***
Позже той же ночью Катаре снятся сны. Она идёт по розовому саду, улыбается, смотрит, как росистые лепестки цветов гнутся под тяжестью дождя. Над её головой растёт лунный полумесяц. А рядом кто-то поёт. Она продолжает путь по извилистым тропинкам, теряясь в пьянящем аромате распускающихся роз. Потоки солнечных лучей Вдали меняются на звёзды, Что серебрятся в небе Каплями воды И небо южное парит, Ещё раз скоро повернётся Оно однажды вокруг солнца Сына пламени свечи… Она поворачивает за угол. Дорога продолжает петлять сквозь розовые кусты. Кто же это поёт? Голос кажется ей странно знакомым... Однажды вокруг солнца… Она просыпается, резко садится и сразу же ударяется лбом о лоб Азулы. Катара испускает крик, отползает от неё и хватается за голову от боли. — Что... что ты творишь? — она стонет, вслепую нащупывая флягу с водой. Азула смеётся — почти хихикает, на самом деле — как будто она шалящий маленький ребёнок. — Убирайся, — рявкает Катара, откупоривая флягу и прикладывая успокаивающую лоб водяную перчатку. Она задумывается — всего на мгновение — не залечить ей ли такой же синяк у Азулы. Но потом она решает, что это будет ценой, которую девушка заплатит за то, что пробирается в каюты спящих людей. — Что здесь происходит? Катара поворачивается к двери. Она может только представить, как странно это всё выглядит для Зуко: его сумасшедшая сестра, сидящая на кровати, улыбается так, будто она и Катара собираются начать болтать о мальчиках и заплетать друг другу волосы. — Ничего. Азула просто пытается напугать меня, — отвечает она, и, как по команде, Азула проворно вскакивает на ноги и смеётся, прежде чем протолкнуться мимо Зуко. Прищурившись, он смотрит, как она исчезает в коридоре. — Мне показалось, что я услышал крик, — говорит он наконец, когда шаги Азулы стихают. — Так и есть. Я проснулась, и она испугала меня, — Катара дотрагивается до своего всё ещё чувствительного к прикосновениям лба и морщится. — Она пела. Зуко приподнимает бровь. — Азула? Пела? — Да. Что-то о звёздах... южном небе... — она аккуратно отправляет покорением воду обратно во флягу. — О Солнце. Точно! Однажды вокруг солнца, — Катара качает головой и улыбается. — Я и раньше думала, что она сумасшедшая, но... — она замолкает. Зуко пристально смотрит на неё. — Что? Что такое? Он не отвечает. И тут она осознаёт, что он смотрит не на неё, но сквозь неё. Пытается вспомнить что-то. — Это... звучит знакомо, — говорит он наконец. — Может быть, это пела твоя мама? — подсказывает Катара, внимательно наблюдая за его выражением лица. — Возможно, — он пожимает плечами и отворачивается, желая ей спокойной ночи. Она слушает, как затихают его шаги, а затем встаёт на ноги. Направляясь к рулевой рубке, Катара жалеет, что не взяла с собой фонарь: она и не думала, что её голени могут быть настолько хороши в распознавании каждого встречного предмета в темноте. Наконец Катара заходит в рубку, замечает свет и гадает, не оставила ли она фонарь зажжённым. Не оставила. Зуко смотрит на неё, держа в ладони огненный шар. Другая его рука лежит на картах, и его палец подчёркивает всего одно слово. Солнце.***
Зуко очень насторожен. Он сомневается, постоянно спрашивает себя о том, каковы могут быть намерения Азулы. Катара полна радужных надежд и быстро указывает ему на возможную от неё пользу, которая, по её мнению, перевешивает недостатки их положения. Однако спокойные предположения и разумные возражения быстро уступают место горячим словам. — Ты что, спятила? — Зуко отбрасывает карту в сторону. — Изменить курс, потому что Азула нарисовала что-то на карте и сочинила песню? — Ты же сам сказал, что это была песня, которую пела твоя мама! — О, отлично. Давай основывать все наши навигационные решения на детских стишках. — Ты специально говоришь так, чтобы это звучало безумно! — Катара сердито забирает у него карту. — Я уверена, Азула знает что-то, чего не знаем мы. Она может знать, где твоя мама. — По словам Азулы, моя мама сейчас на этом корабле. Просто она невидима, и только Азула может её слышать, — Зуко встаёт. — У неё галлюцинации. Хочешь узнать нужное направление у той, кто разговаривает с людьми, которых здесь нет? Прекрасно. — А что может случиться при худшем раскладе? Мы задержимся на пару недель. Послушай, эта деревня — Солнце — находится недалеко от Сенлин. Нам лишь слегка придётся изменить курс. — Это лишние пару недель времени и сил. Кроме того, если мой дядя думает, что мы направляемся в Ба Синг Се, он будет искать нас по прямым маршрутам. Не в этой... — Зуко хмурится и смотрит на карту, — этой южной глуши. — Если мы найдем твою маму… — Чего мы не сделаем. — Почему ты так уверен? — Азула всегда лжёт, — Зуко говорит резко, его голос звучит устало, и Катара понимает, что теряет интерес к потенциальному спору. Она снова садится и долго смотрит на карту, размышляя. Зуко молча стоит у штурвала, скрестив руки на груди. — Знаешь что, это твой выбор, — наконец говорит Катара, всё ещё вглядываясь в карту. Она сопротивляется желанию добавить «но, по-моему...»: это то, что Зуко должен решить сам. — Если ты хочешь продолжить путь в Ба Синг Се, прекрасно. Если хочешь сделать крюк, то тоже хорошо. — Я подумаю, — говорит он и уходит. Катара вздыхает, глядя на отметки, сделанные Азулой на карте. «Какие же они оба упрямые», — думает она.***
Дождь идёт всю ночь, лишь слегка ослабевая на рассвете. Катара тренируется в покорении воды, наблюдая за потоками дождя, струящимися по палубе. Зуко заводит двигатель после завтрака, и Катаре приходится несколько раз прикусить язык, пока они путешествуют в течение всего утра. Судя по всему, они ещё держат курс на Ба Синг Се. В утреннюю смену она берёт на себя двигатель, а во второй половине дня встаёт у штурвала. Закрепив его на месте, она использует навигационный квадрант для оценки высоты солнца над горизонтом, и проверяет по картам широту и долготу. Да, они определённо плывут к Ба Синг Се. Однако пока она хмурится над своими расчётами, в рулевую рубку заходит Азула. — Вы идёте неверным путём, — говорит она. Катара продолжает изучать карту. — Я знаю.***
Катара стоит на палубе и смотрит на восходящую в небе луну. Приближается осень. Совсем скоро клёны сбросят свои листья, цветы сливы начнут готовиться к раннему цветению, а горные травы превратятся в калейдоскоп красок. — Катара? Она оборачивается и тут же улыбается. — Я просто любуюсь луной. Зуко пересекает палубу, встаёт возле Катары и достаёт звёздную карту из одного кармана и астролябию из другого. Он проверяет их координаты. — Навигационный квадрант более точен, чем астролябия, — говорит она, указывая на прибор. — Астролябия? — Зуко хмурится. — А-а. Ты имеешь в виду похитителя звёзд. — Похититель звёзд, — повторяет за ним Катара, внезапно поражённая мыслью о том, что кто-то забирается на небо, тянется вверх и крадёт звёзды одну за другой. Зуко, кажется, знает, о чём именно она думает: в его глазах мелькает веселье. — Так называют астролябию в Стране Огня, — он поправляет указатель и смотрит в отверстие-прицел. — Вон там Последовательность Гелиоса, — Зуко указывает на скопление звёзд, — но вы называете его как-то иначе. — Это созвездие? — Катара улыбается. — Да, иначе. В Племени Воды мы называем его Семь Сестёр, в честь хранительниц луны,— она проводит пальцем по ночному небу. — В честь чего назвали Последовательность Гелиоса? — В Последовательности Гелиоса четыре звезды, по одной на каждый день вступительного задания воинов солнца, — Зуко замолкает и смотрит на неё так, как будто думает, что ей будет скучно. Но она ободряюще улыбается, явно желая услышать эту историю. — В первый день... — начинает он. Катара слушает, как он рассказывает о лавовых бурях, о великих воинах и о драконах с железной чешуёй и животами, полными огня. Сначала она наблюдает сквозь астролябию за ясными звёздами, но потом переключает на него всё своё внимание. Катара всегда считала, что Зуко довольно посредственный рассказчик, но когда он в чём-то и правда разбирается, его рассказ становится намного интереснее. — Это удивительная история, — признаётся она, — но у Семи Сестёр тоже есть своя, — она подавляет зевок, — но лучше я расскажу её тебе в другой раз. Он не спорит с этим, — в конце-концов, он и сам выглядит довольно усталым — желает ей спокойной ночи и уходит. — Спокойной ночи, — кричит ему вслед Катара. Какое-то время она ещё стоит на палубе в одиночестве, а потом опускает взгляд на астролябию, вертит её в руках и думает о великих воинах, об эпических приключениях и путешествиях, о героизме и силе, о которых ей поведал Зуко. — Последовательность Гелиоса, — бормочет она. По одной звезде на каждый день. Но тут её размышления прерываются. Внезапно осознав, что за ней наблюдают, Катара поднимает глаза. Неподалёку от неё стоит Азула и смотрит на неё неподвижным взглядом. — Азула, что ты знаешь о Последовательности Гелиоса? — спрашивает Катара, зная, что девушка, вероятно, подслушала весь их разговор. Азула продолжает глядеть на неё со спокойствием и вниманием и, к её удивлению, отвечает. — Жертва. Ну, конечно. Одержимость Азулы. Мёртвые матери и жертвы. Внезапно почувствовав неудовольствие от их маленькой беседы, Катара коротко кланяется. — Спокойной ночи, Азула.***
Азула наблюдает, как покорительница воды уходит, а затем обращает свое внимание на звёзды. Мудрецы огня и воины солнца. Сказки о покорителях огня, рождённых вулканами. О могучих драконах древности. Кто-то когда-то уже рассказывал ей эти истории. Каждый вечер, перед тем как она ложилась спать. Чьи-то нежные слова обволакивают её: — Какую сказку ты хочешь послушать сегодня, Азула? Она резко встряхивает головой в попытках отделаться от непрошеного воспоминания, её руки сжимаются в кулаки, и она начинает разглядывать ночное небо. Звёзды могут быть чем угодно. Последовательность Гелиоса с таким же успехом могла бы быть драконом, или сердцем, или вообще ничем. Люди любят создавать вещи. Делать что-то из ничего. Так куча камней становится историей легендарного воина. Как же глупы люди и бессмысленны их мечты. Азула лениво рисует узоры на холодной латуни астролябии.***
В своей каюте Зуко вновь сосредоточенно смотрит на карту. Потоки солнечных лучей Вдали меняются на звёзды… Дверь каюты скрипит и медленно открывается: улыбающаяся Азула заходит внутрь. — Уходи, — рявкает Зуко, сворачивая карту. — Всё ещё не можешь уснуть без колыбельной, Зу-Зу? Отцу было бы стыдно. Как же так получается, что даже в своём полубезумном состоянии она точно знает, о чём именно он думает? — Мне плевать, что думает отец. А теперь убирайся. Азула смеётся, и звук её фальшиво весёлого смеха разносится по каюте пронзительным эхом. — Ой, да ладно тебе. Тебе всегда было небезразлично, что думает Отец. — Больше нет, — резко говорит Зуко. — Я не собираюсь повторять дважды, уходи или я заставлю тебя. — Ой, ты меня заставишь. Ну надо же! Ли и Ло говорят, что моё покорение огня уже давно превзошло твоё. Какой позор! Разве ты не должен быть старше меня? Зуко осознаёт, что теперь её здесь нет. Она заперта внутри своей памяти, повторяет разговоры из прошлого. Он уже собирается сделать то, что делает обычно — отвернуться и не обращать на неё внимания, — но неожиданно обнаруживает, как слова вылетают у него изо рта. Его поражает внезапное осознание того, что он стал свидетелем сцен, которые, возможно, видела только Азула. — А что ещё они сказали? — Должно быть, стыдно, что твоя младшая сестра превосходит тебя на каждой тренировке... Отец сказал, что на этой неделе я должна начать осваивать молнию! Молния... впервые она узнала о молнии за неделю до своего десятого дня рождения. Он помнит ту горечь, которую испытал, когда она приступила к изучению молнии. Это он должен был стоять там... — Осваивать молнию? — резко спрашивает он. — Как ты ей учишься? Как они тебя учат? — Я собираюсь изучить молнию. Я должна тренироваться каждый вечер, тогда я буду совершенна… я должна победить его. Я должна быть лучше, чем Зу-Зу! Он пристально смотрит на неё. — О чём ты говоришь? Ты ведь всегда была... — Я должна стать лучше. Это будет стоить всех часов тренировок, и наказаний, и... — И чего? Но Азула уже закончила свою речь. Она отворачивается от него, и по тому, как опускаются её плечи, он понимает, что она снова погружается в безумие. Она бормочет что-то себе под нос — слова, которые он не может различить — и медленно выходит за дверь, проводя руками по её металлическому замку. Он сидит и долго смотрит на пламя свечей, погружённый в свои мысли.***
Начинается новый день. Под покровом мягких рассветных облаков Катара высовывается из иллюминатора и ждёт. Утренняя заря — лучшее время для рыбалки; звёзды робко отступают в рассеивающуюся темноту, и океан ещё спокоен: его осторожно колышущиеся волны отражают цвета неба. Что-то тёмное мелькает под волнами на мгновение, исчезая прежде, чем у Катары покорением получается притянуть это к себе. Ей придётся подождать следующую рыбу. До неё долетают звуки скрипа лебёдки: Зуко поднимает якорь. На какое-то мгновение Катара бросает взгляд на воду, и океанский бриз отправляет её волосы танцевать вокруг её лица. Она встряхивает головой, укладывая пряди на место, а затем замечает ещё одну тень, движущуюся под волнами. Лёгким, но быстрым взмахом рук Катара поднимает из волн водяную сферу: в ней борется за жизнь невезучий марлин. Сегодня в океане царит некая безмятежность. Катара смотрит на восток, где небо слегка краснеет от дневного света, и мягко улыбается, прежде чем откинуться назад и протащить рыбу через иллюминатор, чтобы оглушить её ударом над глазами. Быстрый разрез по жабрам — и рыба мертва. Аангу это никогда не нравилось. Во время их путешествий, когда они останавливались у реки или вообще где-то у воды, Сокка с Катарой ловили рыбу, а потом жарили её на костре. Аанг с несчастным видом наблюдал за ними, всегда пытаясь предложить вместо этого собрать фруктов или грибов, причём даже когда они указывали, что поблизости почти нет съедобных растений и их поиски будут долгими и утомительными. — Я понимаю, но меня, как монаха, учили уважать всё живое, — грустно говорил он. А Катара жила и дышала водой. Это была её культура. Дома в её Племени строили изо льда. Куда бы она ни путешествовала, она всегда делала это на каяке. Всё необходимое её Племени — пища, строительные материалы, сырьё — всё поступало с моря или неба. У них было множество богов — от Рафы, духа, который вёл их сквозь снежные бури, до Акалии, королевы моря, спасавшей или убивавшей людей в зависимости от своего настроения. Её имя означало Бери и Отдавай. Приливы и отливы. Тяни и толкай. Катара забирала рыбу, да, но она всегда молилась Акалии и обещала когда-нибудь отдать её обратно. — Ты не слышала, как я тебя звал? Она поднимает голову: Зуко стоит в дверях. Он скрестил руки на груди, но задал свой вопрос без раздражения в голосе. — Нет. Наверное, я просто глубоко задумалась. Зуко кивает. — Я поднял якорь. Мы скоро поедем, — он делает паузу, затем протягивает ей звёздную карту и карту береговой линии Царства Земли. Катара бросает на них взгляд. — О, так вчера ты уже дал мне координаты. Разве ты не помнишь? Он снова колеблется. —Я знаю. Это... это изменения. Катара берёт карты, просматривает пометки, а затем вновь поднимает взгляд на Зуко. — Ты уверен? Некоторое время он не отвечает. А потом... — Не совсем. — Что ж, — говорит Катара, — я думаю, нам остаётся только надеяться на лучшее. Он кивает, а затем смотрит на невезучего марлина. — Тебе помочь с завтраком? — Спасибо, но я справлюсь сама. Он вновь кивает, поворачивается и уходит. Катара глядит на лежащего на полу марлина, из жабр которого сочится тонкая струйка крови. Она кладёт его в ведро и несёт на камбуз.***
Это всего лишь мысль, склеенная вместе с разбитыми воспоминаниями бредящей принцессы, мысль, основанная лишь на колыбельных из прошлого и совпадениях на картах. Но, тем не менее, она похожа на начало чего-то большего. Катара чувствует себя так, словно они стоят на краю обрыва, собираясь сделать глубокий вдох, а затем прыгнуть. Направляясь на камбуз, она поворачивает голову: под её ногами раздаётся низкий гул. Зуко карабкается по лестнице и закрывает люк машинного отделения. Их взгляды на мгновение встречаются, и она замечает — на мимолётную секунду — своё сомнение, отражённое в его глазах. Она молится, чтобы их решение было верным.***
Снижение температуры и капризная погода отмечают наступление осени. Катара готовит ужин в сухом и тёплом камбузе, прислушиваясь к шороху дождя на палубе снаружи. Она тянется за банкой сушёных водорослей, изучая содержимое кладовки и мысленно подсчитывая количество оставшейся еды. Пламя кухонного очага внезапно взметается вверх. Катара делает шаг назад и едва не наступает Азуле на ногу. — Азула! Ты не должна подкрадываться к людям, — говорит она, скрывая свою секундную тревогу за раздражением. — Я могла навредить тебе, — её рука уже нависла над флягой. — В любом случае, что тебе нужно? Ужин будет готов ещё нескоро. Азула не отвечает. Она протягивает руку, чтобы прикоснуться к фляге Катары, а на её лице застывает выражение зачарованности. — Волны... — ... командуют этим кораблём. Да, я знаю, — Катара внимательно наблюдает за лицом принцессы. Азула часто повторяет эту фразу. Волны командуют этим кораблём... неужели они — это что-то важное? Возможно, какое-то воспоминание? Быть может, это когда-то говорила Урса? Или же Азула путает это путешествие с каким-то другим? Азула вырывает у Катары флягу, дёрнув девушку на себя. — Вода... волны... Чувствуя себя неуютно от настолько близкого физического контакта, Катара отцепляет флягу и протягивает предмет Азуле. Если это отвлечёт принцессу, то почему бы и нет? Во всяком случае, в раковине и кастрюле полно воды. Катара не беззащитна. Азула держит полученную флягу так, словно она — самая ценная для неё вещь.***
Позже той же ночью Зуко достаёт бортовой журнал и спрашивает Катару, как ей кажется, излишне обескураженно, почему он не был заполнен. — О чём ты? — задаёт она встречный вопрос. Они сидят в рулевой рубке и вновь изучают карты, но она отвлеклась некоторое время назад и теперь развлекается перечислением плохо подобранных названий деревень. — Ты только взгляни на это место: называется «Порт Дроб*». Звучит почти так же плохо, как гора Пот. Зуко бросает взгляд на карту. — Дроб — это старинная фамилия. Катара, почему бортовой журнал пуст? — Ты серьёзно? Представь, что тебя называют «Дроб». Ты уверен, что это не было особо жестоким и необычным наказанием? — Бортовой журнал, Катара. Она откладывает карту в сторону и вздыхает. — Я об этом не подумала. Наверное, я была занята тем, что спасалась из Страны Огня и следила, чтобы ты не погиб. Он понимает намёк и больше не спрашивает, хотя и сразу же принимается искать перо, чтобы заполнить журнал. Пройденное расстояние, погодные условия, координаты в начале и в конце... — Тебе понадобится похититель звёзд, — замечает Катара, и они вместе находят нужный прибор и спускаются на палубу. Но небо слишком сильно затянуто тучами, и им приходится долго ждать появления звёзд. Зуко подавляет зевок, а Катара прислоняется к перилам и вглядывается в тёмную воду. Очередное путешествие — быть может, очередное приключение — в её жизни. Обнаружив, что ожидание появления звёзд может затянуться, она переводит взгляд на Зуко и ей в голову приходит идея. — Ты ведь не веришь в привидения, да? — невинно спрашивает она. Он смотрит на неё с подозрением. — Нет. Только не за пределами мира духов. — Я тоже когда-то не верила. До Нини. Она ждёт. К её радости, Зуко заглатывает наживку. — Кто такая Нини? Она усмехается и рассказывает историю о призрачной подруге своей матери, наблюдая, как Зуко внимательно её слушает, и задаваясь вопросом, насколько его пугают такие рассказы. Конечно, он изо всех сил старается выглядеть уверенно в её присутствии, но, возможно, когда он возвращается в свою каюту и остаётся там один… Хотя, как ни странно, после того, как она закончила рассказ и скептично настроенный, но всё же встревоженный Зуко сделал пометки в звёздных картах и пожелал ей спокойной ночи, она поймала себя на том, что снова думает об этой истории, пока идёт в одиночестве в свою каюту. Катара хмурится, чувствуя, как её охватывает беспокойство. Какое-то плохое предчувствие... что-то просто обязано случиться. Прекрати. Ты и правда собираешься себя накручивать? Она тянется к двери своей каюты, открывает её, входит в тёмную комнату и ставит фонарь на низкий столик. Дверь за её спиной захлопывается. Катара резко оборачивается. — Азула, — говорит она с облегчением, — ты едва не... — она замолкает. Азула что-то протягивает ей. Её флягу с водой. — О. Ты хочешь её вернуть, — Катара не может поверить, что забыла о своей фляге. — Хорошо... спасибо, пожалуй, — Она протягивает руку и берёт флягу. Азула движется — быстрее молнии — и хватает Катару за запястья. Катара рефлекторно роняет флягу, и та со звоном катится по полу. Пустая. — Нет, — выдыхает Катара, пытаясь вырваться из железной хватки Азулы, пытаясь призвать воду откуда-нибудь… откуда угодно. Плеск волн о корпус корабля становится опасно громким. — Нет, Азула... Азула, прекрати! — её последнее слово превращается в крик, когда пламя с рёвом проносится в воздухе. Азула начинает смеяться.***
Зуко зажигает фонарь быстрым движением ладони и раскладывает карты на низком столике перед собой. Им точно хватит топлива на нужное расстояние, и если только они не допустили навигационной ошибки… Внезапно судно сильно кренится, и Зуко сваливается на пол и едва не ударяется головой о противоположную стену. Фонарь опрокидывается и бешено вращаясь катится по столику, и Зуко быстро отводит огонь от драгоценных карт. — Катара! — кричит он сквозь рёв океана, пытаясь подняться на ноги. Он слышит, как волны врезаются в борт корабля, ударяя по металлу, будто кулаки. Ещё чуть-чуть, и судно перевернётся. — Катара! — кричит он вновь, не понимая, что она творит. Эта ночь совершенно спокойна, и единственное объяснение терзающим корабль волнам — это сошедшая с ума покорительница воды или… Азула.***
Пошатываясь, Зуко шагает по коридору; судно успело дать столь сильный крен, что он едва держится на ногах. Он слышит, как волны разбиваются о палубу, как вода каскадом льётся на металл. Затем Азула, спотыкаясь, заворачивает за угол и врезается в стену — похоже, достаточно сильно, поскольку она тут же хватается за бок и начинает жадно хватать ртом воздух. Волны затихают так же быстро, как и разразились. Корабль начинает выправляться и даёт лёгкий крен влево. — Азула, — резко говорит Зуко. Она смотрит на него с минуту, потом медленно встаёт и тяжело ковыляет прочь. И погнаться за ней — это первое же желание Зуко. Но потом он вспоминает про Катару.***
Её лицо кажется ей горячим, раскрасневшимся, что странно, потому что Азула обожгла ей вовсе не лицо. Не его, ведь правда? Нет — её рука — её пронзает острая, режущая боль, которая ощущается как ледяная игла, проткнувшая ладонь. Не могла ли она случайно ранить себя сама? Заморозить кожу на ладони? Нет… нет никакого льда… и воды тоже нет — её фляга пуста… Кто-то хватает её за плечи. Катара тут же отшатывается в сторону. — Ложись, — говорит чей-то голос. Он звучит сердито. — Что? — Ложись. Не двигайся. Где твоя фляга? — Ох, Зуко, это ты, —его лицо оказывается в поле её зрения. Он смотрит на неё сверху вниз. Она понимает, что больше не стоит на ногах, но сидит, прислонившись к стене. Когда это случилось? — Твоя фляга, Катара. — Что? — Ты ранена, где твоя целебная вода? — О. Я ведь не... не так ли? Моя рука… Азула… — Твоя фляга, — повторяет Зуко медленно и чётко. — Сосредоточься. Забудь об Азуле. Забудь обо всём остальном. Где твоя фляга? Его вопрос наконец-то оседает у неё в голове. — Она... пуста. Азула забрала её и опустошила. — Я сейчас вернусь, — он слегка толкает её на спину; её тело естественным образом следует этому движению, и она обнаруживает, что лежит. Зуко, кажется, исчез. Только что он был совсем рядом с ней, она была уверена, что он всё ещё говорит… но теперь он ушёл… а вдруг… Новый приступ боли пронзает её ладонь. Боль остра и похожа на пронзительный визг: она исходит из середины её правой ладони и врывается в кончики пальцев как раскалённые добела иглы. Но Азула ушла, и теперь там ничего нет, никакого огня... Катара пытается поднять руку, чтобы увидеть свою ладонь, но мышцы напрягаются, и боль усиливается до тех пор, пока она не задыхается от очередного крика. И вдруг кто-то — Зуко, конечно же — снова оказывается рядом с ней. Он приподнимает её запястье, двигает ладонь, и в следующее мгновение боль вспыхивает с новой силой. — Хватит! — Мне очень жаль, но это поможет, — как он и говорит, через мгновение боль начинает ослабевать. Вода. Он опустил её руку в ведро с водой. — Она меня обожгла, — безучастно говорит Катара. Она уже дважды обжигалась раньше — в первый раз из-за неловкости и нетерпения Аанга, а во второй из-за Азулы, когда та была ещё в тюрьме, — но ни один из этих случаев не был похож на этот. Ожог, должно быть, совсем плох. Катара бледнеет. — Ты можешь исцелить себя? — спрашивает Зуко. Она пытается применить целебную перчатку. Там есть вода — она чувствует её успокаивающее присутствие, то, как жидкость окружает её ладонь, хоть ей и непривычно трудно на ней сосредоточиться — это всегда было так легко — но теперь ей сложно почувствовать, где кончается её плоть и начинается вода, и действительно ли это вода или просто воздух... — Это помогает? — спрашивает она. Её лицо больше не кажется раскрасневшимся, оно просто липкое. Холодный пот выступил у неё на лбу. — Сделай перерыв, а потом попробуй ещё раз, — говорит Зуко после паузы, и Катара с ужасом понимает, что он имеет в виду: нет, её исцеление не работает. Она должна вылечить свою рану, она не может рисковать необратимо повредить руку, свою правую руку. А что, если её ци теперь заблокирована, как это было у Аанга, когда его ударила молния? Что, если она больше никогда не сможет покорять воду? Последнее её воспоминание — это странный сладковатый запах, и она думает о розах. Азула дала мне розу, чтобы исцелить Зуко... Но он уже исцелился, а белая роза давно исчезла.***
Зуко чувствует себя немного виноватым за использование Бича Агни на Катаре. Это натуральное обезболивающее, и хоть оно и дарит пациенту блаженный сон без страданий, оно никогда не должно использоваться легкомысленно. Но Зуко видел, как побледнела и перепугалась Катара просто пытаясь покорить воду. Чем дольше она будет пытаться, тем больше себя измотает. По крайней мере, теперь она сможет отдохнуть. Какое-то время он изучает её руку. Этот ожог — один из худших, которые он когда-либо видел, он тянется от середины её ладони до кончиков пальцев. Зуко не удивлён, что у неё не получилось исцелить его. И позже ожог начнёт болеть ещё сильнее. Но сейчас она, к счастью, спит.***
Азула стоит наверху в вороньем гнезде, и её волосы развеваются как флаг на холодном ночном ветру. Перед ней простирается тёмный океан, тщательно скрывающий свои тайны. Волны командуют этим кораблём? Она произнесла эти слова так давно. И ответ на вопрос был очевиден: нет. Но девушка с океаном в глазах... волны движутся туда, куда она захочет. Они следуют её командам. Не командам Азулы. Её глаза щурятся, когда она отправляет в небо молнию за молнией. Звёзды в вышине, кажется, качаются из стороны в сторону, будто Азула видит их из-под воды... В последнее время ей постоянно кажется, что она гуляет под водой и медленно, шаг за шагом, тонет. Под тяжестью воды и тяжестью вещей, давно унесённых волнами. Её молния тускнеет до тех пор, пока не становится не больше слабой электрической искры, порхающей на кончиках пальцев.