Дядюшка Дункан и "Утонувшая (в разврате) фляга"

Почему-то вспоминаются волшебные картинки из детства. Яркие листочки бумаги, которые нужно держать в вытянутой руке, дышать тихо-тихо и рассматривать, пока пестрые пятна не сольются в яблоко или птицу, или дерево. По крайней мере, так говорила, восторженно ахая, Эми. Сама Тамирис так и сидела, сверля взглядом бумагу, пока на глазах не выступали слезы – больше от обиды, чем от усталости. Даже Дэйгун пытался ей помочь. "Ты смотришь неправильно. Не напрягай глаза, не поедай ими бумагу, будто пытаешься вырвать из нее признание. Смотри сквозь. Смотри внутрь. Дождись, пока незримое само покажется тебе". Наверное, так чувствует себя человек, лишенный даже капли волшебного дара, когда рядом с ним творят магию. Маленькое, самое пустячное колдовство – но все-таки хоть чуточку да преображающее мир. Отец и Эми, наверное, родились с умением видеть вглубь. А ей, Тамирис, проще сразу посмотреть на яблоко или птицу, или дерево, чем ломать глаза над пестрыми кляксами. Это просто листок дешевой раскрашенной бумаги. На самом деле нет в нем ничего ценного или волшебного. Обидно утешаться этим, когда ты ребенок. Но гораздо хуже вырасти и все-таки обрести это умение. Потому что теперь перед ней не ворох пестрых картинок, а Дункан Фарлонг. Ее дядя Дункан. Великая Мистра, да она вполне способна поглядеть на него глазами прежней Тамирис, настоящей Тамирис! Которая замечает морщинки возле припухших глаз, мокрые от эля губы, мимоходом отертые рукавом, неумолимо намечающееся под передником брюшко. Дункан слишком много пьет и слишком громко разговаривает, всегда готов зацепиться языками с клиентом, фамильярно похлопать его по плечу и получить в ответ такое же фамильярное "дядюшка". Конечно, он не злой, щедрая душа, всегда готов похлопотать для тех, кто ему по душе, подсунуть кусочек повкуснее, поболтать между готовкой и разнесенными заказами, приобнять, мимоходом прижавшись щекой к волосам, – "Тами, дружочек, что с тобой случилось?" ...И она вдруг начинает видеть то, что не должна. Улыбку, преображающую лицо, будто стирая с нее следы возраста и похмелья. По-прежнему яркие карие глаза, в которых будто горит по теплому огонечку. Удивительно красивые руки – большие и изящные одновременно, с длинными пальцами, которых не портят даже срезанные под мясо ногти. Грацию в самых простых вещах: как он чистит овощи, месит тесто, разносит подносы с кружками – ни единого лишнего движения, никакой неловкости. Даже "Утонувшая фляга" выглядит совершенно другой, ведь она тонет не только в выпивке, но и в цветах. Растения здесь повсюду: в ящиках, в вазах, в горшках, во дворе, в зале, в комнатах... Дункан изредка гладит их шелковистые головки с такой же осторожностью, как прижимает к себе Тамирис, и так же улыбается – с нежностью и неприкрытой гордостью: ну надо же, какая тут красота!.. Как будто все, что делает его просто дядюшкой Дунканом, горластым трактирщиком в засаленной рубахе, который треплет уличных девиц за щечки и борется на руках с матросами под хохот толпы, только пестрые пятна, и они могут сложиться во что-то еще. В кого-то еще. Именно для нее. И от этой мысли все чаще хочется плакать. Маленькое волшебство, преображающее мир, бывает очень злым.