Талисман

Саша.       День без лучший подруги – не день. Уроки тянулись ужасно долго. Я просидела всего три урока, а показалось, что три года. Ещё и эти тупые, повторяющиеся каждые пять минут вопросы от одноклассников: «А где Тоня?», «А куда она ушла?», «А когда вернется?» Какая всем вообще разница? Ну, ушла и ушла, это её дело.       Чем ближе был конец школьного дня, тем больше матов проскальзывало в моей голове. Сначала меня доставали вопросы моих ужасно любопытных одноклассников, затем то, что время тянется так медленно, а потом уже и то, что Пархоменко кинула меня и не пришла даже на последний урок. Это всё меня очень сильно настораживало. Либо она так долго ходит, либо случилось что-то серьезное. Именно поэтому последние минуты последнего урока длились как целая вечность. Я уже не могла сидеть на месте, постоянно оборачивалась по сторонам, нервно дергала ногами, смотрела каждую секунду на часы. И всё ждала, ждала и ждала... И вот, когда прозвенел долгожданный звонок, я сорвалась с места и очень быстро пошла в детдом.       Я шла к себе в комнату быстрыми шагами, обгоняя и толкая всех, кто попадался по пути. Кровь бурлила в венах, любопытство зашкаливало, волнение будоражило всё тело. Находясь от своей комнаты в нескольких шагах, я начала доставать ключ из сумки, на случай, если вдруг Тоня ещё не пришла. Я рылась в кармане, пытаясь вытащить ключ, который за что-то зацепился, но подойдя к двери, я остолбенела и встала на месте, как вкопанная. Дверь в комнату была открыта. Причем не просто открыта в замке, а вообще открыта. Не нараспашку, конечно, но небольшую часть комнаты я всё же видела через ту щель, которая образовалась. Предвидя самое ужасное, я аккуратно открыла дверь и с ужасом осмотрела комнату. Покрывала, одеяла, подушки, одежда, книжки, игрушки. Всё валялось на полу. Всё было разбросано. И первая мысль, которая проскользнула у меня в голове: «нас обворовали». Но, заметив подругу, всхлипывающую и лежащую на койке, я закрыла дверь и быстро подошла к ней, сев на край кровати. — Тонь... – тихо и взволнованно сказала я, положив руку ей на плечо. – Тонь, что случилось?       Почувствовав прикосновение моей руки, она подняла голову и посмотрела на меня. Заплаканные глаза, опухшее лицо, потекшая косметика. Меня невольно передернуло от того, что я увидела. Заметив меня, Тоня заревела с новой силой, бросившись мне на шею, как маленький ребенок. Она уткнулась мне в плечо, а я аккуратно положила руки ей на спину. Её всю трясло, она не могла остановиться. Слезы шли и шли, и казалось, что это никогда не кончится. — Тонь, родная, что случилось? – пытаясь успокоить подругу, спрашивала я и аккуратно гладила её по голове и спине.       Она отстранилась от меня, повернув голову куда-то назад, как будто она что-то искала. Я, хоть ничего и не понимала, но всё-таки терпеливо и молча её ждала. Через несколько секунд она повернулась обратно ко мне и протянула какую-то тонкую бумажку и заревела ещё сильнее, закрыв лицо руками. — Что это? – непонимающе спросила я и перевернула бумажку. Увидев две синие тоненькие полосочки, я замерла. Сердце, кажется, остановилось, а по спине прошелся холодок. Я с огромными глазами посмотрела на подругу и ошарашено спросила: – Ты... Ты точно уверена? — Да, – всхлипывая, ответила она. – Три теста... — Ты из-за этого ходила на УЗИ? – находясь в том же ошарашенном состоянии, спросила я. — Да, – жалобно ответила она и, кажется, затряслась от слез, с невероятной скоростью скатывающихся из её глаз, ещё сильнее.       Я, находясь в каком-то неописуемом состоянии, обняла подругу, прижав её к себе. Она опять повисла на мне, иногда всхлипывая и вздрагивая. Я гладила её по спине и голове, пытаясь хоть как-то успокоить и скрыть свое состояние. Я не могу описать, что чувствовала в данный момент. Чувства страха, ужаса, непонимания, радости, счастья слились воедино. Я не представляла, что мы будем делать дальше, но показать этого я никак не могла. Кто-то из нас должен был оставаться сильным, чтобы принять правильное и единственно верное решение.       Тоня ещё долго плакала на моём плече. Её трясло всем телом, как это бывает, когда плачешь очень долго. Я пыталась с ней поговорить, чтобы отвлечь и успокоить, но она отвечала что-то невнятное, постоянно заикаясь. Поняв, что сейчас от неё толком нельзя ничего добиться, я молча гладила её, говоря тихо какие-нибудь успокаивающие слова, и ждала, когда её, наконец, отпустит. Прошло, наверное, минут пятнадцать, когда Тоня начала успокаиваться. Её уже не трясло, и я слышала только её тяжелое дыхание. — Тонь... – тихо и аккуратно позвала её я. — Саш, я не знаю, что мне делать, – сказала она таким голосом, который пробрал меня до мурашек. Такой я её ещё никогда не видела и не слышала. Всегда веселая и пофигистичная Тоня, которая никогда не показывала своих слабостей, сидела сейчас на койке, уткнувшись мне в плечо, и открывалась для меня с новой стороны. Такая чистая, искренняя, живая, слабая и беззащитная. Я знаю её несколько лет и впервые вижу, чтобы её трясло от беспрерывных слез. — Всё будет хорошо, слышишь? – продолжая крепко её обнимать, говорила я. – Ты не одна, мы справимся. — Ничего не будет хорошо, – начиная опять реветь, безнадежно сказала она. — Тихо-тихо, – прижав её ещё сильнее, успокаивающе начала говорить я. – Успокойся, не плачь только. У тебя есть я, Леша, «Нервы», в конце концов. Ты не одна, слышишь?       Тоня начала постепенно успокаиваться. Слез уже не было. На сердце сразу же полегчало. — Саш, мне страшно, – отстранившись от меня, сказала она, посмотрев мне в глаза. – Я не смогу жить здесь с ребенком. — Ты и не будешь жить здесь, – аккуратно убрав её волосы ей за ухо, которые растрепались из-за её истерики, тихо и спокойно сказала я. – Мы что-нибудь обязательно придумаем. Ты ведь не одна, слышишь? У тебя есть Леша. У тебя есть я. Уж я-то тебя точно не брошу.       Она сидела напротив меня и смотрела детскими, наивными глазами, до сих пор влажными от слез. Хотелось взять её на руки, как маленького котенка, и защитить от всех бед, творившихся в этом мире. — Тебе надо всё рассказать Леше, – смотря на неё убедительным взглядом и пытаясь так же убедительно говорить, сказала я. – Он ведь тебя любит, да?       Она уверенно кивнула, смотря на меня верящим взглядом, и нетерпеливо ждала, когда я договорю. — Ну вот, – улыбнулась я, погладив её по голове, поправляя волосы. – Поговори с ним, и я уверена, что он не оставит тебя здесь. — Ты права, – с детской улыбкой сказала она, вытерев щеки краем рукава. – Я ему завтра же всё расскажу. Вместо первых двух уроков физкультуры я пойду к нему. Ты ведь меня прикроешь? – с надеждой спросила она и посмотрела на меня умоляющим взглядом, от которого мне самой захотелось разреветься. — Конечно, – грустно улыбнулась я, кивнув. — Спасибо, – искренне обрадовавшись, сказала она и крепко обняла меня. Я опять грустно улыбнулась, так же обняв её. Осталось теперь самой поверить в правоту тех слов, что я ей сказала...