Ледяной осколок в сердце

      Всю весну Цицино шла на работу как на праздник. Она никому из коллег не рассказывала о своих счастливых отношениях с начальником, но «девчонки» на работе догадывались, в чём причина её хорошего настроения. После каждого рабочего дня Владимир нежно ласкал девушку, пробуждая в ней страсть и желание повторить это снова. Каждые выходные Циклаури оставалась у Коровина на ночь, и их близости никто не мешал — они были друг с другом счастливы и свободны, открыты и горячи. После каждой «волшебной» ночи по выходным Цицино возвращалась домой окрылённой, а Владимир, проводив девушку до дома, с грустью уезжал на Запсиб, на свою съёмную квартиру, ставшую после ухода любовницы такой опустевшей.       Наступило лето, а с ним и долгие каникулы. Цицино закрыла сессию и с новыми силами отправилась на работу, а Наринэ бродила по улице с двумя подружками, радуясь солнечному летнему дню. Лена Малеева и Оля Трубникова шли с ней и рассказывали сплетни о своих семьях.       — Как хорошо, что твоя сестрёнка счастлива со своим парнем, — сказала Лена, поправляя свои светлые прямые длинные волосы.       — Жаль, что ненадолго. Они такая прекрасная пара, как ты говоришь, — вставила Оля, улыбнувшись Наринэ.       — Да, прекрасная пара, — подтвердила Циклаури и, посмотрев на чёрные вьющиеся волосы Трубниковой, добавила: — У тебя волосы как у Цицино. Такие же чёрные и вьющиеся.       — Спасибо. Только у Цицино они свои, а у меня крашеные и с химической завивкой.       «Зачем так портить волосы, когда свои такие красивые?» — подумала про себя Наринэ.       — Ты говорила, что Ронька куда-то пропадает и бросает Милу на твою маму, — усмехнулась Малеева. — Наверное, она хуй себе ищет. Стопудово.       — Я тоже в этом уверена, — ответила Циклаури. — Мне всё равно, что она дальше будет делать, но мне не нравится, что она бросает девочку. Зачем Роня её родила, если Мила ей не нужна?       — Ты сама говорила, что она родила её только для того, чтобы твоего брата привязать, — объяснила Оля.       — Девчонки, завтра я за ней прослежу и узнаю, что она делает, пока мама дома сидит и ухаживает за Милой.       — Потом расскажешь? — задала вопрос Лена, захихикав. — Нам тоже стало интересно, куда это невеста твоего брата пропадает.       — Она ему не невеста, — отрезала Наринэ, — и он ей ничего не обещал. По сравнению с некоторыми он честный. Да, расскажу вам всё, что узнаю.       — Мамой клянёшься? — усмехнулась Оля.       — Маму и папу приплетать не надо. Я просто сделаю то, что хочу сделать.       — А что значит ваше «мамой клянусь»? — поинтересовалась Малеева.       — По-грузински «отец» — это «мама», — объяснила Циклаури. — А «мать» по-грузински — это «дэда». Когда мы говорим «мамой клянусь» — это значит, что мы своим отцом клянёмся. А такими клятвами нельзя разбрасываться.       — Вот как? — удивились подружки.       Школьницы ещё долго разговаривали, сплетничая о жизни. Распрощавшись с Леной и Олей, Наринэ отправилась домой. Увидев мать, сидевшую с маленькой Милой, Циклаури задала вопрос:       — Ронька не пришла?       — Нет. Я даже не знаю, где она. Днём опять куда-то попёрлась.       — У меня такое чувство, что Ронька постоянно уклоняется от присмотра за Милой и вешает её на тебя. Вот кукушка!       С этими словами Наринэ взяла малышку на руки и качала её. Мила мирно посапывала и смотрела на младшую тётю.       «Ничего, я всё равно узнаю, где твоя мама шляется. Я за ней прослежу», — про себя думала девочка, хитро улыбаясь.       На следующий день Тамина осталась присматривать за маленькой Милой. Роня стояла у себя в комнате держала плечики с коротким красным платьем и зелёным платьем с юбкой размера «миди» и размышляла:       «Какое платье надеть? Нет, я не надену платье для проститутки. Лучше чуть длинноватое, ведь мужчинам нравится, когда ножки наполовину скрыты. Когда тело почти прикрытое, оно пробуждает воображение. А так мне нечего стыдиться — я же не жирная. Даже после родов чуть поправилась, но не разжирела».       Приняв решение, Мичурина надела зелёное платье и, выйдя из комнаты, ярко накрасилась, обулась в туфли на высоких каблуках. Наблюдая за ней, Наринэ быстро переоделась в сиреневую кофту с короткими рукавами, джинсы и кроссовки; когда Роня покинула квартиру, девочка вышла за ней, горя желанием уличить в чём-то нехорошем. Спускаясь на первый этаж, Мичурина заметила идущую за ней несостоявшуюся золовку и задала ей вопрос:       — Ты куда пошла?       — Гулять, а чё?       — Ничего, — отрезала девушка.       Роня вышла из подъезда, и Наринэ отправилась за ней. Мичурина пошла в сторону вокзала, и Наринэ, прячась за большое дерево, чтобы та её не заметила, высматривала девушку. Роня шла по улице, словно летела куда-то, и Циклаури про себя думала:       «Что, ёбаря себе нашла?»       Мичурина шла по улице с яркой счастливой улыбкой, словно предвкушала что-то прекрасное, что должно с ней произойти. Наринэ смотрела на неё из-за дерева и про себя думала:       «А! Ёбаря, наверное, себе нашла! Давай-давай! Иди, милая моя! Приятного тебе времяпрепровождения!»       Добравшись до вокзала, Роня зашла в полупустую маршрутку, и Наринэ быстро запрыгнула туда же. Сев на место в конце салона, Циклаури наклонилась и наблюдала за Мичуриной, стоявшей у передней двери и державшейся за поручень.       «Интересно, где ты выйдешь?» — про себя подумала Наринэ.       Миновав несколько остановок, автобус остановился на «Второй Горбольнице»; Роня вышла из маршрутки и отправилась в сторону общежития.       «Чёрт! Она же здесь живёт! Нам Гела рассказывал», — про себя воскликнула Циклаури и быстро выскочила из автобуса на той же остановке.       Осмотревшись, словно сыщик, преследующий подозреваемого в преступлении, Наринэ заметила зелёное платье и отправилась за Роней. Счастливая Мичурина шла бодрым шагом к своему подъезду общежития. Встретив у входа в подъезд высокого молодого человека в синей майке с белой полосой и джинсах, Роня улыбнулась и сказала:       — Привет, Миша.       — Привет, — ответил незнакомец.       Заметив парня рядом с Мичуриной, Наринэ побежала к детской площадке, на которой резвились и шумели дети, и спряталась за дерево. Наблюдая за Роней и её новым молодым человеком, Циклаури про себя хихикала и размышляла:       «Вот ты и попалась... Нового мужика на свадьбу разводишь, да?»       Роня с Мишей нежно поцеловались и, взявшись за руки, отправились в общежитие. Наринэ последовала за ними и, когда они вошли в подъезд, потихоньку поднималась по ступенькам, стараясь не спугнуть влюблённую парочку. Роня и Миша о чём-то весело болтали и не замечали никого вокруг. Когда Мичурина и её новый возлюбленный зашла в комнату, Циклаури потихоньку, как кошка, подкралась к двери и прислонила ухо к стене.       — Ронь, ты о чём хотела поговорить?       — О нашем будущем.       — О каком будущем? Ронь, ты понимаешь, что мы только недавно познакомились? Какое «наше будущее»? Мы толком друг друга не знаем, а ты уже о каком-то будущем говоришь.       — Хорошо. Ты хочешь семью?       — Нет. Я ещё не нагулялся.       — Детей хочешь?       — Какие дети? Мы почти незнакомы, а ты уже про детей заговорила.       Наринэ прислушивалась к диалогу молодой парочки. Ловя каждое почти услышанное сквозь стену слово, девочка прикрыла рот, усмехнулась и про себя подумала:       «Теперь нового мужика раскручиваешь на брак? Ох, какая же ты дура, Роньк. Ох, ну какая же ты дура!»       Через несколько минут из-за двери послышались звуки возни, скрип кровати и сладкие стоны. Циклаури слушала это и про себя подумала:       «Мне Ленка говорила, что такие стоны означают. Ей об этом её сеструха рассказывала. А я была права, когда думала, что Ронька хуй себе ищет, но не думала, что настолько».       Решив не оставаться в общежитии, Наринэ спустилась вниз и вышла из подъезда. Идя по улице, девочка пнула камень и, глядя, как он полетел вперёд, про себя подумала:       «Какая же ты шалава, Роня. Пока Гела в армии, ты уже запасной аэродром нашла. Решишь нового ребёнка родить, чтобы привязать к себе мужика? Так и не терпится замуж выскочить».       Придя домой после шпионажа за «невесткой», Наринэ первым делом посмотрела в окно. Не увидев во дворе своих подружек, девочка села на диван, схватившись за голову. В это время Тамина укачивала Милу, чтобы та не плакала, когда мамы дома нет. Заметив задумавшуюся дочь, женщина зашла с внучкой в комнату и, сев перед ней, задала вопрос:       — Что случилось, Нарико? Ты с кем-то поссорилась?       — Нет. Мам, я следила за Ронькой, — ответила Наринэ, глядя на сидящую возле матери племянницу. — Она себе мужика нашла. Она и его пытается женить на себе так же, как пыталась женить на себе Гелу. Спрашивала, планирует ли он семью, хочет ли он детей. Я слышала, как они кое-чем занимались.       — Ты за ней следила?       — Да. Хотела узнать, куда она постоянно ходит и бросает на нас Милу. Я же говорила, что хуй себе ищет.       — Нарико, следи за языком. Ты ещё маленькая, а уже так материшься. Это некрасиво. Это во-первых. Во-вторых, даже если Роня связалась с другим мужиком, пока Гела в армии, то ты не имеешь право её осуждать. Я сама с ней поговорю.       — Хорошо, мам. — Заметив гуляющих по улице подружек, Наринэ спустилась к ним, где сообщила свежую сплетню о своей несостоявшейся невестке.       Тамина взяла Милу на руки, смотрела в окно на гуляющую и болтающую с подружками дочь и, качая её, про себя подумала:       «Не знала, что у тебя такая непутёвая мать. Нет, я знала, что она непутёвая, но не думала, что настолько. Зато ты вырастешь хорошей девочкой. Твой папа не позволит тебе вести себя так. Да что взять с детдомовки? Но ты вырастешь в хорошей семье, когда папа вернётся. Он тебя вырастит, а мы поможем».       Нагулявшись с молодым человеком, Роня вернулась домой к семье Циклаури уже вечером, когда Цицино пришла с работы домой. Зайдя в квартиру, Мичурина села за стол ужинать и, заметив возмущённые взгляды на неё, задала вопрос:       — А что вы так на меня смотрите? Что я вам сделала?       — Поговорим после ужина, — отрезала Шенгелия, едя гуляш с гречкой.       Не понимая, что происходит, Роня положила себе еду и перекусила. Когда вся семья поужинала, Мичурина отправилась в комнату, села на кровать, и Тамина пошла к ней. Сев перед девушкой, Циклаури, сдерживая своё возмущение, задала вопрос:       — Ронь, ты понимаешь, что ты делаешь?       — А что такого я сделала?       — Ты нашего Гелу попыталась так на себе женить, а теперь к другому лезешь?       — А что такого? Гела не захотел на мне жениться — другой захочет. И откуда вы знаете? Наринэ рассказала. Вот противная девчонка! Лезет куда не надо!       — Ронь, я скажу тебе как мать. Не надо прыгать в постель к мужику, плохо зная его. А если уже прыгнула, то не думай, что он обязан на тебе жениться.       — Цицино тоже прыгнула к мужику в постель, но почему-то вы ей это не говорите. Хотя у вас это позор. Самый настоящий позор. Замуж ещё не вышла, а уже не девочка.       — Цицино прекрасно понимает, что Владимир не обязан на ней жениться. Она просто получает удовольствие. И потом — это было позором ещё при Царе Горохе, а сейчас двадцать первый век на носу. Какой это позор?       Роня не знала, что ответить. Тамина, посмотрев на девушку, продолжила:       — Я не против того, чтобы ты встречалась с другими мужчинами. Да и Гела тебя своей девушкой не называл. Но подумай о своей дочке. Ей сейчас нужна мама.       — Как вы позволяете своему сыну так относиться к девушкам? Мне тоже нужна была мама, но она почему-то меня скинула на государство, когда нового ёбаря нашла.       — Гела тебя не обманывал. Он тебе честно сказал, что ему не нужны серьёзные отношения. Я тебя понимаю, но не надо цепляться за каждого встречного мужика. А то, что тебя сдали в детдом, ещё не значит, что ты можешь так же обращаться с дочерью.       — А как мне замуж выйти? Я с ребёнком никому не нужна.       — Твоё от тебя не уйдёт, — изрекла женщина. — Просто ещё не время. Не надо цепляться за каждого. Просто нужно самой по себе быть интересной, тогда ты сможешь нравиться мужчинам.       — Мне что, до сорока лет ждать? Да я в сорок лет уже перестарком буду. Кому я буду нужна?       Не зная, как ответить на этот вопрос, Тамина вышла из комнаты и отправилась к себе. Оставшись один на один с дочкой, Роня посмотрела на неё и про себя подумала:       «Мелкая тварь! Как я тебя ненавижу! Лучше бы ты умерла во время родов. Я надеялась, что ты поможешь мне выйти замуж, а меня твоя бабка и твои тётки унижают! Ещё этот козёл, твой папаша, свалил и даже не собирается на мне жениться».       Борясь с желанием прижать к личику Милы подушку и избавить себя от «обузы», Мичурина вышла из комнаты и, зайдя к сёстрам Циклаури, грозным голосом задала младшей вопрос:       — Ты что, гадина, следила за мной, а теперь сплетни про меня распускаешь?       — А что ты хотела? Ты думала, что я ничего не заподозрила? То, что я ещё не взрослая, ещё не значит, что я ничего не понимаю. Я всё прекрасно понимаю.       — Сука! — прошипела Роня и отправилась к себе.       — От суки слышу! — рявкнула Наринэ и села читать книгу «Властелин Колец».       Цицино посмотрела на сестру и, усмехнувшись, прокомментировала:       — Видимо, Ронька никак не успокоится, пока взамуж не выскочит. Всё ищет и ищет мужчину. Скоро дойдёт до того, что она будет ходить к чужим жёнам и требовать отдать ей мужа. Прямо как Раиса Захаровна из фильма «Любовь и голуби».       — Надо её отсюда выжить и отобрать у неё Милу, — заявила Наринэ.       — Нарико, ты такая наивная. Без особых оснований мы не сможем отнять Милу у Роньки. Она её мать. Какая-никакая, но мать. И вообще, давай просто делать вид, что ничего не происходит. Когда Гела приедет, тогда они сами разберутся, а мы не будем вмешиваться.       — Ну ладно! — проворчала младшая сестра и уткнулась в книгу. — Только я не могу с ней жить на одной территории.       Шло время. Роня продолжала исчезать в возможно известном направлении, а семья Циклаури делала вид, что не замечает этого. Тамина присматривала за Милой, когда её матери не было дома. Когда женщина шла подрабатывать репетиторством, Наринэ оставалась присматривать за племянницей.       Цицино продолжала встречаться с Владимиром на выходных. Когда средняя дочь возвращалась домой, мать встречала её со словами:       — Эх, Цицино, тебя дома не застанешь. Ты то работаешь, то с Владимиром встречаешься. Мне уже хочется с ним познакомиться.       — Я не знаю, как он на это предложение отреагирует, — с улыбкой отвечала Цицино. — У нас нет ничего серьёзного.       — Ты с ним очень близко знакома, но не знаешь, что у него за семья. Он не знает, какая у тебя семья.       — Эх, мама... — сказала средняя дочь и отправилась к себе.       Цицино долго сомневалась в своём любовнике, но однажды случилось событие, немного изменившее отношения начальника и его подчинённой. В один июльский вечер Владимир вернулся в свою съёмную квартиру в приподнятом настроении. Зайдя домой, Коровин переоделся, быстро поужинал и лёг на диван. Мужчина включил телевизор и увидел фото своего отца.       — Пятнадцатого июля был убит в результате криминальных разборок Верховный судья Новокузнецкого областного суда Коровин Сергей Антонович. Ведётся следствие по делу об убийстве должностного лица... — сообщил женский голос новость об убийстве судьи.       Владимир мог бы пропустить эту информацию мимо ушей, но его внимание заострилось на этой криминальной хронике. Коровин Сергей Антонович. Его отец. Человек, которого мужчина любил и ненавидел. Дальше Владимир не слышал голос диктора, рассказывавший о подозреваемом. Коровин не мог поверить, что его отца больше нет. Переключив канал, мужчина уронил пульт и, закрыв лицо руками, горько заплакал от осознания того, что его отца больше нет.       «Папа... Я тебя любил и ненавидел. Что ты сделал? Кто тебя убил?»       Владимир плакал и вспоминал отца. Вспомнил, как отец учил его кататься на велосипеде. Вспомнил, как отец гулял с ним по Старокузнецку и показывал район. Вспомнил, как отец помогал ему делать уроки. Вспомнил... Коровин не хотел оживлять в памяти, как отец ругался с ним из-за выбора вуза и специальности. Тогда Владимир сказал ему:       — Папа, я не хочу, чтобы ты давил на меня. Я всё равно пойду на экономиста и получу диплом. Я знаю, что ты берёшь взятки. Я не хочу быть таким, как ты.       — Это тебе твоя бабка наговорила? Эта старая грымза могла везде пролезть! — проворчал Сергей Антонович.       — Не смей так говорить про мою бабушку! — отрезал юноша и, собрав вещи, ушёл из дома.       С того дня, когда он покинул родной дом, больше он своих родителей не видел. Вспомнив всё, Владимир смотрел на потолок и не мог осознать эту страшную новость.       Когда наступил новый день, Коровин пришёл на работу. Заметив подавленное настроение шефа, Цицино не хотела беспокоить его, понимая, что в его жизни случилось что-то ужасное. Стараясь не отвлекаться ни на что, Владимир старательно работал. Циклаури смотрела на него и про себя думала:       «Что с тобой? У тебя горе? Как мне хочется тебя просто обнять, чтобы ты немного успокоился».       С тяжёлыми мыслями, Цицино пошла пить чай с коллегами. Заварив себе чай из пакетика, взяв печенье, Циклаури села за стол и услышала сплетни.       — Представляешь, судью застрелили.       — Интересно, кому он дорогу перешёл?       — Не знаю. Зато знаю, что он папа нашего кадровика Владимира Сергеевича.       Цицино слушала этот разговор и хотела заставить их помолчать, и мимо прошёл Владимир. Налив себе чай, Коровин собрался уйти в свой кабинет, и Инга Визгунова сказала ему:       — Примите наши соболезнования.       — Спасибо, — грустно улыбнулся Владимир.       — Вам помочь чем-нибудь? — задала вопрос Лиза Головушкина.       — Нет, мне ничего не надо. Спасибо.       Коровин отправился к себе. Допив чай в полном молчании, Цицино вернулась в кабинет и, подойдя к Владимиру, положила руки ему на плечи и сказала:       — Прости, что не поддержала. Мне жаль, что так вышло.       — Ничего. Ты не должна была. Но спасибо, что сейчас немного поддержала меня.       Циклаури обняла мужчину и, нежно поцеловав его в лоб, села за свой рабочий стол. Коровин смотрел на монитор и ощущал желание заплакать, но горящие сроки требовали, чтобы он провёл нужные документы, поэтому начальник отдела кадров сконцентрировался на работе, не желая думать о случившемся.       Закончился рабочий день. Цицино собралась уйти домой, но Владимир остановил её:       — Цинь, останься со мной. Мне нужна ты. Не бросай меня одного.       Циклаури подошла к мужчине, села к нему на колени и, ничего не говоря, нежно обняла его, прижимая к груди; Коровин положил руки на её спину и тихонько заплакал, ощущая какое-то спокойствие, словно с ним была не любовница, а любящая его девушка. Цицино гладила его волосы, и Владимир сжимал её в своих объятиях, не желая отпускать единственного его человека, к которому невольно привязался.       Коровин успокоился и, чуть отстранив девушку от себя, взял её за плечи и сказал:       — Как хорошо, что ты со мной. Мне стало легче, когда ты меня обняла. Да, Цицино, мой отец был непорядочным человеком, но я любил его, а он любил меня.       — Да, Влад... Тяжело это, когда родители умирают. Особенно так... внезапно, — изрекла Циклаури, гладя его лицо, и поделилась с ним воспоминаниями: — Пять лет назад убили нашего папу. Это случилось так внезапно. Я живу, радуюсь жизни, но мне до сих пор больно из-за того, что папы больше нет...       С этими словами Цицино зарыдала, и Владимир прижал её к себе, гладя её плечо. Молодые люди горько плакали, вспоминая своих отцов. Циклаури обнимала его, ощущая какое-то приятное тепло. Ей не хотелось бросать любовника одного.       «Вроде мы друг другу ничего не должны, но почему я прониклась твоим горем?» — думала про себя Цицино, не находя ответ на свой вопрос.       Успокоившись, Коровин утёр слёзы, погладил спину девушки и, чуть приподняв её, встал с кресла. Цицино посмотрела на мужчину и сказала:       — Прости за то, что нагрузила тебя. У тебя горе, ещё я со своим давним.       — Ничего страшного. Зато ты поняла, как мне плохо. А это важнее денег, которые зачем-то предлагают в качестве помощи. Понять горе может тот, кто сам это пережил и тот, кто любит, понимает с полуслова.       Циклаури вышла из кабинета и отправилась к оранжевым «Жигулям». За всё время встреч с Владимиром Цицино не помнила, когда последний раз возвращалась с работы домой на трамвае. Закрыв кабинет, Владимир вышел из помещения в жилом доме и, подойдя к автомобилю, открыл двери. Цицино села в машину и, пристегнувшись, сказала:       — Сколько времени мы встречаемся? Кажется, что мы уже вечность знакомы.       — Мне тоже так кажется. Я уже привык к тебе, и никакая другая девушка мне не нужна.       Коровин завёл машину и закурил. Размышляя об убийстве своего отца, Владимир смотрел на кольца сигаретного дыма и про себя думал:       «Папа, зачем ты это делал? Зачем ты обеспечивал этой тунеядке и проститутке беззаботную жизнь? Лучше бы ты выставил её, и мы бы жили с тобой долго и счастливо. Папа... Прости за то, что нагрубил. Как жаль, что я не извинился перед тобой...»       Сидя с любовником в оранжевых «Жигулях», Цицино смотрела на задумавшегося начальника и хотела его вновь поддержать, вспомнив о своём отце. Циклаури оживила в памяти моменты: одним прекрасным осенним днём она, ещё девочка лет одиннадцати, сидела на крыльце дома и смотрела на улицу. Наринэ бегала по двору под присмотром Гелы, а она мечтательно смотрела на тропинку.       — Цицино, ты о чём думаешь? — ласковым голосом спросил Амиран.       — Пап, я думаю о том, что будет, когда я вырасту.       — Как ты думаешь, что должно быть, когда ты вырастешь?       — Я выучусь на цветовода и буду выращивать цветы на букеты девушкам. Я выйду замуж за хорошего человека, которого полюблю, и который полюбит меня.       — Это хорошо, Цицино. Надеюсь, твои желания сбудутся, дочка.       Цицино с улыбкой вспомнила отца и, посмотрев на Владимира, про себя отметила:       «Одно моё детское желание не сбылось. Я учусь на юриста, а не на флориста. Хотя всегда мечтала выращивать цветы. У меня есть мужчина, только он меня не любит. Я добровольно стала его любовницей. Я сама не знаю, люблю ли я его. Как же сложно в этой взрослой жизни... Почему не может быть всё легко и просто? Во взрослой жизни вляпываешься куда-то и не знаешь, что делать без родительской поддержки».       Когда сигарета дотлела, Коровин выбросил окурок, переключил передачу с нейтральной на первую, и «Жигули» отправились в сторону рынка на Транспортной. Владимир внимательно смотрел на дорогу. Циклаури рассматривала его профиль в свете закатного солнца и про себя размышляла о случившемся в жизни любовника горе:       «Что он имел в виду? Нет, Цицино, не тешь себя ложной надеждой. Он меня не любит и ничего мне не должен. Я его поддержала, но это не значит, что он мне что-то должен».       Коровин крепко сжал руль и, глядя на движущееся в сторону запада алеющее солнце, думал о происходящих в его сердце новых изменениях:       «Я сказал, что мне никто не нужен? Да, эта девочка нравится мне всё больше и больше... Я ничего серьёзного не хотел ни с кем, но почему меня тянет к ней? Почему я считаю её кем-то большим, чем просто любовницей? Кто она мне? Любовница, подруга, любимая девушка? Прости, Цицино, что не могу принять свои чувства и осознать их. Я не понимаю, что со мной».       Когда Владимир остановился возле дома Цицино, девушка вышла из машины и напоследок сказала:       — Крепись, Владимир. Сходи на похороны и хотя бы попрощайся с отцом.       — Ладно, Цинь. Схожу и попрощаюсь с отцом. И знаешь, мне очень стыдно, что я хамил ему, когда собирался поехать в Кемерово и подать документы в приёмную комиссию. И до сих пор жалею, что не извинился перед ним.       — К сожалению, ценить людей мы начинаем тогда, когда их больше нет.       — Это правда, Цинь. До завтра.       — До встречи.       Цицино отправилась в подъезд; Владимир завёл машину и отправился на съёмную квартиру. Едя по Объездной, Коровин смотрел на дорогу и про себя размышлял:       «Что я к тебе чувствую, Цинь? Я долго отрицал любовь. Я просто использовал разных моделек, которые сами ко мне в постель прыгали, а я им не отказывал. Что со мной происходит? Раньше я с этими модельками трахался по разу или двум, и всё. А эти отношения затянулись на целый квартал».       Когда наступили выходные, Коровин отправился в свой родной дом, находившийся в Старокузнецке. Приехав к хрущёвке на улице Конева, Владимир заметил похоронную процессию. Подойдя к гробу, Коровин увидел своего отца. Мужчина лет пятидесяти лежал с закрытыми глазами. Казалось, что он не умер, а просто уснул. Когда гроб закрыли, Коровин тихонько заплакал и отправился за похоронной процессией.       — Что, Володька, явился к своему папаше? — послышался злобный женский голос, и мужчина обернулся.       Перед ним стояла высокая стройная женщина с уложенными русыми волосами, тронутыми сединой. Её чёрное платье, обтягивающее фигуру, выглядело элегантно. Злобно сверкнув серыми глазами, она задала ему вопрос:       — Ты чего сюда пришёл?       — Не твоего ума дело, — отрезал Владимир. — Можешь не переживать. Я пришёл не к тебе, а к отцу. Мне стыдно, что я ему грубил последнее время.       — Отец был в долгах как в шелках. Он постоянно брал взятки, чтобы мы с ним ни в чём не нуждались. Вот и добрался. Ему заплатили, и он посадил человека по ложному обвинению. Какой-то родственник осуждённого убил его.       — Я ему не сочувствую, — ответил Коровин. — Мне не нужны его грязные деньги. Часть квартиры я от него приму, а вот всё остальное оставь себе, мама, если не брезгуешь. Да и мамой ты мне никогда не была. Можешь растратить всё остальное, только ко мне за помощью не обращайся. Лучше ищи работу.       — Да пошёл, ты! Сам чем занимался в Москве? Тоже самое делал?       — Это не твоё дело, ясно?       — Вы чё за базар устроили на похоронах? — вмешался в разговор сосед, высокий полный мужчина средних лет.       Владимир замолчал и сел в похоронный автобус. Гроб занесли в салон, но Коровин не замечал ничего. Его мысли были заняты только одним.       «Папа, ты дорого заплатил за то, что сделал. Ты добрался. Теперь ты ляжешь в могилу. Зачем ты это делал? Для чего?»       Когда автобус остановился на Старокузнецком кладбище, Владимир смотрел на свежевырытую могилу. Когда гроб опустили туда, Коровин отвернулся, не желая верить в произошедшее. Вскоре могилу закопали. Над новым захоронением стоял металлический памятник с чёрно-белой фотографией мужчины средних лет с модной в советское время стрижкой; его лицо выражало высокомерие. Под фото была выгравирована подпись «Коровин Сергей Антонович» и даты «29.09.1949-15.07.1999».       Плача от горя, Владимир сел в автобус, желая поскорее покинуть последнее пристанище каждого человека. Сев рядом с ним, новоиспечённая вдова судьи-взяточника зло посмотрела на сына и прошипела сквозь рёв двигателя:       — Чего разревелся? Ты мужик или кто?       — Чего пристала? — дрожащим голосом спросил Коровин.       — Хоть бы навещал меня почаще.       — Когда отец был жив, ты о моём существовании даже не думала, а теперь что случилось? Тебе деньги нужны? А работать ты не пробовала?       — Куда я пойду? Работы в городе нет.       — Иди на панель! — гневно отозвался Владимир. — Ты этим местом хорошо заработаешь. Если будешь лучше стараться.       — Вот так ты с матерью разговариваешь!       — Ты мне не мать и никогда ею не была. Ты всегда была просто женщиной, которая зачем-то живёт в нашем доме. Я не хочу с тобой разговаривать. Я не хочу тебя знать.       — Да пошёл ты! Ты потом ещё приползёшь ко мне, когда тебе помощь понадобится.       — Когда мне помощь после разорения понадобилась, я что-то к вам не приполз, а сам решил свои проблемы. Даже если бы приполз, ты бы мне и копейки не дала. Когда я окончил институт и собрался в армию, что ты мне сказала? Крутиться самому, а ты не обязана мне помогать. И я тебе не обязан. Ты ещё молодая и здоровая. На тебе пахать и пахать. Так что ищи работу хотя бы поломойкой.       Вдова не знала, что ответить на слова сына, и ей только оставалось злобно смотреть на него, понимая, что он не обязан ей помогать.       — Ничего, — продолжила ругать сына женщина, когда они покинули кладбище и отправились в сторону Кузнецкой Крепости. — Твои дети тебя так же пошлют, когда тебе понадобится помощь.       — Если для тебя дети — это источник помощи на старости лет, то фигово быть твоим ребёнком, мамо.       Владимир и его мать ещё долго ругались, выясняя отношения и высказывая друг другу всё, что наболело. Выйдя из похоронного автобуса, мужчина сел в машину и закурил. Глядя на кольца дыма, Коровин размышлял о жизни:       «Мне очень обидно, что у меня такая мать. Даже если бы я пришёл домой раньше, то она бы всё равно не обрадовалась. Я никогда не был ей нужен. Она сплавляла меня бабушке, а сама искала мужика. Видимо, её аппетиты стали всё больше и больше, вот папа и добрался. Посадил не того, вот и прикончили его».       Выбросив выкуренную сигарету, Владимир завёл машину и отправился к себе домой. Вернувшись в свою съёмную квартиру, Коровин набрал домашний номер телефона Цицино. Пропустив несколько гудков, Владимир услышал женский голос с хрипотцой:       — Алло.       — Здравствуйте, — поздоровался Коровин и, поняв, что ему ответила мать его любовницы, попросил: — Позовите, пожалуйста, Цицино.       — Она сейчас гуляет с племянницей. Если хотите, приезжайте сейчас. Будем рады вас видеть.       — Хорошо. Спасибо.       Положив трубку, Владимир собрался и вышел из дома. Сев в машину, Коровин приехал к дому Цицино и, оставив машину поблизости, направился в знакомый двор. Стоя у подъезда, Владимир заметил Эрлена, человека, обижающего его любовницу. Смерив его взглядом, Пирогов с насмешкой в голосе сказал ему:       — Ты что, к этой страхолюдке пришёл?       — Заткнись, ублюдок! Не твоё собачье дело, к кому я пришёл! — отрезал Коровин и отвернулся от него.       Поняв, что не дождётся никакой реакции от любовника ненавистной ему девушки, Эрлен отправился к себе домой. Гулявшая по тихим улочкам Цицино везла перед собой коляску, в которой мирно спала маленькая Мила. Подойдя к подъезду, Циклаури заметила своего любовника и с улыбкой поздоровалась с ним:       — Привет.       — Привет.       — Я сейчас отвезу Милу маме.       — Я тебе домой звонил. Ответила твоя мама. Она меня пригласила к вам в гости.       — Конечно, заходи. Мы всегда будем рады тебя видеть.       Владимир посмотрел в коляску и увидел чуть смугловатую малышку, одетую в нежно-розовые ползунки и чепчик. Невольно улыбнувшись девочке, Коровин ощутил какое-то непонятное чувство. Обычно он никогда не задумывался о своих детях, но в тот день захотел подержать на руках своего ребёнка, поиграть с сыном в футбол или заплести косу своей дочери.       «Что со мной? — задал сам себе вопрос Владимир, идя за Цицино, катающей коляску. — Я никогда не задумывался о детях, а тут просто желание какое-то. Наваждение или что это? Глупости какие-то. После Лизы я больше никого не могу любить, а теперь я влюбился в Цицино. Но люблю ли я её или просто хочу постоянный секс?»       Тем временем Цицино открыла дверь и закатила коляску в квартиру. Коровин посмотрел на мать его любовницы и про себя подумал:       «Я использую вашу дочь. Как мне смотреть вам в глаза?»       — Владимир, это ты? Заходи к нам, — с улыбкой пригласила его Тамина.       Невольно боясь гнева матери, Коровин медленно зашёл в квартиру. Посмотрев на него, Шенгелия сказала:       — Цицино много рассказывала о тебе. Я вижу, что ты хороший человек, только не можешь сам себе в этом признаться.       — Да что вы, Тамина Анатолиевна? Я не такой хороший человек, как вам кажется.       — Зато ты честный, — отозвалась Шенгелия. — Мы знаем, что у тебя горе. Прими наши соболезнования. Это ужасно — потерять отца.       — Цинь-Цинь говорила мне об этом, — сообщил Владимир. — Я понимаю, как ей больно. Я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что отца больше нет.       — Заходи и пообедай с нами, — пригласила женщина к себе в гости. — Наши хинкали тебе понравятся.       — Спасибо.       Разувшись, Владимир направился на кухню, помыл руки и сел за стол. Рядом сидели Цицино и Наринэ. Младшая сестра посмотрела на симпатичного незнакомца и задала ему вопрос:       — Это вы Владимир? Друг моей сестры?       — Да, это я. А ты Наринэ? Очень приятно познакомиться.       — Я тоже хотела с вами познакомиться.       Тамина, Цицино, Наринэ и Владимир ели хинкали. Едя знаменитое грузинское блюдо, Коровин вспомнил далёкое детство, когда они с бабушкой лепили пельмени, и поймал себя на мысли, что ему хотелось так же лепить хинкали с Цицино.       «Эта девчонка сводит меня с ума. И мне это нравится. Сначала я захотел детей, а теперь хочу жениться на ней и лепить с ней хинкали. Я хотел просто секса без обязательств. Неужели эта милая девочка так запала мне в душу?»       — Владимир, вы уснули? — задала вопрос Наринэ.       — Нет. Просто задумался. Кстати, вкусные хинкали. У вас талант, Тамина Анатолиевна.       — Спасибо, Владимир.       Коровин смотрел на Цицино и понял, что хочет прожить с этой девушкой всю жизнь. Хочет, чтобы она стала ему кем-то большим, чем просто любовницей, с которой он делит постель. После ужина разговаривая обо всём и ни о чём, Владимир не заметил, как наступил вечер. Поблагодарив хозяев дома за гостеприимство, он собрался уходить, но Цицино собралась поехать с ним.       — Прости, Цицино, но мне надо побыть одному.       — Тебе нужна поддержка. Ты не просто так к нам приехал.       — Владимир, она хочет тебя поддержать, — вмешалась Шенгелия. — Не отвергай её помощь и поддержку.       — Хорошо. Мы с ней вместе поедем.       Молодые люди вышли из квартиры и отправились к машине. Выйдя на балкон, Тамина наблюдала за тем, как оранжевые «Жигули» уехали, увозя с собой её дочь. Наринэ подбежала к ней и задала вопрос:       — Мам, ты видела, как он смотрел на Цицино? Похоже, он в неё влюблён.       — Конечно, дочка. Поэтому разрешила Цицино поехать с ним.       — Я не знаю, но думаю, это перерастёт во что-то серьёзное.       — Вполне ожидаемо, Нарико. Думаю, они отличная пара.       Тем часом Владимир с Цицино ехали на Запсиб в полном молчании. Циклаури смотрела в окно и как обычно рассматривала городские и лесные пейзажи. Доехав до дома, молодые люди пришли в съёмную квартиру. Быстро переодевшись, Владимир сел на диван и горько заплакал. Цицино обняла его и приговаривала:       — Всё хорошо. Я с тобой, Влад. Пока ты со мной, ты не одинок.       «Как так? Родной матери всё равно, что со мной, а простая любовница меня утешает. Мать обо мне вспоминает тогда, когда ей что-то надо от меня, а простая любовница пришла утешить меня, зная, что я пережил горе. Или уже не простая любовница, а нечто большее?» — размышлял Коровин.       — Цинь, спасибо тебе. Ты настоящий друг, — сказал Владимир, подняв покрасневшие от слёз глаза.       — Я просто поддержала тебя. Ты потерял отца, поэтому рядом с тобой должен быть кто-то, кто не оставит тебя в трудную минуту.       — Я сирота, Цинь. У меня теперь никого из родных нет.       — А как же твоя мама?       — У меня нет матери. И никогда не было. Это просто женщина, которая меня родила и просто жила с нами как соседка. Я никогда не был ей нужен. Она вспомнила обо мне только тогда, когда ей понадобились деньги.       Владимир вновь проплакал, чувствуя себя самым одиноким человеком на свете. Цицино гладила его голову и попыталась утешить:       — Всё хорошо. Ты понимаешь, что мать тебя не любит. Не отчаивайся. Всё будет хорошо. Найдётся та девушка, которая тебя полюбит. Только не отталкивай её.       «Как я хочу, чтобы ею была ты», — отметил про себя Коровин.       «Жаль, что я не могу стать твоей любимой», — подумала Циклаури.       Поплакав от горя, Владимир принял ванну и лёг спать на разложенный диван. Когда Цицино зашла в ванную, взяла свою зубную щётку, стоявшую в стакане, и размышляла над происходящим в её жизни:       «Возможно, мы с ним просто любовники. А что, если это не совсем так? Он пришёл ко мне за утешением. Мне жаль, что у него не было мамы. Может, он будет счастлив с той, которая будет ему нужна».       Приняв душ и выйдя из ванной, Циклаури вернулась в спальню и заметила, что Коровин спит крепким сном. Девушка разделась донага, ибо привыкла, ночуя у него, спать голой, и легла за ним. Укрывшись одеялом, Цицино прижалась к его спине и обхватила его талию, словно желала согреть его. Ощутив тепло его тела, Циклаури быстро уснула.       Ранним утром Владимир проснулся от солнца, бьющего в окно. Ощутив на себе прикосновения девушки, Коровин не шевелился, чтобы не разбудить её. Лёжа в полудрёме, Владимир услышал тихий шёпот Цицино:       — Ты уже проснулся или ещё спишь?       — Уже проснулся.       Циклаури отпустила его и, сев на диване, посмотрела на мужчину. Он сонно улыбнулся и притянул к себе. Погладив его лицо, девушка нежно поцеловала его в губы. Цицино встала, надела на себя рубашку Владимира, пахнущую его потом и дезодорантом с ароматом «морская свежесть», вдохнула его аромат, оставшийся на лёгкой серой ткани, и отправилась на кухню. Быстро приготовив салат из огурцов, помидоров, зелени и майонеза, Циклаури позвала Коровина. Владимир накинул трико и пришёл на кухню, где его ждал завтрак.       — Ты как? Всё в порядке? — задала вопрос Цицино, едя салат.       — Да, чувствую себя хорошо. Спасибо, что поддержала, — слабо улыбнулся Владимир.       Позавтракав и попив чай с конфетами, Циклаури быстро оделась и хотела выйти из дома, но Коровин остановил её и, обняв сзади, прижав к груди, прошептал ей на ухо:       — Побудь немного со мной. Давай сегодня обойдёмся без секса. Просто побудем вместе.       Молодые люди отправились на балкон и смотрели на детскую площадку, на которой с утра веселились маленькие дети. Слушая уличный шум, Цицино обнимала Владимира за талию и прижималась к нему; Коровин обхватил плечи Циклаури и ощущал желание быть с ней вместе до самого конца. Немного постояв на балконе, посмотрев в окно на играющих на детской площадке детей и пообнимавшись, Цицино посмотрела на Владимира и сказала:       — Так хочется домой. Мама по мне соскучилась.       — Как хорошо, что у тебя такая мама. Цени её, — прокомментировал Коровин и про себя добавил: «Мне бы такую тёщу...»       Молодые люди собрались, вышли из дома и поехали из Заводского на Куйбышевский район. Циклаури смотрела в окно автомобиля и невольно наслаждалась моментами, желая остановить время. Через час Цицино и Владимир приехали к дому на улице Вокзальной. Выходя из машины, Циклаури нежно поцеловала мужчину и сказала:       — Пока. Увидимся завтра.       — Давай. До встречи.       Девушка зашла в подъезд и поднялась на свой этаж. Услышав звук открывающегося замка входной двери, Тамина взяла на руки внучку и вышла встречать среднюю дочь. Когда Цицино переступила порог квартиры и разулась, мать задала ей интересующий её вопрос:       — Как Владимир себя чувствует? Ему стало легче? Как вы с ним ночь провели?       — Ему всё ещё тяжело, но он держится. Ночью он быстро уснул, и я лежала с ним. Мам, когда я проснулась, он не двигался, хотя проснулся раньше меня.       — Знаешь, когда Владимир приходил к нам, мы с Наринэ заметили, как он смотрел на тебя. Мы поняли, что он просто влюблён в тебя. Ты это заметила?       — Мам, давай, не будем торопить события. Не надо меня обнадёживать.       — Он хороший человек, просто не может сам себе в этом признаться.       — Даже не знаю... — отмахнулась девушка и спросила: — Кстати, где Роня? Она домой хоть приходила?       — Нет. Она ночевать не приходила. Наверное, была с хахалем. Цицино, ты подумай о том, что я тебе сказала о Владимире. Хорошо?       Кивнув головой, средняя дочь задумалась над словами матери о Коровине и собиралась пойти в комнату, чтобы переодеться. Тамина зашла в комнату и уложила Милу на кроватку. В это время вновь послышался скрип открывающего замка. Переодевшись в футболку и шорты, выйдя из комнаты, Цицино столкнулась с Роней. Циклаури рассматривала ярко раскрашенную рыжую девушку в оранжевом чуть прозрачном платье и грозно спросила:       — Ты где была?       — Ты дома не ночевала, — вставила Шенгелия, выйдя из комнаты.       — А Цицино ночевала? — дерзким голосом задала вопрос Мичурина.       — Ты на Цицино не смотри, — грозно заявила несостоявшаяся свекровь, уперев руки в бока. — У неё нет детей. А если бы и были, то она бы их не бросала на меня и не бежала бы мужика себе искать. Ты что за мать-то такая, а?       — Слушайте, хватит обсуждать мою личную жизнь. Мне что, между ног повесить замок? Мне хочется любви. Хочется отдохнуть. Почему это я должна одна с ребёнком возиться?       Сказав это, Роня фыркнула и ушла в свою комнату. Цицино и Тамина посмотрели ей вслед, и мать прокомментировала:       — Господи, зачем ты послал Геле эту вертихвостку?       Время летело незаметно, и наступил август. Тамина продолжала присматривать за внучкой, пока Роня шла на очередное свидание с ночёвкой. Наринэ болтала с подружками, обсуждая последние события, случившиеся в их семьях. Со временем Владимир смирился с болью от потери. Цицино продолжала встречаться со своим любовником, оставляя всё как есть, думая, что это ненадолго.       Но однажды девушка поняла, что её отношения к нему постепенно изменились. Она привязалась к нему и не хотела его никому отпускать, хоть и надо было, если бы он решил найти другую любовницу.       — Владимир Сергеевич, вы вызывали? — послышался писклявый голос, и Циклаури посмотрела на пришедшую на оглушительных шпильках высокую блондинку в блузке с глубоким декольте и юбке, прикрывающей только филейную часть, севшую перед столом её начальника.       — Да. Подпишите трудовой договор, — заявил Владимир.       Цицино смотрела на новую сотрудницу и ощутила какое-то непонятное чувство. Вроде бы Коровин не обещал ей ничего, но ревность скользкой змеёй закралась в её сердце. Ей не хотелось делить этого мужчину ни с кем, хотя разумом понимала, что у них нет будущего. Есть только приятное настоящее, которое, возможно, исчезнет как лёгкая дымка.       Блондинка с улыбкой смотрела на Владимира и задала ему вопрос:       — А вы хотите сходить куда-нибудь? В кафе, на дискотеку. Я буду рада с вами пойти.       Цицино напряглась, ибо поняла, что не хочет отпускать этого мужчину, и боялась, что он примет предложение той блондинки. Смерив собеседницу взглядом, Коровин сказал:       — Нет. У меня нет времени ходить на свидания. Попытайте счастье с другим мужчиной. У меня уже есть девушка.       Хмыкнув от разочарования, незнакомка ушла. Владимир посмотрел на Цицино и с кривой усмешкой задал ей вопрос:       — Ты думала, что я променяю тебя на это подобие куклы Барби? Да она насквозь искусственная, а ты живая, настоящая. Ты мне нравишься.       — Я не думала об этом. Мне не казалось, что у нас всё серьёзно. Если ты найдёшь другую, которая тебе понравится, то я отпущу тебя, и мы не будем мучить друг друга.       — Мне никто, кроме тебя, не нужен. Мне нужна ты и только ты.       — Правда? — засомневалась Цицино.       — Да. Только с тобой я почувствовал себя счастливым. Таких кукол Барби я ещё в Москве...       — Нет-нет, об этом лучше не говори! — остановила его Циклаури, не желавшая слушать его рассказы о разных московских «ночных бабочках», с которыми он был в краткосрочных близких отношениях.       — Хорошо, — улыбнулся Коровин.       Рабочий день закончился. Цицино взяла сумку и собралась вернуться домой. Владимир обнял её сзади и, прижав к груди, прошептал ей на ухо:       — Ты приревновала меня? Я же понимаю, что ты приревновала меня.       — Да, приревновала, — не стала скрывать свои чувства Циклаури. — Не знаю, что на меня нашло.       — Не бойся. Я теперь с тобой.       Цицино ощутила на своей спине какое-то тепло от его груди и погладила его руки, обнимавшие её. Владимир дотронулся до её живота, просунул руку через пояс джинсовой юбки и накрыл ладонью её лобок. Циклаури улыбнулась и прижалась к Коровину, желая продлить эти моменты. Владимир коснулся кончиком пальца её клитора, и девушка почувствовала лёгкое возбуждение. Цицино наслаждалась нежными ласками, желая продлить этот сладостный момент. Подняв голову, Циклаури тихонько застонала и слегка развела ноги. Коровин целовал её шею и прошептал:       — Ты только моя.       Цицино ощутила дрожь в ногах и крепко сжала руку мужчины, чуть не закричав от нахлынувшего возбуждения. Владимир ощутил на кончиках пальцев приятную тёплую влагу; вынув руку из её трусиков, он достал платок, вытер им смазку и нежно поцеловал девушку в губы.       — Теперь поехали домой, — прошептала Цицино, переводя слегка сбившееся дыхание.       Молодые люди вышли из кабинета и направились в сторону оранжевых «Жигулей». Приехав домой, Цицино нежно поцеловала Владимира и сказала ему:       — До встречи. Надеюсь, ты так же не смотришь на этих Барби.       — Ты лучшая. Ты просто ангел. Зачем мне эти Барби? — усмехнулся Коровин.       — Смотри! — усмехнулась Циклаури и вышла из машины.       Когда Цицино зашла в квартиру, радостная Наринэ, встретив её, громко крикнула:       — Гела прислал письмо!       — Правда? — задала вопрос средняя сестра, не веря в услышанное.       — За ужином прочитаем, — заявила Наринэ. — Ронька пошла к своему хахалю. Ничего. Без неё прочитаем. Ей всё равно наплевать, что у Гелы в армии происходит.        — Как там Мила? — взволнованно задала вопрос Цицино.       — Роня полдня с ней сидела, а потом ушла к хахалю. Я погуляла с Милой, а потом покопалась в почтовом ящике и нашла письмо.       Цицино зашла в комнату и, посмотрев на лежащую в колыбельке животиком вниз маленькую племянницу, улыбнулась. Мила потихоньку научилась переворачиваться и уже пробовала садиться. Перевернувшись с боку на бок, девочка протянула ручки тёте и наивно улыбнулась.       — Не так давно я её успокоила, — сообщила Наринэ. — Когда Ронька уходит, Мила часто плачет. Как я вижу, у неё уже первый зубик режется. У меня на руках она быстро успокаивается. Я ещё ползунки у соседки одолжила. Она растёт как яблочко. Вроде ещё такая маленькая была, а уже вон какая здоровая.       «Пообщавшись» с Милой, Цицино быстро переоделась в трико и майку. Сёстры зашли на кухню, откуда раздавался аромат мяса с варёной картошкой. Наринэ размешала блюдо, и вскоре послышался скрип открывающегося замка. Через пару минут на кухню зашла Тамина и задала вопрос:       — Что, Нарико, колдуешь тут?       — Я раньше всех прихожу, — ответила Наринэ. — Хоть Олька и Ленка дразнят меня Золушкой, а я просто хочу, чтобы вы с Цицино после работы отдохнули.       — Спасибо, Нарико. Ты настоящий друг, — улыбнулась мать и села за стол.       — Рада помочь. Кстати, от Гелы письмо пришло. Давайте, прочитаю за ужином.       Когда ужин был готов, мать и дочери сели за стол. Едя мясо с картошкой, Наринэ распечатала письмо из армейской части и зачитала его вслух:       «Дорогие мои мама, Цицино, Нарико.       У меня на службе всё хорошо, всё как обычно. Но у меня есть для вас печальная новость. Скоро я, Саня Глазунов, Рома Никонов, Вадик Проханов, Вася Минаев и все остальные отправимся в Дагестан. Назревает новая война с Чечнёй, и нам нужно сдержать их, чтобы они не проврались дальше Кавказа.       Мама, мне страшно. Как сказал Семён Горбунков, я не трус, но я боюсь. Я знаю, что должен идти воевать. Должен служить нашей Родине. Должен защитить мирное население от этих уродов, которых не могу считать братьями за то, что они творят беспредел.       Мама, Цицино, Нарико. Пожалуйста, не плачьте. Верьте в меня. Я хочу выжить и вернуться к вам. Я очень хочу увидеться со всеми своими друзьями, что остались в Новокузнецке.       Как там моя дочка? Сколько месяцев прошло, а я до сих пор не могу поверить, что у меня есть дочь. Мне не терпится приехать домой и подержать её на руках, поиграть с ней, услышать её первое слово.       Я надеюсь, что приеду домой живым.       Не ждите больше вестей от меня. Прошу не волноваться за меня. Ваш сын и брат Гела».       — Что?!! Неужели Гела уедет в Дагестан воевать с чечени?! — хором воскликнули Тамина и Цицино, будучи в шоке от письма, которое прислал им сын и брат.       Послышался скрип открывающегося замка, и в квартиру зашла повеселевшая после очередного свидания Роня. Быстро переодевшись в домашнее платье, девушка зашла на кухню, удивлённо посмотрела на погрустневших Тамину, Цицино и Наринэ и задала вопрос:       — Что случилось? У вас словно траур.       — Пока ты трахаешься с разными мужиками, нашего Гелу отправляют в Дагестан воевать с чеченцами, — злобным голосом проговорила Цицино.       — Надеюсь, что он вернётся домой живым и невредимым, — отозвалась Мичурина. — И потом. Тебе, Цицино, можно трахаться, а мне нельзя?       — Я трахаюсь с одним мужиком. А ты со сколькими? — не осталась в долгу Цицино. — И у меня нет детей. Я не бросаю их на свою маму.       — Да тебе всё равно, вернётся Гела или нет, — вставила Наринэ. — Ты же у нас спросом пользуешься. Так что хуй тебе найти не проблема.       — Нарико, не выражайся! — хором крикнули мать и старшая сестра, отчего младшая густо покраснела.       — И что? Даже если Гелка помрёт, то мне что, без мужика жить и верность ему лебединую хранить? — разозлившись, заявила Роня.       — Ты думай, что говоришь, — отрезала Тамина. — Мы и так к тебе слишком добры, а ты такое несёшь. Гела, может, выживет после войны и вернётся к нам. Только как ты ему в глаза посмотришь?       — Пусть сам свою донюшку воспитывает, — огрызнулась Мичурина. — А мне она не нужна. И почему я аборт не сделала? Надеялась, что он на мне женится.       Ничего не говоря, Наринэ поднялась из-за стола и дала Роне звонкую пощёчину; Мичурина схватилась за горячую щёку и села за стол.       — Мы бы выставили тебя из дома, только мы держим тебя тут из-за Милы, — сообщила Тамина. — Мы ждём Гелу, чтобы он удочерил Милу, и ты бы ушла отсюда строить свою жизнь. А теперь даже не знаем, вернётся ли он домой вообще. Хорошо, что он нас предупредил, чтобы мы хоть знали, где он.       Мичуриной нечего было ответить, и она, сев за стол, перекусила и отправилась в свою комнату. Поужинав, Цицино зашла следом и, взяв на руки горящую от жара кричащую Милу, прижала к себе и грустно проговорила:       — Эх, Мила... Твой папа скоро уедет воевать. Так хочется, чтобы он вернулся домой целым и невредимым. Дай бог, чтобы с ним было всё хорошо.       Тем часом Тамина позвонила Джамалу. Пропустив гудки, женщина услышала:       — Алло.       — Привет, Малико. У нас для тебя страшная новость.       — Что случилось? — Шенгелия уже успел испугаться и лихорадочно перебирал в голове разные мысли.       — Гела едет на войну в Дагестан. Не знаем, чем это закончится.       — Дай бог, Тамико, чтобы он выжил. Дай Бог. Ты не переживай. Молись, чтобы он приехал живым и невредимым.       — Как не переживать мне за своего сына? Мне страшно, что с ним что-то случится.       — Это было неизбежно, когда наши проиграли в Первой Чеченской. Пусть Бог сохранит жизнь нашего Гелы.       Положив трубку, Тамина отправилась в зал, села на кресло, горестно вздохнула и заплакала. Глядя на телевизор, по которому шла какая-то латиноамериканская мелодрама, женщина молилась, чтобы её сына не постигла участь не вернувшегося из боя солдата, о котором пел Владимир Семёнович.       Ночью Цицино не могла уснуть ни от грустных мыслей, ни от криков племянницы. Девушка смотрела на ночное небо, на яркую луну, оставляющую блики на стенах, слушала жалобный плач ребёнка и про себя задавала вопрос:       «Ох, почему судьба так распорядилась? Гела отправится на войну в Дагестан. Господи, пусть он вернётся домой. К нам. К Миле. Он нужен Миле. Пожалуйста, господи, не оставь Милу без папы. Он ей нужен, чтобы спасти её от непутёвой матери. Гело, пожалуйста, выживи. Ты нужен нам. Нужен Миле. Приезжай поскорее. Спаси свою дочь от этой кукушки».       Ощутив жуткую усталость, Цицино уснула. Утром девушка пришла на работу с грустными мыслями. Циклаури поздоровалась со своим начальником и села за компьютер. После очередного офисного чаепития девушка услышала голос коллеги, у которой часто болел ребёнок, из-за чего та вынуждена часто брать больничные:       — Цицино, мне нужно рассчитать дни, когда я была на больничном.       — Хорошо, — рассеянно пробормотала Цицино и приняла документ.       Рассчитав дни, когда коллега была на больничном, Циклаури провела все данные в 1С и, отсканировав лист нетрудоспособности, отправила сканы в страховую компанию по электронной почте.       — Цинь, ты какая-то грустная сегодня. Что-то случилось? — задал вопрос Владимир, отвлекая её от тяжёлых мыслей, не дававших ей покой.       — Наш брат Гела скоро поедет в Дагестан. Опять война с чеченцами начнётся. Господи, хоть бы он выжил.       Коровин встал из-за стола, подошёл к девушке и, положив ей руки на плечи, попытался утешить её:       — Не грусти. Я верю, что всё будет хорошо. Мне удалось выжить после войны. Я уверен — твой брат истинный джигит. Он сможет защитить себя и выжить в этой новой войне.       Цицино вспомнила рассказ Владимира о его службе в армии. Вспомнила, как он рассказывал, что был ранен и чуть не погиб от кровопотери; переливание крови спасло ему жизнь. Циклаури оживила в памяти рассказы Коровина о том, как его первое время мучили ночные кошмары, в которых за ним бегали чеченцы и стреляли в него.       — Влад, я так хочу, чтобы Гела выжил. Чтобы он вернулся к нам и увидел свою дочку.       — Так та малышка — это его дочь?       — Да.       — А что с её мамой?       — Он не женат на её маме и не собирался на ней жениться. Она просто хотела привязать его к себе, поэтому забеременела от Гелы. Просто Гела очень хотел дочку, и теперь она у него есть. Сейчас Гела, наверное, уже поехал в Дагестан.       — Если он не собирался на ней жениться, то зачем тогда полез на неё? — не понял Владимир.       — Он ей сразу сказал, что ему не нужны серьёзные отношения, но она решила родить Милу в качестве клея для неё и Гелы. Гела обещал, что будет заботиться о ребёнке и воспитывать её, но на Роне он жениться не собирался.       — Если не хочет, то он не обязан на ней жениться.       — Но дочку он не бросает. Он поклялся, что будет её воспитывать, но на этой девке не женится. Мало того, что она настырная, так ещё и непутёвая мать. Бросила ребёнка на нас, а сама пошла устраивать личную жизнь.       — Прям как моя мать. Она тоже со мной особо не сидела — скинула меня на бабушку, а сама даже меня не видела. Когда она бывала дома, ещё в детстве я пытался привлечь её внимание, но она меня отгоняла. Но потом, когда я подрос, понял, что это просто женщина, которая живёт у нас дома. Почему папа с ней не развёлся? Наверное, любил её. Надеюсь, хоть твой брат не такой слабовольный, каким был мой папа.       — Я знаю Гелу. Он мягкий, но если что-то не так, то он не будет это терпеть. Когда он вернётся, если вообще вернётся, он удочерит Милу и выкинет эту вертихвостку вон.       — Я тоже на это надеюсь. Плохо, что мой отец не избавил меня от моей непутёвой мамаши.       — Он это сделает, я уверена. Да эта дурочка сама рада сплавить дочку.       — Всё будет хорошо.       Коровин протянул ей руку. Циклаури взяла его ладонь и поднялась со своего кресла. Владимир обнял её, и Цицино прижалась к нему, ощущая от него какое-то приятное тепло.       — Я с тобой, Цинь. Я с тобой, — приговаривал Коровин.       Обнявшись с любовником, Циклаури села за стол и занялась своей работой. Владимир смотрел на неё и с улыбкой подумал:       «Не расстраивайся. Скоро твой брат вернётся. Всё будет хорошо».       Проходил последний месяц августа. Тамина, Цицино и Наринэ смирились с неизбежным, но не могли поверить, что их сын и брат стреляет в боевиков где-то на Кавказе, пытается выжить, чтобы вернуться домой. Со временем они смирились и старались верить в лучшее, чтобы эта поездка в Дагестан закончилась для Гелы хорошо.       Приближался девятнадцатый день рождения Цицино. Уже где-то неделю девушка предвкушала поздравления от самых близких людей. И вскоре этот день настал.       Двадцатого августа Циклаури ранним утром проснулась от криков Милы. Вскочив с кровати, Цицино забежала в соседнюю комнату и заметила, что кровать, на которой обычно спала Роня, в очередной раз пуста и заправлена.       «Опять она где-то шляется», — пронеслось в голове у Циклаури.       Цицино взяла на руки девочку, покормила её из бутылочки коровьим прокипячённым молоком, качала её и про себя приговаривала:       — Эх, Мила-Мила, непутёвая у тебя мать. Бросила тебя, а сама опять пошла мужика искать. Ничего, ты с нами. Пока ты с нами, всё будет хорошо. Ты не одинока.       Мила попискивала на руках тёти и быстро уснула. Тем часом проснулась Наринэ. Увидев среднюю сестру в ночной рубашке, державшую младенца, девочка подошла к ней и шутливым голоском прошептала:       — Мила решила тебя с утра пораньше поздравить? С днём рождения, сестричка. Мы тебя любим.       — Может быть, Мила что-то поняла, — усмехнулась Цицино. — Спасибо за поздравления, девчонки.       Быстро позавтракав, средняя сестра надела короткое оранжевое платье с неглубоким вырезом в зоне декольте, взяла с собой пакет с приготовленной пахлавой и, надев белые туфли на высоких каблуках, отправилась на улицу. Идя к трамвайной остановке, девушка предвкушала поздравления коллег. Доехав до работы, Циклаури вышла на нужной остановке и направилась в офис.       — Привет! — поздоровалась улыбающаяся Цицино.       — Привет. С днём рождения, Цинь, — ответил Владимир и обнял её.       Отпустив из своих объятий девушку, Коровин протянул ей букет розовых роз в наполненной водой вазе и с улыбкой сказал:       — Это тебе мой маленький подарок.       — Спасибо, — с улыбкой поблагодарила его Циклаури и, взяв букет, посмотрела на него, погладила нежные лепестки цветов.       Запустив компьютер, Циклаури отправилась на ежедневное чаепитие в импровизированную «столовую», где достала ромбовидные кусочки пахлавы. Налив себе чай, коллеги поздравили Цицино с днём рождения.       — С днём рождения. Это тебе подарок от нашего коллектива, только открой потом, — с улыбкой сказала Инга Визгунова и протянула имениннице открытку.       Цицино посмотрела в открытку. Там лежали пятьсот рублей, собранные от каждого человека в коллективе. Положив открытку возле тарелки, на которой лежали кусочки пахлавы, девушка ответила:       — Спасибо вам большое.       — Очень вкусная пахлава, — похвалила Лиза Головушкина.       Коллеги нахваливали десерт, приготовленный по восточному рецепту. Владимир смотрел на сидящую рядом с ним Цицино, и ему хотелось обнять её, поцеловать. Когда чаепитие закончилось, и все разошлись по своим рабочим местам, Циклаури взяла конверт с деньгами и направилась к себе.       — Цицино, ты видела, как он на тебя смотрел? — задала ей вопрос коллега Катя Лебедева.       — Владимир Сергеевич? — сделала вид, что не поняла Цицино.       — Да. Ты ему явно нравишься, — с улыбкой заявила невысокая полненькая девушка.       — Да ладно. Любишь ты, Катька, сплетни распускать, — заявила Циклаури и пришла в кабинет.       Когда девушка села за компьютер и положила подарок в кошелёк, Владимир подошёл к ней и, положив ей руки на плечи, прошептал:       — После работы мы останемся с тобой. Тебя ждёт потрясающий сюрприз.       Услышав эти слова, Цицино весь рабочий день не могла сосредоточиться, ибо понимала, какой подарок подготовил ей Владимир. Циклаури предвкушала новые счастливые моменты и хотела, чтобы рабочий день быстрее закончился, чтобы получить такой обычный, но очень желанный подарок.       Когда на часах было пять, коллеги разошлись по домам. Поняв, что они одни в помещении, Владимир убрал со стола все папки с документами в ящик и поставил монитор на стул. Глядя на это, Цицино задала вопрос:       — Что мы сегодня будем делать?       — Праздновать твой день рождения, — улыбнулся Коровин и закрыл жалюзи.       Поняв намёк, Циклаури села на стол и, кокетливо подняв ногу, поставила каблуком на столешницу. Владимир погладил её бёдра и, слегка приподняв её оранжевое короткое платье, медленно снял его, обнажая её чуть полноватую фигуру. Цицино расстегнула на нём рубашку и открыла его жилистый торс. Раздев девушку догола, Коровин обнажил своё тело, желая скорее сделать подарок.       — Я хочу тебя... — прошептал ей на ухо Владимир и нежно поцеловал её.       Цицино ответила на ласку и, кусая его губы, потрогала его мягкие волнистые волосы. Коровин целовал её подбородок, шею, грудь. Уложив девушку на стол, мужчина провёл языком по соску и слегка укусил его. Когда Владимир ласкал её грудь, Цицино гладила его спину, ощущая тепло и бархат его кожи. Коровин ласкал второй сосок девушки, и Циклаури ощутила внизу живота желание и сжала бёдра, желая усилить эффект.       Владимир поцеловал ложбинку между грудей, живот; остановившись на пупке, мужчина щекотал его языком. Цицино хотела, чтобы эти моменты длились вечно, чтобы время остановилось. Казалось, что все проблемы исчезали, оставались где-то далеко; им не хотелось думать ни о непутёвой матери Владимира, ни о Роне, бросавшей Милу, ни о Геле, ушедшем на войну. Им нужно было только одно — наслаждаться друг другом как в последний раз.       Коровин спустился ниже и, взяв девушку за ягодицы, провёл кончиком языка по её клитору, отчего Цицино вздрогнула и, выгнувшись в дугу, погладила голову мужчины, не желая прерывать удовольствие. Владимир ускорил движения языком, и Циклаури невольно сжала бёдра, согревая его щёки. Чувствуя тепло её кожи на своём лице, чувствуя сладковатый вкус её тела, Коровин наслаждался ласками и продолжал щекотать её клитор, и Цицино громко закричала. Её ноги дрожали от нахлынувшего оргазма, и девушка ощутила приятную тяжесть внизу живота, от которой словно взорвалась.       Глядя на стонущую от достигнутого финала Цицино, Владимир погладил её половые губы разогретым от возбуждения стволом и медленно вошёл в неё. Ощутив в себе его горячий твёрдый член, Циклаури сжала его, словно не желала выпускать его из себя. Коровин медленно двигался в ней, схватив её чуть полноватые бёдра, и стол под ней трясся в ритм его движениям. Его голова закружилась от страсти, и Владимир ускорил движения. Цицино подняла голову вверх и застонала громче, вцепившись в края стола. Выгнувшись дугой, Циклаури сжала его ствол сильнее, и Владимир пролился в неё. Ощутив в себе его тёплое семя, Цицино напряглась и громко застонала, дрожа от оргазма.       Циклаури лежала на столе и ощущала приятное тепло в своём лоне. Коровин прижался локтём к краю столешницы и переводил дыхание после мощного оргазма.       — Влад... — дрожащим голосом простонала Цицино.       Владимир погладил её взмокшие волосы и, нежно поцеловав её в лоб, взял её за плечо. Коснувшись губами её уха, Коровин прошептал ей:       — Перевернись животом вниз.       Циклаури послушно перевернулась на столе. Владимир погладил её ягодицы и, схватив девушку за бёдра, медленно придвинул её к краю столешницы; проведя пальцем по складкам её губ, Коровин ввёл их в её лоно и щекотал его, нащупывая точку «G». Цицино ощутила лёгкое возбуждение от прикосновения к самой нежной части её тела и выгнулась кошкой, поддаваясь ласкам. Чувствуя приятное тепло на пальцах, Владимир смотрел, как его любовница наслаждалась движениями его пальцев, и ускорил темп, отчего Цицино громче застонала. Выгнувшись дугой, Циклаури сжала его пальцы и, закричав от удовольствия, напряглась и резко расслабилась, чуть не потеряв сознание.       Поняв, что девушка испытала оргазм от движений его пальцев, Владимир размазал по её ягодицам её смазку, смешанную с его семенем, и, погладив головкой члена её нежные складки, медленно скользнул в неё. Крепко держа её за бёдра, Коровин неторопливо двигался, давая девушке привыкнуть к возобновившейся нежной ласке. Вновь ощутив в себе его горячий ствол, Цицино выгнулась и поддалась его движениям, желая, чтобы эти моменты длились вечно. Согнув ноги в коленях, Циклаури подмахивала ему и насаживалась на его член, крепко сжимая его. От его движений девушка словно парила по воздуху, и её стоны пробуждали в мужчине страсть, отчего он ускорил темп, желая, чтобы она не сдерживала свой крик от удовольствия.       Владимир резко двигался в ней и прижимался к её ягодицам, не желая отпускать. Цицино прикрыла глаза и ощутила временную потерю сознания. Коровин крепко сжал её бёдра и, когда его ноги задрожали, снова пролил в девушку свою сперму. Ощутив тепло, Циклаури выгнулась и бурно кончила, ощутив на ногах тягучую жидкость.       Придя в себя после оргазма, Владимир посмотрел на Цицино и, подойдя к ней, погладил её лоб, и сказал:       — Какая ты страстная.       — Хочешь минет? — прошептала Циклаури, желая вознаградить мужчину за его подарки.       — Ты отдохни немного. Ты устала.       — Потом ты ляжешь на стол, — хитро улыбнулась девушка.       Полежав на столе, немного отдохнув, Цицино встала. Владимир лёг на столешницу, и Циклаури, поднявшись на стол, развела дрожащие от возбуждения ноги и села перед ним над его коленями. Наклонившись, девушка облизала головку и, ощутив на языке вкус его семени и своего секрета, провела губами по стволу. Коровин охнул от наслаждения и громко прошептал:       — Моя сексуальная богиня. Как ты прекрасна. Как вкусно твоё угощение, милая.       Гладя её жёсткие чёрные волосы, Владимир стонал и поддавался ласке, желая, чтобы этот вечер никогда не заканчивался. Цицино щекотала его головку языком, плыла по стволу губами, наслаждаясь моментами близости. Чувствуя вкус его тягучих капелек, Циклаури ускорила движения. Коровин гладил её голову и поддавался её ласкам, двигая тазом, отчего вскоре потерял контроль. Цицино ощутила дрожь его ног и вкус его семени.       — Какой ты вкусный, — улыбнулась Циклаури, глядя на блаженствующего любовника.       Дождавшись, когда Владимир немного придёт в себя после оргазма, Цицино взяла его член в руку и провела по нему по всей длине ствола. Когда пенис затвердел и разогрелся вновь, Циклаури села над ним и, введя его в себя, опустилась вниз, прижавшись к его чреслам.       Коровин ощутил приятное тепло. Цицино поднималась и опускалась, наслаждаясь каждой секундой близости. Наклонившись и прижавшись к нему, Циклаури нежно поцеловала Коровина, и он с блаженной улыбкой почувствовал на языке вкус своей спермы. Цицино плавно поднимала и опускала бёдра, сжимая влагалище, и стон невольно вырывался из её уст. Ощущая нежные движения на своём члене, Владимир застонал, невольно поддался им и крепко сжал согнутые колени девушки, не желая покидать её.       Вцепившись в его плечи кончиками пальцев, Циклаури потеряла контроль и ускорила движения; Коровин ощутил тряску и схватился за колени девушки, чтобы она не упала, прыгая в порыве страсти. Ощущая жар в своём члене, Владимир излился в неё и сжал её ноги сильнее. Цицино прижалась к нему, сдавила мышцами влагалища его ствол и, громко закричав, расслабилась.       Навалившись на него, Циклаури невольно обняла Коровина и задремала от лёгкой усталости. Молодые люди лежали на столе и не могли осознать, что произошло между ними. Немного придя в себя, Владимир погладил волосы Цицино и ощутил сладкую истому от четырёх оргазмов.       — Спасибо за подарок... — хриплым от стонов голосом прошептала Циклаури, гладя его грудь.       — Тебе тоже спасибо, — ответил Коровин.       Придя в себя, Цицино и Владимир быстро слезли со стола и оделись. Протерев тряпочкой стол, на котором остались следы их страсти, Коровин расставил на нём монитор, папки с документами и другие канцелярские принадлежности. Взяв подаренные начальником и любовником цветы, Циклаури отодвинула жалюзи и посмотрела в окно — солнце шло в сторону горизонта, освещая землю алым светом. Когда Владимир закончил расставлять вещи обратно на стол, Цицино сказала ему:       — Влад, уже вечер. Я хочу приехать домой. Мама обещала мне подарок на день рождения. Дядя, тётя, двоюродные братья, невестка и племянник ждут меня. Ты тоже приглашён на наш праздник.       — Хорошо. Только мне бывает как-то стыдно смотреть твоей маме в глаза. Я развращаю тебя, то есть её дочь, а потом прихожу к ней и смотрю ей в глаза.       — Приходи. Мы приглашаем.       Покинув офис и закрыв все двери, молодые люди сели в машину и отправились на улицу Вокзальную. Когда оранжевые «Жигули» остановились, Цицино и Владимир поднялись наверх и зашли в квартиру. Стоя на пороге, Тамина сказала:       — Добрый вечер. С днём рождения, доченька.       — Спасибо, мам, — улыбнулась Циклаури и обняла её.       Шенгелия взяла букет и, наполнив вазу водой, поставила розы на кухонный подоконник. Молодые люди зашли в большую комнату, где стоял накрытый стол, ломившийся от разных салатов и закусок. Именинницу ждали Джамал, Татьяна, Нико, Катя, Серго и маленький Тимур, которому было всего два года. Мальчик бегал по комнате и прыгал, не желая сидеть на месте.       — С днём рождения! — хором крикнули гости.       — Жаль, что здесь нет Гелы, — заявил Серго. — Надеюсь, что он вернётся домой.       — Не бойся, сынок, — утешил Джамал. — Всё будет хорошо. Надо молиться, чтобы Гела вернулся целым и невредимым.       Помахав им рукой, Цицино села за стол. Владимир устроился рядом с любовницей и рассматривал родственников девушки, которые удивлённо смотрели на незнакомого им мужчину. Поняв, что семья Шенгелия смущена присутствием незнакомца, Циклаури быстро сказала:       — Это мой молодой человек. Владимир. Мы с ним вместе работаем в одном отделе. Он мой начальник.       — Очень приятно, — заявил Джамал.       — Владимир, это мой дядя Джамал, моя тётя Таня, мои двоюродные братья Нико и Серго, моя невестка Катя, мой племянник Тимур.       — Приятно познакомиться, — улыбнулся Коровин.       — Угощайтесь, — вставила Тамина, садясь за стол.       — Мы ещё тортик шоколадный принесли, — вставила Татьяна. — Я сама испекла.       — Мы не начинали есть, пока вы не придёте, — вставила Катя.       — Спасибо, Владимир, что пришёл, — добавила Тамина. — Мы рады тебя видеть.       Именинница и гости на её празднике наелись салатов, закусок, хинкали, хачапури и попили чай с тортом. Отпраздновав день рождения, семья Шенгелия отправилась домой. Владимир тоже уехал к себе на съёмную квартиру. Цицино посмотрела на подаренный гостями набор косметики и отнесла его в комнату. Наринэ подбежала к средней сестре и протянула ей открытку со словами:       — Это тебе.       Циклаури посмотрела на самодельную открытку с аппликацией роз, сделанной из цветной бумаги, и с улыбкой сказала:       — Спасибо тебе, сестрёнка. Очень красиво.       — Сама сделала, — с хитрой улыбкой ответила Наринэ.       Поцеловав девочку в лоб, Цицино поставила открытку на стол. Тамина посмотрела на дочь и с улыбкой сказала:       — Завтра тебя ждёт подарок. Сегодня уже поздно, а завтра я подарю тебе кое-что.       Циклаури с нетерпением всю ночь ждала подарок от мамы, и этот день наступил. Когда Цицино позавтракала, Шенгелия с улыбкой сказала:       — Собирайся, пойдём со мной. У меня для тебя подарок.       — А как же Мила? Наринэ пошла гулять, а Роня куда-то пропала. Её ещё с позавчерашнего дня нет.       — Мы с Милой заодно прогуляемся. Одевай Милу и клади её в коляску. Вместе пройдёмся.       Цицино сменила подгузник, одела малышку в розовые ползунки и чепчик и, переодевшись в синий топ и мини-юбку из денима, вышла из комнаты, где ещё валялась на кровати Наринэ. Тамина открыла дверь, и Цицино выкатила коляску.       Мать и дочь с племянницей шли по улице Вокзальной в сторону дома, где проживал Гела. Держа перед собой коляску, Цицино прогуливалась по улице, наслаждаясь последними днями лета. Девушка смотрела на спящую Милу, и, гладя её щёку, проворковала:       — Спи-спи, малышка. Спи.       Вскоре Тамина и Цицино пришли к пятиэтажному серому кирпичному дому. Зайдя во второй подъезд, женщина поднялась на второй этаж и открыла дверь. Когда квартира открылась, мать и дочь зашли. Цицино осмотрела квартиру, которая по планировке напоминала квартиру Гелы в зеркальном отражении — раздельно находящиеся большие комнаты и кухня, длинный коридор. Обстановка была немного бедной, но уютной.       — Это твоя квартира, — сообщила ей мать.       — Спасибо, мама! — воскликнула Цицино и обняла мать. — Как хорошо, что буду жить рядом с Гелой. И вы поблизости.       — Да, доченька. Я ещё давно квартиру тебе и Геле купила. Ждала, пока ты не повзрослеешь и не встретишь мужчину, чтобы у вас было отдельное жильё.       — А у Наринэ есть квартира?       — Я не смогла купить ей жильё. Денег не хватило. Но ничего — у нас три комнаты. Скоро ты переедешь и заживёшь у себя дома.       — А как же Мила? Ронька где-то шастает, а ребёнок остаётся один.       — Когда ты переедешь, может, она задумается над своим поведением и сделает выводы.       Посмотрев на новую квартиру, Тамина и Цицино с Милой отправились домой. Малышка заплакала, и девушка, остановившись, взяла её на руки и покачала. Почувствовав тепло, девочка успокоилась.       — Тихо-тихо. Скоро мы придём домой, — проворковала Цицино и уложила её в коляску; попискивая, малышка задремала.       Тамина и её дочь с внучкой вернулись домой и, когда зашли на кухню, увидели Роню, сидевшую за столом. Посмотрев на хозяек дома, Мичурина с невинным выражением лица поздоровалась:       — Добрый день. Как день рождения отметили?       — Хорошо, — отрезала Цицино. — Спасибо, что порадовала нас своим отсутствием. Хороший подарок ты мне сделала.       Помыв Милу и поменяв подгузник, девушка уложила её на кроватку и отправилась в комнату, где собирала все свои вещи.       — Ты куда? — задала вопрос Наринэ, ждавшая своих подружек.       — Я переезжаю. У меня теперь новая квартира. Мама подарила на день рождения.       — Здорово. Надеюсь, у меня будет такая?       — Прости, но нет. Мама не смогла купить тебе квартиру. Как ты знаешь, по нашим традициям младшенький остаётся у мамы, — усмехнулась Цицино.       — Да ладно. Мне ещё рановато думать об отдельном жилье.       — Зато теперь вся комната в твоём распоряжении.       Когда чемодан с одеждой был собран, Цицино поцеловала сестру в макушку на прощание, вышла в коридор и крикнула:       — Мам, я ухожу. Буду навещать вас.       — Пока, доченька.       Девушка взяла ключи от новой квартиры, обняла мать на прощание и, взяв чемодан с вещами, отправилась в свою новую квартиру. Когда за дочерью закрылась дверь, Тамина злобно посмотрела на Роню и отчитала её:       — Нам всё равно, где и с кем ты пропадала. Нам всё равно, что тебе плевать на нас и на то, что у твоей потенциальной золовки день рождения. А о ребёнке ты подумала? Цицино переезжает, а ты подумала о том, кто будет присматривать за Милой? Я работаю. Цицино работает и переезжает в другой дом. Наринэ бегает с подружками. А у тебя свободного времени вагон и маленькая тележка. Что будешь делать с Милой? Сдашь её в детдом, как тебя твоя мать туда сдала?       — Хорошо. Буду присматривать за Милой. Если Гела не вернётся, то вы оформите над ней опеку, а я откажусь от своих прав. Если вернётся, то пусть удочерит Милу, а я откажусь от родительских прав. Мне она не нужна. Мне ничего от вас не надо. Я всего лишь хотела выйти замуж. Думала, что Гелка потом на мне женится.       — Вот видишь, — заявила женщина. — Ты не сможешь подчинить себе другого человека. Даже ребёнок не привяжет к тебе мужчину.       Тяжело вздохнув, Мичурина отправилась в свою комнату, взяла Милу на руки и, качая её, злобно прошептала:       — Скорее бы твой папаша приехал и забрал бы тебя.       Неся чемодан, Цицино поняла, что не дотащит его до дома, если пойдёт пешком, и села в трамвай. Добравшись до нужной остановки, Циклаури вышла и отправилась в свою новую квартиру. Развесив по вешалкам и разложив по полкам вещи, Цицино зашла на кухню, где закипятила воду и заварила себе чай, который заранее купила ей мама. Слушая стук колёс проходившего мимо товарного поезда, Циклаури смотрела в окно и размышляла:       «Что изменится, когда Владимир узнает, что у меня теперь есть своё жильё? Захочет ли он переехать ко мне из съёмной квартиры? Мы с ним просто занимаемся сексом. Зачем нам жить на постоянной основе, если мы рано или поздно разойдёмся?»       Поразмыслив над произошедшим, Цицино позвонила в съёмную квартиру Коровина. Когда прозвучало несколько гудков, Циклаури услышала:       — Алло.       — Привет, Влад. Ты сейчас дома?       — Я только встал и теперь думаю — не позвонить ли мне тебе? Я соскучился.       — У меня есть для тебя сюрприз. Приезжай к дому сто тринадцать на улице Вокзальной. Я тебя там жду.       — Хорошо. Жди. Только где он находится?       — Как заедешь под мост со стороны проспекта Циолковского, поворачиваешь не направо, а налево. Там два пятиэтажных кирпичных дома. Который стоит у железной дороги — тот, где я живу. Я буду стоять возле подъезда и ждать тебя.       Положив трубку, Цицино вышла из дома и стояла у подъезда. Через час во дворе показались знакомые оранжевые «Жигули». Когда машина остановилась, Владимир вышел из неё и, подойдя к Цицино, задал ей вопрос:       — Что за сюрприз?       — Пошли.       Циклаури взяла его за руку и привела к себе домой. Зайдя в квартиру, Коровин удивился такому «сюрпризу».       — Что это? — задал вопрос Владимир, рассматривая неровные стены, оклеенные старыми цветастыми обоями.       — Это моя новая квартира. Мама подарила. Теперь я живу здесь. Тебе надоело жить в съёмной квартире? Переезжай ко мне, только коммуналку мы будем платить пополам.       — Да я сам её оплачу. Лучше оплачивать её, чем ждать, пока меня выгонят. Мне нужно с хозяйкой договориться, заплатить за этот месяц и собрать вещи. Признаться, это было неожиданно. Я всё улажу и приеду к тебе.       Владимир вышел из дома и отправился на съёмную квартиру. Глядя в окно на уезжающие оранжевые «Жигули», Цицино ощущала какое-то странное чувство, словно попрощалась с самым близким человеком.       Расплатившись за съём жилья с хозяйкой, собрав все вещи, Коровин быстро переехал в квартиру Циклаури. Их новая совместная жизнь постепенно наладилась. Молодые люди как обычно вместе приезжали на работу и вместе возвращались домой. Шенгелия работала репетитором у таджикских детей. Все оставшиеся летние каникулы Наринэ гуляла с подружками. Поняв, что помощь с Милой сильно ограничена, Роня одна присматривала за дочерью, дожидаясь возвращения Гелы. Так и закончилось лето, и наступил сентябрь, принося с собой долгие ещё тёплые дни начала осени.       Весь август Тамина, Цицино и Наринэ беспокоились за Гелу и мучились от неизвестности, не зная, что с ним происходило в том далёком Дагестане. Роня искала «запасной аэродром», пока её несостоявшийся жених воевал с чеченскими боевиками.       Девятое сентября Роня ранним утром проснулась и, прокипятив коровье молоко, напоила им Милу. Уложив её, Мичурина держала бортики колыбельки и смотрела на девочку. Неожиданно послышался настойчивый звонок в дверь. Подбежав к ней, Роня быстро открыла и обомлела от неожиданности.       — Наконец-то, я теперь дома, — сказал стоящий перед ней солдат.