***
С каждым часом дом понемногу наполнялся жизнью. Вскоре спустились мистер Уизли, Перси, Джинни — та обняла ее, и во всех ее жестах можно было прочесть ощущение вины, но Гермиона знала, что сама она была виновата не меньше. На краю сознания все мельтешили воспоминания о том, как она использовала Паркинсон для своего дела, отчего-то точно зная, что получится. Джинни смотрела на нее с обещанием разговора, а говорить было и не о чем — в отсутствии подруги именно Пэнси внезапно стала той, что была способна вывести Гарри на хоть какую-то реакцию. Пэнси — такая другая, не запах цветов — лишь резкая клубящаяся вишня, с холодными синими глазами и черными волосами. Сделалось вдруг совсем паршиво, точно Гермиона что-то бесповоротно разрушила. Ведь это письма Джинни громоздились на больничной тумбе без ответа, а Пэнси… Пэнси всего лишь улыбнулась этими своими ягодного цвета губами, чтобы Гарри вдруг заговорил. На душе скребли кошки, хотелось успеть все и сразу: увидеть, почувствовать, запомнить. Не то чтобы это могло смыть ужасную трагедию, но присутствие того крошечного свертка явно вдохнуло жизнь в семью Уизли. Стоило бы радоваться, но сердце разрывала тоска, метавшаяся между вынужденной отдавать все заботы о ребенке Флер, и Молли, которая с упоением нянчила новорожденную Мари, тоскуя по совсем другим детям. Француженка то и дело мягко перенимала дочь из рук Молли, щебеча про то, что Мари всех слишком утомила, но, в конце концов, девочка вновь и вновь оказывалась в руках миссис Уизли. К середине дня Гермиона заметила, что Чарли, открыв шкафчик, изящно и почти незаметно налил в кружку эль вместо чая. Не вызывая подозрений, она поспешила к нему, встала бок к боку и подвинула свою кружку. Чарли усмехнулся одними губами, налив порцию и ей. Подняв кружку так, будто бы грела руки о горячие стенки, Гермиона сделала глоток и спросила: — А где Джордж? Он поджал губы, неопределенно поведя плечом. — Он редко выходит. Почти ни с кем не разговаривает. Понимающе кивнув, Гермиона сделала глоток и не сразу поняла, что ее звала Молли. — Ты ведь ни разу не держала Мари! — совершенно обеспокоено, точно это было какое-то ужасное упущение, провозгласила та, сокращая расстояние. — Вот, вот… Руку покинула кружка, сменившись на мягкое ощущение хлопкового детского комбинезона. Пальцы почувствовали что-то теплое и двигающееся, перед глазами предстали другие глаза — светло-голубые, медленно моргающие, совсем ничего не понимающие. Сбоку послышался смешок Чарли — должно быть, Гермиона с младенцем на руках, совсем не знающая, что с ним делать, выглядела донельзя комично. Маленькая голова крутилась на ее ладони, очевидно недовольная положением почти на весу. Придвинув руки ближе, Гермиона не без помощи Молли переложила затылок на сгиб левого локтя. — Вы так хорошо смотритесь! — хлопнула в ладоши та, но Гермиона совсем не разделяла восторга. Руки чувствовались деревянными, она совсем не знала, что делать дальше с маленьким вертящимся человеком, оказавшимся в них. Чарли едва слышно прыснул, а Гермиона, неумело качнувшись, едва нашлась сказать: — Какая она милая. Мари почти сразу же заплакала и Гермиона с облегчением передала ее Флер. Закралась шальная мысль: Араминта на руках воспринималась гораздо привычнее, чем младенец.***
День клонился к закату, а Гермиона упорно продолжала прятаться от разговоров в компании Чарли, изо всех сил стараясь заглушить вину. С ним было легко, он едва ли что-то спрашивал, позволяя хотя бы на короткое мгновение отвлечься от нависших проблем. — Так что там с зоной Руж? — перебрав все остальные темы, вдруг нашлась Гермиона, делая новый глоток — Уизли методично и учтиво подливал эль в ее кружку. — Да ничего особенного. Слишком много маггловских железяк — вроде бы остались после той их войны. Иногда магия сбоит, но ничего такого, что нельзя было бы решить… В целом, не влияет даже на магических животных. — На драконов? — Ага, и на них. По крайней мере, мы ничего такого не замечаем. Наш бывший начальник — Ореску — в те годы как раз только начинал карьеру. До последних дней говорил, что с миграцией железнобрюхих ничто не сравнится. — Украинских железнобрюхов? — Тех самых, на одном ты как раз прокатилась, — усмехнулся он. — А когда они мигрировали? — краем взгляда Гермиона заметила приближавшуюся Джинни, отрешенно понимая, что уже никуда не деться. — В восьмидесятые. Адское время, говорят, они летели целыми стаями — такого никогда не видели. Их обследовали, у многих особей диагностировали сильное магическое истощение. Потом… — Так! Гермиона, он опять про драконов, я иду тебя спасать, — Джинни плюхнулась на диван между ними, бросив острый взгляд на Чарли. Тот применительно поднял ладони, и, забрав свою чашку, перетек на соседнее кресло. — Вечность может болтать про свой заповедник, — наигранно-весело поделилась Джинни. Выждав с минуту и не дождавшись какой-либо реакции, она заметно сдулась, насупилась, и, выдохнув, произнесла уже слишком серьезно: — Как он? Вот так, в лоб. «Хуже не придумаешь, Джинни» — хотелось ответить. — Я… не знаю. К нему не пускают уже несколько недель. — Мерлин, но почему? Гермиона не знала, стоит ли говорить о всех деталях. Какую услугу она окажет, сообщив, что Гарри решил покончить с собой? Прикусив губу, она с минуту раздумывала, скользя пальцами по прохладному фарфору чашки. — Он, знаешь… Я не могу точно сказать, но… Мерлин! — отставив чашку на столик, она спрятала лицо в ладонях, собираясь с мыслями. — Гарри уже долгое время находится в тяжелой депрессии. И он… он не очень рад, что выжил, Джинни. Сбоку не раздавалось ни звука, но Гермиона боялась даже взглянуть на подругу. Сглотнув, она продолжила: — Тогда, когда мы ездили в Лондон, я ходила с ним к психотерапевту. Это как… целитель, но он лечит мысли. Я думала, это поможет, но… — Вот как… у вас и правда ничего не было? — послышался хриплый голос. — Мерлин, нет! Что ты вообще… — захотелось встать и куда-нибудь исчезнуть, но теплая рука вовремя схватила ее за предплечье. — Прости, прости! — поспешила успокоить ее Джинни. — Так Гарри, он…? Что значит — «не рад, что выжил»? Гермиона взглянула на нее — должно быть, ответ так и горел на дне ее глаз. Джинни вдруг задержала дыхание, недоверчиво покачав головой. — Нет, нет… Всё этот дракклов Волдеморт! Он его науськивает… — Джинни… — О, уж я-то знаю, как сраный Риддл это делает! — Я не думаю, что… — Мерзкий ублюдок даже в Азкабане не дает ему покоя! Не смог убить сам, так пытается через эту их связь! Гермиона промолчала, отведя взгляд в сторону. Ведь это вовсе не Лорд вернул невесть как зачарованный воскрешающий камень, который и стал последней каплей… И уж точно не Лорд принялся выращивать василиска в Аргентине как последнюю возможность уничтожить крестраж… — Знаешь, — вновь попыталась Гермиона, — Я ведь была там, в лесу, когда Гарри вызывал адский огонь. Мне показалось, что крестраж наоборот спас его. Он… я имею в виду, Волдеморт, — имя далось как никогда сложно, — Не очень хочет умирать. — О, нет, подруга, ты что-то путаешь, — помотала головой Джинни. — Он ведь даже не знает о крестраже! Надеюсь, он вообще ничего не знает и сгниет в Азкабане… Лишь бы Дамблдор что-то придумал… Промолчав, Гермиона еще покивала на рассуждения Джинни, понимая, что та совсем не разделит ее догадки. Что ж… чем больше времени проходило, тем все более отчетливо она чувствовала себя лишь гостьей. Казалось, что то ли из-за переезда, то ли из-за невесть чего еще у Уизли был совершенно другой взгляд на вещи. В конце концов, ведь это не она доказывала сегодня утром сотрудникам министерства, что обязательно вернется в Британию, и не она билась с толстолобым аврором, так и не оказавшись в палате Гарри, и не она активировала воскресающий камень, который показал что-то совершенно точно сфальсифицированное… И не она самолично освободила «мерзкого ублюдка» из Азкабана.***
К позднему вечеру начало казаться, что секундная стрелка, совершая круг, совсем не влияла на минутную. Гермиона сотню раз успела пожалеть, что купила такой поздний, или такой ранний — тут уж как посмотреть — портал, и натурально считала часы до возвращения домой. Наевшись запеченным в горшочках мясом с картошкой и пирогом с патокой, она откинулась на спинку дивана, краем уха слушая рассказы Чарли. Он был учтивым, веселым, галантным, и ей так хотелось просто отвлечься и расслабиться, и все же, все же… Взгляд то и дело сбегал на одну определенную полку, что она так и не успела как следует рассмотреть. Гостиная понемногу пустела, первым ушел жалующийся на давление мистер Уизли, следом — все еще раздосадованная Джинни, позже — Билл и Флер, учтиво передавшие Молли обязанность по укачиванию Мари. Гермиона надеялась, что Чарли уйдет следом. — Я уберу посуду, — вызвалась Гермиона, представляя, как, должно быть, устала миссис Уизли за день. Тепло распрощавшись, она проводила их взглядом и отлеветировала стопку грязных тарелок в мойку. Нужное заклинание крутилось на языке, никак не желая вспоминаться. Показавшийся рядом Чарли легко взмахнул палочкой, заставляя щетку взлететь, и, взбив пену, мерно кружить по блюдцам. — Спасибо, — улыбнулась Гермиона, повернувшись и прислонившись поясницей к столешнице. — Хозяйственные чары — не моя стихия. — Когда я сдал экзамен по аппарации, продолжил тренироваться дома. Ну, знаешь, чтобы больше не приземляться в маггловском супермаркете. Случайно разбил мамин любимый чайник, в наказание пришлось зубрить подшивку старых журналов тетушки Мюриель. Так что, если тебе вдруг понадобится накрахмалить воротник, ну или зачаровать подушку, чтобы она сама взбивалась — обращайся. — Мерлин, и такое есть? Непременно пошлю сову, когда понадобится накрахмалить! Чарли дернул уголком губы, окинул взглядом кухню, и, вдруг став серьезнее, внимательно посмотрел в глаза. — Правда, пиши, если что. Или можешь приехать, устрою тебе экскурсию. Брови Гермионы едва заметно приподнялись, а в воздухе неотвратимо начала завязываться неловкая тишина. Поспешив прихлопнуть ее в зародыше, Гермиона произнесла: — Хорошо, Чарли. Постояв немного, тот ушел, а Гермиона вернула взгляд к почти домытой посуде, отрешенно следя за потоком воды. Все остальное было уже убрано, оставалось лишь погасить свет и отправиться спать… Обняв себя руками, она двинулась вперед, к той самой полке, которую заприметила еще днем. Подошла — и тут же пожалела. На поверхности громоздились шарф, значок старосты, сломанная палочка, пара свитков, испачканных чернилами — развернув один из них, Гермиона узнала тот самый доклад, который не написала сама, а заставила переписывать своим почерком. Знакомые округлые буквы, местами смазанные рукавом мантии, отпечатались на сетчатке. Сзади послышались чьи-то шаги — в приглушенном свете ламп показался — она сперва не поверила глазам — Джордж. Не обронив ни единого слова, уткнувшись носом в рубашку, Гермиона так крепко обняла его, будто все могло вдруг стать хорошо. Чужое дыхание обдало макушку теплом, и вдруг стало совсем совестно — она потеряла друзей, а Джордж — целую жизнь. Они почти не разговаривали, вышли на улицу и опустились на ступеньки. Огневиски все наполнял и наполнял бокал. Джордж постарел будто бы на десяток лет, и Гермиона, смотря на него, думала: «Разве не понял бы он ее, разве не сделал бы то же самое, если бы это могло спасти Фреда?»***
Лондонский воздух бился в грудь, пробирался под рукава пальто, запутывался в едва причесанных волосах. Ей давно пора было быть дома, но она оттягивала момент, шагая по пустой мостовой. Видок был и так не очень - она едва спала, а теперь еще и раскраснеется нос, волосы окончательно собьются… Лорд уже точно не спал, и оставалось лишь гадать, как недоволен он будет. И пусть, даже если он разозлится, она все равно не отказалась бы от прошедшего дня. Теперь все казалось произошедшим очень давно: и уютная гостиная, и младенец на руках Молли, и шумная компания, и Чарли, рассказывающий про драконов. Улыбнувшись своим мыслям, Гермиона поплотнее закуталась в шарф. И тут словно что-то щелкнуло. Мелькнула холодная, скользкая, оцепеняющая мысль. Гермиона остановилась, пиная носком туфли каменную крошку. Зона руж… украинские железнобрюхи массово мигрировали на юг. Что-то в их родных землях блокировало магию, что-то, что появилось там более десятилетия назад. — Мерлин! — воскликнула Гермиона, резко вскинув голову.***