Легенда о кельте, покорившем Персию

Примерно 424 г. до н. э. Любой знающий человек скажет вам, что неважно, двигаетесь ли вы с большим караваном верблюдов или скачете в одиночестве на лошади, заедете ли вы с юга или, может быть, с севера, из Пасаргады, главная столица нашего великого государства, да хранит его Ахурамазда, всегда появляется на горизонте сродни миражам. Но чем ближе вы подъезжаете, тем больше растет уверенность, что это реальность, и тем больше людей встречается вам на пути. Сюда везут все: шелк, выскобленые шкуры, овечью шерсть, золотую утварь для знати и медную для простых людей, «морской фиолетовый коралл», из которого делают редкий пурпурный краситель для ткани, а еще без счета плодов и орехов на царский стол. Ко входу в город ведет лестница из ста шести ступеней, которая оканчивается у ворот, охраняемых быками. Кто-то из приезжих пойдет внутрь, кто-то расположится у стен Персиполиса, но все они еще долго по всем городам и деревням будут разносить рассказы про красоту их столицы. Говорят, в ападане, главном дворце для приемов, можно одним глазком взглянуть, как Великий царь, царь царей, фараон Египта, Дарий ll с советниками своими решает дела государства, а после его приказы и законы будут отправлены во все сатрапии и оглашены, чтобы всякий знал волю его. Было только одно небольшое «но»… Простой народ особо и не задумывается, что царь их, один из сыновей Артаксеркса I, еще слишком мал для правления, а старшие братья его сгинули в междуусобной борьбе и временно роль царя царей занимает человек, один вид которого вызвал бы у персов волну негодования. Он не был ни персом, ни вавилонянином, ни медийцем, ни даже египтянином. Он был бриттом, с острова, названия которого здесь никто и не слышал, впрочем он не так долго жил там, в юности родители продали его, очередного ненужного нахлебника, и жестокая судьба занесла его в Египет, где он попал в рабство. Тридцать лет назад он приехал из Египта в Персиполис, когда его хозяина, устроившего восстание против Персии, схватили и доставили на суд Артаксеркса, а все его рабы стали пренадлежать царю. Бритт привлек к себе внимание, он был слишком светлокож, не носил бороды, не высказывал почтения, а еще был альфой. Царь ценил альф больше всех прочих, пусть и сам был бетой, окружал себя ими и, может, именно поэтому взял раба во дворец и два года спустя дал ему свободу. Так Колин, ребенок из приморской деревушки, что стоит на острове, который Цезарь однажды назовет Британией, начал свой подъем до советника правителя одной из величайших империй на земле. Его содействие Артаксеркс ценил настолько, что именно его назначил управлять государством в случае, если его дети будут к этому не способны. Когда царь умер, он без сомнения поддержал его законного наследника, названного Ксерксом ll, но его правление длилось всего сорок пять дней и закончилось смертью от рук стронников его сводного брата Согдиана, который и сам держал власть всего-то чуть больше шести месяцев. Чтобы род не прервался, Колин выбрал из детей наложниц нового царя и поклялся защищать и его, и империю до той поры, пока его услуги станут больше не нужны. Так он стал регентом, и многим было поперек горла, что какой-то бритт правит Персией. Его пытались травить, подсылали к нему убийц, поджигали его покои во дворце Артаксеркса, но боги хранили Колина, и лишь порой ему приходилось напоминать некоторым сатрапам, что их власть может быть очень коротка. Вот и сейчас, когда полуденная жара чуть схлынула, для Колина вновь продолжились государственные вопросы, которые не терпели отлагательств. С одной стороны скифы продолжают свои набеги, пусть и не угрожая империи, но доставляя определенные проблемы. С другой — афиняне, загордившиеся своими былыми победами, ну, а еще есть немало внутренних проблем вроде очередного сатрапа, который решил, что может не отправить в срок ежегодную дань. — Отправьте к его границам «бессмертных», все десять тысяч, пусть встанут у него под стенами города и постоят пару дней, готовясь к битве. — Разве этого не будет мало, регент? — один из советников, который сидел за столом ближе всего, наклонился и обдал Колина резким запахом благовонных масел, которым умащивал кожу, чтобы та не сохла в их климате. — Царское войско… — Остальное войско останется на своем месте. Пусть они думают, что войско на подходе, и решают что для них лучше. Если Тиссаферн после этого все еще захочет задерживать те 500 талантов серебра, что его сатрапий должен казне, я очень сильно удивлюсь. Колин закончил говорить, и тут же его приказ был записан на папирусе и передан гонцу, который уже через час будет в нескольких шемах от города. Колин превел дух и потребовал воды, которую служанка поднесла, раболепно поклонившись. Он отвернулся, как бывший раб он не мог относиться к рабовладению так же, как все эти знатнорожденные советники, что окружают его. К сожалению, весь этот мир, в том числе и Персидская империя, стояли в самом своем оснавании на миллионах несвободных людей, которые на деле ничем от своих хозяев не отличаются. Вода в дутом бокале из цветного аравийского стекла была теплой и почти не утоляла жажду, а все эти вельможи за столом так и смотрели ему в рот, ожидая, когда их совет продолжится. — Господин! — Колин обернулся, взглянул на вбежавшего в двери юношу, который под этим взглядом весь стушевался. — Там… Там гонцы, говорят из Киликии, с даром царю… — И что у них? — Колин устало потер глаза, надеясь, что ему не принесли очердных женщин, или ковры, или джемы. Жарко. Хотелось уже зиму скорее, но до нее еще очень долго. Когда-то он думал, что привыкнет к здешней жаре, к здешнему укладу жизни, но все еще где-то в его памяти, как драгоценная жемчужина, хранилось воспоминание о прохладе и бушующем холодном море. — Эммм, — гонец невольно помялся, уже сомневаясь, стоило ли так прерывать совет ради двух грубиянов из Киликии, которые велели позвать регента. — Не…невольница…п-прекраснейшая во всех двадцати четырех сатрапиях…они так сказали. Под взглядами юноша сгибался все сильнее, пока наконец не оказался на коленях, лбом прижавшись к холодному каменному полу, потому что эта поза, как он теперь думал, лишней совсем не будет. Но Колин просто встал и с некоторым облегчением воспользовался моментом, чтобы распустить совет. Это было, может, и малодушно, но по утрам от него было больше пользы в политических делах. Вступив в тот зал, в котором все цари принимали у себя посланников и просителей, Колин обнаружил, что у подножья лестницы стоит массивный сундук, но никого нет рядом с ним. — Где же послы из Киликии? — спросил регент, и тот юноша вновь начал сползать на пол, чтобы упереться лбом в пол. — Не знаю, господин. Были здесь, говорили, что в сундуке их дар спрятан, чтобы никто на него не смел глазеть. Никто не видел как Колин закатил глаза. Ахриман бы всех тех побрал, кто продолжает присылать этих несчастных запуганных рабынь, которые не нужны были царю, ибо он еще мал, и Колину как альфе тоже были ни к чему. Обслуга дворца пополнялась еще одной душой, сатрапы или другие знатные лица ставили себе галочку, а на деле никакой пользы ни государство, ни Колин не получали. Регент велел найти тех, кто принес сундук и спустился вниз, разглядывая причудливый узор скорпиона на золотой крышке. По бокам сундук был украшен резьбой, через которую внутрь поступал воздух, и оттуда сейчас доносился тонкий, почти сладкий аромат, который казался Колину знакомым, но он никак не мог вспомнить. Это было противоположностью всем запахам Персеполиса, резких от специй, приторных от благовоний и масел, горьких с улиц и, всегда и везде, запах роз. Запах стал решающим фактором для Колина и он потянул крышку сундука вверх, чувствуя, что вот-вот вспомнит. На него пахнуло, окутало, интригуя больше, чем эта, кто бы там ни была, невольница. На дне сундука лежал кто-то под накидкой из темно-зеленого шелка, вышитого золотыми цветами, Колин взглянул на нее и оглянулся позвать кого-нибудь, чтобы отвели новую рабыню к распорядителю. В следующий миг самым краем глаза он заметил, как взметнулась почти бесшумно зеленая ткань и это спасло ему жизнь. Острый конец короткого копья ткнулся ему под ребро, проткнув кожу и заставив отшатнуться. Если бы это был нож, то все закончилось бы быстро, но почему-то копье и очень сосредоточенные зеленые глаза, глядящие на него снизу вверх, из сундука. Колин отшатнулся еще, и металл вышел из его тела, он понял, что это не смертельно, но понял это не только он. Мгновение спустя нападающий выпрыгнул из сундука наружу, оказавшись вовсе не девушкой, а довольно коренастым юношей в одежде сродни той, что носят «бессмертные», и рассеченой нижней губой. Это был очередной убийца, который замахнулся копьем, не видя или не обращая внимания на то, как все караульные, что были поблизости, уже бегут к нему с саблями наголо. Бросок копья ничто не могло остановить, оно пронеслось над целью, когда Колин бросился на пол, спасая свою жизнь. Наемник был схвачен почти сразу, он ничего не в силах сделать с хорошо вооруженной охраной дворца, хотя почти дотянулся до висящего на его поясе кинжала. Это было что-то новое. Раньше никто не пытался убить регента столь сложным способом, все убийцы появлялись после захода солнца и лишались голов до его восхода. Этот парнишка был близок, как никто другой, Колин чувствовал боль в том месте, где копье вошло в плоть, и как намокает одежда вокруг раны. Но ранение волновало его меньше всего, точно меньше, чем ярость в зеленых глазах, сияющих на фоне смуглой загоревшей кожи. И кажется, запах, что шел из сундука, — это его запах, такой, какой бывает только у омег, который распирает легкие до предела. Кто же ты?  — Кто ты? — может быть, голос у Колина должен быть совсем не такой, как сейчас, но это не в его власти. — Убийца, — голос у этого омеги тоже оказался совсем не соответствующим всему, что он говорит. — Не особо хороший убийца, видимо. — усмехнулся Колин. — Как твое имя? — Я не скажу тебе! — Кто послал тебя? — Я наемник, я взял деньги и не задавал вопросы. Вот сейчас Колин должен решить: отправит ли он этого упрямца к палачам, которые к ночи вытащат из него всю правду, или просто велит выволочь из дворца и перерезать горло. Но… — Почему копье? — наемник посмотрел в ответ с недоумением. — Очевидно же, что с ножом или кинжалом ты добился бы большего успеха. Копье самый неудачный выбор. — Кровь на твоей одежде говорит об обратном. Я отлично управляюсь с копьем! — Не похоже на то. Раз дело не в оружии, значит, это ты плохо обучен. — Да как ты смеешь! — несдержаность и ярость, разбушевавшиеся в омеге все больше веселили регента. — Дай мне еще одну попытку и увидишь, как ошибаешься. Это будет, собственно, последнее, что ты сможешь увидеть. Колин хмыкнул. Поразмышлял и хмыкнул опять. — Выкиньте его за ворота вместе с его копьем. — Те, кто держал наемника, явно были озадачены, но сказалась выучка, и они поволокли горе-убийцу на выход, не давая ему даже слово сказать. — В другой раз бей как следует, юный омега. Бей со всей силы. Омегу выволокли и бросили в самую пыль оживленной торговой улицы. Бойкие выкрики на арамейском заглушили все вокруг, кроме очень злых мыслей, засевших в его голове. Он вообще легко раздражался, сказывались кельтские корни, плохое, а точнее никакое воспитание, много голодных дней и рабство. Он поднялся на ноги, сбил пыль, поднял копье и пошел прочь, обдумывая новый план убийства регента царя царей. Потому что он наемник! Он наемник, а не тот забитый беглый раб по имени Тэрон.