ладоней, красные и яркие. Чимин чувствует, что его задницу ласково поглаживают, а Хосок нежно просит:       — Встанешь на локти и колени для меня?       Чимин кивает, понимая, что его глаза полны слез. Но ему не плохо, грустно или больно, нет, господи, ему так хорошо в этот момент. Он торопливо встает на четвереньки, переползает по кровати, чтобы слезть с Хосока, и встает как просили, чувствуя, как пружинит матрас — Хосок поднялся и куда-то ушел. В панике он оседает на колени, поднимаясь и видит старшего у комода, копающемся в ящике. Он все еще полностью одет, лишь несколько пуговок на рубашке расстегнуты. Волосы растрепались, рукава закатаны, а в глазах шальной блеск предвкушения. Чимин так любит его в этот момент.       — Я просил не об этом, — подходя к постели и отбрасывая на одеяло тюбик с лубрикантом, насмешливо говорит Хосок. — Неужели ты настолько глупый, что не в состоянии выполнить такую простую просьбу?       Он хватает Чимина за волосы, долгую секунду смотрит в его глаза, а потом отталкивает, вынуждая упасть на кровать.       — Еще раз. Встань на локти и колени, — Чимин торопливо выполняет, а Хосок только одобрительно хмыкает. — Теперь ложись грудью на покрывало, пропусти руки между коленей и возьмись руками за лодыжки.       Чимин пытается еще и еще, но теряет равновесие. Хосок наклоняется вперед и рывком разводит его ноги шире в стороны. Младший задушенно пищит, чувствуя щекочущий выдох Хосока на своей промежности. Он так невероятно раскрыт перед ним. Раскрыт и уязвим.       Хосок все еще придерживает его за бедро, находясь позади и чуть сбоку. Чимин опирается щекой о постель и в волнении закусывает губу. Это все так смущает и заводит одновременно. Находиться вот так — полностью голым, в настолько откровенной позе, практически предлагая себя, перед все еще полностью одетым Хосоком так…возбуждающе, внезапно понимает Чимин. И давится вдохом, когда Хосок уже в полную силу уверенно отхлестывает по его поднятой вверх заднице еще один удар.       — Ааах! — еще удар, поверх предыдущего, но чуть ниже. Звук шлепка сильный и звонкий, кожу жжет, а Хосок, не сомневаясь и не медля, ударяет еще раз. Чимин плачет в голос, когда удары спускаются к самому низу ягодиц, туда, где задница переходит в бедро, плачет и подается навстречу, в голос выстанывая «Хосоки!»       Хосок пристально следит за реакцией Чимина, боясь перестараться. Мальчик кажется таким хрупким, таким легким, что страшно сломать его неосторожным движением. Но, к удивлению Хосока, Чимин выдерживает удар за ударом, а ведь старший бьет почти в полную силу, не жалея и не стесняясь. В конце концов, он сам хотел этого. Пусть получит.       — Чимини, малыш, скажи мне цвет? — Хосок с восхищением смотрит на покрасневшую от порки задницу младшего, слушает всхлипы и стоны. Это в тысячу раз лучше, чем он мечтал, и это происходит прямо сейчас. — Чимин?       — Аах, Хосоки… — взгляд Чимина затуманен, бедра дрожат, — старший не зря попросил его встать именно так — из-за невозможности хоть как-то прикоснуться к себе. — Пожалуйста…       — Цвет, Чимин, — Хосок садится на пол так, чтобы их лица были на одном уровне, нежно касается щеки младшего. — Все хорошо? Скажи мне цвет.       — Я…я так хочу, — всхлипывает Чимин, — хочу тебя в себе…пожалуйста, Хосоки…       — Нет, Чимин, — старший с облегчением понимает, что все в порядке. Чимину нравится все то, что происходит сейчас, он не делает ничего, что идет против его желаний. — Я хочу услышать цвет. Сейчас же.       — Зеленый, Хосоки, — шепчет Чимин и закрывает глаза, а Хосоку помогает держать себя в руках только титаническое усилие воли.       Он встает, возвращается за спину младшего и опирается коленом о постель. Нежно обдувает горящую кожу, с предвкушающей улыбкой щелкает крышкой тюбика и разогревает вязкий гель в пальцах, пока спрашивает:       — Ты все еще хочешь, чтобы я трахнул твой рот?       — Господи, да, пожалуйста! — Чимин вскрикивает, сжимаясь на пальцах Хосока — тот не раздумывая начал с двух. — Пожалуйста, я буду хорошим…       Хосок молчит, когда двигает пальцами по кругу, утопая в горячей мягкости тела Чимина, Молчит, когда разводит их шире, растягивая шелковую дырку настолько широко, насколько получится. Молчит, когда находит простату и слышит сорванный вскрик младшего. И молчит, когда, не вынимая пальцев, толкает вглубь, разводя мягкие стенки, первый анальный шарик.       — Хосоки-и! — Чимин таки срывается на визг, и хнычет высоко и жалко, давясь слезами. — Пожалуйста…черт, пожалуйста…       — Что такое? — Хосок проталкивает еще и еще один шарик, осторожно убирая скользкие от смазки пальцы. Снаружи остается только цепочка с большим колечком на конце. Она течет вниз, щекоча поджавшиеся яйца, и заставляя Чимина сильнее сжимать бедра, пытаясь уйти от прикосновений.       — Я сейчас кончу, пожалуйста, — Чимин такой красивый сейчас, Хосок не может оторвать от него глаз. Он так и лежит грудью на постели, со вздернутой вверх красной поротой задницей, его член тяжело свисает между ног, головка налилась кровью и уже бордовая. На белье под ним небольшое влажное пятно, и выглядит это все таким грязным, таким развратным, что Хосок мог бы кончить, просто дроча на эту картину.       — Ты не спросил разрешения, малыш, — Хосок ласково поднимает Чимина, усаживает на пятки. Шарики внутри его тела двигаются, перекатываются прямо сейчас, и Хосок видит, как округляются глаза Чимина, а рот открывается в немом стоне. — Хорошие мальчики не кончают без разрешения, помнишь? Ты ведь хороший мальчик?       — Да, — Чимин будто не в себе, его взгляд расфокусирован, а зрачки заполнили собой всю радужку. — Я хороший…       — Прекрасно, — Хосок поднимает его на ноги. — А теперь я собираюсь сделать то, что обещал. На колени.       На этот раз Чимин не колеблется. Он опускается на пол, чувствуя, что касается не жесткого паркета, а сложенного толстого покрывала — Хосок позаботился и об этом. Сам не отдавая себе отчет, он скрещивает руки за спиной в замок, открывает рот и завороженно смотрит, как перед его лицом разворачивается, пожалуй, лучшая картина за вечер — Хосок медленно, пуговица за пуговицей, расстегивает свою рубашку, распахивает ее, обнажая подтянутое тело, берется за пряжку ремня, расстегивает и его тоже. Оттягивает пояс брюк, с усмешкой наблюдая, как Чимин в ожидании подается вперед. И наконец расстегивает ширинку, сбрасывая одежду вниз и приспуская белье, освобождая свой член для того, чтобы Чимин подался вперед и обхватил его губами.       Длинный, тяжелый, полный удовлетворения выдох служит наградой за подобную инициативу. Чимин открывает рот еще шире и пытается насадиться горлом на желанную добычу, но Хосок ловит его за волосы и тянет назад, ласково говоря:       — Чимини, послушай. Я собираюсь по-настоящему трахнуть тебя в рот. Мы так еще не делали, хотя ты умеешь брать глубоко. Несмотря на это, я буду держать тебя и управлять твоими движениями, пользоваться тобой так, как захочу. Твои руки должны быть скрещены за спиной, они должны оставаться там, понятно? Сейчас я хочу, чтобы ты мне сказал, если против.       — Хосоки, я хочу попросить, — Чимин стоит перед ним на коленях, и взгляд его бездонных темных глаз совершенно пьяный. — Не сдерживайся, пожалуйста. Делай все, что захочешь.       — О. я сделаю, даже не сомневайся, — Хосок запускает обе руки в волосы младшего, сжимает до легкой боли, добиваясь, чтобы Чимин застонал и откинулся назад. — И последнее. Ты можешь кончить только тогда, когда я заполню твой прекрасный рот своей спермой. Это понятно?       Чимин кивает, не открывая глаз. Потом исправляется:       — Да, хорошо. Я понял.       — Теперь я хочу, чтобы ты нашел кольцо от шариков, которые сейчас в тебе, — Хосок усмехается, когда Чимин, прогибаясь, чтобы подцепить цепочку, случайно сжимает игрушку в себе и снова стонет от ощущений. — Молодец. Хороший мальчик, — Чимин вздрагивает от этих слов, сказанных глубоким бархатным шепотом. — Можешь их выдернуть, когда будешь кончать.       Хосок не говорит больше ни слова, притягивая Чимина за затылок к своему паху. Одной рукой он удерживает его голову, второй же сжимает основание собственного члена, водя головкой по губам Чимина, слегка надавливая, чтобы проскользнуть глубже. Становится еще ближе, позволяя младшему пока работать самому. И перехватывая его в тот момент, когда чувствует, как лоб Чимина касается его живота.       Старший вскидывает бедра, толкаясь глубже, раз за разом, еще и еще, грубо удерживая голову Чимина так, чтобы получить максимум удовольствия. Чимин хнычет вокруг его члена, сам подаваясь вперед, отдаваясь полностью в его руки, внутри его рта так приятно, так обволакивающе горячо и мокро, что Хосок запрокидывает голову назад и стонет, еще резче толкаясь бедрами.       Чимину так чертовски хорошо сейчас. Нет, не так. Ему восхитительно, крышесносно, невероятно, волшебно, просто прекрасно от осознания того факта, что Хосок открылся ему с этой своей стороны. Что он может доставить ему удовольствие и таким способом. Неожиданностью стало только то, что такого рода секс не просто понравится младшему, Чимин подумал, что он, похоже, станет зависим от такого властного, сильного Хосока, Хосока, который взглядом может поставить на колени и отыметь в рот. Чимин чувствует, что по лицу стекает смесь из слюны и предэякулята, член Хосока глубоко в его глотке, а шарики внутри него перекатываются при каждом толчке и проезжаются по простате. Огнем горящая задница только добавляет красок всей картине. Он сейчас или кончит, или умрет от сверхстимуляции. Но Чимин так хотел быть хорошим для Хосока, так хотел услышать, как он кончит первый, что он подается еще ближе, принимая еще глубже, сглатывает и стонет снова, пуская волну вибрации, увеличивая чужое удовольствие.       С гортанным, низким выдохом на грани стона Хосок кончает, заливая семенем рот Чимина, тот не успевает сомкнуть губы, и немного вытекает на подбородок, сбегает по шее и груди. Хосок стирает белесую дорожку большим пальцем и тихо приказывает:       — Кончи для меня, Чимини. Давай.       Чимин оседает на пятки, касаясь болезненно чувствительными ягодицами жесткого покрывала, непроизвольно сжимает игрушку внутри себя. Видит просто фейерверк перед зажмуренными веками и кончает с надсадным криком, все-таки дернув запястьем, извлекая шарики наружу. Оргазм накрывает, выбивая пол из-под ног, он валится набок, Хосок едва успевает подхватить его. И Чимин уже не слышит, как старший нежно бормочет, поднимая его на руки и укладывая на постель:       — Чимини, хороший мой, ты такой красивый сейчас…мой сладкий мальчик, спасибо тебе…       Хосок оставляет его, чтобы наскоро привести себя в порядок, и возвращается с влажным теплым полотенцем для него. Осторожно обтирает ему лицо, шею, грудь, аккуратно поднимает ногу и вытирает бедра, стирает последние капельки его спермы с живота. Бросает грязное полотенце на пол, чтобы убрать уже утром. Переворачивает Чимина на живот, чтобы осмотреть его задницу и нанести охлаждающий гель. Заворачивает их обоих в одеяло, счастливо вздыхает, прижимая Чимина ближе к себе.       — Хосоки-хен, — сонно шепчет младший.       — Ммм?       — Мне понравилось на коленях, хен.       Хосок приподнимается на локте, чтобы взглянуть в покрасневшее лицо напротив. И неожиданно для себя говорит:       — Хороший мальчик.