Чашка кофе

Лизтомания — это такое явление, при котором человек не может прожить без музыки и нескольких часов. Является ли она болезнью? Возможно. Учёные до сих пор спорят об этом, а некоторые даже разрабатывают методики и практики исцеления. Но если это болезнь, то почему лечиться от неё совсем не хочется? Может, потому что музыка может спасти уйму судеб от стресса, от тоски, от переживаний, помогает выветрить душу через открытые окна и наполнить ее сосуд новым, чистым воздухом без неприятных отходов прошлого, а для многих простая игра на инструменте стала хобби или вовсе смыслом существования. Многие люди мечтают о том, чтобы найти свое место в жизни, свое призвание, такой уголок сердца, в который они могли бы запереться, словно в каменной башне, и остаться наедине с самим собой, в безопасности. Если бы в безопасности… Для Диего Эрнандеса его призвание давно стало скорее проклятьем, тонущим в бездонном океане кораблём без шанса на спасение, дворцом богатого короля без слуг и королевы, местом, которое он был бы и рад разделить с кем-то другим, вернее, кое с кем конкретным, но не мог при всем желании. Два года прошло с окончания студии, и пока все друзья строили карьеру, продвигали группу на звездный небосклон, писали хиты, которые звучали на большинстве местных радиостанций и музыкальных площадок, и карабкались по горе славы все выше и выше, Диего заперся в прострации своей собственной души, «плывя по течению» и помогая Григорио в  «Артребель», который по праву заслужил свое место в качестве одного из самых перспективных музыкальных заведений для молодых артистов. Со стороны жизнь Диего казалась полной и радостной. Привыкнув к постоянному притворству, он не смог избавиться от него и по сей день, но сейчас оно скорее работало во вред самому парню, нежели кому-то ещё. Он пел, веселился, ходил с друзьями по барам и кафе, порой напивался до беспамятства и работал в свое удовольствие, но лишь он сам понимал, что живет маской на лице в попытках хоть как-то забыться. Сердце парня давно уже не билось в унисон с музыкой, которую он исполняет. Он написал десятки вполне неплохих треков, пропитанных горечью, болью, разочарованием и страданием от предательства любимой девушки. Франческа Кавилья… Не позволив Диего поехать за собой в Италию, она оборвала с ним все связи, обрезала все контакты и, кажется, даже не думала их возобновлять. То ли боялась, то ли просто не хотела. Черт его знает! На вопрос, почему они больше не вместе, парень отвечал сдержанное «так было нужно» и переводил тему. Особенно сильно допытывался Андреас, но вскоре даже он сдался и прекратил вгонять друга в раздражение. Конечно же, Виолетта и Камилла общались с давней подругой и задавали ей все те же вопросы, но Франческа отвечала очень сдержанно, не желая освещать тему расставания. Она все больше уходила в мысли о музыкальной карьере и занималась исключительно ей, а что еще было у нее на уме, один бог знает. Не прошло и дня, чтобы Эрнандес не вспомнил о своей итальянской сирене с голосом, достойным слуха богов. Сейчас, как и каждый вечер, парень взял в руки гитару и начал играть одну из своих давних песен, которые написал для Франчески, но так и не смог ей их показать. Звучание струн сливалось в одну красивую мелодию, трагично разносящую скорбь и сожаление, а сердце вновь завыло от тоски. «Ненавижу тебя… — говорила девушка, размазывая влажные слезы по щекам. — Ненавижу за то, что ты мне так сильно нравишься». Далее ласковые объятья на скамейке, в полной тишине, недалеко от плещущихся в озере лодок и лебедей, а далее короткий, но такой сладкий первый поцелуй. Ее нежные губы идеальной формы сливаются с его, и тогда эйфория уносит в небеса, куда-то далеко-далеко, в пространство, далекое от земли и даже космоса, за пределы человеческого понимания. Диего бы отдал бы все, лишь бы почувствовать это блаженство снова. Не выдержав ностальгии и напряжения, Эрнандес быстро сложил гитару в чехол и направился в уже скорее на инстинктах, нежели по велению здравого смысла, в один маленький итальянский ресторанчик неподалеку от студии. «De Rosa Trattoria» был не просто местом, а заведением с отличной кухней, новинками итальянский исполнителей днем и великолепной живой музыкой по вечерам. Удивительно, но на этот ресторан Диего наткнулся сразу после того, как проводил Франческу в аэропорт и, рассчитывая, через сколько он сможет приехать к ней в Италию, зашел сюда. Несмотря на попытки забыть свою теперь уже бывшую девушку, Эрнандес подсознательно надеялся услышать ее голос по радио и увидеть, как посетители «De Rosa Trattoria» восхищаются и буквально захлебываются ее высоким тенором и умением пробирать пением до мурашек. Когда Диего перешел через порог и сел на свое постоянное место, услышав самый настоящий джаз, льющийся из инструментов оркестра, к нему подошла официантка, заприметившая его уже очень давно и пытавшаяся хоть как-то ему понравиться, спросив, что он будет есть на ужин, хотя знала ответ. Как всегда одно и то же — чашка кофе и круассаны, которые так любит Франческа. Франческа… Все в Буэнос-Айресе дышало ей: студия, где они вместе учились, пели и танцевали, «Артребель», где они вместе красили стены и говорили по душам, сквер, где встречались тайно ото всех, особенно от Виолетты, улицы, где он учил кататься ее на велосипеде, каждое дерево, каждый камень, все, абсолютно все здесь напоминало о ней! Диего даже хотел было переехать обратно к матери, в Мадрид, но тут же вспоминал о том, что там площадь, музей, отель, музыкальная площадка, театр, где они были еще не вместе, но по крайней мере рядом, на виду друг от друга, когда он еще мог слышать ее смех, ее ворчание и даже ее ругань и подозрения. — Скучаешь? — неожиданно раздалось сзади, до икоты напугав Диего. Он от страха дернулся на месте и подавился слюной, что вызвало адский кашель. Кто-то более сильный пару раз ударил его по спине, и приступ более-менее прошел. — Прости, не хотели пугать! — смеющийся и улыбающийся во все тридцать два зуба Леон присел напротив Диего и сквозь стол похлопал его по плечу. — Чего один здесь, без девушки? — Лучше скажите, как вы здесь оказались, — проигнорировал вопрос Эрнандес и забрал кофе из рук незаметно подмигнувшей ему официантки, которая всегда наперебой воевала за своего любимого клиента. — Мы пришли к тебе в «Артребель», хотели поболтать, но Григорио нас выгнал и сказал, что ты скорее всего здесь, — ответила Виолетта, начав листать меню и указывая на понравившиеся блюда своему парню. Эта парочка настолько сладко смотрелась, что Эрнандеса неприятно кольнула ревность за чужое счастье. — И не ошибся. — Классное место, ты давно сюда ходишь? — спросил Леон, у которого глаза разбегались, пока он рассматривал страницу с разными видами пиццы. — Довольно-таки, место приятное, и ностальгия зашкаливает, — туманно ответил Диего, и Виолетта тут же поняла, в чем дело. — Почему бы тебе просто не позвонить Фран? — Пробовал. Она мой номер заблокировала. — А с чьего-нибудь еще? — Тут же бросает трубку, услышав мой голос, а потом обижается на человека, который дал мне позвонить, — с тяжким вздохом раздражения ответил Эрнандес. — А написать в чате? — предположил Леон. — Я, думаешь, настолько идиот, что не догадался бы? — парень развел руками и с долей агрессии попробовал отпить кофе, из-за чего обжег язык и половину напитка пролил на себя. — А приехать к ней не хочешь? Могу адрес дать, — Вилу подскочила с места, набрав целую гору салфеток и подав ее другу. — Этого ты уж точно не пробовал. — Уверен, что она меня прогонит, — ухмыльнулся Диего, будучи полностью уверенным, что это будет именно так. — Ага, когда ты к Виолетте ходил, тебе это не мешало. Что же сейчас изменилось, мачо? Неужели остановишься? — посмеялся Леон, за что его недружелюбным взглядом одарило две пары глаз. — Кто старое помянет — тому глаз вон! — возмутилась девушка. — А кто забудет, тому два! — переспорил Варгас, получив от Вилу по голове мокрыми салфетками. Потом парень успокоился и обратился уже к другу: — Я думаю, что попробовать всегда стоит. Тебя же ничего никогда не останавливало, так почему нежелание Фран общаться, а я уверен, что этому его объективная причина, тебя тормозит? Эрнандес уже хотел было ответить грубо и резко, как живой оркестр ненадолго затих и включилось радио. Будто бы знаком свыше, радиоведущий воскликнул какие-то восхвалительные слова, а за ними последовало имя — «Франческа Кавилья»… Ее голос в лирической песне о любви и разлуке разнесся по всему ресторану, и на Диего будто бы снизошло озарение. А что, если это о нем?.. В радостном напряжении парень вскочил со стула, не удосужившись даже притронуться к круассанам, и наспех обнял Виолетту, поцеловав ее в щеку, а затем пожал руку Леону и хотел было выбежать из ресторана, но его остановили друзья. — Ты куда это направился? — Спасибо вам, спасибо! — Диего еще раз обнял сладкую парочку и побежал наружу. — Я еду в Италию! — Любовь в голову ударила, — закатила глаза девушка и, искренне улыбнувшись тому, что эта парочка наконец-то воссоединится, и по обычаю закусив губу, беззаботно принялась и дальше изучать меню. — А может стоит ему сказать, что Фран?.. Ну ты сама знаешь, что там у нее. — Нет, не нужно, эдак он может и передумать. Помоги лучше с салатами, — девушка развернула Леона к себе и пальцем указала на понравившееся ей блюдо.

*****

Ворвавшись домой, будто вихрь, Диего вывернул до основания все свои шкафы и ящики, не заботясь о чистоплотности, и начал сваливать их в сумку. Так, пара футболок, штаны, зубная щетка, шампунь… Что еще там нужно? Услышав возню в комнате сына, Григорио с помощью мячика поставил музыку на паузу и кинулся к Диего, который в возбуждении и предвкушении доставал из коробки все лично накопленные сбережения. — Ты чего делаешь? Зачем все эти вещи? — учитель танцев недовольно развел руками. — Я в Италию, папа, — набегу бросил парень и направился в другую комнату, чтобы найти наушники и подушку для сна в самолете. — В к-какую еще Ит-талию? С ума сошел? У нас завтра прием экзаменов! — Григорио запрыгал на месте, все еще держа мячик в руке. — Нельзя, что ли, заранее хоть было предупредить? — Я решил это двадцать минут назад. Папа, не надо меня останавливать. — Двадцать минут назад?! Да что же такое?! Это фафатрофа! — Папа, катастрофа! — Диего наспех застегнул сумку, едва не сломав на ней замок, и, обняв отца на прощание, выскользнул за дверь. — Диего! Диего, ты куда?! В-вернись! Да что же такое? — Григорио сел на стул и тяжело вздохнул. Он поднял мячик перед собой и уже обращался к нему: — Никак не могу понять я этих подростков, хоть убей. Питуки, мы теперь с тобой снова одни.