Керубим был учеником при храме, Инди провёл детство в родовом поместье. А ты? Где, как и кем воспитывалась ты?
Мой родной город — Аструб. Но по-настоящему таким он стал лишь после того, как те, кого я считала любимыми родителями, меня предали.***
— Не вертись и улыбайся — сегодня ты должна быть самой очаровательной! Я изо всех сил растянула губы, под придирчивый взгляд матери. Ей не состояло труда быть яркой звездой на любом мероприятии, она само совершенство. Того же ждали и от меня. — Мам, — часть декора на моей пышной юбке теребился в ладошках, — а можно потом на салют? Все-таки этот праздник в честь моего дня рождения. — Посмотрим, — отстраненно ответила матушка, уже поправляя около зеркала свою высокую прическу, — ты же знаешь — у меня мало времени на всякие глупости. А я невольно залюбовалась мимолетными, но такими уверенными движениями рук. Мне уже десять лет, но все вокруг говорят, что я далека от идеала, с которым постоянно сравнивают. — Все пройдет безупречно, — «идеал» наслаждался триумфом предстоящего празднества, — гости буду восхищены! Взглянув на понурившуюся меня, матушка милостиво улыбнулась: — Ну, хорошо, думаю на минутку можно выйти на балкон. — Правда?! — я возликовала в душе, — ты, я и папа? Вот здорово! *** Чтобы достичь исполнения заветного желания, я стойко терпела весь распорядок торжества. Уже в полдень начали прибывать гости, приходилось стоять в дверях, очаровательно улыбаясь и приветствуя каждого из них. На двести пятьдесят шестом я сбилась. После закуски — выступление матушки, чей голос и завораживающая красота затмевала всех. В том числе и именинницу. Но я не была в обиде, ведь сегодня среди гостей находился мой отец, а после всего мы будем стоять втроем, как раньше, на балконе и наслаждаться яркими сверкающими вспышками в темнеющем небе. Я ждала этого с тех пор, как год назад родители разошлись, а их единственная дочь стала никому ненужной. После следовала церемония вручения подарков, скучная из-за фальшивых, однообразных как под копирку, пожеланий. Челюсти сводило от желания заскрипеть зубами, но я обещала, что буду «идеальной». Куколкой, которой далеко до совершенства, но все что нужно — улыбаться и быть милой, не позоря главной звезды вечера. Праздничный ужин. Наконец-то можно расслабиться, а то клыки заныли, и я с большим удовольствием вонзила их в сочный стейк из гоббола. Сидела напротив отца, любуясь его статностью и мужественностью. Он и матушка когда-то были самой лучшей парой угинаков. Но сейчас они мало времени проводят как настоящая семья. Матушка, ведущая актриса в театре Аструба, и к тому же управляет им, отдавая себя всю. Отец распоряжается судьбами людей, верша правосудие, будучи судьей в Бонта, заезжая в гости слишком редко. Отдалились настолько, что уже не обращали внимания друг на друга. А мне с таким трудом удалось уговорить их на мой день рождения побыть втроем, хоть на пять минуточек! На мгновение почувствовать то тепло, которое было когда-то. Но ставшее такими же недосягаемым, как холодные сердца родителей, до которых не достучаться.***
Гости наслаждаются оркестровой музыкой, а я жду у раскрытого балкона, вслушиваясь в приятные мелодии, доносящиеся с нижнего зала. Солнце уже село, но родители все никак не шли… — И куда прикажешь ее девать? Презрительные нотки искажали обычно надменно-спокойный голос матери. Я затихла за дверью бывшей родительской спальни. Здесь переливы мелодий раздавались глуше, и голоса в закрытой комнате были отчетливо слышны. — У меня уже есть планы, — бас отца, более спокойный, хотя и раздраженный. — А у меня большой концерт, который пришлось сдвинуть из-за нее. И я уже опаздываю! — Тогда к чему вся эта показушность? — Что обо мне подумали бы подруги, если я не устроила бы эту вечеринку?! — А я тут при чем? Ты это заварила — ты разбирайся. Меня ждут! Хлопнула дверь. Торопливые шаги по лестнице. Через минутку, еще одни, цокающие высокими каблуками. Вовремя спрятавшись под столиком и не замеченная взрослыми, я сидела, обняв колени. Далекая музыка пропала. Вокруг стало темно и уныло. За окном вспыхнуло. Салют! Я выползла из укрытия и только через мгновение, когда лица коснулась вечерняя прохлада, осознала, что бреду по незнакомой улице. Но мне было все равно. Не было ни цели, ни желания размышлять над ней. Я шла, задрав голову к небу, озаряемому на краткие мгновения искристой россыпью разноцветных огней. — Мамочка, смотли! Маленькая курносая малышка, подпрыгивала от волнения на могучих плечах рослого угинака. Рядом улыбаясь не только губами, но и самыми добрыми глазами, стояла любимая мамочка. И вот эта счастливая идиллия рассыпалась на тысячи мелких осколков. Угасла с последней вспышкой салюта. Я опустила голову, ощущая как сердце превращается в тяжелый камень. Все. Мой мир пал окончательно. — Уа-а-а-а-а-а-а-а! Чей-то жалобный плач разбил булыжник, проникнув в самую сердцевину и затронув угасающий огонек. Я остановилась, вслушиваясь в искренний, ничем не скрываемый позыв души. Кто-то в этом мире рыдал, как будто проливая слезы за меня. Настолько горько, что сердце екнуло от сочувствия, которого я, казалось, давно лишилась. Кому может быть настолько же плохо как и мне? Ответ вскоре появился сам по себе. За углом, во дворике, обнаружила обладательницу горьких слез, нисколько не стесняющуюся показать свою слабость. — Ну-ну, тише, — над малышкой-осамодас четырех-пяти лет стояла девочка почти моего возраста и той же расы, — придется сказать твоему папе… — Противные мальчишки… — бормотала что-то утешительно другая девочка-угинак. — Что случилось? — я подошла ближе. Малышка, размазывала по лицу слезы, икала и судорожно всхлипывала. — Банда мальчишек с окраины города утащил ее питомца, — насупилась одна из взрослых девочек. — Ма-ма-масика!.. — заикаясь сквозь рыдания, выговорила осамодас. — Белый Тедди ее папы, — встряла другая девочка, — недавно привез из странствий. Карри вытащила его из клетки без разрешения выгулять, а тут мальчишки! — Они… выхватили… его и… утащи-и-ли-и-и! — перебила рыдающая навзрыд осамодас, — ему же страшно, он совсем малыш! Вот это да… Я и думать не смела — брать без спроса. А девочка больше беспокоится о питомце, чем о гневе отца. Ей может серьезно достаться, а значит нельзя допустить, чтобы родитель рассердился! — Где они? — вырвалось у меня прежде, чем я успела все обдумать. Ну и ладно, все равно сейчас не до правильных решений. Девочки постарше дружно вытянули руки, указывая за окраину города. А осамодас, шмыгнув красным носом, большими распахнутыми глазенками смотрела на меня. И так этот взгляд, полный надежды так взбодрил, что последние крохи сомнений, а также здравого смысла, улетучились.***
Среди развалин башни за городом их находилось пятеро. — Эй, милашка, забыла чего? Нахальный зубастый угинак, подобный горе мышц, вызывающе смотрел прямо на меня. Кулак, размером с мою голову держал поводок, на другом конце которого сжался в белый комочек большеголовый пушистый звереныш с округлыми ушками. Я, смело обойдя других мальчуганов помельче, сразу двинулась к главарю. Сброд беспризорников, какой-то, а не уличные разбойники: у кого глаз подбит, у кого зубов не хватает молочных. И все гадко ухмыляются. Хотя чего ждать от тех, кто обижает маленьких и беззащитных?! — И как не стыдно, такому громиле, маленьких обижать? — уперев кулаки в бока, я гордо выпрямилась и прищурилась, смотря прямо в наглые глазки угинака-главаря, — будь добр, верни девочке питомца! Тот, нисколько не преисполнившись моего укоризненного тона, рассмеялся. — А ты красивая, — парень хитро на меня посмотрел, — поцелуешь, и я подумаю. Услышать комплимент, пусть и наглый и от далекого неблагонравного существа, было неожиданно приятно. Мало кто из моего окружения искренне называл меня красивой, имея для сравнения такую женщину, как моя мама. Но я не настолько пала! — Вот еще! — фыркнула я, — обойдешься! — Ну, тогда и питомец мой, — нисколько не расстроившись, громила дернул поводок. Белый Тедди жалобно заскулил. — Масик! — из-за укрытия вылезла Карри и подбежала, но спряталась за меня, увидев, как дернулись и повскакивали другие мальчишки. Снова глаза на мокром месте… Девочки, пришедшие сюда с нами, остались в укрытии — трусишки. А вот я не боюсь! «Не смей показывать хоть каплю страха!" — всплыли слова отца. А крутясь в обществе мамы и дочерей ее подруг, которых не обделяли родительским вниманием, так или иначе приходилось скрывать истинные чувства глубоко внутри. «Будь милой и очаровательной, — вдалбливала мать в голову, — будь выше низких эмоций». Предатели! У меня сегодня день рождения, а они думают только о себе! — Раз так, — я нахмурилась, а внутри уже полыхало, — Карри, давай команду! — Чего? — не понял главарь. — А? — рассмеялись остальные в банде. А малышка осамодас, под моим суровым взглядом даже присела, позабыв страх перед разбойниками. — М-масик, ату! — пискнула она. Мальчишки подавились смехом, а главарь заверещал, как девчонка, на которую упал арахнид — Белый Тедди, получив команду, набросился на обидчика. За одно мгновение маленький, плюшевый зверек превратился в вихрь из клыков и когтей. Откуда же знать уличным неучам, что они утащили редкого боевого питомца, верного лишь одному хозяину — отцу Карри. И ей, как его дочери, соответственно. Смеялась теперь я, а после и малышка осамодас, когда испуганная банда в страхе бежала, а питомец, довольный выполненным делом, прыгнул в объятия хозяйки. Теперь уже полные счастья глаза смотрели на меня, и столько благодарности в них было, что я сама невольно всхлипнула. Вот так, почти потеряв надежду вернуть тепло родительской любви, я нашла искренних друзей. С тех пор город Аструб и детвора, играющая в его закоулках, стали мне настоящей семьей.