Космонеудачники

Прошло два с половиной месяца с тех пор, как новый рекрут начал свои тренировки. Даже повседневная рутина в Галакси Хай не была рутиной — каждый день происходило что-то интересное, я узнавала новые поразительные вещи, такие, о каких за пределами школы знать бы не смогла, занималась наукой, и неплохо прокачала физическую форму. Что ни говори, а симулятивные спарринги на уроке мисс Роскоф теперь давали мне как минимум два дополнительных аргумента в стремлении донести до оппонента мысль — с левой и с правой. И с каждой тренировкой, с каждым новым уроком я чувствовала себя ближе к космосу, ближе к своей мечте, и отрывалась от земли, от всего, что меня тяготило в серых буднях той, обычной жизни, о которой я постепенно забывала, как о неприятном сне. Набрав в учебный график дополнительных курсов, я всё равно недосыпала, но энергия на занятия, казалось, бралась сама собой. И я предпочитала думать, что это от того, что теперь я на своём месте, а не потому что крепкий кофе стал моим постоянным спутником. Сопровождал он меня и сейчас, когда я заседала с Бреттом в кафетерии, попивая из стаканчика ароматный американо. Во внезапно вспыхнувшей страсти к кофе наверняка было что-то генетическое. Теперь я ещё больше напоминала себе своего отца, вечно куда-то несущегося сломя голову со стаканом кофе в руке. Наши с Бреттом сходки между занятиями приобрели постоянный характер и вошли в привычку, как и жалобы друг другу на своих тиммейтов. Неделя была прожита зря, если в течение неё мы хотя бы раз не поделились рассказами про их умственные способности и не посмеялись над ними за глаза. Я была этому невероятно рада — наконец я нашла отдушину, и могу высказываться о проблемах разницы в интеллекте тому, кто меня понимает… К тому же, после случая с грузоподъёмником мне точно больше нечего было терять. Всё вернулось на круги своя - в том числе и обоюдная неприязнь с большинством одноклассников. — Не могу поверить, Бретт, что за лопухи мне достались! — с усмешкой высказывалась я. — Энди и Райан пользуются калькуляторами, чтобы складывать двузначные числа, когда решают астрофизические уравнения! Они вместе со Спевидом ещё и шпаргалки пишут к каждой контрольной, но это — позор. — Кому ты говоришь, — поддержал меня Бретт. — Джош даже калькулятора в руках никогда не держал. Его айкью такой низкий, что он и этого не может! А Йоко учится здесь только потому что надеется привлечь инопланетян своим пением. — Это её спасает. Попади она в школу вокала, получала бы сплошные единицы! — съехидничала я, и мы зловредно расхохотались. — Эй, Эми и Бретт, дадите списать домашку по термодинамике? — к нам подошёл Грег, одноклассник, запомнившийся мне по вечно взъерошенным рыжим волосам, любви к космическому регби и впечатляюще низким оценкам за теоретические предметы. — Отвянь, амёба, разбирайся сам с последствиями своей отсталости, — скривилась я. — Не мешай гениям беседовать! — Да! — подхватил Бретт. — Мне хватает и Джоша, который всё время пользуется моими знаниями! — задумавшись, он ядовито прищурился. — Хотя, если ты купишь мне за это батончики… — Набей цену побольше, пусть оплатит нам обед на двоих, — вставила я. — Домашняя работа от таких как мы должна дорого обходиться! — Ну вы и паршивцы, — с отвращением глядя на нас, Грег покачал головой. — Правду о вас говорят, злобные малорослики. — Небось долго думал над ответом? Ха! — в азарте я хлопнула рукой по столику. — Смени вектор движения, двоечник несчастный! — Молодец, Эми! — восхитился Бретт. — Дай пять! — перегнувшись через весь столик, я подставила ему ладонь, и Бретт радостно ударил по ней своей. — Уверена, он даже не понял, что я сказала. — Вот поэтому вас никто не любит! — сердито крикнул Грег, уходя. — Люди просто завидуют нашему уму, — сказал Бретт, провожая его взглядом. — Они и представить себе не могут, как сложно быть гением! Каждый день живёшь среди дураков… — С языка снял! — поддакнула я. Святые квазары, как же я его понимаю… Да мы просто родственные разумы! Я бы даже обняла его, если бы объятия не повергали меня в животный ужас… В полной гармонии друг с другом мы продолжили разговаривать о науке и безмозглых одноклассниках, наслаждаясь идиллией. Поодиночке я и Бретт были лёгкой мишенью для насмешек, но вдвоём всякий раз объединялись в мегаинтеллектуальный дуэт, разящий окружающих наповал ядовитыми острыми языками — в компании унижать людей было гораздо сподобнее, и мы знали, что в случае чего прикроем друг друга. И ему, и мне хотелось отыграться за все свои прошлые обиды. — Сегодня вместо буфетчика работает Шон, — я обернулась в сторону линии раздачи, на долговязого парня в шапочке для волос, из-под которой пробивались выкрашенные в зелёный пряди. — Небось, наказан директором, с чего бы ему ещё дежурить в столовой… В глазах Бретта промелькнула искра коварства и он вскочил с табурета. — Смотри, сейчас я ему покажу! — шепнул вундеркинд и направился к буфету. Не желая пропускать восхитительное зрелище, я встала и последовала за ним. — Три батончика «Лунный путь» и драже «Метеоритный дождь», — важно произнёс Бретт на линии раздачи. — И дай мне ещё этой жидкой фруктовой сахарозы с органическими кислотами. Шон застыл на месте, пытаясь сообразить, что ему только что заказали, и мы в два голоса гадко рассмеялись над его недоумевающим выражением лица. — Извините…? — переспросил он. — Слово «сок» для тебя более понятно? — не выдержала я, злорадно хихикая. — Надеюсь, для твоего уровня развития это слово в самый раз, всего пять букв, — надменно вставил Бретт, пытаясь не расхохотаться окончательно. — Не торопись, подумай хорошенько! — Опять эти ваши ботанские издёвки! — вышел из себя Шон, швыряя Бретту сладости и коробку с соком, и нас разобрало от хохота. — А ну брысь отсюда, зубрилы проклятые! — он угрожающе перегнулся через прилавок, и мы поспешно ретировались. — Просто обалдеть можно, какие они все глупые! — в восторге выпалила я, отбежав на безопасное расстояние. — Так и напрашиваются, чтобы над ними посмеялись. Но время не ждёт. Мне нужно в библиотеку, так что пока. — А у меня недостроена настольная модель атома, — вспомнил Бретт и махнул мне рукой, прощаясь. — Увидимся! Я отправилась к канатной дороге в библиотеку, приготовившись к тому, что средний уровень айкью моего окружения из-за отсутствия Бретта понизился на две трети. О, эти тяжёлые будни самых умных учеников школы… В библиотеке я искала книги по космозоологии и механике, стремясь заполнить все пробелы в знаниях. Наступила неделя первых экзаменов, и хоть я давно была к ним готова, это означало, что учиться следовало вдвое усердней. Прибыв в конечный пункт, я метко кинула в подвернувшуюся урну допитый стакан и в приподнятом настроении отправилась на поиски книг. На пятом этаже перед рядами книжных стеллажей медленно прохаживался Спевид. Не заметить его среди остальных студентов было трудно, и я, уже готовая отнести нужные книги на пост регистрации, приостановилась. — О, привет, Эми! — звонко поздоровался пришелец, завидев меня. На громкую речь реагировал библиотечный робот-смотритель, поэтому я скорым шагом преодолела лестницу и оказалась на пятом этаже рядом с тиммейтом. — Ищешь что-то? — дежурно поинтересовалась я вместо приветствия. Все этажи библиотеки я за почти три месяца изучила как свои пять пальцев и вполне себе могла бы провести по ним экскурсию. Школьное хранилище книг уже будто стало моим собственным, столько всего я успела прочесть вне основной программы. Впрочем, разве могло быть иначе для той, кто родилась с девизом «хочу всё знать»? — Нет, я смотрю на портреты земных учёных, — беспечно ответил Спевид. — Правда, не знаю ни одного из них… Я обвела взглядом стены стеллажей. Мозаичные изображения великих умов прошлого, которые на них красовались, были ещё одним дизайнерским решением школы. Я сама подолгу смотрела на них, когда заходила сюда. Они напоминали мне о том, как поразительно далеко продвинулась наука человеческой цивилизации. — Это Исаак Ньютон, астроном и отец физики, открывший закон всемирного тяготения, — я кивнула на портрет посередине. — Слева — Альберт Эйнштейн, физик-теоретик, земной основатель теории относительности. А это — Галилео Галилей, астроном, физик и механик. Он жил раньше всех, кто здесь изображён, и известен тем, что одним из первых использовал телескоп. — Ты сама как энциклопедия, — заметил Спевид, улыбнувшись, и я, отчего-то смутившись, замолчала. Заводя разговор со Спевидом, я вдруг заметила, что за всё это время с ним почти не общалась. Учёба вытеснила и планы по исследованию внеземного интеллекта, к тому же я так привыкла к инопланетянам, попадающимся на каждом шагу, что едва ли обращала на них внимание, спеша по своим делам. Даже вечно ворчащие братья Джиббобс, прочёсывающие коридоры общежития со шваброй, уже не так меня впечатляли. Мы молча вышли из библиотеки, выбрав нужные книги, и синхронно спустились по лестнице. — До скорого! — попрощался мертоцианец и помахал рукой, разворачиваясь в сторону общежития. Я никогда не умела начинать разговоры, и сейчас беседа так удачно произошла сама собой, что меня будто что-то дёрнуло её продолжить. — Подожди, — вырвалось у меня. Спевид вопросительно обернулся. Я поспешила нагнать его и подняла на него взгляд, пытаясь определить, настроен ли он со мной говорить. Мне давно хотелось спросить у него кое-что. Наблюдая за Спевидом, каждый день мне приходилось быть свидетельницей таких чудес коммуникации, что в какой-то момент мне начало казаться, что эта его дружба с каждым одноклассником искусственная, наносная, фальшиво-слащавая до скрипа на зубах, и во всём этом определённо есть подвох. Потому что так попросту не бывает — с первого дня сродниться с кучей инопланетян и относиться к ним всем одинаково тепло, да ещё от каждого получать взаимность в ответ… Да это просто какая-то архисложная сеть манипуляций, которую я не понимаю в силу своей социальной слепоты! А всё непонятное всегда не давало мне покоя, и я чувствовала, что скоро загадка мертоцианской этики доведёт меня до невроза, если я не займусь ей. — Каково учиться на другой планете? — спросила я. — Должно быть, в окружении инопланетян и их порядков ты чувствуешь себя чужим? — Я бы не сказал, что это так, — весело отозвался Спевид. — Земляне или мертоцианцы, подружиться можно со всеми. А если вы друзья, то какая разница, с каких вы планет. К тому же Земля очень похожа на Мертоц, здесь всё так узнаваемо и знакомо… Хотя иногда я действительно чувствую себя странно. Когда жму кому-то руку, или когда смотрю на небо. — На небо? — я подняла брови. — У нас на Мертоце оно жёлтое, — пояснил Спевид. — Ах, да… — неловко спохватилась я. Жёлто-оранжевый небосвод я видела на фотографиях кадетской школы мертоцианцев, которые мне показывал Эр Джей. У планеты Спевида было оранжевое солнце. — Жаль, что земляне не впускают инопланетных туристов, — продолжил Спевид с чуть печальной улыбкой. — На вашей планете столько материков, которые можно посетить, и каждый не похож на другие… Такое разнообразие. — Да, пожалуй, — нехотя бросила я. Я знала, что Мертоц — относительно небольшая планета, уступающая по массе Земле, с ровным и стабильным климатом. — Мертоц везде одинаковый, — сказал Спевид. — И мы все — единый народ. Говорим на одном языке, у нас одни традиции… Мы как одна большая семья! Я прищурилась. Планета с единственной национальностью, признаться, немного удивляла. Если только мертоцианцы не создали на ней единое государство или что-то вроде того. Спевид с интересом наклонил голову, вчитываясь в название книги, которую я ещё держала в руках: — Космозоология… Любишь уроки мисс Шрегер? — Я не выделяю предпочтений среди предметов, потому что каждый предмет важен в профессии и это данность, — заявила я, пряча книги в сумку. — У тебя есть фавориты? — Астрономия, космолингвистика и культура инопланетян, — Спевида, казалось, моя ботанская манера говорить не смущала — пока ещё. — И я записался на лекции мистера Эс по землеведению, чтобы лучше понимать людей. Их проводят специально для инопланетных студентов. Это так интересно! — Это ты правильно сделал, — я невольно вспомнила, как Спевид испугался тостера и жвачки. — Кстати, у тебя отличный английский. Где ты так научился говорить почти без акцента? Несмотря на мастерское владение английским, то, что язык для Спевида неродной, можно было понять, внимательно вслушавшись в его речь. Он часто говорил нараспев и тянул гласные звуки перед каждой новой фразой, а мне было уже известно, что мертоцианский язык относится к тональным, как человеческий китайский. — Мои родители работали переводчиками в межпланетном посольстве. А вообще, в знак содружества с Землёй многие мертоцианцы с детства изучают английский язык… Разве ты не знаешь? — беспечно-весёлое выражение на лице Спевида преобразовалось в удивлённое. Я отрицательно покачала головой. — Уже много лет мы используем на своей планете английский алфавит. Это что-то вроде культурной интеграции. — О, ну… это прекрасно, — сказала я, потому что надо было что-то сказать, и Спевид просиял от радости. Как же легко его осчастливить, святые квазары. Не существо, а ходячий циркулятор эндорфинов. Пожалуй, мои опасения о том, что Спевид — страшный манипулятор, внушающий всем любовь к себе тонкими психологическими уловками, не подтверждаются… Он прост как центовая монетка. — Привет, ребята! — вдруг крикнул Спевид куда-то за мою спину, заставив меня поспешно обернуться. Мимо нас проходила небольшая группа старшекурсников. Увидев мертоцианца, они остановились и дружно проскандировали «привет, Спевид!». — Идём, я со всеми тебя познакомлю! — обратился ко мне Спевид. — А это обязательно? — запаниковала я, изо всех сил вцепляясь пальцами в прижатую к груди сумку, но всё же последовала за ним к остановившейся компании. Я не запомнила ни одного имени, которое мне назвал Спевид, думая только о том, как бы незаметно сбежать отсюда, и вернулась в действительность только когда дело дошло непосредственно до меня. — А это Эми из моей команды, — Спевид положил руку мне на плечо. — Она у нас умная! К чужим прикосновениям я не привыкла настолько, что едва подавила рефлекс «бей или беги». Пришлось остаться на месте и выдавить из себя улыбку больного лунной лихорадкой. Интересно, можно ли получить травму лицевых мышц, если неудачно улыбнуться?.. — Привет, Эми! — вразнобой поздоровались старшекурсники. — Здрасьте… — промямлила я и незнакомая девушка с выкрашенными в розовый волосами дружелюбно обратилась ко мне. — Кажется, ты немного потеряна здесь, — произнесла она. — В Галакси Хай всегда так. Сначала тебе непривычно и сложно, тяжёлые тренировки и необычные задания кажутся трудными, но потом привыкаешь и понимаешь, что это и вправду лучшая школа на свете! Я не ответила ничего, молча думая о том, как она не права. В Галактической школе я с первого дня как дома, просто выгляжу так, будто рухнула с Луны. — Не путай новобранца, — прервал её парень в серой толстовке. — Галактический защитник — это больше, чем профессия, это образ жизни. Не всякий, кто сюда зачислен, дойдёт до последнего курса. Имейте это в виду. — Думаю, наша команда верно выбрала свой путь, — улыбнулся Спевид. Я перевела взгляд на него. Да уж, мертоцианец, который с таким энтузиазмом рвётся в кадеты — случайности здесь быть не может. Вся школа до сих пор недоумевала, каким солнечным ветром его сюда занесло. Но факт оставался фактом — учился Спевид довольно неплохо и мало чем уступал другим одноклассникам. Это одноклассники уступали ему — по части душевности и коллективизма. Люди считались довольно социальным видом по межпланетной шкале коммуникабельности, но мертоцианцы с лихвой обошли человечество - они гиперсоциальны. Поэтому, едва дождавшись, когда толпа очередных друзей Спевида наконец тронется с места, я рванула в противоположную сторону что было сил, пока он меня ещё с кем-нибудь не познакомил. Спевид не успел сказать ни слова и только проводил меня удивлённым взглядом.

***

Через час, в начале урока космографии, я и Бретт блистали перед всей аудиторией, представляя наш общий доклад про эволюцию цивилизаций. — Ну, как прошло? — поинтересовалась я, возвращаясь за парту вместе с Бреттом. — Просто отлично, — скучающим тоном ответил Джош, подперев ладонью щёку. — Мы все тут чуть не уснули. А что, разве это не признак хорошего доклада? — с ухмылочкой спросил он, глядя на наши сердитые лица. — Тебя спросить забыли. Ты же спишь на любом уроке, который требует работы мозга, — проворчала я. — Йоко? — мы с Бреттом повернулись к одиночной парте, за которой сидела главная творческая личность класса и усердно подпиливала ногти. — Да, да, ваш доклад невероятно интересный, — не поднимая на нас взгляда ответила Йоко, а затем вдруг крутанулась на стуле и вручила нам по билету: — Приглашаю вас обоих на премьеру моего мюзикла «Йоко-Суперзвезда»! В главной роли — Йоко, хореограф — Йоко, композитор — Йоко, танцевальную программу исполняет Йоко… — А не слишком ли много Йоко на один проект… — прищурилась я, разглядывая билет, на котором красовалась разукрашенная фотография Суперзвезды. На этом Бретт и я закончили отвлекаться от урока, преисполненные осознанием того, что все здесь сидящие просто не в состоянии оценить всё великолепие нашего интеллекта. — Пришло время проверить ваши знания перед итоговым контрольным тестом. Посмотрим, как вы выучили карту галактики, — продолжил мистер Спозерсклиф. — На какой обитаемой планете в секторе D самые крупные запасы полезных ископаемых? — он даже толком не успел договорить, как мы с Бреттом дружно вытянули вверх руки, сопернически поглядывая друг на друга. Элемент соревнования из нашего общения всё-таки не ушёл — он направился в позитивное русло, но половину докладов, экспериментов и совместных изобретений мы сделали движимые нежеланием хоть в чём-то друг другу уступить. — Кариотис-78! — хором выпалили я и Бретт, не давая никому опомниться. — Очень хорошо, Бретт и Эми, — сказал мистер Эс, скрещивая руки на животе. — Луна какой планеты является промежуточным пунктом торгового пути Зордон — Земля? — Планета Кимморт! — Что ж, это правильный ответ, вы молодцы, — ответил мистер Спозерсклиф уже с лёгким недовольством, но продолжил опрос: — В каком секторе находится ядро нашей галактики? — Сектор А, разумеется! — не унимались мы с Бреттом. Вопрос так вопрос — проще простого. Многозначительно кашлянув, мистер Эс снял свои очки, протёр носовым платком из нагрудного кармана и водрузил обратно. — Назовите его галактические…. — Координаты? Долгота — триста пятьдесят девять градусов, пятьдесят шесть световых минут, и… — Тихо, дети, — наконец не выдержал учитель, к недовольству нашему и тех одноклассников, кто весь семестр валял дурака. — Ваша подготовленность к уроку очень похвальна, но остальные ученики тоже должны показать свои знания. Кто-то позади нас обречённо вздохнул — кажется, это был Джош. Я и Бретт дружно скисли, опустившись за парту. Такие моменты мы оба ненавидели — почему мы должны сидеть и страдать от безделья, пока мистер Спозерсклиф медленно, мучительно медленно проверяет знания одноклассников, а те мнутся, запинаются и подолгу молчат, изо всех сил стараясь вспомнить лекции? Лучше бы он сделал текстовый опросник… Всё это было просто, слишком просто — все эти лекции, учебник и такие простые задачи! Все темы за первый семестр мы с Бреттом давно уже прочли и заучили наперёд, и теперь на уроках космографии нам было ужасно скучно. Поэтому, едва дождавшись, когда мистер Эс закончит урок и благословит нас всех успешно сдать экзамены, мы с Бреттом высказали друг другу совершенно одинаковую идею — и обменялись довольными кивками. — Вы хотели что-то сказать, Эми и Бретт? — мистер Эс обеспокоенно посмотрел вниз, почти себе под ноги, когда мы оба возникли прямо перед ним, широко улыбаясь. — Мистер Спозерсклиф, мы хотим обратиться к вам с просьбой, — начала я. — Мы прошли весь учебник за первый семестр, — продолжил Бретт. — Это так элементарно! — Да, и мы хотели бы попробовать что-то по-настоящему трудное, где нужно действительно хорошо подумать! — вторила ему я. — Вы дадите нам задание повышенной сложности? — с придыханием закончил Бретт, и я заметила, как даже глаза у него заблестели от ожидания новой занимательной задачи. — Дополнительное задание? Вы уверены, что готовы взять его прямо сейчас, на неделе экзаменов? — мистер Эс озадаченно почесал в ухе. Мы горячо закивали. — Мы готовы к экзаменам уже несколько недель, так что самое время нам взяться за что-то стоящее, — ответила я. — Припоминаю, у меня где-то был старый задачник за второй семестр… — задумчиво изрёк мистер Эс, и мы просияли. Космография сегодня была последним уроком, и мы засеменили вслед за учителем в общежитие, к профессорской комнате. Мельком мне удалось заглянуть в покои мистера Эс, пока он искал на полках книжного шкафа то, что нужно. У стены стояло нечеловеческих размеров кресло, неподалёку примостился телевизор допотопно старой модели, на фоне всех технических новшеств школы казавшийся просто ископаемым, а остальной периметр комнаты был заставлен стеллажами и шкафами, в которых хранились космографические атласы, учебники и научные труды. — Вот, держите, — учитель вручил нам задачник и указал мясистым зелёным пальцем на обведённый карандашом номер. — Если вы решите эту задачу, я поставлю вам обоим по дополнительной пятерке. — «Определить цвет и морфологический тип удалённой галактики F-32», — прочитала я. — Легко! — выпалил Бретт. — Легко! — повторила за ним я. — Надо всего лишь снять кадры экспозиций… — …и построить изображение плоского поля! — продолжил Бретт. — А потом… — Не торопитесь, будьте внимательнее, — мистер Спозерсклиф почесал в ухе с особенной кропотливостью. — Эта задача не так проста, как кажется. — Ла-адно вам, мистер Эс, — я широко ухмыльнулась, заставив учителя почему-то нервно моргнуть всеми тремя глазами. — Как будто вы не знаете, на что способны ваши лучшие ученики. Из общежития мы с Бреттом вышли смеясь, бравируя своей эрудицией и предвкушая упоительный вечер мозгового штурма. — Определить данные галактики — и всего-то? — хмыкнул Бретт, опуская руки в карманы брюк. — Мистер Эс нас недооценивает! — Возможно, задача и вправду с подвохом, — я задумчиво повела плечом. — Но когда ты был против лёгкой дополнительной пятёрки? — я смешливо приподняла уголок рта. — Такие задачи про гамма-всплески излучения — это проще, чем доказать теорему Виета, — усмехнулся маленький гений. — Что тут сложного? — Не забудь учесть, что уровень умственного развития остальных студентов гораздо ниже нашего, — заметила я, и наши лица расплылись в одинаково честолюбивых улыбках. Как всё-таки приятно сознавать, что ты умнее других. Мы снова засели в кафетерии, чтобы взять по чашечке горячего шоколада. В моей голове уже складывались кадры комбинации плоских полей, полученные методом компьютерного мониторинга, и отыскивались коэффициенты уравнений. Никакие слова не передали бы в нужной степени, какая это идиллия — вот так сидеть в тени рассаженных повсюду пальм, обсуждать учёбу, делиться свежими идеями… и рассуждать о том, что те, кто обзывает нас занудами, просто жалкие идиоты. За эти два месяца мы смогли внести в научный центр много новшеств, в начале октября Бретт случайно придумал желейный лабораторный крио-шкаф, пока ел желе. В научном центре весь день дивились настенному крио-шкафу с железистым содержимым, в котором, как в подушке из желатина, надёжно хранились образцы, и которое оберегало их от повреждений. Правда, большой ошибкой было принести шкаф в общежитие, чтобы всем показать новое достижение науки. Джош использовал его как холодильник для обычных продуктов и засунул в него буррито, залив соусом всю крио-плазму, отчего она приобрела неповторимый запах и цвет соуса табаско. Порождение гениальной мысли пришлось отдать ему. Теперь в комнате Джоша и Бретта стоял крио-шкаф, в котором Джош не убирался неделями, и в последнее время даже он сам боялся открывать этот ящик Пандоры. И, наверное, от окончательного упадка и хаоса их комнату спасал только робот-пылесос. Бретта это выводило из себя, и мне регулярно приходилось выслушивать его гневные речи, но слово «порядок», похоже, вообще в лексикон Джоша не входило. Поэтому без всяких вопросов решено было провести мозговой штурм у меня. Энди была совсем не против гостей. В этот вечер она и Райан оставались в нашей комнате, готовясь к экзамену по правилам вождения хорнета, и кто, как не мы с Бреттом, могли подсказать им всё, что нужно. Дождавшись, когда стемнеет, и на кампус опустятся тропические сумерки, мы приступили к первому пункту задачи — направились сперва в обсерваторию научного центра, чтобы заснять кадры галактики F-32, затем полученные результаты отсканировали на наших ноутбуках. Но это было лишь малой долей от всего задания. Мистер Эс решил проверить нас на навыки настоящих исследователей космоса, а в космосе редкие объекты ясны с наблюдательной точки. Данные этой галактики можно было узнать только методом сложных многоступенчатых уравнений и компьютерных расчётов, и мы продолжили, не мешкая. Вечер плавно переходил в ночь, Энди и Райан на другой стороне комнаты засыпали за учебниками, но нас с Бреттом было не остановить. Никто из нас обоих не сомневался, что уже этим утром мы отправим мистеру Спозерсклифу решение и клавиатура едва ли не дымилась под нашими пальцами, бешено печатающими расчёты и таблицы графиков гамма-всплесков. Но как только дело дошло до финального уравнения, что-то пошло не так. «Ответ неверный» — высветилось на моём экране запрограммированное учителем сообщение. От такого поворота я даже выплюнула кофе обратно в стакан, сперва подумав, что мне показалось из-за усталости. Но нет — страшное сообщение висело во всплывшем окошке как доказательство моей некомпетентности, красноречиво и неумолимо. «Святые квазары, дожили! Это всё точно от невнимательности, надо больше спать» — подумала я и пересмотрела таблицы с показателями цвета звёзд. «Ответ неверный» — безучастно повторила программа. — Что за… — я почувствовала, как нервно дёрнулся глаз. Карфаген должен быть разрушен! Только не Карфаген, а задача. И не разрушена, а решена. Может, я что-то упустила в решении цветового уравнения? «Ответ неверный» — и в третий раз система оповестила меня о неудаче. Я украдкой глянула на Бретта, сидящего рядом за моим столом. Судя по его лицу, выражавшему высшую степень бескрайнего шока и неверия, на его экране всплыло такое же сообщение. Несколько минут мы оба просидели в мрачном молчании. Никто из нас не решался ничего сказать. А что тут скажешь, получив такой удар по интеллектуальной самооценке? — Ничего не понимаю, — наконец произнесла я. — Все операции произведены правильно, формулы верны — вот, в точности как в учебнике! — для пущего доказательства я потрясла в руке пособием по космографии. — Только почему-то этот правильный ответ не засчитывается, — язвительным, но тревожным тоном ответил Бретт. — Может, дело в коэффициентах уравнений перехода? — Дай взглянуть, — Бретт встал из-за стола, подошёл ко мне, сидящей на кровати, и деловито прищурился. — Ну вот! Кто так записывает ошибки калибровки? — он ткнул пальцем в одну из таблиц на моём экране. — Их надо обозначить с точностью до тысячных! Неудивительно, что ты в них запуталась! — Спасибо за наводку, но ты пока и сам не слишком успешен, — раздражённо ответила я, сдувая с лица косичку. — Да, но это мы сейчас посмотрим! — воскликнул Бретт, распаляясь сильнее. — Сейчас перепроверю уравнения и пятёрка будет моя! «Ответ неверный» — в очередной раз посетило нас сообщение. — Не может быть! Здесь что-то не так! — Бретт, казалось, сам не мог поверить в то, что у него что-то не получается. — Это невозможно! — Да, что-то не так в наших вычислениях, — пробормотала я, но в следующую секунду меня осенило, и я поставила стакан с кофе на прикроватную тумбочку, щёлкнув пальцами. — Бинго, я поняла! Задачник ведь старого образца, и надо использовать земную систему Джонса-Касинса — программа реагирует на оформление! — Твоя система Джонса-Касинса — полная ерунда, которая недействительна уже полвека! — заявил Бретт. — Мистер Спозерсклиф не дал бы нам устаревшее задание! — А что, если это и есть тот самый подвох задачи, и он проверял нас на знание предшествующих методов? — задетая его замечаниями, я из принципа не желала сдавать позицию. — Знаешь, Эми, иногда ты несёшь такую чушь, — сообщил Бретт, заставив меня прикусить губу от злости. — Я пытаюсь хоть как-то продвинуть дело, а ты только критикуешь и пытаешься меня наставлять! — взорвалась я. — Ты ещё не преподаватель, так что займись задачей, которую сам не в состоянии решить! — И решу! — выпалил Бретт и метнулся к своему ноутбуку. — И давай! — Сейчас решу! — упрямился Бретт. — Осталось только проверить, как приведены потоки от объектов к экспозиции в одну секунду, и… «Ответ неверный». — Ха-ха, кто бы говорил, — всё ещё обиженная его замечанием про мой интеллект, желчно вставила я. — Небось у тебя там даже зависимости нелинейно описаны, Эйнштейн… Бретт обернулся на меня, и я осознала, что вызвала у него эмоциональную эксплозию. Я едва ли могла понять, что происходит. Мы никогда раньше так не ругались. В основном потому что я, предвидев очередную бурю возмущений, — не заметить настроение Бретта было сложно, — спускала всё на тормоза, но теперь не то так сказывалось желание наконец пойти спать, не то кто-то из нас пересёк черту терпимости. — Это уровень твоих ошибок, так что твоё предположение неверно! — съязвил Бретт. Я едва не сгорела на месте от злости. С какой это стати он обращается ко мне так, словно я гораздо его глупее?! Никто ещё не смел подозревать меня в глупости! Какой меня только не называли за всю мою жизнь — противной, жуткой, уродливой, невоспитанной, но тупой — никогда!